Одноглазый Принц

В зале было необычайно шумно.

Эймира сидела на почетном месте слева от Эйгона, а Эймонд - слева от нее. Для всех остальных это было, вероятно, самое желанное место во всех Семи Королевствах, для нее это было похоже на ловушку.

Эйгон уже был неприлично пьян, его вино много раз проливалось на тарелку с едой, пока Десница не протянулся и не отодвинул его кубок подальше.

Эймира сидела так же напряженно, как и ее новый муж. Ни один из них не притронулся к своим тарелкам с едой.

— Пойдем сейчас. Ты знаешь, как трудно было достать мяса для этого блюда за такой короткий срок?-Эйгон дико ухмыльнулся, указывая на их тарелки. -С этим ублюдком Корлисом, запечатавшим Пищевод, нам повезло, что вообще что-то попало.

Эймира повернулась к нему лицом.
— Запечатывание Пищевода?

Эйгон сделал неприличный жест в ее сторону и снова отхлебнул вина, на этот раз пролив его на тунику.

Эймира с отвращением поджала губы, но зафиксировала информацию в памяти. Флот Велариона собрался и блокировал судоходные пути в Королевскую гавань. Это был очень хороший знак. И если ее отец действительно захватил Харренхолл...

Ее глаза нервно метнулись к ее новому мужу, сидящему слева от нее. Руки Эймонда лежали на столе перед ним, но его поза была напряженной. Если бы она могла убить его сегодня ночью и незаметно выскользнуть из замка, воспользовавшись проходами для слуг, все, что ей нужно было бы сделать, это отплыть от гавани достаточно далеко, чтобы она могла позвать Сереброкрылого.

Она вертела в руке сервировочный нож.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, она снова повернулась к мужу и увидела, что он наблюдает за ней. Нервно сглотнув, она взяла вилку так же, как если бы теребила нож, размышляя о еде.

Было действительно обидно, что у нее не было аппетита. Пир был безукоризненным.

Гостей можно было простить за то, что они забыли, что началась война, когда менестрели заиграли веселую мелодию, под которую танцевали многие красивые пары. Но Эймира распознала тяжелое облако горя, которое окутало даже это предположительно счастливое событие.

Хелейна заметно отсутствовала на пиру. Очевидно, она плохо справлялась со смертью своего сына. Эймира не могла винить ее, она только хотела, чтобы можно было что-то сделать, чтобы помочь. Отто шептал на ухо Эйгону почти непрерывно, и Алисента пыталась слушать так тонко, что это было совершенно очевидно для всех, кто наблюдал за ней.

На протяжении всего этого Эймонд и Эймира избегали смотреть друг на друга, единственными словами, которые они произнесли в тот день, были их брачные клятвы.

Еда застряла у нее в горле при мысли о том, что может ожидать ее в ближайшие часы, она глотнула вина и слегка поперхнулась.

Хотя, возможно, большинство невест предпочли бы напиться в предвкушении своей первой брачной ночи, Эймира знала, что ей нужно быть трезвой, когда придет время. Сам Эймонд едва ли сделал больше нескольких глотков и еще не притронулся к еде.

Была ли ему настолько отвратительна мысль о женитьбе на ней, что у него от этого скрутило живот, как и у нее?

Напугав ее, Эйгон внезапно встал из-за стола, его стул так громко заскрежетал по полу, что музыканты перестали играть.

Когда скрипки смолкли, танцующие пары и толпящиеся гости выжидающе повернулись к своему королю-самозванцу.

— Мои почетные гости. Я поднимаю тост за жениха и невесту – Эймонда и Эймиру Таргариен!

По толпе прокатился оглушительный рев, и Эймира замерла еще больше. Она клялась, что Эймонд едва дышал рядом с ней. Они оба знали, что должно было произойти дальше.

Эйгон осушил свой кубок и повернулся, чтобы посмотреть на нее сверху вниз. Выражение его лица было злым.

— У нас была наша свадьба, теперь пришло время для постельных принадлежностей!

Громовые аплодисменты становились все громче, когда гости начали стучать по столам и топать ногами, требуя, чтобы ее отнесли в королевскую спальню.

Эймира пожалела, что вообще пыталась что-либо съесть. Она подумала, что, возможно, заболела.

С дикой ухмылкой Эйгон наклонился к ней и рывком поставил на ноги, ее стул с грохотом упал на землю позади нее.

— Тогда, может быть, мы начнем?- Сказал он так, словно приглашал ее выпить с ним чаю.

Прежде чем она смогла оттолкнуться, он обвил ее руками и схватил за шнурки ее платья. Одним движением Эйгон разорвал платье на спине и сорвал его с нее, оставив ее стоять перед лордами Вестероса в одном корсете и сорочке.

Она попыталась сесть, сгорбиться, убежать от сотен злобных глаз, но Эйгон держал ее яростной хваткой. Она почувствовала, как Эймонд встал и спокойно задвинул свой стул обратно под стол.

Она наблюдала, как Эйгон бросил платье ее матери в ожидающую толпу, несколько мужчин дрались за обрывки атласа, как собаки.

Эйгон вытащил ее из-за стола, ее рука была так крепко сжата в его руке, что она знала, что у нее уже будут синяки. Она понятия не имела, где Эймонд. Неужели он уже опередил их? Был ли он позади нее?

Вскоре они были поглощены буйной толпой, так что она не могла видеть, куда идет, только лица ухмыляющихся мужчин, которые осмеливались нащупать или сжать ее, когда она проходила мимо.

Они, должно быть, были на полпути к выходу из зала, когда Эйгон вытащил свой кинжал и разрезал шнурки ее корсета, сорвал его с нее и бросил в толпу, которая приветствовала его.

В одной лишь тонкой сорочке, прикрывавшей ее, Эймира чувствовала себя ужасно беззащитной и старалась идти быстрее, надеясь, что найдет какое-нибудь убежище в более тихих коридорах. Но кое-кто из толпы последовал за ними.

Пока Эйгон вел их через крепость Мейгора к комнатам Эймонда, издевки и смех продолжались в более сдержанном отдалении.

Эймира вывернулась из хватки Эйегона и увидела, что Эймонд следует за Лордами, которые следовали за ней, его лицо было обращено к земле.

— Не волнуйся, мой брат знает свой долг.-Эйгон рассмеялся, заметив, на кого она смотрит.

Покраснев еще сильнее, Эймира поднялась по лестнице вместе с Эйгоном, пока они не подошли к двери в покои Эймонда.

Должно быть, по меньшей мере десять лордов все еще были с ними, шутили и смеялись между собой. Некоторые из них даже вспоминали о своей собственной брачной ночи, некоторые из них давали бесполезные советы Эймонду.

Эйгон распахнул большие двери и одарил ее довольной улыбкой.

— От кухонной шлюхи до невесты принца. Надеюсь, ты того стоишь.

Отпустив руку, она почувствовала покалывание в конечности, когда кровь хлынула обратно в нее, но прежде чем она смогла отскочить от мужчин, Эйгон сорвал с нее сорочку, заставив ее предстать перед ним обнаженной.

Борясь с желанием заплакать, она попыталась прикрыться, одной рукой прикрыв свой лобок, а другой обхватив грудь, чтобы прикрыть соски. Взгляд Эйгона вспыхнул, но он сделал шаг назад, словно напоминая себе, что она не принадлежит ему. Она стояла обнаженная и дрожала перед дюжиной мужчин, бессильная что-либо сделать.

Двое лордов одобрительно присвистнули.

Она запечатлела в памяти их лица, пристально глядя на них всех.

— Эймонд - счастливчик.

— Уверен, что не хочешь поделиться ею?

— У нее вспыльчивый характер, может быть, твой маленький член не справится с ней.

Лорды продолжили свои насмешки, когда Эйгон сделал насмешливый жест, наконец позволив ей убежать в тихую комнату.

Всего несколько секунд спустя несколько пар рук втолкнули Эймонда внутрь.

Дверь окончательно захлопнулась, и они обменялись несколькими торопливыми шутками, прежде чем остались одни.

Эймира дрожала от холода, пройдя по продуваемому сквозняками Замку практически голой, и она оглядела комнату в поисках места, где она могла бы спрятаться, или чего-то, чем она могла бы прикрыться. Единственным местом, которое имело наибольший смысл, была кровать, но она и близко к этому не подходила.

Эймонд прочистил горло, все еще не поднимая глаз, и медленно направился к кровати.

Ее сердце заколотилось от страха, но он только стянул меховое одеяло с кровати и протянул его ей, все еще избегая смотреть на нее.

Она нервно шагнула к нему, безоружная и уязвимая, какой бы она ни была, и быстро выхватила его из его руки. Обернув его вокруг себя, она почувствовала себя немного комфортнее и оглядела комнату.

Он был больше, чем тот, в котором останавливалась ее мать во время их последнего визита в Королевскую Гавань. Она была стильно обставлена в светлых древесных тонах. Определенно больше, чем ее комната на Драконьем камне, которая выглядела высеченной в скале. Все, что угодно, было улучшением по сравнению с ее грязной койкой, на которой она спала первые четырнадцать лет своей жизни на кухне далеко внизу.

Но когда она смотрела на то, что должно было стать ее брачным ложем с мужчиной, которого она ненавидела больше всего на свете, она бы в мгновение ока предпочла эту бугристую койку этому убранству.

Эймонд сел на пуфик в изножье кровати и начал снимать ботинки.

Сделав глубокий вдох, она устроилась на маленьком диванчике, который примыкал к длинным окнам. Она знала, что будет дальше. Она знала, чего он ожидал.

Она также знала, когда он будет наиболее уязвим.

— Я не собираюсь прикасаться к тебе, - сказал Эймонд так тихо, что она могла поклясться, что неправильно его расслышала.

— Что?

Наконец-то он посмотрел на нее как следует.

— Тебе не нужно бояться меня сегодня вечером. Мне не доставляет удовольствия затаскивать женщину в постель, и мне, конечно, не доставило бы удовольствия убивать тебя, пока ты безоружна.

Эймира вздернула подбородок. Сбитая с толку его позой.

— Я, конечно, тоже не хочу ложиться с тобой в постель, но я напомню тебе, что за этой дверью десять лордов и твой брат ждут доказательств того, что ты переспал со мной, - сказала она.

Эймонд, казалось, обдумал это и внезапно встал.

Она смотрела, как он раздевается сам. Первой исчезла его вышитая туника, затем пояс, затем чулки, затем бриджи. Его рубашка была длинной и закрывала все, кроме ног.

Он был гибок, как кошка. Мускулистый, но не громоздкий. У него были стройные ноги.

Он поймал ее взгляд.

— Оцениваешь меня, как быка на аукционе?

Она свирепо посмотрела на него.
— Я думаю, что мне досталось самое худшее из того, что меня тащили по пирушкам, как призовую свинью.

— Мм.

Но, присмотревшись, она поняла, что он был чрезвычайно красивым мужчиной. Красивее даже, чем его брат, предположила она. Если бы не его глаз.

Странно, что он снял почти всю свою одежду, и все же его повязка на глазу оставалась на месте. Она все еще задавалась вопросом, заменил ли он сапфир.

— Иди сюда. - хрипло сказал он.

Она колебалась. Плотнее натягивая меховое одеяло на плечи.

— Не заставляй меня приходить туда и забирать тебя, - пригрозил он с резкостью в голосе.

Эймира услышала насмешки из-за двери, когда они услышали его.

Гнев ожесточил ее сердце, она пересекла комнату и направилась к нему. Его взгляд не отрывался от ее лица, и она поняла, что ее руки начали дрожать.

— Потерпи это, и я никогда больше не прикоснусь к тебе. - тихо сказал Эймонд.

Она прикусила губу от дурного предчувствия, заставляя себя не расплакаться, когда сбрасывала меха со своих плеч.

Эймонд отвел взгляд от ее лица. Его пристальный взгляд прошелся по ее телу, задержавшись на грудях, где каждый сосок был напряжен на холодном воздухе. Прежде чем его взгляд смог добраться до ее лона, он глубоко вздохнул и снова вскинул голову.

Одним движением он сорвал покрывало с кровати, смяв простыни, прежде чем небрежно отбросить их назад.

Повернувшись, он крепко схватил ее за плечи, но не так больно, как ее брат, и толкнул ее на матрас. Она не смогла сдержать тихий стон, сорвавшийся с ее губ.

Выражение лица Эймонда снова стало непроницаемым. Но не потому, что на нем была его обычная невозмутимая маска, скорее, на его лице боролось слишком много эмоций, что она не могла точно выделить одну.

Эймонд забрался на кровать рядом с тем местом, где она неподвижно лежала, и опустился рядом с ней на колени, ухватившись руками за столбик кровати у нее за головой. Затем он начал раскачиваться взад-вперед так, что деревянный столб ритмично ударялся о стену.

Ее глаза удивленно распахнулись, когда она услышала буйный смех и одобрительные возгласы, доносившиеся из-за пределов комнаты.

Он даже не смотрел на нее.

Она лежала неподвижно, пока Эймонд раскачивал кровать рукой, и по мере того, как проходили секунды, а он к ней не прикасался, она слегка расслабилась.

Эймонд, должно быть, заметил это, потому что его взгляд опустился вниз, чтобы посмотреть ей в лицо. Он удерживал ее взгляд, пока его рука ритмично двигалась взад-вперед, ударяясь о раму кровати у стены с каждым разом все быстрее.

В его фиолетовых глазах не было ни малейших эмоций, но были и все эмоции одновременно. Пока она не поймала себя на том, что хочет спросить его, о чем он думает.

Прежде чем она смогла отчитать себя за проявленный интерес к каким-либо внутренним мыслям Эймонда, она снова напряглась, когда он подбросил в ладони маленький нож.

— Что ты делаешь? - спросила она, затаив дыхание.

Он поднес палец к губам и убрал руку от лица. Он полоснул по мясистой части ладони прямо под большим пальцем, пока яркие капли крови не потекли из пореза и не скопились на простынях.

У Эймиры отвисла челюсть, когда она смотрела, как он прижимает небольшой порез к матрасу, чтобы остановить кровотечение, а затем опускает тунику, чтобы прикрыть руку.

Он встал с кровати и направился к двери.

— Брак завершен. - объявил Эймонд в коридор, и выражение его лица искрилось гневом, когда его брат плечом протиснулся в комнату.

Бросив один взгляд на Эймиру, лежащую обнаженной на кровати рядом с небольшой лужицей свежей крови, Эйгон похлопал своего брата по плечу.

— Немного тихо, на мой вкус, брат. В следующий раз постарайся немного оживить обстановку, а?

Он безумно усмехнулся про себя, прежде чем, спотыкаясь, выйти в коридор, и Эймонд закрыл дверь.

Сев, Эймира подтянула простыни к груди, чтобы прикрыться. Обнаружив, что она потрясена, но не по тем причинам, о которых размышляла весь день.

— Почему?- Она вздохнула.

Эймонд просто молча наклонился, чтобы поднять с пола меховое одеяло. Накинув его себе на плечи, он поудобнее устроился на диване.

Когда огонь в очаге догорел и в комнате стало темно, Эймира услышала его дыхание с другого конца комнаты так громко, как будто он спал рядом с ней.

Но по какой-то причине она не могла заставить себя хладнокровно убить его после того, как он избавил ее от дальнейшего насилия. Она даст ему отсрочку на одну ночь, прежде чем возобновить свои заговоры завтра.

У Эймиры было ощущение, что сон не давался легко ни одному из них в ту ночь.