Правила измены

Капитан подъехал к князю после третьего чаккера, спешился и вопросительно посмотрел на него.

— Нужна замена, Штауфен. Я не смогу вернуться на поле, — сказал князь голосом смертельно уставшего человека.
— Сломал-таки ключицу? — обеспокоенно спросил мужчина.
— Ты даже не отчитаешь меня за несдержанность? — усмехнулся Феликс. Штауфен бросил короткий взгляд в сторону цесаревич.
— На твоём месте я бы врезал ему по физиономии, — понизив голос, сообщил капитан. — Так что я тебя не виню.
— Я вас подставил, — сжав челюсть, выдавил он. — Простите.
— Хендерсон, не зазнавайся. Ты не единственный уникум в команде, — беззлобно хохотнул Штауфен и похлопал его по здоровому плечу. — Езжай в больничку, твой запасной справится. — Капитан оседлал свежего коня, подведённого грумом. — Буду ждать новостей. Иди! — Капитан указал взглядом на подошедшего врача. Феликс ничего не ответил, лишь вмазал кулаком по траве.

Князь встал, покачиваясь, поплёлся за врачом в сторону раздевалок. Он всё-таки скосил взгляд на великую княжну и увидел, что глаза её, прежде сверкавшие как звёзды, потухли. На него она не смотрела, ледяным взглядом наблюдая за братом. Он хмыкнул. Неужели она всё поняла?

В душной раздевалке он рухнул на скамью и принялся переодеваться. Из потайного нагрудного кармана выпала перчатка княжны. Феликс нагнулся, подобрал. Покрутил в руках, поднёс к лицу. Она пахла его потом и её сладкими духами. В душе снова начала клокотать злоба — не на неё, конечно, а на себя. Он отшвырнул перчатку в угол. Правильно всегда повторял отец: он слишком подвержен эмоциям. Сколько раз после подобных вспышек он твердил себе, что в следующий раз будет сдерженнее. И вот снова. Теперь им точно не видать подтверждения титула чемпионов. Кровь стучала в висках, голова гудела, плечо болело, а душа требовала реванша. Феликс даже было подумал вернуться-таки на поле и доиграть матч, но он несколько раз резко втянул воздух через стиснутые зубы, задержал дыхание. Нет, он уже натворил так всё, что мог. В таком состоянии он бесполезен.

Он кое-как стянул рубашку. Двигать рукой было невероятно больно, но он терпел, покрываясь испариной и сжимая кулаки. На плече наливалась гематома. Главное — чтобы не было перелома.

— Ты готов? — Дверь приоткрылась, и в раздевалку протиснулась голова врача. — Я отвезу тебя на своей машине.
— Спасибо, что обошлись без санавиации, — съязвил Феликс. — В больницу обязательно ехать?
— Не упрямься, князь. Удостоверимся, что нет перелома, проверим твою бедовую голову — и поедешь домой отдыхать. Феликс усмехнулся. Они прощали такому важному человеку в команде его тон, да и был он всё-таки вдвое старше Штауфена — самого взрослого из их четвёрки.

Феликс натянул свои вещи, бросив форму на скамье, пошёл к выходу и на секунду замер, поймав взглядом девичью перчатку в углу возле выхода. Он поколебался, но всё же поднял её, отряхнул от пыли и быстро, как вор, сунул в карман джинсов.

Просто отдаст ей.

В больнице князь стоически вытерпел все манипуляции, кривясь от боли и едкого запаха лекарств. Он не хотел показывать, что мучается, иначе ему запретят тренироваться бог знает сколько времени. Но князю повезло — отделался сильным ушибом мягких тканей, даже без сотрясения. Врач выдал ему сильнодействующее обезболивающее для приёма дома, строго наказав не мешать таблетки с выпивкой, будто подозревая его в пагубных привычках. Молоденькая медсестра с невозмутимым лицом поставила ему укол.

— Это чтобы сейчас полегчало, — заявил врач. Феликс потерял терпение и поспешил откланяться, заверив, что укол подействовал мгновенно и ему уже гораздо лучше.

Дома он завалился в постель, не раздеваясь, и отключился, ослабленный травмой и действием лекарств.

Снилась ему почему-то княжна. В его сне она была с короной Альденбургов на голове, но практически голой: лишь в тонкой сорочке и с распущенными длинными волосами, чёрными как южная ночь. Виктория была совсем другой: старше и раскрепощённее. Её взгляд был властным и томным, а движения — плавными и манящими.

Теперь они поменялись ролями: теперь она играла с ним, шепча что-то вязкое и порочное ему на ухо, обжигая свежим дыханием. Касалась его губ своими, заглядывала в глаза, запускала тонкие пальцы в волосы. Она дразнила его, и тогда он перехватывал её за запястья, тянулся поцеловать... но она растворялась в его руках, хохоча как ведьма.

Она смеялась, и этот смех вдруг превратился в звонок телефона. Нет... это был шум в ушах. Он лежал в потной постели, не понимая, где он и что с ним. Во рту было солоно и горячо — кровоточили разбитые губы. Феликс поёрзал в постели. Сон не хотел отступать, дурманя разум. Он закрыл глаза, силясь уснуть и вернуть её, но снова зазвонил телефон, врезаясь в сознание. Сон растворился, а он сжал простыню в кулаке, будто всё ещё чувствуя на коже призрачное прикосновение её пальцев. Душа теперь болела куда сильнее проклятого плеча.

Экран телефона отображал несколько пропущенных звонков: три от Оливии Монте — его нынешней любовницы — и один от отца. Ну, конечно. Вряд ли светлейший князь звонил, чтобы справиться о здоровье сына. Шею не свернул — и ладно. Нет, сегодня он точно не готов к очередной лекции о «достойном поведении». Он выбрал контакт и нажал кнопку вызова.

— Хендерсон! — прозвучал в трубке тонкий девичий голос. — Я даже не знаю, что делать: жалеть или отчитывать тебя? Её громкий, поставленный голос резанул слух после шёпота во сне.
— Оливия, сегодня точно жалеть. Приедешь? — попросил князь хриплым голосом.
— Я вообще-то тоже была сегодня на игре. Но ты даже взглядом меня не удостоил, — она сделала паузу, — наверное, потому что я сидела не в том же шатре, что и княжна. — Он сжал трубку. Повсюду она: на мероприятиях, на устах у всего честного люда, даже у него во сне. Да он за всю жизнь так много не слышал о ней, как за последние три дня. Вот уж поистине: дебют так дебют. Всем на зависть. Он выдохнул и обратился к любовнице:

— Перестань, малышка. Звоню же я тебе, а не ей.
— Ещё бы ты ей звонил, — фыркнула девушка. — За такие фокусы император бы выпотрошил тебя как гуся! — Феликс медленно терял терпение. Оливия Монте была театральной актрисой и часто переигрывала, но он ценил её за лёгкий нрав и ненавязчивость. Однако именно сегодня даже она решила устроить ему проверку на прочность.
— Я жду тебя, — выдохнул он в трубку и отключился. Знал, она приедет. Всегда приезжала. Он обратил внимание на свои ладони — они снова дрожали, как у старика: то ли от боли и злости, то ли от чего-то другого — он не мог разобрать. Феликс даже толком не понимал, зачем позвал девушку. Хотя нет, всё-таки понимал. Сегодняшний адреналин рвался наружу самым естественным для мужчины путём.

— Хендерсон, ну ты как? — пробасил на том проводе Себастьян. На этот раз князь звонил сам.
— Жить буду, Бас. — Он помолчал. — Проиграли?
— Ага, — буркнул друг в ответ.
Князь коротко выругался.
— Это всё из-за меня. — Он провёл ладонью по лицу, ощущая отрастающую щетину. Только утром побрился.
— Нет, Фель, не путай причину и следствие. Если бы цесаревич тебя не подрезал, то ты бы и не упал. Упырь избалованный, думает, что ему всё можно, — проскрежетал Себастьян.
— Что за крамольные речи я слышу? — усмехнулся Феликс.
— Знаешь, да плевать. Мы уже раз стали чемпионами страны, станем ещё. Просто не в этом сезоне. Теперь у нас есть отличный повод поквитаться с «Гвардией», — заключил мужчина. — Думается мне, что Иоанну не поздоровится. Ты бы слышал речь великой княжны в момент награждения. Наверняка девчонка пожалуется отцу на него.
— Ты прав, проигрыши тоже надо уметь принимать, — сказал князь, задумавшись.

Теперь-то он точно знал: жалить княжна умеет.

— По такому случаю предлагаю на следующих выходных устроить пьянку. Отметить поражение, так сказать. — Феликс слышал, как Себастьян колебался, вздыхая, на том конце провода.
— Ладно, согласен!

Они попрощались. Князь даже немного повеселел: приятно, когда тебя поддерживают товарищи. Осталось дождаться звонка Тихомирова, хотя тот непременно насыплет ему замечаний вперемешку с поддержкой. Он потянулся, ощущая притуплённую боль в плече — напоминание о сегодняшнем поражении.

Утро воскресенья наступило незаметно. Князь проснулся от того, что солнечный луч упал ему на глаза, а длинные светлые волосы актрисы лезли в рот. Шлейф от её тяжелых духов резал нос, хотя раньше ему нравился этот запах. Он скривился, вспоминая тонкий, сладкий аромат из вчерашнего сна.

Девушка заворочалась и тоже проснулась.

— Доброе утро, Фельчонок, — вдохнула она, сладко потягиваясь. Он терпеть не мог это дурацкое прозвище, но промолчал.
— Как себя чувствуешь?
— Выжат, как тряпка, — князь откинулся обратно на подушку. А девушка обиженно надула тонкие губы.
— Я вообще-то всё ещё злюсь на тебя, — напомнила она, взяв с прикроватной тумбочки длинную серебряную шпильку, чтобы собрать волосы.
— Малышка, хватит уже. — Он привстал на локтях, потянувшись к ей.
— Нет-нет, — остановила она его. В голую грудь Феликс впилась шпилька, оказавшись ощутимо острой.
— Сначала ты танцуешь с ней на балу так, что потом шепчется всё высшее общество, а потом красуешься перед ней на матче. И как ты прикажешь мне это понимать?
— Сейчас я перестал что-либо понимать, — нахмурился он. — Милая, по-моему, я ничего тебе не обещал. Феликс отнял у неё шпильку, впрочем, сразу протянув её девушке тупым концом. Она надулась ещё сильнее, заколола волосы и встала. Тонкое покрывало скользнуло с её хрупких плеч на пол, обнажив тело. В ней не было плавности линий или пышности форм, как в княжне, и его отрезвлял этот контраст. Эта женщина была настоящей, а не плодом лихорадочного сознания. На полу уже валялась скомканная одежда, её туфли, сумочка. Он сразу утащил её в постель, содрав с неё одежду уже на простынях. Где-то там же валялась баночка с таблетками — вчера он выпил сразу две и швырнул её куда-то в темноту. Оливия ушла в душ молча. Она любила, пусть и изредка, устраивать ему такие немые сцены, но он никогда на них не реагировал, поэтому любовница быстро сдавалась, возвращаясь к привычному для себя легкомыслию.

Феликс внезапно подумал про отца. Посмотрел на экран телефона — одиннадцать утра. Странно, что он ещё не позвонил. Это молчание смущало князя больше, чем очередная получасовая отповедь.

Хотя... был ещё далеко не вечер.