𝒮𝑜𝓂𝑒 𝒦𝒾𝓃𝒹 𝑜𝒻 𝒰𝓈
18+
(прям на порнушку пока что не рассчитывайте)
Иногда реальность казалась ей искусственной. Словно всё происходящее — не жизнь, а чья-то плохо написанная пьеса, где роли давно распределены, а смена декораций не приносит никакого облегчения. Ариэла сидела, скрестив ноги, на краю мягкого кресла, закутавшись в тёплый свитер, хотя в квартире было не холодно. Она щёлкала пальцами по боковой поверхности телефона, будто это могло хоть как-то разогнать нарастающее ощущение пустоты.
За окном лениво стелился вечерний свет — Сеул, затянутый тонкой дымкой, мерцал миллионами огней, как будто сам пытался отвлечь её от серой тягучей усталости. Но всё это было слишком далёким. Её мысли вязли в себе, тонули в вязком киселе однообразия. Хотелось выдохнуть. Хотелось — чёрт побери — просто перестать быть собой хотя бы на пару часов. Стать кем угодно: прохожей с кофе, случайной девушкой в кино, человеком, у которого нет этой тяжести под рёбрами.
Пальцы остановились. И почти машинально она открыла чат с Намгю.
«Ты свободен сегодня?» — первое сообщение вышло слишком ровным. Как будто извинялась за сам факт своего появления. Она прикусила губу. Исправила. Удалила.
Наконец написала:
«Хочешь сходить в кино?»
Секунда.
Две.
Четыре.
Ответ появился быстро, слишком быстро, как будто он уже держал телефон в руке:
«Кино? Ты что, с ума сошла?»
Ариэла закатила глаза.
«Да. В смысле — да, хочу. Просто выбраться. Без всякой херни.»
Небольшая пауза.
«Где встретимся?» — наконец пришёл его ответ.
«У станции Хондэ. Там кофе нормальный, и кинотеатр рядом.»
Она впервые за долгое время улыбнулась по-настоящему — не уголками губ, не механически, а так, как улыбаются, когда делают что-то по собственному желанию, не потому что надо. Что-то дрогнуло внутри. Что-то живое.
⸻
Станция была шумной, полной людей, как всегда. Город гудел, как улей, — повсюду мельтешили фигуры, светящиеся вывески, ритм — постоянный, пульсирующий. Ариэла стояла у столба, с руками в карманах пальто, и следила глазами за прохожими, как будто среди всех этих лиц могла заранее угадать его.
Он появился почти беззвучно — в чёрной куртке, с сигаретой, в одной руке стакан кофе, в другой — телефон. Волосы были чуть взъерошены, будто он вышел из дома наспех, но не забыв надеть на себя свою привычную маску безразличия. Он остановился в нескольких шагах, взглянул на неё — и, кажется, на мгновение прищурился.
— Я всё ждал, когда ты психанёшь и предложишь что-то вроде тату в два часа ночи. А ты — кино. — Его голос был низким, слегка хрипловатым. Лёгкая ухмылка, не вызывающая, а скорее... задумчивая.
— Ты всё ещё можешь уйти. — Она говорила спокойно, не глядя в глаза. — Я никого не держу.
— Звучит, как приглашение. — Он сделал глоток кофе и встал рядом.
Они пошли вместе, шаг в шаг, не торопясь, не говоря ни о чём важном. Просто дышали одним воздухом. Ариэла ловила себя на том, что молчание между ними сегодня — не тяжёлое, не режущее, а... ровное. Почти уютное. Как будто именно в этом молчании они и были настоящими.
По дороге они говорили о глупостях — обсуждали, как в клубе один из клиентов уснул в вип-комнате с бутылкой в руке, как Ён Хи заикается, когда врёт, и как странно, что в Сеуле осенью пахнет иначе, чем весной. Никто не пытался быть умным или правильным. Они просто были — в этом городе, в этих разговорах, в этих улицах.
Когда дошли до кинотеатра, в холле пахло попкорном, карамелью и кофе. Люди ходили туда-сюда, подростки, парочки, какие-то офисные сотрудники. Обычная жизнь. Та, которой они никогда не принадлежали. И, может быть, именно поэтому это было так притягательно.
— Что берём? — спросил Намгю, склоняясь к кассе.
— Что-то простое. Без соплей. — Ариэла откинула волосы назад. — Может, боевик?
— Я думал, ты предложишь документалку о боли и страдании.
— Это моя жизнь, — ответила она, и он усмехнулся.
Они выбрали какой-то американский триллер — с погонями, заговором и парой кровавых сцен. Самое то. Взяли напитки, он ещё купил ей пачку миндальных конфет, хотя она ничего не просила.
Когда они сели в самый последний ряд, свет начал медленно гаснуть. Ариэла устроилась поудобнее, подогнула ноги, и под пальцами почувствовала тёплую ткань кресла. Экран вспыхнул яркими красками, и звук обволок, как будто создавая новый мир — без прошлого, без боли, без имени.
Они сидели молча, плечом к плечу. И впервые за долгое время она чувствовала не тревогу, не страх — а только тихое, ровное биение сердца. Всё казалось каким-то нереально мирным. Будто кто-то на секунду нажал «пауза» на всей её проклятой жизни.
_______
Фильм на экране перешёл в фазу кульминации: плотный, насыщенный экшен развернулся перед зрителями с громом выстрелов, блеском фар и напряжённым музыкальным сопровождением. Мир фильма был шумным, ярким, агрессивным, и всё происходящее будто бы давило снаружи, но внутри автомобиля, в котором сидели они, стояла иная тишина — вязкая, почти липкая, пронизанная не экранной, а реальной напряжённостью. Ариэла сидела с прямой спиной, взгляд зафиксирован на экране, будто каждое мелькание кадра действительно было ей интересно. Но в действительности она едва дышала. Слишком чётко чувствовала, как он рядом. Слишком хорошо знала, что в нём не бывает случайных жестов.
Намгю чуть пошевелился, и через пару секунд — медленно, без лишнего шума, лениво, с той хищной уверенностью, которую он носил внутри, как часть собственного тела, — он положил руку ей на бедро. Не сверху, не демонстративно, а сбоку, ближе к внутренней части, туда, где кожа тоньше и чувствительнее. Прикосновение было тёплым, почти бесшумным, и сделано так спокойно, что будто бы между ними не было всей той вражды, всех этих стычек, боли и отчуждения. Как будто он имел на это право. Как будто она — его.
Рука легла плотно, основательно, но не грубо. Намгю не тянул её к себе, не сжимал, не шёл на наглость. Он просто был — рядом, рядом настолько, что от его тепла у неё будто дрогнули все внутренности. Она ничего не сделала. Не посмотрела на него. Не убрала ногу. Не сказала ни слова. Только зафиксировала своё тело в том же положении, как будто ничего не произошло, но внутри уже началось движение — медленное, болезненно-сладкое, как будто холодная внутренняя вода начала медленно закипать. Напряжение росло, вытягивая изнутри всё лишнее, пока не осталось только пульс в шее и ощущение его пальцев.
Он не убрал руку. Не двигал ею резко. Он просто остался — и спустя минуту, может быть, чуть меньше, начал медленно двигать большим пальцем. Очень лениво, едва ощутимо. Его палец начал скользить по внутренней стороне её бедра — не по короткой юбке, а по открытой коже, туда, где ткань разреза позволяла прикосновению проникнуть в самое уязвимое место. Это не был пошлый жест. Не домогательство. Это было намерение — точно выверенное, эмоционально острое, наполненное молчаливой проверкой: насколько далеко он может зайти? Насколько она пустит его?
Она затаила дыхание, не осознавая, как перестала дышать. Тело не подчинялось. Внутри всё сжалось, но не от страха — от внезапного жара, от осознания, что именно сейчас всё меняется. Что то, чего они долго избегали, наступает. Он начал скользить пальцами чуть выше, проходя по тонкой коже, как по неровной, живой поверхности, будто вычерчивал маршрут к центру её слабости. Его ладонь легла полнее, основательнее, и, не торопясь, он двинулся ближе к самому чувствительному месту. Очень медленно, будто исследовал каждый миллиметр её тела, изучал, как оно реагирует, как дёргается под его кожей каждая мышца.
Его дыхание стало глубже, чуть тяжелее, но он не произнёс ни слова. Только движение. Его пальцы, тёплые и сухие, начали делать круговые движения у основания бедра, всё ближе к центру. Он не касался самого интимного места, но всё, что происходило рядом — было сильнее любого поцелуя. Он знал, насколько это интимно. Он знал, что именно это сведёт её с ума. Он дразнил. Он чувствовал, как её тело выдает её. Бёдра чуть дрогнули — почти незаметно. Пальцы на её правой руке вцепились в подлокотник, как будто это была последняя опора. А сама Ариэла всё ещё смотрела на экран. Упрямо. Не моргнув.
Намгю сделал ещё один круг, чуть ближе, и его средний палец на секунду задел край её трусиков — не в прямом прикосновении, а так, словно бы по касательной, как будто хотел дать понять: он может. И она ничего не скажет. Она молчала. Не от страха. Не от шока. А от невозможности справиться с собой. Он двигался так, как будто у него было всё время мира. Он не стремился ни к развязке, ни к страсти. Он просто был рядом, и это «рядом» уже сжигало.
Затем он наклонился к ней, лицо почти у её уха, и его губы — тёплые, влажные от дыхания — произнесли очень тихо, словно сквозь сон:
— Если хочешь — скажи стоп.
Голос не дрожал. Он не был просительным. Это было утверждение. Предложение. Испытание.
Но она не ответила. Она просто, наконец, выдохнула. Долгий, медленный выдох — как будто внутри сломалась последняя защита. И очень едва, почти незаметно, подалась к нему — бёдром, плечом, грудью. Всё её тело дрогнуло. Он это понял. Он это прочитал, как письмо.
И он пошёл дальше.
Его пальцы заскользили по ткани трусиков. Он не убрал их. Не отдёрнулся. Он касался их так, будто трогает саму суть её, центр, где сходятся все нервы, вся плоть, всё чувство. Он надавил. Слегка. Очень мягко, но ощутимо. И стал двигать пальцами поверх ткани — в правильном ритме, с медленной, мучительной настойчивостью. Он не говорил, не ускорялся, не терял контроля. Он наблюдал. Он чувствовал.
Ариэла всё ещё сидела молча. Но бёдра её уже были напряжены, как струны. Её рот приоткрылся, дыхание стало влажным, прерывистым, изнутри её бил жар, сильный и тяжёлый, как перед слезами, только не от боли — от концентрации. Взрывной, растянутой во времени.
Он довёл её до дрожи в бёдрах. До внезапного сжатия мышц. До судороги в животе. До этой беззвучной кульминации, которую нельзя было назвать оргазмом, но которая была ничем не менее сильной. Потому что в ней было всё — подавленная страсть, ненависть, обида, зависимость, власть, протест. Он не вошёл в неё. Не сорвал с неё одежду. Он просто дотронулся — и этим сломал всё.
Когда её тело дёрнулось под его рукой — лёгким, почти неощутимым движением — он улыбнулся. Не нежно. А с тем самым знакомым, победным, хищным выражением, которое она всегда ненавидела.
Он знал, что она пыталась не сдаться.
Именно это и было его самым сладким триумфом.
Ариэла прижалась виском к спинке кресла, сжала зубы и закрыла глаза.
Глубокий вдох. Дрожь в животе. Горячая тяжесть между ног. И молчаливое, острое, тяжёлое... облегчение.
Она чуть повернула голову к нему.
Ничего не говоря — просто посмотрела. И в темноте он тоже встретил её взгляд. Глаза чуть прищурены, дыхание ровное, но в глубине — тлеющий огонь. Не похоть, не страсть, а та самая игра, которая не заканчивается никогда.
И всё равно — в этом молчании не было вражды.
Не было борьбы.
Только странная тишина, уютная, как одеяло в холодной комнате.
Ариэла снова отвела взгляд на экран и после короткой паузы, почти лениво, чуть хрипло и тихо, проговорила:
— Я не думала, что кино может быть таким...
Её голос был ровный, без подкола, без заигрывания — просто как факт.
Сказано вслух — и отпущено.
Просто, как выдох.
Намгю не ответил. Он даже не пошевелился, но в уголках его рта едва заметно дрогнула усмешка. Не ехидная, не высокомерная — почти довольная. Он знал, что она говорит не только о фильме.
Они снова замолчали. Оба смотрели на экран, и никто из них не сделал ни одного лишнего движения. Всё было тихо. Медленно. Липко. Воздух в зале казался тёплым, плотным, будто их окутало что-то невидимое. Она вздохнула чуть глубже, чем нужно было. Опустила ресницы. Подалась чуть ближе к креслу, натянула рукав свитера на руку. И позволила себе закрыть глаза. Просто вот так — посреди чужих людей, чужих историй, чужого города. Ничего не говоря, не объясняя, не играя ни в какие роли.
Просто закрыла глаза.
И внутри стало тепло.
И легко.
Так, как давно не было.
Так, как будто на время исчезли все стены, все острые углы, весь их ядовитый привычный ритм. Всё осталось снаружи. А здесь, в этом зале, на последних местах, посреди медленного фильма и приглушённого света, она могла позволить себе быть живой.
Он сидел рядом. Спокойный, даже расслабленный, и ничего не говорил.
И этого было достаточно.
Всё остальное — шум. Всё, что было до и будет после — неважно. Сейчас есть только их тишина, их странное спокойствие, их общая усталость от мира. И странное желание остаться в этом моменте ещё хоть чуть-чуть.
<<<<<<
маленькая глава вышла, но зато какая🤩