11 глава
Утро в квартире Карины было мягким, с прохладным светом, просачивающимся через занавески. Она, всё ещё немного прихрамывая после прошлой недели, сидела за столом с чашкой чая, когда мама аккуратно села напротив.
— Карина, а это правда про того мальчика, которого фанаты видели рядом с тобой несколько недель назад? — тихо спросила она, с любопытством, но без осуждения, словно просто пытаясь понять дочь.
Карина сделала глубокий вдох, отпивая глоток чая, и начала рассказывать. Сначала о случайных встречах, затем о прогулках по осеннему Питеру, о прогулках под дождём, прятались в подъезде и целуются как подростки, о том, как он поддерживал её после разговоров о прошлом, о том, как она впервые открыла ему свои самые уязвимые стороны.
Она подробно делилась всем: о своих чувствах, о ревности, о боли, о том, как сначала казалось, что между ними что-то может быть, а потом он оказался с другой. Слезы подступали, но она говорила спокойно, словно проговаривая историю вслух помогало упорядочить мысли.
Мама слушала, тихо кивала, иногда беря Карину за руку, прижимая к себе на мгновение, словно молча подтверждая: «Я рядом, всё нормально».
Когда история закончилась, тишина воцарилась ненадолго. Мама улыбнулась через лёгкую грусть:
— Я вижу, что тебе было важно это пережить. Ты открыла сердце и теперь знаешь, чего хочешь. А он… — слегка вздохнула — — он часть твоей истории, но не вся она.
Карина кивнула, ощущая одновременно облегчение и тяжесть своих чувств. Она поняла, что может быть уязвимой, плакать и любить, но при этом оставаться собой. Мама рядом, тепло в доме, и кажется, что даже этот октябрьский Питер с его серыми дождями и одиночеством вдруг стал чуть мягче.
За неделю, что мама была в Петербурге, квартира Карины наполнилась теплом, запахом свежесваренного кофе и лёгким хаосом совместного быта. На столе лежали старые фотографии, они перебирали их по очереди: дети на пляже, студенческие постыдные снимки, моменты с мамой, где обе смеялись до слёз. Эти разговоры отогрели что-то внутри. Мама привезла простую мудрость: не прятать боль, а признавать её и не позволять ей единолично управлять жизнью.
Когда мама уехала в Тюмень, тишина уже не давила. Карина научилась отличать пустоту от покоя. Её прежняя привычка замыкаться и оттаивать эмоции уступила место решению проживать всё честно: плакать, кричать, а затем собирать силы и двигаться. Вместо бегства в фантазии о том, как всё должно было быть, она взяла на себя ответственность за реальную жизнь — маленькими шагами каждый день.
Работа стала якорем. То, что раньше казалось рутиной, теперь было инструментом. Съёмки, монтаж, идеи — всё наполнилось смыслом. Карина поставила себе простые цели: закончить сценарий, доделать съёмку до вечера, изучить новый приём в монтажной программе. Маленькие победы — вовремя сданный проект, приятный отзыв клиента — стали подпиткой настроения. Они не решали всех проблем, но давали ощущение движения и контроля.
Она ввела режим, который помогал оставаться в ресурсном состоянии: утренняя зарядка, прогулки вдоль Невы, тайм‑блоки в работе и обязательные перерывы на чай. Вечерами Карина разбирала письма и фотографии: прошлое аккуратно складывалось в коробку «память», идеи и планы — в блокнот с яркими стикерами. Иногда она позволяла себе крик в подушку, иногда — тёплую дедлайн‑вечеринку с друзьями. Мама сравнивала слёзы с дождём: проходят — и становится легче дышать.
Финансовая дисциплина вошла в привычку. Она сократила лишние подписки, уменьшила частоту доставок еды и направила сбережения на развитие: мастер‑классы по свету, новые объективы и курсы по монтажу. Это было инвестирование не в статус, а в профессионализм и уверенность. Карина объясняла себе, что безопасность и независимость значат больше, чем эффектная покупка, и что разумные расходы дают устойчивость, а не временное облегчение.
Друзья стали важной опорой. Саша возвращала лёгкость смехом и бесконечными историями; Юля помогала с расчётами и кредитными предложениями, если нужно; Вадим устраивал студийные съёмки, чтобы она видела себя настоящей и сильной. Они не решали за неё проблемы, но напоминали, что она не одна. Иногда достаточно просто поговорить, чтобы перестать крутиться в собственных переживаниях.
Однажды Карина записалась на длинную прогулку по пригородам: без конкретной цели, просто ехать туда, где меньше людей и больше неба. Она поняла, что свобода не обязательно измеряется вещами, а временем и пространством, которое можно себе позволить. В дороге она слушала старые альбомы, останавливала машину у озёр и читала вслух отрывки из записей, которые вела последние месяцы. Эти паузы стали зеркалом: она видела, как меняется, как становится мягче, но при этом увереннее.
Чувства к Георгию оставались частью истории, но перестали быть дирижёром её действий. Карина иногда просматривала их переписки и улыбалась: было в них и тепло, и уроки. Она позволяла себе ностальгию, но не делала её центром. Вечерами она всё чаще думала о путешествиях — не о покупке символов, а о маршрутах, которые действительно хотела пройти: маленькие города на севере, рыбацкие поселки у озёр, заброшенные вокзалы с ржавыми скамейками. Машина была средством, но не целью; важнее была перспектива открытий.
Прошло полтора месяца, Карина научилась сочетать амбиции с заботой о себе. Она больше не требовала от себя немедленного исцеления; напротив, ценила маленькие шаги. В работе появились новые интересные проекты, которые приносили удовольствие и деньги. В отношениях с мамой и друзьями стало больше искренности: они обсуждали не только успехи, но и страхи, поддерживали друг друга в моменты сомнений.
Однажды утром, когда город ещё просыпался, Карина просто села на набережной и посмотрела на реку. Ветровая рябь, редкие прохожие, и солнце, едва окрашивающее дома — всё это было настоящим. Она не думала о будущем чрезмерно; вместо этого чувствовала тепло в груди и легкую уверенность: жизнь не перестала быть сложной, но теперь у неё есть карта и компас. Это ощущение — собственной руки на руле и спокойной готовности идти дальше — оказалось важнее любой покупки и любого символа.
Маленькая глава, обещаю исправить)//