8 глава
Полторы недели — и будто целая эпоха прошла в её жизни, наполненная бесконечным шумом дней и непроглядной тишиной ночей. Время растекалось, словно густая осенняя роса, пряча в своих каплях и надежды, и сомнения, и усталость, которая оседала тяжёлым слоем на сердце.
Каждое утро начиналось с привычного ритуала: кофе, взгляд в окно на серое небо, где лениво проплывали облака, и ожидание звонков, сообщений, какого-то знака издалека, что всё ещё есть кто-то, кто держит её в мыслях. И хотя работа поглощала почти полностью — съёмки, монтаж, переговоры — внутри часто звучала пустота, как отголосок забытой мелодии, которая была когда-то очень важна.
Возвращаясь вечером в съёмную квартиру, Карина словно проходила через завесу одиночества, которая становилась всё плотнее с каждым днём. Влажный воздух московской осени проникал в щели окон, приносил с собой запах мокрого асфальта, промозглую свежесть и шёпот опавших листьев, которые стелились ковром под ногами. Этот шёпот казался ей одновременно знаком и напоминанием — о том, что она далеко от того, что было, и не совсем готова к тому, что будет.
Сообщения от Георгия приходили словно редкие вспышки света в длинной ночи. Они были короткими, порой небрежными, но каждый из них нес в себе тёплую нить, которую она старалась удержать, не давая ей оборваться. В ответ она писала кратко, словно боясь раскрыться слишком широко, боясь, что в ответ не услышит того, что хочет. И внутри разгорался тихий конфликт — часть её рвалась к теплу, ласке и поддержке, другая же — оберегала себя от боли и возможного предательства.
Вечерами она часто погружалась в воспоминания: как они шли по влажным улицам Петербурга, держась за руки, смеялись под дождём, как лёгкий ветер играл с её волосами. Эти моменты казались ей теперь как кадры из далёкого кино, полные цвета и света, которые постепенно тускнели в сером полотне настоящего.
Прошлое и настоящее сплетались в её душе, создавая сложный узор из желаний и страхов, надежд и разочарований. Карина понимала, что впереди — долгий путь не только к нему, но и к самой себе, к тому, кто она есть без ролей, масок и ожиданий. И этот путь — сложный, непростой, но именно он мог привести её к настоящему, пусть и неизвестному, но всё же своему.
За два дня до отъезда Москва казалась одновременно знакомой и чужой — город шумел и переливался огнями, но внутри Карина чувствовала, как будто застыла между прошлым и будущим, между желанием уйти и стремлением остаться.
Она проводила дни в прогулках по любимым улицам, ловила отражения фонарей в мокром асфальте, будто пытаясь запечатлеть эти мгновения на внутреннюю плёнку памяти. В витринах магазинов мелькали манекены в ярких нарядах, и Карина не раз задерживалась у них, примеряя на себя мысли о новой версии себя — той, что уезжает, но не забывает.
Шопинг стал почти ритуалом — она выбирала вещи, которые казались ей отражением настроения: уютные свитера, мягкие шарфы, пальто в цвет осенних листьев. Каждый новый элемент гардероба как будто помогал ей собраться воедино, подготовиться к новой главе, которую предстоит написать.
В перерывах она заходила в маленькие кафе, заказывала кофе с корицей или горячий шоколад, наблюдая за прохожими и ловя моменты простого счастья — улыбку случайного прохожего, игру света на витрине, лёгкий шелест листьев под ногами.
Внутри всё время зрела смесь ожидания и тревоги — через два дня она уедет, и между ними снова прольётся расстояние, которое кажется таким же холодным и непреодолимым, как московская осень. Но где-то глубоко внутри горела маленькая искра — надежда на то, что их история ещё не закончена и что впереди будет что-то настоящее, без масок и ролей.
Она медленно жевала макароны, не особо сосредотачиваясь на вкусе — мысли были где-то далеко, в той зыбкой грани между надеждой и сомнением, что не покидала её последние дни. В комнате царил полумрак, только одинокая лампа уткнулась тёплым светом в мягкий плед на диване, где Карина устроилась уютно, словно пытаясь спрятаться от холодного ветра за окнами московской осени.
Телефон лежал у неё в руках — лёгкий, привычный и в то же время источник множества эмоций. Она листала ленту в Telegram, почти не вчитываясь, перебирая заголовки новостей, смешанные с мемами и бессмысленными цитатами, как обычно пытаясь заполнить пространство вокруг. Казалось, что каждый скролл отдалял её всё дальше от реальности, увлекая в какой-то невесомый поток.
Вдруг взгляд словно зацепился за знакомое слово — Icegergert. Имя, которое вызывало у неё одновременно и тепло воспоминаний, и холод тревоги. Её сердце забилось сильнее, дыхание чуть сбилось, а пальцы — словно послушные, но трепетные — остановились на этом заголовке.
«Icegergert и его новая-старая девушка Ирина Левская», — прочитала она вслух, и слова прозвучали в комнате эхом, словно отдалённым ударом волны, разбивающейся о берег.
Ира… Та… Почему это она? Почему она? Внутри что-то сжалось и разверзлось одновременно — смесь недоумения, предательства и растерянности. Вопросы посыпались, как листья под ногами осенью: когда? как? зачем? И почему он не сказал ей об этом? Почему эта тайна всплыла именно сейчас, в момент, когда они казались такими близкими?
Телефон в её руках вдруг стал тяжёлым, как груз воспоминаний и неопределённости. Её взгляд затуманился, и дождь за окном превратился в монотонный гул, словно отражение её внутреннего мира — непонятного, холодного и одинокого.
Она откинулась на спинку дивана, закрыла глаза, и в тишине, прерываемой лишь звуками дождя, ощутила, как вся та зыбкая надежда, которую она берегла, начинает растворяться, уступая место новым страхам и сомнениям.
И вот, в этот момент, осенний вечер в съёмной квартире стал началом новой главы — главы, где всё будет иначе, где придётся искать ответы на вопросы, которые раньше казались далекими и ненужными.
Пальцы сжали телефон крепче, и в душе зазвучал тихий, но отчётливый зов: что теперь делать с этой правдой?
Раньше она была словно закалённым стеклом — когда-то жёсткая, холодная, не позволяющая никому пройти слишком близко. Его слова и поступки медленно, но верно разбивали этот панцирь, слой за слоем, превращая её из редкой, горделивой суки в уязвимую девочку, которая впервые за долгое время научилась доверять.
Он разбирал её на части, а потом собирал заново, словно создавая новую версию — ту, что могла открываться, верить, любить. Она сжимала его прикосновения как спасительную глоток воздуха, даже когда внутри что-то кричало о сомнениях и страхах.
Но теперь, когда правда вырвалась наружу, и она увидела его рядом с другой, та девочка, которую он пытался вырастить в ней, разбилась на тысячи слёз. Она ревела в захлёб, теряя себя в собственных чувствах — боли, предательстве, бессилии. И в этих рыданиях звучал не только страх потерять его, но и страх потерять себя, ту, кем она стала, когда поверила в них.
Каждая капля слёза была криком души, и она не знала, как снова стать той, кто была раньше — холодной, недоступной, непоколебимой. Потому что теперь она была просто девочкой, которая любила и страдала, и это казалось самым страшным.
> @enik.kaeva
«Поздравляю тебя. С старым-новым началом!»
> @icegergert
«Не понимаю, к чему это.»
> @enik.kaeva
«Я думала, мы что-то значили друг для друга.»
> @icegergert
«Это сложно объяснить. Мы разные пути выбрали.»
> @enik.kaeva
«Больно осознавать, что ты с ней, а я одна.»
Просмотрено