Точка невозврата

┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈
Кениг

Двигатель ревел, будто рвал сам воздух на части, а я переключал передачи и вдавливал педаль газа в пол — выжимал из этой чёртовой машины всё, что она могла дать. Дорога под колёсами был такой же зыбкой, как мои собственные мысли. Зеркало заднего вида я проверял каждые несколько секунд — привычка, вбитая годами, но теперь это был не просто профессиональный рефлекс, теперь это был наш шанс на спасение.

Ни фар, ни силуэтов машин позади не было, только пустота, но я знал слишком хорошо: пустота редко бывает настоящей. Она как затишье перед бурей, как вдох перед криком, и это значит, времени у нас было сущие капли. Я точно знаю, что Рихтер поднял шум, как еб*нная истеричка и дал запрос на поиски наших голов всем действующим агентам и наемникам.

Я понимал, что сделал не просто шаг в сторону, нет, это было окончательное предательство. Я отрезал себе путь назад, сжёг мосты, стер всю прежнюю жизнь одним движением пальца на спусковом крючке и не подчинением приказу. В армии мне твердили, что есть только два состояния: ты либо служишь, либо ты никто, и я выбрал.

И вот в этой рваной, нервной тишине, прорезаемой только рычанием двигателя и гулом ветра, я краем глаза ловлю её, сжатую в кресле рядом, будто мир мог рухнуть на неё сверху в любую секунду. Пальцы вцепились в ремень безопасности, костяшки побелели, волосы сбились на лицо, и только редкие всполохи света вырывали её лицо из полумрака салона. Девушка дрожала. Её тело било мелкой, почти не заметной дрожью, но я чувствовал её, как чувствовал собственное сердце, которое билось не так, как привыкло. Я вдруг понял, что за всё это время я так и не узнал элементарного: её имени. Спасаю кого-то, кто для меня был анонимной тенью, и эта мысль показалась мне странно режущей.

Я опустил взгляд на руки, вопрос с хрипотцой в голосе сорвался с губ сам:

— Как тебя зовут?

Я видел, как она вздрогнула, будто от удара током. Словно мой голос пробил ту скорлупу, в которую она спряталась. Она медленно повернула голову и её глаза, блеснувшие в полумраке салона, впились в мой профиль.

Она скривила красивые губы в саркастической усмешке:

— Смешно. Ты спас человека, имени которого даже не знаешь.

Слова укололи, хотя я не должен был позволять этому коснуться меня. Я был сильнее, я был холоднее, меня учили быть хладнокровной машиной для убийств, но внутри что-то дёрнулось от её слов. Она откинулась обратно в кресло, будто вопрос был закрыт, а я молчал, просто давил педаль, слушая, как машина едет по проезженной дороге, и чувствовал, как напряжение между нами сгущается. А потом, через несколько долгих секунд или минут, её голос прозвучал снова, но уже тише, без того колючего сарказма, словно она позволила себе маленькую слабость:

— Эвелин... Эвелин Харт.

Я кивнул, теперь у меня было имя, ради которого я перечеркнул всё.

— Эвелин, — повторил, пробуя его на вкус, словно хотел удостовериться, что оно реальное, а не очередная тень.

Холодный воздух тянулся в приоткрытое окно, шипел в салоне, смешивался с её дыханием, и в этот момент я впервые за всё время понял — назад дороги уже нет. Не только потому, что КорТак будет гнать меня по всему свету, как зверя, а потому что теперь моё бегство имело имя. И оно сидело рядом, дрожа, но всё равно она смотрела на меня так, будто хотела понять: кто я чёрт возьми, такой?

Я держал руль так, будто хотел сломать его, пальцы побелели от напряжения, и всё же краем глаза я видел, как она снова повернулась ко мне, губы поджаты, взгляд острый, как лезвие её маленького скальпеля. Её голос прозвучал тише, чем хотелось бы, но в нём было достаточно яда, чтобы прожечь на мне броню:

— Обычно, — протянула она с язвительной интонацией. — Когда знакомятся, люди обмениваются именами, но, видимо, у нас всё иначе: сначала похищение, потом бегство, а имя так, фигня.

Я скосил взгляд вперед, дорога дрожала в свете фар, казалось, что она бежит от нас, а мы всё никак не можем её догнать. В груди что-то неприятно сжалось, но я выдохнул и ровно сказал:

— Называй меня Кёниг.

Я видел, как её подбородок чуть дрогнул, но не от страха, а от злости, смешанной с каким-то непрошеным азартом. Она прищурилась, повернулась ко мне ещё ближе, и я ощутил, как воздух между нами стал еще гуще.

— Кёниг, — повторила она с усмешкой, будто пробуя это слово на вкус. — Король с немецкого, да? Красиво звучит, но, знаешь, — она склонила голову набок, её пшеничные волосы рассыпались по плечам, и я почувствовал их мягкий, фруктовый аромат. — Я не в сказке, где можно верить в титулы и маски. Мы с тобой застряли в чёртовом дерьмище, и, возможно, умрём ещё до рассвета. Так что, может, хватит игр? Если уж мне доведётся погибнуть рядом с тобой, я хочу хотя бы знать твоё настоящее имя.

Я резко втянул воздух, будто она ударила меня в грудь. Имя. Простая вещь, но она была для меня как кость в горле.

— Ты думаешь, — произнёс я хрипло, не отрывая взгляда от дороги. — Что имя что-то изменит? Что, если я назову его, ты поймёшь, кто я такой? Ошибаешься. Моё имя это просто звук, набор букв, который ничего тебе не скажет. Настоящий я, это то, что ты уже видела: грязь, кровь и то, как я сломал себе жизнь, вытащив тебя из того места.

Она не отступила, наоборот, словно вцепилась в меня глазами.

— Оу, тогда нужно было оставить меня там, или прострелить мне голову, как и должен был, — прошипела она, но в её голосе не было мягкости, только стальной надлом. — Имя — это единственное, что остаётся у человека, когда у него отнимают всё остальное. Оно как якорь, если ты отказываешься даже от него... значит, ты уже давно мёртв.

Я сжал зубы, и почувствовал, как челюсть ноет. Её слова застряли внутри, как пули, которых не достать.

— Мёртвым я ещё себя не чувствую, — глухо ответил я. — Но живым тоже перестал быть давно.

— Тогда начни хотя бы с простого, — сказала она, медленно и твёрдо. — Скажи мне, как тебя зовут.

И в тот момент я понял, что молчание стало для меня тяжелее, чем принятое недавно решение. Я видел, как она закатила глаза и отвернулась к окну её дыхание дрожало в боковом стекле, губы поджаты, пальцы постукивают по колену. Но через несколько секунд она снова развернулась ко мне, уже без той саркастической улыбки, а с упрямым огнём в глазах.

— Ладно, — выдохнула она, будто вычеркнув тему имени. — Тогда расскажи другое. Что вообще происходит? Почему мы бежим, кто гонится за нами, и... — её голос стал жёстче. — Зачем ты убил всех тех людей? Ты кто, чёрт возьми? Наёмник? Психопат?

Я почувствовал, как по венам пошёл холодный ток, вопросы били прицельно, один за другим. Она говорила так, словно хотела вогнать меня в угол. Я молчал несколько секунд, слышно было только урчание двигателя и шорох шин по неровной дороге. Потом я коротко усмехнулся, но без веселья:

— Ты задаёшь слишком много вопросов для человека, которому ещё некоторое время назад прострелили бы голову другие, если бы я туда не вмешался.

Она прищурилась.

— Красивый уход от ответа, но я не идиотка. Эти люди... ты ведь не просто так их убил. Я видела, как ты это делал. Будто... будто тебе это привычно.

Я скользнул взглядом по её лицу. Да, она смотрела на меня почти с отвращением, но под этим чувствовался страх, и ещё что-то другое, будто интерес.

— Потому что это и есть привычка, — сказал я низко. — Я не святой, не спаситель и не герой твоих грёбаных сказок. Я всю жизнь делал то, что другим кажется кошмаром. Убивал, чтобы выжить, чтобы выполнить приказ, чтобы закрыть рот тем, кто должен молчать.

Она резко втянула воздух, будто я ударил её этим признанием.

— Значит, они были невинные?

Я качнул головой.

— Никто там не был невинным, малышка, не строй иллюзий... Они просто выбрали не ту сторону.

— И ты вот так спокойно об этом говоришь? — её голос сорвался. — О жизнях, которые оборвал?

— Держись, — я посмотрел вперёд, машину подъехала к лесу и я нажал на газ сильнее, дорога петляла сквозь джунгли, ночь была вязкой, и я чувствовал, как запах сырости и леса смешивается с металлом в моей голове.

— Спокойно, потому что если начнёшь считать каждую убитую жизнь, сойдёшь с ума, — сказал я глухо. — Хочешь правду? Я не спас тебя ради тебя. Я сделал это потому что сам попал в задницу, только слегка поздно осознал. Я сделал то, что должен был. Остальное значения не имеет.

Она уставилась на меня так, будто пыталась понять, лгу ли я. А я и сам, бл*ть, не знал, где именно ложь, а где то, что оставалось от меня настоящего. Она долго молчала после моих слов, только стук её ногтей о пластик двери будто таймер на бомбе, отмеряющий время до взрыва. Потом она медленно повернулась ко мне, и в её голосе уже не было паники, только язвительная холодная сталь.

— Ну, раз «остальное значения не имеет», значит, и моя жизнь ничто, верно? Просто мешок с костями, случайная попутчица, которую ты вытащил, потому что так совпало. Верно, Кёниг? — она нарочно сделала ударение на позывной, словно он был маской, которую она хотела сорвать с мясом.

Она все не так поняла, бл*ть...

— Не играй со мной, — сказал я тихо, слишком тихо.

— Почему? Боишься признать, что тебе плевать? — она чуть подалась вперед, глаза блеснули в свете приборной панели. — Ты только что сам сказал, что остальное не имеет значения.

Я вдохнул, чувствуя, как внутри разрастается знакомое напряжение, тёмное и опасное, со мной нельзя было играть в такие игры. Она не понимала, в кого тычет пальцем.

— Если бы твоя жизнь не имела никакого значения, — процедил я, не сводя глаз с проезженной лесной дороги. — Я бы оставил тебя там в луже крови. Я бы не взял тебя с собой. Не тратил бы силы и время.

— Тогда почему? — она почти выкрикнула. — Почему я здесь, рядом с тобой?

Мои пальцы отнялись от руля, на мгновение машину повело, и я резко выровнял её. Потом повернул голову и встретил её взгляд — прямой и горящий, как нож, упертый в горло.

— Потому что я ослушался прямого приказа и просто не смог тебя убить, — прорычал я, тоже повышая голос. — Чёрт возьми, и в этом вся проблема.

Я смотрел прямо на неё, дыхание рвалось из груди короткими толчками. Я слишком давно не позволял себе говорить правду вслух, и слова, сорвавшиеся с губ, ударили её так же сильно, как и меня самого. Я видел, как в её глазах что-то сломалось, или, наоборот, встало на место. Она замерла, перестала дышать шумно, как раньше, и только смотрела, секунду, две. Слишком долго для такой тишины. И вдруг она отвела глаза, плечи чуть опали, и голос её прозвучал почти шёпотом:

— Спасибо.

Я нахмурился.

— Что?

— Спасибо, что... не убил меня, — выдавила она и нервно прикусила пухлую губу, будто сама удивлялась этим словам.

Моё дыхание стало ровнее, будто кто-то убрал с груди тяжёлую плиту. Внутри что-то щёлкнуло, такое неожиданное и чужое чувство, которого я не ждал. Я привык, что люди либо умоляют меня, либо проклинают, но не благодарят. Никогда.

Я отвернулся к дороге, пытаясь не показать, что её слова ударили сильнее, чем любой выстрел, да и за маской это вряд ли было бы видно.

— Ты странная, — хрипло сказал я, чтобы не молчать.

Она не ответила сразу, потом тихо спросила:

— Кто... кто они были? Те люди, которых ты убил?

Я тяжело вздохнул и заговорил медленно, почти подбирая каждое слово:

— Они не случайные люди и не «невинные жертвы», если ты этого боишься. Это была ячейка посредников. Они держали канал поставки биохимического оружия, — я бросил на неё короткий взгляд, но она слушала, не мигая. — У них были контакты с двумя крупными картелями, а ещё с частной военной компанией. Не важно, какой именно, им нужны были образцы. Эти ублюдки делали на крови бизнес.

Она сжала руки на коленях, но молчала.

— Они собирались переправить через границу партию химоружия. Достаточно, чтобы продать правительству других стран за толстую сумму, а те в свою очередь, могли бы использовать оружие в качестве меры устрашения и так по кругу, — я безрадостно хмыкнул. — Ну а картели мечтали использовать это как «рычаг давления» на конкурентов.

— Господи... — выдохнула она едва слышно.

Я кивнул.

— Я получил приказ устранить их. Никто не должен был знать, об этой миссии.

— Но я... узнала, — сказала она и посмотрела прямо на меня.

— Да, — отозвался я, не отводя взгляда от дороги. — И именно поэтому мне приказали убрать и тебя.

Она замолчала, лишь ее пальцы слегка дрожали, но в ответ не было ни крика, ни обвинений. Только сдавленный шёпот:

— Значит, я... была просто лишним свидетелем.

— Да, — произнёс я, но в горле встал ком. — Но я сделал выбор, и он, чёрт возьми, до сих пор сидит у меня в голове.

Она опустила взгляд, волосы соскользнули на лицо, скрывая её глаза. Несколько секунд в машине было слышно только, как рычит мотор и гулко качается подвеска по кочкам.

— И всё-таки спасибо, — повторила она чуть твёрже, но голос её дрогнул.

Я не ответил, только вжал педаль газа сильнее, потому что внутри меня становилось слишком шумно. Я сжал руки в кулаки так, что кожа под перчатками натянулась, и только тогда до меня дошло: она ведь не должна была оказаться там. Чёрт, совсем не должна!

— Подожди, — выдохнул я, покосившись на неё. — А какого чёрта ты делала там... в два часа ночи?

Она вздрогнула, будто я застал её за чем-то неприличным, и почти мгновенно окрасилась в густой румянец, до кончиков ушей.

— Я... я... — пробормотала она, опуская взгляд к своим коленям.

— Ну? — я чуть склонил голову, не отпуская педали газа. — Это должно быть охренительно веское объяснение, учитывая, что я едва не пустил всех в расход ради нашего спасения.

— Ноутбук, — выпалила она.

Я моргнул.

— Что?

— Ноутбук, — повторила она, всё так же краснея. — Я... я хотела фильм посмотреть.

Я издал низкий смешок, больше похожий на рычание.

— Фильм, — протянул я, едва не улыбаясь под капюшоном. — В два часа ночи.

Она резко повернулась ко мне и, впервые за всё время, даже вспыхнула злостью:

— Да, фильм! Я не могла заснуть, ладно? И вспомнила, что ноутбук у тебя. Пришла забрать, но тебя в палате не оказалось, и я... — она замялась, снова смутившись. — Я пошла искать тебя.

Я хмыкнул и покачал головой.

— Великолепно. Я подставил свою карьеру, жизнь и, вероятно, нас обоих ради киносеанса.

Она прищурилась и, не удержавшись, буркнула:

— Ну, мог бы и ноут вернуть, раз уж такой герой.

Я фыркнул, впервые за ночь позволив себе ухмылку.

— Следующий раз, когда захочешь кино, постучи. Может, я даже составлю компанию.

Она повернулась к окну, но я заметил, как уголки её губ изогнулись, предательски намекая на скрытую улыбку, что совсем не сочеталось с нашим положением, но плечи её чуть дрогнули слишком характерно.

Она, бл*ть, смеялась? Сейчас?

— Ты серьёзно? — я не выдержал и наклонился ближе, чтобы услышать. — Ты смеёшься надо мной?

— Нет, — слишком быстро отозвалась она, но голос выдал её. — Совсем нет.

— Врёшь, — хмыкнул я. — Даже пытаешься не убедительно.

Она медленно повернула голову, и её глаза сверкнули впервые за всё время не страхом, не злостью, а... чем-то другим.

— Просто забавно, — прошептала она, стараясь держаться спокойно. — Огромный, грозный... кто ты там? Солдат? Наёмник? — и она скосила взгляд на мою маску. — А сорвался, как школьник, потому что я пошла за ноутбуком.

Я чуть не стукнулся лбом о руль от абсурдности.

— Ты не представляешь, что было на кону, — отрезал я, но в голосе уже не было прежнего металла. — И всё ради какого-то романтического фильма?

— А ты откуда знаешь, что романтического? — в её тоне мелькнула искорка вызова.

— Потому что ты именно из тех, кто будет смотреть сопли в сиропе, — сказал я и, сам того не желая, усмехнулся.

— А если я люблю боевики? — прищурилась она.

— Тогда ты выбрала неудачный вечер для марафона, — буркнул я, но внутри что-то странно кольнуло. Слишком лёгкий обмен колкостями, слишком... естественный.

Она откинулась на спинку кресла, скрестив руки, и будто нарочно поддела меня:

— А может, я просто хотела посмотреть что-то весёлое, чтобы не думать о том, что рядом со мной ходит человек-скала, который молчит сутками и смотрит так, будто планирует меня прикопать за гаражами.

Я вскинул бровь под капюшоном.

— «Человек-скала», да?

Она кивнула, на этот раз уже откровенно улыбаясь, и вот тут меня ударило, впервые за всё это время я поймал себя на том, что её смех не раздражает, не мешает... а будто стирает с меня ту тяжесть, которую я привык носить. Я замолчал, и едва заметно перевёл дыхание.

Я покосился на неё, её улыбка была слишком лёгкой для этого разговора, слишком неподходящей в контексте того, что мы только что обсуждали. Но, чёрт возьми, именно она и сбила меня с ног.

— Человек-скала... — я протянул эти слова медленно, словно пробовал их на вкус. — М-да. Хотя могло быть хуже, могла назвать «каменной глыбой».

Она прикусила губу, глаза блеснули.

— Или бетонный блок.

— Или бульдозер, — мрачно добавил я, но в уголке губ против воли дрогнула ухмылка.

— О, это даже больше похоже, — подхватила она, оживлённо кивая. — Ты и правда иногда идёшь напролом.

Я издал низкий смешок, короткий, хриплый звук, который самому мне показался чужим.

— Ну спасибо, теперь я официально техника спец тяжёлого класса.

Эви вскинула бровь и театрально развела руками.

— Зато надёжно. Бульдозер хотя бы не бросит посреди дороги.

Я повернул к ней голову, задержал взгляд чуть дольше, чем следовало.

— Надежно, да? Это первое доброе слово, которое я от тебя слышу.

Эвелин смутилась, чуть опустив глаза.

— Я... не так хотела сказать.

— Нет, — я покачал головой, всё ещё не веря, что позволяю себе продолжать этот абсурдный обмен колкостями. — Так и оставим. Бульдозер.

Я снова уставился вперед, но внутри меня всё скреблось и жгло. Потому что впервые за много лет я не чувствовал себя ни машиной, ни оружием. Всего лишь человеком, которого дразнит упрямая девчонка и почему-то это было опаснее всего.

Я снова косо взглянул на нее и заметил, как её губы дрожат, она сдерживала смех, будто в её красивую головку пришла мысль, которая её давала ей покоя.

— Давай, паршивка, выкладывай всё сразу. Я знаю, у тебя там в запасе ещё десяток.

Эвелин хитро сощурилась, поправила волосы и сделала вид, что думает всерьёз:

— Ну... «Ходячий шкаф» подходит?

— Отличное начало, — хмыкнул я. — Продолжай.

— «Молчаливый истукан»?

— Прекрасно. Прямо чувствуется уважение, — буркнул я, но уголки губ предательски дёрнулись.

— «Человек-бронированный диван».

Я не выдержал и тихо рассмеялся.

— Диван? Серьёзно?

— Ага, на тебя можно упасть во время перестрелки, например, и точно не ушибёшься, — сказала она с самым серьёзным видом, хотя в глазах уже плясали смешинки.

— Хм, а если я упаду на тебя?

Она тут же запнулась, густо краснея.

— Это... не обсуждается, — пробормотала и резко отвернулась к окну.

Я качнул головой и нарочно добил:

— «Тихий шкафчик мести».

Она прыснула от смеха, закрыв рот ладонью.

— Господи, это даже лучше, чем мои.

Я пожал плечами, чувствуя странное облегчение. Впервые за долгое время мне не приходилось подбирать слова или объяснять, кто я. Она смеялась надо мной, но в этом смехе не было страха.

Я почувствовал, как улыбка незаметно соскользнула с лица, оставив после себя странное ощущение будто я на мгновение показал наружу то, что всегда держал глубоко внутри. Опасно, слишком опасно, я не привык к таким слабостям.

Несколько километров мы ехали молча, только мотор гудел и колёса глотали дорогу. И вдруг — её голос, тихий, но цепкий:

— Что теперь? — спросила Эвилин. — Мы ведь... мы ведь не можем вернуться.

Я перевёл взгляд на дорогу.

— Мы не можем вернуться на форпост. Не после того, что произошло, — произнёс я. — Их камеры всё зафиксировали, и по всем каналам пошла тревога. Любой, кто узнает о тебе и обо мне, будет охотиться за нами.

— Тогда куда? — она прикусила губу, но не отвела глаз. — Что мы будем делать? Мы же... буквально в ловушке, Кёниг. Деваться больше некуда.

Я выдохнул, заставляя себя говорить ровно.

— Деваться всегда есть куда. Просто путь не прямой, — я кивнул вперёд. — Несколько дней будем держаться в лесах. Там никто нас не найдёт: холмы, реки, влажность, гниль, твари, от которых любая охота сойдет на «нет». Для них это ад, для меня привычная среда.

Она нахмурилась, едва заметно вздрогнув.

— В лесах? Ты серьёзно?

— Абсолютно, — бросил я. — Днём прячемся, ночью двигаемся. Найдем ориентиры, заброшенные стоянки, старые хибары. Пересидим.

Эви замолчала, потом осторожно спросила:

— А дальше?

Я посмотрел на неё краем глаза.

— Дальше найдём какой-нибудь забытый Богом городишко. Там затеряемся в толпе, снимем дешёвую конуру, и затаримся. И вот там будем думать, что делать дальше.

Она задумчиво покачала головой.

— Ты говоришь это так... спокойно. Словно у тебя уже есть план.

— Планов у меня всегда десяток, — отрезал я. — Но ни один из них не спасёт нас, если ты будешь задавать слишком много вопросов, — поддел я ее, за тканью моей маски она не увидела ухмылку, что растянулась на моих губах.

Она вспыхнула, но голос её был всё же мягче:

— Я просто хочу знать, что нас ждёт. Хочу быть готовой.

Я чуть нахмурился.

— Готовой к чему? К холоду, голоду, бесконечной влажности? К укусам насекомых, к звукам, от которых волосы встают дыбом? К тому, что каждую ночь ты будешь просыпаться и думать: «А вдруг они нас нашли?»

Эвелин побледнела, но не отвела взгляда.

— Да. К этому тоже, но больше... — она замялась, — ...к тебе.

Моё дыхание сбилось на секунду, но я тут же вернул его в привычный ритм.

— Тогда запомни, — произнёс я глухо, будто каждое слово давалось мне тяжело. — Пока ты рядом со мной, у тебя есть шанс. Я не дам им добраться до нас. А всё остальное — чёрт с ним.

Она сжала пальцы в кулак, будто цепляясь за мои слова, и только тихо прошептала:

— Хорошо.

Мне показалось, что впервые за долгое время кто-то решил положить свою жизнь в мои руки добровольно. И это было куда тяжелее, чем тянуть на себе снаряжение через болото.

┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈

Машина вибрировала подо мной, мотор гудел ровно, убаюкивающе, и всё вокруг сливалось в один бесконечный серо-зелёный фон: заросшая дорога, редкие, но ветвистые деревья, высокая трава, снующие над тропической равниной. Я ехал уже несколько часов без остановки, даже не заметив, как перестал различать детали. Машина вела сама себя, а я был где-то глубже, в себе, там, где гул прошлого не давал мне покоя.

Она молчала так же, как и я, не было нужды в словах, потому что иногда молчание говорило громче. Но я всё равно краем глаза ловил её, словно боялся, что вдруг она растворится, исчезнет. Потом краем глаза я все же заметил, что она тихо заснула. Сидит, поджав колени к груди, словно пытается спрятаться от мира, и выглядит при этом... хрупкой. Настолько хрупкой, что я на мгновение почти забыл, кто она, что мы пережили за последние часы. Глаза закрыты, длинные ресницы отбрасывают тень на щеки, волосы рассыпались по плечам, по груди, сбившийся пучок превратился в беспорядок, который странным образом делал её ещё красивее. Я задержался взглядом на линиях её тела, на изгибах, которые врезались в мою память ещё в первую встречу. Тонкая талия, пышная, красивая грудь, бедра, формы, от которых любому мужчине сорвало бы голову. Даже мне. Особенно мне.

Она вздрогнула, будто её тело пробрало холодом. Я тихо выругался, сбавил скорость и скосил взгляд в салон. На заднем сиденье заметил плед, старый, закатанный, но тёплый. Одной рукой держал руль, другой на ощупь дотянулся до него, и выдернул. Затем я накрыл её на сколько можно было осторожно, стараясь не разбудить.

Она пошевелилась, будто почувствовала движение, морщинка на лбу на секунду прорезала её лицо, но затем разгладилась, тело расслабилось и согрелось. Она глубже зарылась в плед, подтянула его к подбородку и снова утонула во сне, ровно дыша. Я позволил себе то, чего не делал до этого, задержался на ней взглядом дольше обычного. Слишком долго, слишком близко, слишком неуместно и от этого только хуже.

Я уставился на дорогу, вздохнул, затем потянулся к шлему, и впервые за долгое время снял его, отстегнул и отбросил назад. Голова стала легче, но вместе с этим оголилось что-то ещё — моя уязвимость. Я ощущал ветер сквозь разбитые уплотнители стекла, чувствовал его прохладу на лице и понимал: я спокоен. Чёрт возьми, я действительно спокоен.

И это пугало сильнее любого выстрела.

Потому что я привык быть машиной, тяжёлой, неостановимой и бронебойной. Привык ломать, убивать, скрываться, но не привык смотреть на женщину рядом так, будто она больше, чем просто попутчик. Я не смог выстрелить в тот раз, по какой-то неведомой мне причине. Может это произошло, потому что глубина ее голубых глаз слишком сильно въелась мне в совесть и я понял, что не смогу отнять жизнь у этой невинной девушки несмотря на приказ.

Мотор упрямо тянул нас вперёд, равнины простирались до горизонта, и казалось, что мир вокруг замер. А я всё ещё ловил себя на том, что слушаю её ровное, тёплое и спокойное дыхание. И впервые за чёртову вечность где-то в глубине, я хотел, чтобы дорога не заканчивалась.

┈┈───╼⊳⊰ 𖤍 ⊱⊲╾───┈┈

Я слышал, как дорога стонет под колёсами, мотор слегка подрагивал на крутых холмах, а раненые мышцы боков и спины, ныли каждый раз, когда я чуть сильнее напрягался. Глаза уже не могли держать фокус дольше пары секунд, усталость давила с каждой минутой, но останавливаться было опасно, мы должны оторваться от форпоста как можно дальше.

И тут я заметил движение рядом, совсем тихое, почти незаметное. Эвелин проснулась, потянулась, сонно протерла глаза, её лицо распухшее от сна, губы чуть припухшие, волосы лохматые, и на секунду я замер. Красивее нее, я не видел никого и никогда прежде.

Она что-то спросила, и я не сразу расслышал, потому что взгляд мой предательски упёрся ниже — на её грудь. Вставшие маленькие соски прорезались сквозь ткань черной футболки, и я почувствовал, как дыхание перехватило, а в штанах стало тесно, словно тело хотело напомнить мне, что я не просто солдат, а мужчина, которому не всё равно.

Я дернулся на сиденье, поерзал, пытаясь хотя бы немного унять неприятную боль в паху, но это не помогло. Это было максимально странно, я привык к женщинам, к встречам на одну ночь, к желанию и к контролю, но это... это было нечто другое. Я уже давно не зеленый мальчишка, не безвольный юнец, но я, привыкший держать себя в узде, внезапно оказался предан своим собственным телом.

Я быстро опустил взгляд, стараясь вернуть контроль, чтобы Эвелин не заметила ни малейшей перемены в моем поведении. Сердце билось чаще, кровь стучала в висках, а разум пытался понять: почему это случилось с ней? Почему именно она?

Я ощущал каждый ритм её дыхания, каждое движение, каждую деталь и понимал, что эти часы в дороге, молчание, опасность, страх, а также усталость, возбуждение и близость этой девушки сделали что-то неправильное с моим телом, и эта мысль одновременно раздражала и удивляла.

Я сжал кулаки, глубоко вдохнул, стараясь отогнать лишние мысли, но тело предательски продолжало реагировать на Эвелин, и это раздражало. Я привык быть хозяином боя, оружия, ситуаций, своего тела, но здесь и сейчас я был лишь человеком, который не мог отвести взгляд, не мог контролировать рефлекс. И это... это заставило меня почувствовать что-то, что я давно считал забытым.

Я вдохнул глубоко, пытаясь отвести взгляд, но в паху потянуло сильнее, а глаза скользнули к ней снова.

— Что... что ты сказала? — прохрипел я, стараясь придать голосу привычную хладнокровность, хотя внутри что-то едва сдерживалось.

Эви моргнула, и уставилась на меня большими сонными глазами.

— Доброе утро... — сказала она, голос тихий и немного хриплый от сна. — Где мы?

Я посмотрел на дорогу, затем снова на неё, чувствуя, как этот мягкий, абсолютно обычный и вместе с тем такой живой и настоящий момент выбивает меня из привычного ритма.

— Мы на равнинах... — сказал я, наконец, чуть ровнее. — Далеко от форпоста, мы в безопасности.

Она слегка наклонила голову, всё ещё сонно наблюдая за мной, и я заметил, как её губы чуть приоткрылись.

— Кениг... — пробормотала она, взгляд задержался на пледе. — Это... ты меня накрыл?

Я повернул к ней глаза, почти снисходительно, с лёгкой тенью усмешки на губах.

— Видишь в машине кого-то кроме меня? — прохрипел я.

Она слегка улыбнулась, кивнула, глубже укутываясь в плед, будто этот маленький акт заботы сделал её ещё более уязвимой и вместе с тем настоящей.

— Спасибо... — выдохнула она, погружаясь в ткань, и на мгновение я заметил, как расслабились её плечи, как будто плед был не только теплом, но и маленькой защитой.

Я тяжело вздохнул, снова сосредоточившись на дороге, но внутренний голос подсказывал, что этот момент, эта странная близость, останется между нами.

— Прости, — сказал я тихо. — Не смогу включить печку, чтобы ты согрелась. Надо экономить топливо.

Она на мгновение подняла взгляд, хмуро моргнув, кивнула, но ничего не сказала. В её глазах было что-то смешанное: смущение, понимание и мягкая благодарность.

Пальцы давно уже онемели от руля, дорога была бесконечной, прямой, как натянутый нерв. Я чувствовал, как напряжение копилось внутри, и не только от долгого вождения. Мое горло саднило сухостью, язык прилипал к нёбу, и я хрипло выдохнул:

— Не поможешь?... Достань мне воды. Она там, сзади.

Она моргнула, сон всё ещё виднелся в её глазах, но она послушно развернулась. Но как по заказу, её движение оказалось...совсем неосторожным. Она наклонилась назад так, что её задница и бедра остались здесь, у меня на уровне плеча почти возле лица, а остальное тело потянулось к заднему сиденью.

Я ощутил все слишком остро, как её близость прорезала пространство машины, словно весь тесный салон наполнился только её запахом и теплом. Мое горло пересохло ещё сильнее, но уже не от жажды. Я тяжело сглотнул и звук резанул тишину внутри кабины, и я сам его услышал, он был будто чужой.

Я взглянул в зеркало заднего вида, она шарила рукой по сиденью, искала бутылку, мягко шурша тканью пледа, её пшеничные волосы упали на плечо, скользнув по воздуху. Моё дыхание стало неглубоким, рваным, и возбуждение накрыло с новой силой, совершенно неконтролируемо, почти грубо. Член в штанах дернулся и я почти незаметно вздрогнул от того, что брюки снова натянулись, и в паху болезненно потянуло.

— Быстрее, — выдавил я, но голос прозвучал не так, как хотел, густо и тяжелее обычного.

Она наконец вытащила пластиковую бутылку и протянула её мне, чуть не уронив от резкого поворота. Я выхватил её прямо из её рук. Капюшон на мгновение приподнялся, и холод воздуха коснулся моего лица, но это было ничто по сравнению с тем, что я уловил краем глаза. Она смотрела на меня так, будто не контролировала себя, её взгляд скользнул вниз, туда, где я коснулся бутылкой губ, и её глаза задержались на них.

Бутылка треснула в моей ладони от слишком сильного сжатия, вода едва не брызнула наружу прямо в лицо. Я жадно припал к горлышку, проглатывая холодную воду, но каждая капля только сильнее жгла внутри. И всё это время я краем глаза ловил её движение, то, как она медленно отстранилась, пятясь назад, как будто тень тянула её к моим губам, как будто она сама не до конца понимала, куда смотрит и зачем. Я резко оторвал бутылку от себя и шумно выдохнул.

— Садись нормально, — сказал низко, хрипом, пытаясь вернуть себе равновесие. — Не мешай мне вести.

Её плечо дрогнуло, когда я бросил это резкое «не мешай». Я почти услышал, как внутри неё что-то зажглось.

— Прости, что дышу, — тихо ответила она, с упрямой колкостью в голосе. — И не за что.

Она отвернулась к окну, но я успел заметить, как её зубы прикусили нижнюю губу. Чёрт. На первый взгляд казалось бы совсем мелочь, но именно это движение вогнало меня в ещё более дикое напряжение. Моя ладонь сжалась до белизны костяшек, а взгляд снова сам предательски скользнул вниз.

Тонкая ткань её футболки не скрывала ничего, даже наоборот откровенно подчёркивала. Мягкая линия груди, которую теперь обрисовывали маленькие, тугие соски, красиво притягивала к себе внимание. Я беззвучно выругался про себя. Машину тряхнуло на выбоине, и её грудь подпрыгнула, будто нарочно, будто издеваясь над моей выдержкой. Я тяжело сглотнул, чувствуя, как сухость во рту только усиливается.

Молчание стало ядовитым. Я знал, что если продолжу смотреть, потеряю контроль. Я буквально вырвал взгляд обратно к дороге, но мысли уже разлетелись.

— Пристегнись, — рыкнул я, даже не сразу осознавая, что сказал это вслух. Голос сорвался грубо и низко, почти как приказ.

Она молча потянулась к ремню, щёлкнула застёжка. Я краем глаза увидел её упрямый профиль, но в глазах всё равно тлел тот огонь, который меня разрушал. Я шумно выдохнул, пытаясь втянуть воздух глубже, но лёгкие будто не слушались. Дорога всё так же проносилась перед глазами, но теперь казалось, что именно в этом замкнутом салоне творилась настоящая катастрофа, полная электричества и сдавленного желания.

Эта пигалица сидела рядом, будто и не замечая, что делает со мной. Локоть чуть скользнул по бедру, когда она устраивалась удобнее. Волосы сдвинулись на плечо, и слабый аромат фруктового шампуня ударил мне в голову так же сильно, как пуля в бронепластину. Чёрт возьми...

Я заставлял себя держать взгляд на асфальте, но всё моё внимание было в сантиметре от меня. Её движения были мелкими, случайными, будто невинными. Она подтянула плед выше к подбородку, и ткань скользнула по её груди, задевая соски, отчего под тонкой тканью футболки они стали ещё заметнее. Моё горло снова пересохло. Я шумно сглотнул, но звук показался мне слишком громким, слишком выдающим меня с потрохами.

— Всё нормально? — вдруг спросила она, не глядя на меня, и в голосе не было никакой провокации, только усталость.

«Нет, чёрт, не нормально», — хотел рявкнуть я, но слова застряли в горле. Я сумел только хрипло:

— В порядке.

Она кивнула, повернулась лицом к окну и невольно закусила губу, снова, то ли от раздражения, то ли просто так. Её пальцы начали играть с краем ремня безопасности, словно машинально. Маленькое движение, а меня будто ножом резануло.

Я чувствовал, как пульс в висках бьет всё сильнее, как рука сжимает руль так, что кожа на нем заскрипела. Внутри я повторял себе: спокойно, Кёниг, контроль... контроль...но это было враньё. Каждый её вдох, каждое случайное невинное движение — всё это превращало меня в зверя, запертого в тесной клетке из железа и собственных костей. И самое страшное, она, бл*ть, даже не понимала. Она даже не догадывалась, что её присутствие здесь разносит меня на куски. В висках стучало, в горле пересохло. Давно у меня не было женщины, слишком давно. Война, работа, грязь, смерть, вот для этого всегда находилось время, а для себя никогда. А теперь она сидит рядом, хоть руку протяни, такая живая, тёплая, и даже не подозревает, что превращается для меня в пытку.

Ещё немного и я сорвусь, а я не имею права. Ни сейчас, ни здесь, ни тем более с ней.

— Назад, — рыкнул я, даже не поворачивая головы.

— Что? — её голос звенел недоумением и вызовом.

— Пересаживайся на заднее сиденье, — процедил я, пальцы сжались на руле так, что костяшки побелели.

— Серьёзно? — она хмыкнула, покосилась на меня. — Это что за новые правила? Первый ряд только для избранных?

— Не спорь, просто сделай.

Она закусила губу, явно злясь, но отстегнула ремень. Когда наклонилась, чтобы перелезть назад, нарочно пробормотала:

— Ну да, логично. Если что-то мешает, надо убрать с глаз долой.

— Именно, — бросил я сухо. — Ты начинаешь действовать на нервы.

Она резко плюхнулась на сиденье сзади, скрестила ноги по-турецки и уставилась в окно.

— Ну и? Стало лучше? — язвительно спросила она. — Теперь я как подозреваемая на заднем сидении.

Я чуть хрипло усмехнулся, не отрывая взгляда от дороги:

— Угадала. Только наручники забыл прихватить.

Она фыркнула, но в её голосе сквозило любопытство:

— А потом ты потребуешь, чтобы я и в багажник пересела, да? — её язвительность лезвием прошлась по нервам.

Я резко объехал холм, и процедил:

— Эвелин, ещё слово, и я реально тебя туда засуну.

Она фыркнула, и закатила глаза так, что стал виден белок.

— Ну конечно, мужчины всегда так делают, как только что-то идёт не по плану, бац, и в багажник женщину, — она театрально взмахнула руками будто засовывает воздух в руку и бьет по ладони кулаком со всей силы.

Я стиснул зубы. Резкая боль в ранении спасла меня от того, чтобы выругаться вслух. Все-таки небольшая колкость от этой маленькой паршивки разрушила остатки моего контроля над телом и сознанием к чертовой бабушке.

Когда малышка наклонилась, чтобы перелезть назад, ее локоть ударил меня сбоку, не сильно, но достаточно, чтобы внутри всё скрутило. Боль была резкая, как выстрел, и я выругался сквозь зубы, глухо, так, чтобы она не поняла, что дело плохо.

В глазах на секунду стало темно, будто кто-то щелкнул выключателем. Машину качнуло, и я вцепился в руль, чтобы нас не снесло к чёртовой матери в какую-нибудь яму. Секунда, другая, и темнота не ушла, а наоборот, прогрессивно густела.

Дерьмо. Только не сейчас.

Усталость навалилась как бетонная плита. Ранение, недосып, это чёртово напряжение... всё разом дало о себе знать. Голова стала тяжёлой, словно в неё от души набили свинца. Я резко тряхнул ею, пытаясь разогнать туман. Бесполезно. Дорога двоилась, кусты и деревья впереди будто пляшут. Нога сама сбросила газ, затем нажала тормоз, и машина встала рывком.

Я будто в тумане ощутил, как руль соскальзывает под ладонями. Последнее, что я успел, это выдохнуть сквозь зубы:

— Держись...

А потом всё будто растворилось.