2.Тогда, может быть...
Аластор продолжал держать его.
Мир вокруг исчезал в глухом шуме дождя.
Люцифер поднял на него глаза — серые, почти прозрачные под завесой воды.
Его губы чуть дрогнули, как будто он хотел что-то сказать, но замер.
Тишина между ними была странной.
Не неловкой, нет.
Тяжёлой, знакомой... будто в ней пряталось что-то важное, что-то забытое.
Аластор чувствовал, как под его руками вздрагивает тело Люцифера.
Не от холода.
От странного, неосознанного узнавания.
На несколько долгих, почти вечных секунд они просто смотрели друг на друга, не отводя взгляда.
Дождь шумел вокруг, и капли стекали по их лицам, смывая всё лишнее — слова, страхи, память.
Потом Аластор медленно отпустил его.
Пальцы неохотно скользнули по промокшей ткани, будто прощаясь с чем-то, чего он сам не мог назвать.
Люцифер выпрямился, чуть дрожа.
Он снова взялся за ручку зонта, скрывая взгляд.
И всё-таки не ушёл сразу.
Люцифер молчал, крепче сжимая ручку зонта.
Казалось, он боролся с собой, выбирая — уйти или остаться.
Аластор смотрел на него, сам не зная зачем.
И вдруг, почти шёпотом, словно чьи-то забытые слова вырвались сквозь дождь:
— Мы уже... встречались?
Люцифер вздрогнул.
Медленно поднял на него взгляд.
Секунду смотрел, словно не веря, а потом — почти неслышно, срывающимся голосом — прошептал:
— Спасибо.
В этом слове было больше, чем просто благодарность.
Что-то странное, глубокое.
Как будто это "спасибо" он хранил слишком долго, с того самого момента, который сам забыл.
Дождь между ними стал гуще, тяжелее.
Они стояли в нём, пропитанные воспоминаниями, которых ещё не было.
И всё-таки в следующую секунду Люцифер отвернулся, сделав шаг прочь.
Оставляя за собой тёплый шлейф чего-то потерянного — и до боли знакомого.
Аластор смотрел ему вслед.
И впервые за долгое время почувствовал: его жизнь снова тронули.
Аластор уже собрался отвернуться, когда заметил что-то на тротуаре.
Лист бумаги, промокший под дождём, с рваными, расползающимися линиями.
Он наклонился и поднял его.
На наброске были огонь, вспышки света и тени — грубые, живые, как будто кто-то пытался поймать на бумаге воспоминание о пожаре.
И боль. Бессловесная, но слишком знакомая.
Аластор сжал пальцами край листа, сердце в груди стукнуло сильнее.
Он догнал Люцифера несколькими быстрыми шагами.
Тот уже почти скрылся за углом, растворяясь в потоке людей.
— Эй... — Аластор окликнул его, и Люцифер остановился.
Он медленно обернулся, снова глядя так, будто каждый взгляд давался ему слишком тяжело.
Аластор протянул ему промокший набросок.
И добавил, почти не думая:
— Я тоже это видел. Где-то... когда-то.
Слова сами сложились в воздухе.
Слова, которые не должны были ничего значить.
Но в глазах Люцифера на мгновение вспыхнул страх.
Страх и... надежда.
Он забрал набросок дрожащими пальцами.
И впервые за всё это время его губы дрогнули в слабой, призрачной улыбке.
— Тогда, может быть... — Люцифер замолчал, не договорив, и снова отвернулся, скрываясь в потоке дождя.
Аластор остался стоять под хмурым небом.
Держась за ту тонкую нить, что только что мелькнула между ними.
И впервые позволил себе подумать,
что некоторые встречи не бывают случайными.
Люцифер замер, сжимая промокший лист.
Его голос был почти неслышным сквозь дождь:
— Тогда, может быть... мы знали друг друга?
— Может быть, это всё не зря?
Он поднял на Аластора взгляд, и в этом взгляде было слишком много — тоска, страх, надежда, боль.
Как будто он искал подтверждение тому, что сам не верил в своё существование.
— Может быть, — продолжил Люцифер, чуть дрогнув, —
мы не забыли всё. Только притворились.
Чтобы... не сойти с ума.
Последние слова он сказал почти шёпотом, будто отдавая их ветру.
И прежде чем Аластор успел ответить, Люцифер отвернулся.
Ушёл, растворяясь в сером ливне, оставив за собой глухой звон в груди.
Аластор стоял и слушал, как дождь стирает последние звуки.
И чувствовал, как в нём просыпается что-то древнее и страшное.
Что-то, что ещё только начнёт вспоминаться.
Аластор так и остался стоять под дождём,
пристально глядя в ту сторону, где исчез Люцифер.
В руках он всё ещё сжимал промокший лист бумаги.
Линии огня на нём будто дрожали от воды — или от его собственного дыхания.
В груди всё сильнее нарастало странное чувство.
Не страх. Не растерянность.
Что-то большее.
Что-то, что рвалось наружу, обжигая изнутри.
Он поднял взгляд к небу.
Серое, тяжёлое, оно давило на плечи, будто само было свидетелем чего-то давно забытого.
— Кто ты? — выдохнул Аластор в пустоту.
Но ответа, конечно, не последовало.
Вместо этого где-то вдали ударила молния, озарив улицы мертвенным светом.
И на мгновение в её вспышке Аластору показалось —
он видел чьи-то тени, сплетающиеся в танце пламени.
Он тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение.
Но сердце уже билось иначе.
Как будто начало вспоминать.
Аластор вернулся домой поздно.
Квартира встретила его тишиной и запахом сырости — дождь забрался даже сюда.
Он сбросил промокшую одежду,
позволив горячему душу смыть с себя остатки улицы, остатки странной встречи.
Вода обжигала кожу,
но Аластор только крепче зажмурил глаза, вцепившись пальцами в кафель.
Картинка вспыхнула перед внутренним взором:
чьи-то глаза, полные боли.
Пламя, взметнувшееся к небу.
И слова — «мы не забыли всё».
Он выдохнул резко, будто пытаясь вырвать это из себя вместе с воздухом.
Когда вода стихла,
он долго стоял под каплями, прислушиваясь к гулу в ушах.
Ночь пришла быстро.
Аластор лёг в постель, натянул одеяло до подбородка, но сон не шёл.
Он ворочался,
слушал, как за окном дождь шуршит по стеклу,
и снова видел перед собой тот взгляд.
"Не случайно."
Мысль, как заноза, сидела в глубине разума.
А где-то в другом конце города, в такой же промозглой тишине, Люцифер лежал на спине, уставившись в тёмный потолок.
Он тоже не мог уснуть.
Пальцами он сжимал уголок той самой бумаги с огнём.
Мокрый набросок шуршал в такт его дыханию.
"Он что-то помнит. Он чувствует."
Люцифер зажмурился.
Слишком много воспоминаний. Слишком мало слов.
И в этом безмолвии оба — Аластор и Люцифер —
одновременно подумали одно и то же:
"Это было не случайно.
И мы ещё встретимся."
Ночь растянулась вязкой, бесконечной тьмой.
Часы на стене отмеряли время ленивыми ударами,
но казалось, стрелки топчутся на месте.
Аластор лежал, не шевелясь.
Одеяло душило, подушка была слишком тёплой, воздух — слишком тяжёлым.
Мысли крутились в голове, сбиваясь в тугой узел.
Снова и снова перед глазами вспыхивал тот момент —
лицо Люцифера, блеск капель дождя на его волосах, промокший лист с огнём.
Аластор зажмурился.
Глупости. Всё это глупости.
Он с силой перевернулся на другой бок.
Потом ещё раз.
И ещё.
Ни одна поза не приносила облегчения.
Тело было как чужое, не слушалось, будто внутри него что-то шевелилось, не давая покоя.
За окном дождь бился в стекло, сливаясь с отдалёнными раскатами грома.
Иногда казалось, что в каждом ударе ветра звучит чьё-то имя, но стоило вслушаться — и оно рассыпалось в шорохах.
В другой части города Люцифер тоже не находил себе места.
Он сидел у окна, обхватив колени руками,
и следил, как редкие прохожие бегут сквозь ливень,
как машины оставляют за собой длинные, мутные шлейфы света.
Глаза болели от недосыпа,
но стоило ему только прикрыть их, как вспыхивали образы:
пламя, падение, боль...
А потом — руки. Чьи-то руки, крепкие, обжигающие, поддерживающие.
Люцифер дрожащими пальцами нарисовал на запотевшем стекле неровную линию.
Огонь.
И зашептал в пустоту:
— Я тебя помню.
Я тебя помню, даже если не должен.
Ночь тянулась в вечность.
И двое, разделённые городом и временем,
лежали в своих кроватях,
слушали дождь
и не могли забыть друг друга.
Под утро, когда дождь за окном стал мелким и редким,
сон всё-таки одолел их.
И в этот момент — в одно и то же время —
оба погрузились в один и тот же мир.
***
Мир был залит багровым светом.
Небо трескалось молниями,
а в воздухе витал запах дыма и железа.
Аластор стоял посреди огромного зала —
стены из чёрного камня были покрыты старыми, обгоревшими письменами.
И среди всех знаков он видел только одно — своё имя.
Перечёркнутое, как приговор.
Он шагнул вперёд —
и услышал шаги.
Из тени ему навстречу вышел Люцифер.
Тот самый — только другой.
С глазами, в которых горел не дождь, а целые миры.
С крыльями за спиной — рваными, обожжёнными.
Они замерли друг перед другом.
И в груди у обоих в этот миг что-то сорвалось,
отозвавшись острой, почти физической болью.
Аластор хотел сказать что-то,
но слова застряли в горле.
Люцифер лишь протянул руку, дрожащую, но полную решимости.
— Мы обещали, — произнёс он, и голос его был тихим, но звенел сильнее грома.
— Мы дали клятву... сжечь наши имена, если понадобится.
Аластор не понимал, но сердце знало.
Оно билось так, как не билось уже вечность.
И прежде чем он успел дотронуться до протянутой руки —
мир вспыхнул белым светом.
***
Они проснулись почти одновременно.
Сердце колотилось в груди,
руки дрожали,
а в воздухе всё ещё витал запах дыма.
И каждый из них произнёс шёпотом:
— Я знаю тебя.
Продолжение следует...