Глава 17
ЛИСА.
Минет в общественном туалете. Не самый лучший поступок, но, боже, как же сильно хотелось вознаградить Чонгука за хорошее поведение. Ну правда, он пытался залезть ко мне в трусы с самой первой встречи, а я наконец дала ему добро. Практически умоляла его об этом. Хотелось бы свалить всё на вино, но, по правде, я почти не была пьяна. Полностью отдавала себе отчет и была возбуждена – возбуждена из-за Чонгука.
Неожиданный поворот: он отказался.
Не потому что не хотел пригвоздить меня к кабинке. А потому что не хотел трахать впервые в туалете. Намек на то, что если бы он согласился, это не стало бы для него разовым экспериментом.
А это нарушило бы его правило «без повторов», и я не совсем понимаю, что чувствую по этому поводу.
И да, ладно, он сказал: «Иногда выбираю самую страшную девчонку в клубе и трахаю ее в рот в туалете» – это, пожалуй, самая грубая и отвратительная фраза, которую когда-либо слышала. Но он же не серьезно, правда? К тому же, это было при знакомстве. Он был пьян, ненавидел меня и, скорее всего, просто хотел вывести из себя.
Вывод: он сто процентов заслужил этот минет.
Что сказать? Когда дело касается Чонгука, теряю способность мыслить. Ну, рационально, во всяком случае.
Когда вышла из туалета и вернулась к столу, друзья даже не заметили, что я отсутствовала дольше обычного. Они решили, что у меня болит живот или вино ударило в голову.
Чонгук вернулся только через десять минут, сославшись на звонок от отца. Всё звучало правдоподобно, так что никто не задавал вопросов. А что до нас с Чонгуком? Мы почти не смотрели друг на друга до конца вечера. Ну, я почти не смотрела на него, а когда украдкой бросала взгляд, его лицо оставалось невозмутимым, будто ничего не произошло.
Позже, когда все вернулись в номер, мы смеялись и рассказывали истории, будто были друзьями всю жизнь. Всё казалось таким естественным и… веселым. Но даже тогда Чонгук улыбался мне и говорил со мной так же, как с Сондрой, Дотти или Кейтом. Ни намека, ни тайных взглядов.
Дотти и Кейт вскоре ушли к себе. Сондра и Престон недолго посидели с нами за столом и отправились в мою комнату, оставив нас с Чонгуком наедине. Он взял кое-что из своей комнаты, обустроил постель на диване из дополнительного комплекта белья, заказанного у горничных, и… на этом всё.
Не знаю, куда делась та уверенная в себе девушка из туалета, но ее больше не было. Теперь она гадала, не разонравилась ли Чонгуку после того, как наконец довела его до оргазма.
— Спокойной ночи, Лиса, — только и сказал он, поцеловав меня в висок, и вышел, оставив одну.
Не стала его удерживать или просить остаться. Зачем? Он и раньше говорил, что не спит в одной постели с женщинами. И уж точно я не собиралась просить его снять напряжение между моих ног – не с Сондрой и Престоном в соседней комнате.
Так мы и уснули в разных комнатах, неловко осознавая, что всего час назад я делала ему минет в общественном туалете.
Часть меня надеялась, что он вернется в мою комнату, требуя продолжения, но он так и не пришел. Нечего и говорить, заснула с чувством жалкой досады – за то, что хотела, чтобы Чонгук вел себя как нормальный человек с эмоциями.
Видимо, такова расплата.
***
Престон и Сондра встали рано и уехали, чтобы опередить утренние пробки. Сказать, что дыра в моей груди после отъезда Сондры причиняет боль – ничего не сказать. Мне не хватает времени с ней. Хочу рассказать, чем мы с Чонгуком занимаемся. Хочу поделиться, что чувствую по этому поводу. Что чувствую к нему. Но у нее и так полно забот, и это было бы эгоистично.
Босиком иду по коридору на кухню, воздух густой от запаха пота Чонгука, тестостерона и моих будущих неверных решений. Живот сводит, а сила воли, призванная обуздать мое влечение к нему, тает. Волосы еще влажные после душа, и я провожу по ним пальцами, лишь бы занять руки.
— Доброе утро, — говорю, открывая холодильник в поисках апельсинового сока. — Как пробежка?
— Одиноко. Пойдешь со мной завтра? — он резко срывает футболку и вытирает ею лицо и грудь. Солнечный свет играет на его потной коже, делая его похожим на человека, обвалянного в алмазах.
— Не-а. Одного раза хватило, здоровяк.
Чонгук усмехается, и то, как его грудь поднимается и опускается в такт глубокому дыханию, заставляет меня сглотнуть подступившую слюну.
— Удивишься, но я правда пытался разбудить тебя сегодня утром. Только ты спала как мертвая.
Сужаю глаза, подозрительно глядя на него.
— Ты пытался меня разбудить?
— Ну, типа того. Зашел в комнату за вещами для пробежки. Когда понял, что ты спишь, как медведь в спячке, начал греметь, толкнул тебя ногой, шептал всякую чепуху на ухо… Думал разбудить куннилингусом, но решил, что это перебор, и передумал.
Мысленный образ Чонгука, пробуждающего меня, засасывая клитор в рот, током бьет по нервам, кожа покрывается мурашками.
Нервно смеюсь и откашливаюсь.
— Кит и девчонки всегда надо мной издеваются. Однажды они нарисовали фломастером член у меня на щеке.
Пропускаю мимо ушей его слова про оральные ласки, потому что это слишком даже для такого утра. Особенно учитывая, что я бы не против официально пригласить его это сделать.
Ухмылка Чонгука говорит о том, что прекрасно понимает, о чем я сейчас думаю. Его глаза медленно скользят по моему телу с ног до головы. Улыбка растет, затем он опирается бедром о стойку, и мне интересно, видит ли, как бешено колотится мой пульс.
— Что? — спрашиваю, чувствуя тяжесть его взгляда. Ставлю сок обратно в холодильник и отхлебываю из стакана.
— Ничего, — пожимает плечами.
— Не ври. Ты что-то задумал…
Чонгук качает головой, ухмыляясь еще игривее.
— Ты помнишь, сколько было времени, когда мы зашли в ванную вчера?
Искоса смотрю на него, не понимая, к чему он клонит.
— Нет. Я была слегка отвлечена.
— Полночь. А когда мы вернулись из бара, и я разложил тебя на кухонном столе…
Соски тут же набухают при воспоминании.
— Полночь, полагаю?
Он кивает.
— А в тот вечер, когда ты заставила меня ужинать мороженым…
— Не заставляла! И вообще, тебе понравилось.
— Правда. Кто бы мог подумать?
— Я. Я знала. Мороженое на ужин – просто сказка, — наклоняю голову, изучая его с опаской. Почему он ведет себя так странно?
— И в первую ночь, когда ты привел двух женщин потрахаться в моей комнате, тоже была полночь? К чему ты клонишь, Чон?
Игнорируя мой выпад, он пожимает плечами, сохраняя невозмутимость.
— Ни к чему, просто наблюдение. Некоторые считают полночь концом дня, но технически это начало нового. За четыре дня, что я здесь, каждый день начинался с тебя. И, как следствие, половину из них мы начали, лаская друг друга языком.
Ахаю со смехом, комкаю салфетку и швыряю в него.
— Господи.
— Нет. Чонгук Чон. Я, несомненно, красивее, богаче и мне не нужно никому ничего доказывать.
Фыркаю, закатывая глаза. Но это правда – каждый день мы начинали вместе. В первый ругались, во второй узнавали друг друга, ну а в остальные… сами понимаете. Не знаю, что это значит, и значит ли вообще. Но то, что он это заметил, уже весомо.
Телефон Чонгука вибрирует на мраморной столешнице, выводя меня из размышлений. Он дважды нажимает на экран, затем делает жест пальцем, включая громкую связь.
— Доброе утро, Трент.
— Здравствуйте, мистер Чон, — голос Трента разносится по кухне. — Надеюсь, утро выдалось приятным.
— Утро выдалось очень приятным, Трент. Спасибо.
— Доброе утро, Трент! — кричу, заставляя Чонгука поднять на меня взгляд с ухмылкой.
— Лиса, это ты? — спрашивает Трент, и улыбка Чонгука мгновенно исчезает. Его глаза сужаются.
— Ага, это я. Врезался в кого-нибудь выходя из-за угла за последние дни?
— К сожалению, нет, — в его голосе слышится улыбка. — Хотя сомневаюсь, что это было бы так же прекрасно, как в прошлый раз. Как Вам номер?
— Просторный, — отвечаю, и наш смех заполняет пространство, пока челюсть Чонгука дергается.
— Да, не знал, что вы так хорошо знакомы, — сухо замечает Чонгук.
— Ревнуешь? — беззвучно шевелю губами.
Чонгук прикрывает ладонью микрофон и шепчет: — Немного. Нравится, когда тебя шлепают, мисс Манобан?
Сжимаю бедра, ощущая пустоту и нарастающее желание от его слов. Прежде чем успеваю ответить, он возвращается к телефону и выключает громкую связь, обрывая мой разговор с Трентом.
— У меня проблемы с почтой, Трент. Отправь файл по Бродовичу Хейдену и проследи, чтобы он его подписал. И, пожалуйста, следи за ним, как за младенцем с ножом. Не хочу, чтобы он всё испортил, — хмурое выражение смягчается, когда он смотрит на меня. — А еще закажи три дюжины розовых роз в мой номер с открыткой: «Мисс Манобан, спасибо за минет в туалете. С любовью… нет,вычеркни… наилучшими пожеланиями, Чонгук Чон».
Чуть не выплевываю сок прямо в его спокойно-довольное лицо. Рот открывается, и, прежде чем успеваю прийти в себя, уже спрыгиваю с табурета и иду к нему.
— Да ты издеваешься! — сквозь зубы шиплю, едва сдерживая хохот.
— На этом всё, Трент. Спасибо, — быстро говорит Чонгук, вешает трубку и отодвигает телефон, как раз чтобы поймать меня, когда запрыгиваю на него.
— Ты настоящий мудак! — кричу, смеясь, пытаясь обхватить его шею.
Чонгук смеется так громко, будто задействует участки гортани, которые никогда раньше не использовал.
— Ты сама напросилась! — он давится смехом, блокируя мои попытки одолеть его. — Что ты делаешь?
— Сейчас я тебя отмудохаю!
Чонгук наклоняется, упирается плечом мне в живот и поднимает меня, перекидывая через плечо, как мешок с картошкой. Бью его по спине, визжа и смеясь, пока он несет меня к дивану и с грохотом бросает. Удар настолько сильный, что на секунду мне кажется, будто диван провалится вместе со мной этажом ниже.
Тянусь к его спортивным штанам и дергаю, заставляя упасть на меня. Он приземляется сверху, и я раздвигаю ноги, давая ему место между ними.
— Извинись, — требую.
— Нет, это ты извинись, — он смотрит на меня, опираясь на руки по бокам от моей головы. Едва заметно двигает бедрами, и я бы не почувствовала этого, если бы не его растущая эрекция. — Использовала моего ассистента, чтобы вызвать ревность.
Приподнимаю бедра, встречая его толчок.
— Вовсе нет! Просто поздоровалась. Знаю, для тебя это дикость, но люди иногда говорят приятные вещи просто так. А вот твои слова были явно рассчитаны на то, чтобы дать ему понять, что я… Что? Что я что, вообще? Занята, да?
Его губы приближаются к моим, но он не целует меня. Теплое дыхание щекочет кожу, а глаза ищут ответ в моих.