Глава 11
ЧОНГУК.
Если говорить начистоту – зачем, черт возьми, это сделал? Зачем заказал ее любимое мороженое в забегаловку на это «не-свидание», на которое она меня уговорила? Но потом ее улыбка становится еще шире, превращаясь в сияющую гримасу. И вот почему. Именно этот взгляд, чистая радость от того, что я ее порадовал, заметил, услышал – вот причина.
Но почему мне так отчаянно хотелось ее осчастливить?
Неважно. Потому что я счастлив. Счастлив, что она счастлива. Видишь? Всё еще эгоистичный ублюдок.
— Не могу поверить, что ты заказал мое любимое мороженое в «Толсяка Билли», — она смеется, сразу хватая ложку. — Ты ровно настолько обаятелен, чтобы сводить с ума. То есть ты в основном мудак, но во всем, что делаешь, есть эта ниточка обаяния. Ровно столько, чтобы очаровывать их.
— Кого «их»? — делаю глоток виски.
— Женщин. Всех. Толпы женщин, которые тают от тебя. Знаешь, о ком я. Ты всю жизнь их игнорируешь… пока вдруг не перестаешь. А потом делаешь что-то вроде этого, и они забывают все ужасные вещи, которые ты совершал, оставаясь очарованными.
— Всё – яд и всё – лекарство, вопрос лишь в дозе, Гримм, — беру с края тарелки единственную картошку фри без соуса и закидываю в рот. — То есть ты очарована?
— Я говорю, что признаю твою привлекательность.
— Простое «спасибо» тоже подошло бы.
Язык Лисы скользит по нижней губе перед тем, как она улыбается.
— Спасибо, Чонгук.
Эгоистично впитываю всё счастье в ее выражении лица и сохраняю в памяти. Достану этот момент в следующий раз, когда жизнь покажется особенно уродливой. Вспомню, что есть люди, способные вызвать во мне что-то кроме равнодушия. Может, даже смогу заснуть, когда другие воспоминания не дадут.
— Всегда пожалуйста, Лиса.
— Держу пари, ты любишь грандиозные жесты. Наверное, даже арендовал целую галерею на вечер, чтобы устроить ужин наедине среди настоящей красоты. Или что-то столь же нелепо романтичное, — она смеется, зачерпывая еще ложку наполовину растаявшего мороженого – спасибо, Билли.
— Польщен твоей верой в меня, но я не хожу на свидания.
Ее брови взлетают, глаза сужаются.
— Никогда?
— Никогда.
Лиса выглядит искренне озадаченной. Не знаю почему. Два дня назад считала меня дьяволом с хронической эрекцией.
Она макает жареный огурец в мороженое, и меня чуть не выворачивает, но почему-то это кажется милым – в ее стиле.
— Тебе не бывает одиноко? Спать рядом с тем, кому доверяешь, может быть так приятно.
— Найди мне того, кому могу доверять, и я подумаю о пересмотре правил. А до тех пор – ни с кем.
— Ладно, я не шокирована, что ты не ходишь на свидания. Вечный плейбой и всё такое. Но ты вообще ни с кем не спишь? Что происходит с женщинами, которых ты приводишь домой?
Покручиваю бокал с виски по столу, наверное, выгляжу так же безучастно, как и чувствую себя, говоря об этом.
— Я никого не привожу в свою комнату. У меня большая квартира. Мы наслаждаемся друг другом в других местах. Например, в одной из гостевых. А когда всё заканчивается, иду к себе. Совместный сон не входит в сделку. Я трахаюсь, Лиса. Не хожу на свидания, не занимаюсь любовью, не ухаживаю и не планирую романтические уик-энды. Трахаюсь, а потом сплю один.
— Вау, — она вытирает жир от картошки фри салфеткой и пьет воду. — Это ужасно.
— Я не мудак. Просто честен в своих намерениях.
— Нет, я не это имела в виду. Может, у меня сейчас кризис в любви. Может, злюсь и не вполне в себе, но однажды хочу найти того, с кем буду рядом. Хочу любви. А ты просто выбираешь одиночество. Навсегда?
Открываю рот, чтобы ответить. Не знаю, что именно сказать. К счастью, меня прерывает кричаще яркая женщина в розовом комбинезоне и с огромным рыжим гнездом волос на голове.
— Привет, привет, привет, малыши Билли!
— Эй, Барб! Ой-ой-ой! — бар подхватывает песней в ответ.
Лучше пристрелите меня.
— Кто готов спеть для нас сегодня? — она хрипит в микрофон – три пачки сигарет в день дают о себе знать. Толпа взрывается возгласами.
Это мой худший кошмар.
— Кто достаточно смел, чтобы стать нашей первой звездой?
Уже собираюсь предложить Лисе пойти в более приличное заведение, где можно спокойно поговорить, но она поднимает руку.
— Я… — ее голос тихий и дрожит. Она откашливается, собираясь с духом. — Я спою.
— Что ты делаешь? — мои глаза расширяются.
— Иду петь. Ты со мной?
Тут же хохочу.
— Ни за что, малышка Билли. Только ты.
Лиса смеется, допивает виски и выходит из-за стола, направляясь своей сексуальной попкой на сцену. Каждая пара глаз в баре прикована к ней. Но ее взгляд – на мне, она изучает мое лицо.
Ужасаюсь ли я за нее? Смущен? Одобряю? Кажется, она хочет это понять.
Подмигиваю, давая понять, что рядом – всего в паре шагов – поддерживаю свою новую соседку, будто ей это нужно.
И когда это случилось? Когда она начала волноваться о моем мнении? И когда я начал волноваться, чувствует ли она себя спокойно?
— Ну что, дорогая, что споешь для нас сегодня?
— Эм… — Лиса хихикает, волосы падают ей на глаза. Она кусает губу, нервничает, и, черт возьми, мой встающий член вот-вот перевернет стол. — «Elastic Heart» от Sia.
Толпа ревет. Компания хипстеров с тату на шеях поправляет одинаковые очки и чокается банками пива.
Глаза Лисы, золотисто-карие, сверкают, скользят по залу. Затем снова останавливаются на мне.
— За то, чтобы переживать трудные времена живыми, — она поднимает микрофон в мою сторону, и толпа взрывается аплодисментами, когда начинает играть мелодия.
Давайте проясним: я ожидаю, что Лиса будет петь ужасно. Ожидаю, что эта сорвиголова выйдет на сцену с ее бесстрашием, острым языком и крутым характером и будет выглядеть чертовски сексуально, но петь отвратительно. Что добавит ей очарования, но не сделает момент эпичным.
Давайте проясним кое-что еще: я не привык ошибаться. Обычно не ошибаюсь. Я получил блестящее образование – и не одно. С четырнадцати лет у меня были репетиторы по университетским курсам, а жизнь дала мне возможность путешествовать, исследовать, узнавать другие культуры. Редко приходится глотать горькую пилюлю неполноценности.
Но когда Лиса открывает рот и начинает петь первый куплет, пилюля размером с Техас застревает у меня в горле, едва не душит. Сначала просто смотрю, завороженный, не понимая, что вижу, слышу и чувствую.
Затем звучит второй куплет, и я окидываю взглядом толпу. Все думают то же, что и я: откуда ты взялась, богиня?
Лиса покачивает бедрами в такт, откидывается назад, вытягивая шею, ее голос – ангельский и хриплый одновременно.
Она чертовски идеальна.
Время останавливается. Как и мое дыхание. Если уж говорить о новых ощущениях – это самое шокирующее. Теперь понимаю: Лиса мне нравится. Вот что я чувствую, и этот момент тому подтверждение. Не знаю, откуда возникло это чувство, и мне оно не особо нравится.
Она заканчивает песню, и я встаю, направляясь к сцене, прежде чем успеваю себя остановить. С каждым шагом мой взгляд становится интенсивнее. Она улыбается, заканчивая песню, затем подходит к краю сцены. Хватаю ее за талию и спускаю вниз.
Что я делаю?
Понятия не имею. Но уверен в одном больше, чем в том, что у меня есть член: сегодня Лиса Манобан будет моей.
Я позволял ей отрицать свои чувства до этого момента. Но теперь вижу их.
Вижу ее.
— Ну, как она справилась? — хрипит Барб в микрофон.
Толпа ревет, но для меня ее не существует. Смотрю на Лису, а она моргает своими большими карими глазами.
— Ты умеешь петь…
— Умею, — улыбается она.
Переплетаю пальцы с ее и веду обратно к столу. Барб забирает микрофон, а когда мы возвращаемся, я закручиваю крышку на бутылке с виски.
— Что ты делаешь?
— Мы уходим, Гримм, — забираю со стола телефон, игнорируя пропущенный звонок от Хейдена, и засовываю в карман.
— Серьезно? — она фыркает. — Куда?
— В номер.
— Почему? Всё в порядке?
— Всё в порядке, — поворачиваюсь к Лисе, обнимаю ее за талию и притягиваю к себе. Она задерживает дыхание, когда мои губы касаются ее уха. — Я готов обсудить условия.
ЛИСА.
Блядь, блядь, блядь!
Чонгук забирает свою кредитку у стойки с таким хищным взглядом, что подкашиваются ноги. Он хватает меня за руку и вытаскивает из бара, ведя по облагороженной улице с ироничными названиями заведений, будто мы опаздываем на рейс.
Обсудить условия… Я не настолько наивна, чтобы не понимать, что это значит.
Хочу ли этого? Если честно – о боже, да, хочу. Хочу ли, чтобы он это знал? Ни за что на свете. Чонгук – заноза в моей заднице с тех пор, как вальяжно завалился в наш номер с двумя подружками. Правда, мы с ним сблизились, и осмелюсь сказать, даже наслаждаемся обществом друг друга. Но так же, как люди наслаждаются криминальными документалками. Они завораживают, но все-таки это просто мерзость.
И такова вся моя симпатия к Чонгуку Чону. Он завораживающий, но мерзкий.
Завораживающий, сексуальный настолько, что больно смотреть, и мерзкий… но, с каждым днем становится человечнее и терпимее…
Блядь, Лиса!
Хочу, чтобы его тело прижалось к моему. Ну и что? Я бы никогда ничего не предприняла. В основном потому, что мы с ним постоянно соревнуемся. Сдаться ему – тоже самое, что капитулировать, а я не сдаюсь в пылу битвы. Лучше лишусь конечностей, чем уступлю такому, как Чонгук Чону. Поэтому подавляю мурашки, которые он вызывает, когда находится рядом… или когда мы в номере… или в радиусе пары сотен метров.
Мое единственное утешение в совместной жизни с ним? Знание, что он никогда не захочет меня в таком смысле. Не то чтобы я недостойна. Знаю, Чонгук уважает меня, иначе не бросил бы взгляд. Тот самый, которым он удостоил меня… И второго. Третьего. Четвертого.
Но для Чонгука контроль – главное. Он никогда не станет гадить там, где спит. А трахнуть меня, зная, что потом нам еще жить вместе – всё равно что оставить горячую, дымящуюся кучу посреди своей кровати.
«Я трахаюсь, Лиса. Не встречаюсь, не занимаюсь любовью, не ухаживаю и не планирую уик-энды. Трахаюсь, а потом сплю один».
Знаю, что сказала в ответ: «Одноразовый секс – не мое», но я не слепа и понимаю, что тело, вероятно, готово отдать почку за одну ночь с Чонгуком Чоном, даже если мозг мечтает проломить ему череп каждый раз, когда он открывает рот.
Классическая Лиса. Доводит всё до крайности своими размышлениями, пока не исчезнет последняя искра радости.
Чонгук сжимает мою руку крепче и тащит через улицу ко входу в отель. Я едва поспеваю за его стремительным шагом, чувствуя одновременно восторг и страх. Как только мы заходим, всё становится реальным. Мне нужно быть уверенной в своих желаниях. Мне нужно знать, что завтра он не станет относиться ко мне как к дерьму. Или не начнет выдумывать то, чего нет. Если я решусь, всё закончится сегодня.
— Стой, — выдыхаю перед тем, как мы заходим во вращающуюся дверь.
Чонгук останавливается, и я чуть не врезаюсь в него. Он поворачивается, смотрит на меня сверху вниз, будто я горничная, которая неправильно приготовила ему ванну с солью и пеной.
— Откуда ты вообще знаешь, что я этого хочу? — выпаливаю, не зная, что еще сказать, чтобы замедлить это. Мне нужно время подумать.
Его глаза сужаются в щелочки.
— Я юрист, Гримм. Замечаю всё. Ты хочешь меня. И, учитывая недавние откровения, я хочу тебя. К чему усложнять?
— Э-э-э, потому что это может обернуться катастрофой.
— Да. И это будет того стоить.
Опускаю взгляд на наши ноги, не в силах выдержать его ледяной взгляд. Раздражает, что он, такой невозмутимый, смотрит на меня, будто ждет подписания контракта. Последствия точно ударят по мне чертовски сильно.
Чонгук делает шаг вперед, обвивает рукой талию. Его ладонь на моей голой спине, словно раскаленное железо на коже.
Он прижимает меня к своей груди.
— Что нужно, чтобы ты почувствовала себя комфортно?
Фраза, которую мечтает услышать каждая женщина перед тем, как быть с кем-то новым. О да, он хорош.
— Я почти не знаю тебя, Чонгук, — шепчу, всё еще глядя вниз.
— Лиса, я не разговариваю с людьми. Не доверяю им. Но рассказал тебе о своих родителях, о брате… Ты знаешь меня лучше остальных.
Не может быть… Но если это правда – невероятно трагично.
— Скажи мне одну вещь, — шепчу. — Одну вещь, которая заставит меня доверять тебе.
— Мои родители погибли в мой десятый день рождения.
Его голос как электрический мед между нами. Он даже не задумался над ответом или над тем, можно ли мне это доверить.
Резко поднимаю глаза, тону в теплой синеве его зрачков.
— Их убил сосед по трейлерному парку, в котором я вырос. Из-за наркотиков.
— Тебя усыновили… — выдыхаю.
Он кивает.
— Меня усыновили.
Внутри всё сжимается, а в глазах колет от грусти. Но поддаваться печали нельзя. Печаль не причина, по которой мы здесь. Мы ничего не должны друг другу. Едва терпим друг друга. Мы в безопасности. Мы очищаем друг друга.
— Моя мама погибла, когда мне было шестнадцать. Сбила машина. Внешне мы близнецы, и все, кто ее знал, смотрят на меня так, будто это я умерла. Особенно отец и братья.
Это моя самая большая, самая горькая правда. И теперь Чонгук знает ее.
Он поднимает руку к моему лицу, проводит пальцами по щеке, гладит большим пальцем.
— Для меня ты ничей близнец. Ты – Лиса Манобан, женщина, скрытый романтик с голосом сирены.
Призрак… Джейн… Остин…
Улыбаюсь, чувствуя, что сердце колотится где-то в районе пятой точки.
— Пошли.
Чонгук улыбается в ответ, но тут же его челюсть напрягается, и на лице вновь появляется решимость. Он снова хватает меня за руку и ведет ко входу в отель.
Женщина за стойкой администратора расплывается в улыбке, увидев Чонгука.
— Добрый вечер, мистер Чон. Вам пришло два сообщ…
— Не сейчас.
Он даже не смотрит в ее сторону. Вместо этого тянет меня к лифту и нажимает кнопку с таким видом, будто от этого зависит его жизнь.
Пока мы ждем, он не смотрит на меня. Ни намека на флирт. Ни капли тепла или пустой болтовни. Только его твердое тело с идеальной осанкой и каменный взгляд.