Насквозь

Переговоры Марк не любил. Меньше всего в своем деле ему нравилось смотреть на очередную напыщенную рожу, от которой так и несет деньгами и самомнением. Которое, кстати, ничем кроме этих самых финансов не подкреплено. Марк ожидал своего гостя в обеденное время в одном из многочисленных ресторанчиков города. Он никогда не понимал загадочности, отдаленности некоторых «воротил», этой конфиденциальности, которой они все так хотели от него добиться. Нет ничего загадочнее открытости — в этом Марк был уверен на все сто процентов. И именно поэтому все беседы с ним проходили в самых заполненных, шумных и открытых местах.

Его гость пришел вовремя, чему Марк был безусловно рад. Не хватало еще очередного идиота, который будет доказывать свою значимость, опаздывая. Они поприветствовали друг друга: высокий, статный мужчина лет тридцати с отстраненным взглядом и низкорослый южанин, испорченный обилием морщин на лице, шее, руках. Ланч был выбран, гость нервно переглянулся, но не стал в очередной раз заострять внимание на опасности столь открытых мест. Марк ожидал его слов. Первым он начинать не любил — попросить должны его, а не наоборот.

— Как я могу к Вам обращаться? — Мужчина смотрел на Марка с прищуром.

— Алексей, — периодически случались ситуации, когда Марк путался в своих именах, поэтому в какой-то момент стал их записывать. Но все равно не помогало. Настоящее имя он предпочитал называть только самым доверенным и близким. — Если коротко, то Алекс.

— Не слишком серьезно для такого человека.

— Вас это смущает? — Марк смотрел за своего гостя, чем, скорей всего, невероятно выводил его из себя, привлекая при этом волны интереса к своей персоне. Никто не должен был даже подумать, что он занимается грязной работой, гоняется за деньгами и связями. Люди должны быть заинтересованы в нем, сами липнуть к нему и просить услуги, даже такие незначительные.

— Удивляет. — Еще Марк не любил бестолковые разговоры не по делу. — И как же Вы можете помочь мне в моем деле? — Снова прищур, но сыгранный безуспешно. Их взгляд разорвал официант, принесший немногочисленный обед. Марк, честно говоря, есть вообще не собирался. Для него это не более, чем бутафория, а от нервов еще и подташнивает.

— А чего Вы хотели бы? — Марк никогда не предлагает свою работу открыто. Зачем выдавать готовый прайс-лист, если в зависимости от индивидуальности заказчика можно попросить больше.

— Безопасности, четкости, надежности. И скорости, конечно же, — гость начал пилить кусок мяса, потом окунул его в соус и закинул в рот. Ловко и быстро. Марк лишь делал вид, что еда его увлекает, ожидая, когда гость наконец-то выдаст свою просьбу. И мясо его разговорило: — Мне необходимо провезти товар на другой конец страны в кратчайшие сроки, избегая любого нежелательного внимания.

Марк не ожидал чего-то более увлекательного и оригинального, но точно знал, что дело нечистое. Человек перед ним любил недоговаривать, прибедняться и умалчивать детали — спасибо за собранное досье Ане. Марк не собирался связываться с проблемами из-за какого-то хитрого ужа, поэтому в его задаче стояло вытащить как можно больше. В любом случае все дела он переворачивает так, как хочет.

— Куда именно?

— В Восточный порт. — Мысленно Марк накидывал примерную цену, потому что задача предстояла сложная. Особенно ему не хотелось услышать о каких-то нереальных сроках. — Где-то через полтора месяца товар будет готов к перевозке. А дорога должна занять не более пяти дней.

— О каком количестве товара Вы говорите? — Внешнее непоколебимое спокойствие Марка начинало напрягать гостя. Конечно, он привык, что перед ним робеют, но на этот раз судьба привела его к крепкому малому, хотя, по меркам этого любителя стейков, молоко у него на губах еще не обсохло.

— Количестве?

— Любой единице измерения. — Марк мимолетно сморщил лицо. Откровенная тупость вперемешку с хитростью начинала вылезать наружу, отчего он в очередной раз убедился, что не нравится ему иметь дело с южанами. — Граммы, тонны, литры, штуки?

— Души. Шестьдесят душ, плюс-минут одна.

«Твою мать».

Омерзительная улыбка расплылась на лице гостя. Марк уже в четвертый раз поймал себя на том, что спокойнее было бы уйти, разорвав сделку. Но из такого мерзавца грех не вытянуть деньги, иначе он ими захлебнется.

— Души? — Марк был великолепен. Ни одна мускула на его лице не дернулась, что вызвало еще одну порция негодования у собеседника. Марк обожал выводить их из себя. — Прошу прощения, но в какую цену Вы планируете продать такое внушительное количество душ, с учетом непростой логистики?

Это был фирменный прием Марка. Если сейчас его собеседник назовет сумму, которая меньше или тождественная стоимости его услуги, то, во-первых, перед ним настоящий хитрющий «воротила», знающий свое дело, а, во-вторых, можно будет спокойно манипулировать вплоть до угроз зарубить все дело на корню. Никто еще в самом начале не понимал, но как только они оказывались лицом к лицу с Марком — назад пути не было. Они навечно его клиенты, даже если сами не очень приятны.

Гость протянул бумажку с суммой, после чего Марк громко, в большей степени наиграно, засмеялся. Хотя это и вправду было забавно — слишком мало. Любой мимо проходящий человек скажет, что за такую сделку (шестьдесят, мать их, живых человек черт знает для каких целей) это ничтожная цифра. Гость нахмурился, видимо, расстроившись, что Марк его раскусил.

— Простите, — молодой мужчина вернул себе самообладание, — но кто посмел Вас так надуть в плане выплаты? Это ничтожно мало. Ни то, что мои услуги не покроет, это даже Ваши личные расходы не покроет, неужели Вы сами не догадались?

— Мне показалось, этого вполне достаточно, — Марк не понимал, зачем его глупо пытаются обмануть, словно он какой-то школьник. У этих южан дурная привычка недооценивать тех, кто младше их. Марк был уверен, что это главная причина, по которой этот идиот уверен в своей лжи. — И сколько же все просить у заказчика?

— Скажем так, это четверть, — Марк отвел взгляд в сторону окна, — и пятьдесят процентов от того, что попрошу я. Нужно уважать свои финансы, уважаемый.

Его гость засмеялся. Марк поморщился, даже не поворачиваясь к собеседнику. Его обед уже остыл, а у второго от блюда остались лишь крошки. Но у молодого человека остался еще один пункт до десерта.

— Раз мы с Вами все обсудили, — Марк уперся во взгляд соседа, заставляя его поморщиться, — осталось только подписать соглашение о конфиденциальности и уточнить пару данных.

Гость замялся. Для Марка это было важно, потому что только так он сможет выяснить правдивую обстановку вокруг своего дела. Пусть этот самодовольный южанин выдаст всех с потрохами, усилив при этом позицию Марка. Он смотрел, как лицо гостя меняется, желваки ходят, а глазки бегают.

— Знаете ли, ходят слухи, что некоторая конфиденциальная информация, которая попала к Вам в руки, — Марк начал ликовать, в его серых глазах заплясали языки пламени восторга, — была упущена из этих же рук в открытые источники. Я бы не хотел...

— Жаль, — Марк растянул хитрую, опасную улыбку, за которой скрывался проигрыш гостя, — мне казалось, что Вы достаточно мудрый, достаточно уверенный и влиятельный человек, чтобы не верить мелким слухам.

Выходил из ресторана Марк победителем. Легкая лесть на десерт — и вот у него в кармане безумно грязное и дорогое дело, а в дополнение новый клиент, у которого достаточно таких же друзей. Это могло сильно помочь ему в сложившейся ситуации.

В машине его ждала хмурая Аня, которой ни встреча, ни дело, ни все остальное вообще не откликались, но Марка беспокоило другое. Он на секунду представил, что где-то есть список «душ», в который входит его Юлиана.

Когда все только начиналось, его план казался ему идеально выверенным, если не считать многочисленных голосов против. «Тебе вот больше заняться нечем, Марк, некуда силы девать? Одной больше, одной меньше!» Но он не считал нужным останавливаться. Идея запереть девчонку в глуши, отключить от внешнего мира и выставить охрану была рождена неведомым доселе чувством ответственности и человеческой жалости, которую он предпочитал никогда не испытывать. Хотя внешне и внутренне пытался доказать самому себе, что делает это лишь из научного — если так можно выразиться — интереса.

Он понятия не имел, что она из себя представляет, не считая краткого досье, которое ему на стол кинула Аня, проскрипев зубами что-то вроде: «Дурью маешься!» Двадцать два года, вышла замуж в девятнадцать, работает финансистом в какой-то мелкой фирме по продаже косметики, живет непосредственно с муженьком, хотя и понятия не имеет, что он ей изменяет, о чем, собственно, смог узнать даже абсолютно чужой человек. Марк посмеивался, ведь надо же было из всех попасть именно на такую серую мышь, застрявшую в своей рутине.

Планирование было скоротечным. Буквально за два дня он набрал коллектив людей, которые будут находиться подле нее и не сводить глаз с местности. Набирать пришлось разношерстных, чтобы сократить количество нежелательных происшествий: бывших служащих, одного медика, крепких ребят, род деятельности которых ограничивался до знакомства с Марком лишь клеткой, в которую доводилось попадать достаточно часто. Ему нужны были те, кто за суммы, что он предлагает, готовы были сделать все, что угодно. Правда делать ничего особо не надо было.

Марк предпочитал чисто рыночные отношения со своими подчиненными. Никаких привязанностей, никаких чувств долга, верности, преданности. Тебе заплатили — ты сделал. Но Марк не терпел, когда за его спиной, кто-то соглашался на сотрудничество с другой стороной за, может быть, большую сумму. Такие ситуации он пресекал на корню. Поэтому изначальная его политика свелась к «я плачу — ты делаешь; иначе ты уже ничего не сможешь больше когда-либо сделать». Именно поэтому, отмечая, что он человек слова, его жесткость воспринималась как справедливость.

Марк сам не замечал, насколько весь план труден в исполнении. Один только айтишник его чего натерпелся, пока пробирался через тернии для одной информации, а теперь еще должен был в кратчайшие сроки подключить всю технику этой девчонки к удаленному доступу, так еще и заглушить любые сигналы извне — и все это в моменте, когда Марк скажет. Но Марк надеялся, что стоит приложить эти усилия, чтобы избавить себя от необходимости видеться с этой девчонкой несколько раз. Он хотел лишь все устроить, запугать ее и уехать, пока его намерения не сбудутся. Самой большой проблемой он видел лишь то, что до этой глуши необходимо было проделать путь почти в три часа.

Только она стала вставлять ему палки в колеса. Первой проблемой стал ее приезд с отцом, который вскоре уехал, но Марка уже успели вырвать на несколько часов раньше. Надавливая на педаль газа, он злился. Потом они сообщили, что с ней там огромная овчарка, из-за чего пришлось связываться с кинологом и искать пути разрешения. И это был первый момент, когда Марк поймал себя на неожиданной слабости. В любом другом случае он бы избавился от этого мешающего фактора, но именно в этой ситуации не мог заставить себя отдать такой простой приказ — что может быть проще, ведь так? Он чертыхнулся, был готов проклясть весь белый свет, но не мог пересилить себя.

Марк видел ее только на фотографии. На не самой удачной фотографии — потому что у Ани руки растут не из нужного места — он мог заметить обычную, совершенно обычную девушку, с усталым взглядом, бледной кожей, темно-русыми волосами, рост средний, ничего примечательного. Фигура тоже неидеальная — бывали и похудее, и попышнее, если сильно хотелось. Абсолютно обычная. Ради такой не стоило прилагать усилий. Сидя в машине в глуши, он наконец-то понял, что сам не понимает, зачем все это устроил. Не было бы ничего: ни траты денег, ни геморроя в виде настройки техники, не надо было с ней разговаривать — можно было избежать этого всего и сидеть сейчас заниматься своими делами. Марком словно завладела нечистая сила, но отступать было уже поздно.

Он хотел сделать все быстро. Но вместо этого пришлось ждать, когда уедет ее отец, когда она нагуляется в этом своем лесу. Благо, во время ее проулки уже смогли поставить глушилку, подключить ее ноутбук к удаленному наблюдению. Марк ждал, когда это уже закончится, одиноко бродя по территории. Оставалось дело за малым — поговорить с ней, обязательно перед этим заперев ее в доме. Марк параллельно раздавал указания:

— Не выпускать ее из дома ни под каким предлогом, — они кивнули. — Угрожайте, приставляйте ей пистолет ко лбу, к глазам, куда угодно, чтобы она боялась улицы как огня. Но не трогайте, не бейте и не стреляйте!

— А если сбежит? — Задал один из набранных Марком людей. Такую ситуации вообще не хотелось допускать, потому что это чревато большими проблемами, если не говорить, что вся его задумка полетит к чертовой матери.

— Если сбежит — поймать, силком притащить обратно и позвонить мне. Но если это произойдет, — он понизил тон, — я сначала пройдусь по вам и только потом перейду к ней. — Его прищуренный взгляд прошелся по каждому.

— А если нештатная ситуация? — Марк сделал глубокий вдох, продолжая верить, что данный разговор — одно из последних усилий в этом деле.

— Звонить мне. И чтоб сами всегда были доступны. Даже поссать будете по расписанию ходить. Ясно?

Конечно, они все понимали, потому что Марк обещал не обидеть их деньгами по ходу выполнения задания. Нельзя было показывать свое лицо, разговаривать с девушкой и пересекаться с ней лишний раз. Не трогать собаку, максимум задабривать угощениями, которые Марк тоже — все еще не понимая зачем — купил и раздал всем.

И только когда дело близилось к концу, он вдруг почувствовал, поймал себя на сомнении. Он все делал хорошо, у Марка была отличная команда, каждая часть его «мозга» работала отлично, даже эти придурки были хороши на самом деле в этой работе, но ему все равно не нравилось, как продвигается дело. Это мерзкое чувство, когда щекочет под ложечкой, вызывая рвотные позывы, заставляло Марка думать над необходимостью всего этого. «Лучше бы оставил все, как есть. Она не твоя проблема, одной мышью меньше». Он чертыхался, понимая, что ничего не может с собой поделать. Перезаряжал пистолет, отбрасывая все свои принципы, которых придерживался раньше. Гладил собаку, протягивая ей угощение, словно это имело какое-то значение. Марк провел все необходимые процедуры, отправил псину на улицу, чтобы все втерлись к ней в доверие.

Прошло уже достаточно времени после того, как его люди зашли на территорию, вызывая у девчонки страх. Он слышал ее крик, видел, как окружают участок. Марк сделал тяжелый вдох, понимая, что вот-вот наступит его час.

Марк не мог понять, как она умудрилась уснуть. Конечно, это было ему на руку, но сам факт ее внезапного желания его уничтожил. Сначала он подключил ее телефон, чтобы айтишник мог его удаленно настроить под нужды Марка, а потом уже пошел непосредственно к Юлиане Викторовне.

Обычно спящие люди выглядят спокойными, умиротворенными, но она так не выглядела. На ее лице были отражены вся жестокость и боль этого мира. Плавные и мягкие черты лица, вздернутый нос, выделенные округлые щеки, пухлые губы — все ее лицо сейчас отражало душевное страдание, переживания, которые испытывала эта девушка. Марк наклонился к ней, ожидая ее пробуждения от непроизвольного рефлекса. Уснувшая в одежде с рукой под подушкой, она не могла даже и представить, во что ввязалась, сама того не понимая.

Неожиданно ее глаза открылись и встретились с его в кромешной темноте. Пришлось закрыть ей рот, чтобы она не оглушила Марка своим истошным визгом. Нож в ее руках безусловно удивил его, хотя внешне Марк никак не показал этого. Девчонка подготовилась к вторжению, прихватив с собой холодное оружие, а может и не спала вовсе. Он откинул ее несчастную попытку напасть на него и включил свет.

Он погиб в тот момент, когда встретился с ней взглядом. Внутри него словно взорвалась канистра бензина, уничтожающая все вокруг. Он пытался не показывать, как перехватило его дыхание, как резко все поплыло перед глазами. Никто на него так не смотрел уже слишком давно — Марк лишь однажды видел такой взгляд. Ее большие голубые глаза смотрели на него, как на свой неизбежный конец. Она выедала в нем всю спесь, а он видел, как за пеленой слез и смирения прячется никому невидимый огонь. Марку стало страшно. Это было не утешенное горе, пустота, отсутствие жизни. Он был уверен, что будь она не так упряма, попросила бы выстрелить в нее.

Снова...

Марк видел в ее глазах божественную кару, которая снизошла до него, а он ждал, когда закончится это его фора от совести. Он почувствовал себя слабым. Она не сводила с Марка взгляда, что завораживало его еще больше. Чертова Юлиана Викторовна каким-то образом забралась под кожу одним только взглядом.

Он старался внушить себе обратные мысли, старался привести себя в чувство, напоминая, что все из того, что пришло в голову, что завладело его мыслями — это неправда. Она не божество, пришедшее за ним, она не кара, она не напоминание о совершенных поступках. И уж точно на ней не оборвется его долгий и красочный путь жизни. Несуразная, обычная, запуганная, ноющая особа, не способная даже слова правильно выговаривать.

Уходя, Марк посмотрел в эти глаза последний раз, точно решая, что не хочет с ней встречаться. Это знакомство слишком глубоко на нем отразилось. Уже, когда сел в машину, ему почувствовалось, что он был будто пьяным, весь разговор смешался в кашу, он не мог даже вспомнить, что говорил. В горле пересохло, как после вина: терпкого, сухого, но такого вкусного.

Только вместе с прошедшим днем ушла его уверенность в этом. Конечно, он догадывался, что ей захочется кому-то завуалированно написать о своем положении, поискать информацию о нем в Интернете, отправить сигнал о помощи знаками Морзе и многое другое. Марк проснулся в приподнятом настроении, ожидая ее действий. И, сам того не контролируя, обрадовался, заглушая невольную ухмылку, увидев ее поиски.

Марк нравилось ощущать свое превосходство над ней, нравилось, как мечется ее курсор по экрану в жалких попытках найти хоть какую-нибудь информацию. Ребята, окружившие территорию, молчали, а значит благоразумия ей все же не занимать. Работа в тот день никак не укладывалась в его голове, он постоянно тянулся к «окошку» удаленного доступа, чтобы посмотреть на очередную ее попытку узнать что-то. Он видел и переписку с подругой, которая вызвала у него горестный диссонанс. Никак ему не хотелось, чтобы какой-то червь с печатью в паспорте лишал его такого приятного зрелища. Ему в целом было интересно, как это несуразное создание — называл он ее так про себя, заглушая определенную часть настоящих мыслей, — относится ко всем этим разговора про неудачный брак.

В одночасье в нем что-то щелкнуло. «Щелкать» он себе позволял как можно реже, просто вот неожиданно захотелось, какое-то неведомое чувство выбросилось в кровь, разгоняя ее до бешеной скорости. Марк, не изменяясь в лице, позвонил Юлиане Викторовне и решил, что это лучшее его решение за весь день.

Он проклинал себя за эту слабость, проклинал за интерес, отбрасывал вчерашние мысли о том, чтобы выйти за порог и забыть ее. С той самой секунды, когда посмотрел в ее глаза, ему стало чересчур интересно, словно он наблюдал за зверушкой за стеклом в зоопарке.

— Алло, — ее тихий испуганный голос вызвал у Марка несдерживаемую улыбку. Он хотел удивить ее, хотел почувствовать свое превосходство, хотел, чтобы его голос она узнавала из тысячи.

— Как дела? — Он говорил спокойно, размеренно, но практически не скрывая насмешки. Мысленно Марк рисовал себе, как на лице этой несуразной, обычной девчонки застывает недоумение.

Она была напугана, чувствовала подвох. Марк добился своей цели, не прилагая усилий. В этот момент, отодвигая в сторону свой триумф, он вдруг снова задумался о том, что творит какую-то ерунду. Желание посмеяться над абсолютно тривиальной девушкой, которую он через некоторое время забудет — лишняя трата энергии, разве нет?

Ему хотелось больше ее эмоций, хотелось подтвердить свои мысли, что в ее глазах скрытый характер, скрытый огонь и ненависть к обстоятельствам. Хотелось доказать, что не мог встретить еще одну такую же, наполненную печалью и смирением. Марк лишь хотел позабавиться, а после забыть, отпустить.

— Злись, сколько влезет, придурок.

И Марк засмеялся, отбрасывая телефон в сторону. Да, он оказался прав. Теперь можно было и успокоиться. Теперь пора было возвращаться в прежнее русло, работать, заметать следы и прививать себе чувство вины за эту недолгую слабость.

На следующий день он понял, что его план оказался гораздо глупее, чем можно было подумать. Марк продумал все: поддержку ее связи с внешним миром, охрану, свои действия, варианты угроз, под которыми она никогда не решится выйти — только все это не имело значения, ведь он, ранее известный в своем кругу как хороший стратег, не продумал одного — ей нужно было что-то есть.

После своего эмоционального выброса она не должна была ему звонить. Марк представлял ее зашуганной, забившейся в угол и трясущейся от потусторонних звуков. И он никак не ожидал увидеть ее номер на экране своего мобильного, услышать ее голос и весь тот бред, который придумала, чтобы выпросить у него не свободу, а простые продукты, необходимые любому человеку.

Марк ругался про себя, испытывая неподдельные угрызения совести. Сам он понимал, что все это чревато потерянным временем в виде поездки туда-обратно в это богом забытое место. Просить кого-то из находящихся там людей грозило лишними вопросами, а разглашать подробности не хотелось. Марк устало потер виски. С каждым часом его «идеальный» замысел переставал казаться таким замечательным, а проблемы лишь прибавлялись. В первую очередь он решил, что этот промах необходимо оставить в тайне от всех.

Его высокая фигура достаточно размеренно продвигалась сквозь товарные полки, как вдруг он вспомнил об еще одной ее просьбе. Марк не мог поверить, что это мелкое несуразное создание еще и курит, наполняя себя никотиновым перегаром. Сам он курил только тогда, когда мысли путались, нервные клетки одна за другой передергивались, а мышцы нервно сокращались — последние три дня постоянно. Его тошнило от собственного запаха, горло неприятно саднило. И даже, стоило пеплу обрушится на клавиатуру ноутбука в момент очередных размышлений Марка о сущности ничего не значащей для него девушки, ничего не менялось.

«Надо было о ней даже не думать. Убили бы — и черт с ней!»

В корзину он отправлял практически все, что видел. Марк закидывает в тележку пачку лимонного печенья, совершенно не подумав, что его вкусы не унифицированы. Далее туда же летит непонятный мармелад, кажется в форме червячков.

Он колеблется у прилавка с мясом. Приходится набирать всего подряд, потому что Марк понятия не имел, что ест эта Юлиана. Еще хуже, что в его голову все еще не приходила мысль посадить ее на хлеб и воду, как предложила бы Аня, отчего место в тележке заканчивалось, а трудностей прибавлялось.

Его путь должен был подойти к концу, а мыслей о том, как удовлетворить ее зависимость не прибавилось. Марк тяжело вздохнул... Как внезапно, так неожиданно для него самого, родилась затея, шалость. У Марка внутри все защекотало, он чувствовал, как восторг от собственной идеи наполняет его. И, что уж скрывать, такого он давно не испытывал.

Уезжая после своей успешно выполненной миссии, созданной лишь благодаря такому незнакомому благородству Марка, он наконец-то выдохнул. Теперь все должно было идти по намеченному плану. Марк вел машину расслабленно. Он был готов забыть девчонку, как страшный сон, запереть все благородство, милость и то помутнее в непробиваемом шкафу своей души, нацепить привычную маску серьезности и заниматься своими делами. Гора упала с его плеч, и Марк успокоился. Теперь все стало как обычно...

Пока эта идиотка не устроила балаган.

Весь следующий день Марк чувствовал себя замечательно, и даже, что удивительно, совершенно не думал о Юлиане. Конечно, он не выспался, но даже в полусонном состоянии умудрился успешно провести встречу, договориться о сотрудничестве с идиотом-южанином, присмотреть помещение, которое можно будет использовать как новый склад, и спокойно посчитать потери от ушедших клиентов, к чему привели недавние события с Юлианой — к такому выводу он заставил себя прийти после всего произошедшего. День должен был закончиться также спокойно, как и начался. И следующий день должен был стать точно таким же. Возможно, через какое-то время произойдет что-то неприятное, но он сможет это решить, как решал всегда до этого. Да даже если будет совсем тяжело, Марк сможет уберечь себя и остальных, вернуть дела в прежнее русло.

Только один вечерний звонок все испортил.

— Марк, — голос звонившего был взволнован. Марк чувствовал это, как дикий зверь чужой страх. — Марк, она вышла.

Марк засмеялся. То были короткие глубокие смешки, означающие, что ничего хорошего за ними на самом деле не скрывается. Марк устало покачал головой, похоронив свое умиротворение.

— Ну так загоните ее обратно, — речь шла словно о сбежавшей из курятника несушки. И Марк был бы рад стать фермером, но животных жалко. Проще держать несуразную девчонку взаперти, хотя даже с этим оказалось тяжело справиться.

— У нее тут проблема, — Марк закрыл глаза, ощущая неприятное чувство, которое щекотало, дергало внутри за все подряд, создавая ясно выделяющееся беспокойство.

— Она сама проблема, — по ту сторону ответом стало молчание, — загоните ее и все. Ну пальните ей под ноги, чтоб быстрее думала.

— Мы пытались, — Марк был настолько недоволен тем, во что это все может обернуться, что и не допустил даже, что ему врут. — Ее псине плохо. Она просит, чтобы ты помог, иначе, говорит, мы можем ее, ну девчонку, убить.

Марк замялся. Он слабо представлял себе всю картину, но отдельные эпизоды вполне прорисовывались перед глазами. В голове никак не укладывалось, как эта серая мышь набралась смелости, чтобы выйти и выдвигать свои требования, когда — Марк почему-то был уверен — на нее было направлено не меньше трех пистолетов. Молчание между ним и человеком по ту сторону телефона немного затянулось. Сначала ему захотелось сказать, что среди них есть врач, неужели этого недостаточно, но потом он поймал на глупости сам себя.

— Берите собаку, везите к ближайшему ветеринару. Мне пришлете координаты. — Внутренний голос уже успел упомянуть ему, что если бы он решился тогда выпустить всего одну пулю, то такой проблемы бы не было. И вообще, с чего это вдруг собаке стало плохо? Марк уже был готов подумать, что это ее хитрый план, чтобы сбежать.

Последующие события были для него расплывчатыми. Он помнил лишь свои бесконечные мысли, в которых образ Юлии Викторовны с непримечательной серой тени сменился на разъяренную, пылающую сумасбродством и отвагой львицу. Такая картина заставляла его улыбаться, получать неизмеримое удовлетворение, словно он сам воспитал из котенка львицу, только там даже до котенка было далеко.

Поступок Юли все еще никак не складывался в единую логическую цепочку. Марк даже не мог быть уверен, что все происходящее правда. Он не видел ни собаки, ни обеспокоенной девицы, а те идиоты вокруг ее дома Марку тем более не могли внушить доверия, как ни крути — продажные шкурки.

Марк гнал к присланному адресу достаточно быстро. Ему хотелось все это закончить как можно скорее. В самых темных своих глубинах — убить эту Юлию Викторовну к чертовой матери и избавить себя от этих дальних поездок на ночь глядя. Но при этом очень хотелось посмотреть на нее, на ее перепуганное лицо — а перепуганное ли оно? — на застывшую в глазах решимость. Да и, что греха таить, Марку было жаль собаку, которая могла пострадать в этой абсолютно глупой и абстрактной обстановке, в которой ни она, ни ее хозяйка не виноваты. Виноваты были лишь Марк и его эгоизм.

Он ворвался в здание, принося с собой гнев и страх. И с этого мгновения его раздражало абсолютно все: в первую очередь, трое его нанятых идиотов, которые решили, что двоим будет очень тяжело привести животное, поэтому лучше уменьшить количество охраны у дома; потом его раздражал ветеринар, который почему-то очень медленно выполнял свои манипуляции, а после не мог нормально объяснить, что произошло и что делать дальше. Понимая, что еще немного и ему под силу будет взорвать здание, Марк вышел на перекур.

С едким дымом, проникающим в его легкие и заполняя их ядом, к нему сначала вернулись приятные воспоминания о его вчерашней шутке, которая должна была вызвать у Юлианы достаточно забавную реакцию. Его мимолетное веселье сменилось едким чувством, раздирающим невидимые барьеры самоконтроля и отстраненности Марка. Все его спокойствие рушилось с каждой минутой, а он не мог на это повлиять.

Ему рассказали о случившемся. И Марк бы решил, что все это совершенно неосознанное геройство, но, когда перед глазами оказалась распростертая на столе овчарка, он забыл об этом. Он понял, что его эго не просто создает кому-то неприятности, а может стоить несколько невинных жизней. Только если одну он, как ни странно, пытался уберечь, то вот вторая чуть не отдала душу прямо перед ним.

У него уже не выходило казаться хладнокровным. Марк совершал ошибку за ошибкой, которые могли стоить очень дорого, а быть должным ему не нравилось. Образ уверенной в своей мотивации Юлианы, которая наплевала на свой страх и столкнулась лицом к лицу с опасностью ради невинного и беззащитного существа, будоражил Марка, словно он какой-то юнец.

Он решил сам отвезти собаку хозяйке. Троих идиотов — он все еще злился за их тупость — отправил отдельно, добавив, что в их же интересах приехать раньше него, иначе никому несдобровать. Марк поднял на руки овчарку, о весе которой не сложно было предположить. Спящее умиротворенное животное заставило его немного расслабиться. Только перед глазами все еще стояло маленькое лицо, с которым предстояло встретиться.

Он отогнал самое поганое — вину перед ней за не отвеченный звонок. Он включил свой второй телефон — а выключил он его, чтобы не услышать нежелательный голос, — и увидел пропущенный вызов, благодаря которому можно было бы избежать всего этого.

На участке все было спокойно, он не стал тратить время на своих наемных работников. Ему нужна была лишь она. Собака в его руках казалась самым хрупкий бриллиантом, который он старался нести бережнее, чем нес бы свое сердце.

Она не была напугана, ее глаза отражали боль и горечь. Марк застыл в коридоре, наблюдая, как изменяется выражение ее лица, как приоткрывается рот, как болезненное удивление застывает в зрачках. Марку нравилось видеть это. И ровно с тем, как наслаждаться этим, он этого испугался. Они стояли у дивана, куда он аккуратно опустил собаку, и Марк чувствовал ее аромат, — смешение приторности и остроты в одной флаконе — словно он материален. Он искоса смотрел на Юлиану, отмечая весь калейдоскоп ее чувств и эмоций, которые сам так скрывал раз за разом. Внутри снова раздался щелчок, будто перезарядили оружие. Это и послужило сигналом бежать как можно скорее, пока еще сознание подчиняется, пока не натворил ошибок, которые потом нужно будет разгребать параллельно с головной болью.

Марк собирался уйти, но Юлиана не знала, что он ходит по тонкому льду своего самоконтроля, не знала, что рушит его привычную жизнь одним своим существованием. А Марк уже не мог бороться. С одной стороны, ему было интересно наблюдать за тем, как из напуганной девчонки, боящейся сказать лишнее слово, она превращается в типичную жертву стокгольмского синдрома, предлагая ему сесть за один стол. С другой, ее глаза, ее действия, она вся сама стали для него как глубокая анестезия на участке кожи — контроль терялся, чувства притуплялись.

В тот вечер Марк понял, что она одинокая. Не просто брошенная оскорбленная жена, а одинокий в толпе близких людей человек. Жалко ему ее не было, как минимум потому что часть себя, похожую на Юлю, он жалеть не любил. Единственное, что ему захотелось сделать — загнать всех людей, обидевших и наплевавших на нее, на один корабль, который обязательно потонет в самом отдаленном месте в океане. Хотя даже эта фантазия была для Марка слишком милосердной. Он еще раз заглянул в ее глаза и вдруг вздумалось вразумить ее, ведь на самом деле Юля больше, чем казалась на первый взгляд. Из-под серой оболочки загнанной девушки в этот день впервые вырвалась сильная своевольная женщина.

И уходя, окончательно капитулировав и сдав свое восхищение ее поступком, за что потом ругал себя достаточно долго, Марк решил все-таки выяснить о происходящем вокруг. И, как оказалось, день заканчиваться не собирался вместе с чаем в его кружке (с нарисованными красными маками). Пришлось пару раз хорошенько приложиться кулаком по скуле старшего по охране за Юлианой Викторовной после полученной информации. Его возмутило, что даже групповое мышление не надоумило их сообщить ему о произошедшем ночью. С того момента он понял — замысел его плана полностью оправдался, только опасность нависла над Юлей гораздо сильнее, чем ему представлялось. И он решил, что, во-первых, хорошо сделать может только сам, во-вторых, нужно охранять эту обворожительную проблему надежнее, чем с самого начала, а доверить это можно было только самому себе.

Следующий день выдался по-настоящему тяжелым. Марк понятия не имел, как идти на переговоры по такому тяжелому вопросу, чтобы в итоге не оказаться идиотом. Ему нужно было убедить оппонента, что все трудности берет на себя, только это заранее считалось гиблым делом, ведь его потери после произошедшего оказались минимальными, а, следовательно, и нет смысла ввязываться во все это. Но он ввязался, замарался и, если говорить слишком откровенно, сделал все только хуже.

Они ее нашли. Им плевать, что Марк приложил все усилия для обратного. Он и так замарался тем, что не сообщил о своих намерениях заранее. А теперь любые его слова будут восприняты как удачное последствие их действий. Марку необходимо было убедить всех, чтобы оставили в покое девчонку, которая ни в чем не виновата. Но его такое открытое участие в этом вопросе все оспаривает. Он загнал самого себя в угол необдуманными глупыми действия.

«Нужно было мыслить дальновиднее, не быть таким самоуверенным!»

Мысли Марка путались, спотыкались одна об другую. Было больно признавать, что все были правы, его план оказался просто идиотским. Нужно было найти выход, после которого земля под ногами не начнет трястись, а всеобщее волнение не зародится. И самым логичным, как ни странно, оказалось действовать напрямую.

— Ань, найди мне представителя Двадцать Восьмого. Скажи, что у меня срочный разговор. Если не заинтересуется, то добавь, что последствия останутся за ним.

Ответ он пропустил мимо ушей. Ожидание было мучительным. Но даже оно оправдалось. Через сорок минут он уже сидел в многолюдном заведении, кишащим голодными ртами во время обеда. Его собеседник был настроен скептически и даже посмеивался над всем, что пытался донести ему Марк. Только Марк был немногословен и решил ограничиться выводом, что в случае не соглашения все дальнейшие действия попадают под карт-бланш. Диалог закончился потерянным временем для собеседника и кратковременным спокойствием для Марка. Радовался он только тому, что предпринял тактическую попытку предупредить соперника, а значит действовать можно было свободно.

Вечером ему предстояла еще одна встреча с Юлианой. После вчерашнего он чувствовал некую неловкость за свой длинный язык и несдержанность. Слишком много Марк сказал Юле, слишком сильно выдал себя и свои чувства. Нельзя было позволять такие слабости. Марк чувствовал, что откровенно боится эту девчонку за те противоречивые мысли внутри себя.

И помимо этого, как бы не старался он бороться, не мог устоять перед простым человеческим жаждущим интересом. А катализатором его действий стало нежданное открытие — у девчонки уже несколько часов отключен телефон. Нельзя было допустить панику, но даже разговор с находившимися на территории людьми его не успокоил. Марк сорвался.

Юля была шокирована его появлением, что доставило Марку отдельное удовольствие. Спокойнее было бы провести вечер в машине или бродить по окрестностям. Но первый вариант скучный и лишен определенных плюсов в виде горячего чая и возможности перекусить, а второй чреват нежелательными неприятностями при появлении нежданных гостей.

Но ее благополучие вознесло его на Олимп удовольствия и спокойствия. Разговор особо не клеился. Девчонка продолжала его бояться, а Марк рассматривал — аккуратно, исподтишка, чтобы не привлекать внимания — ее лицо, тело. Она занималась тем же самым, только скрывать свои действия из-за волнения получалось плохо. Марку это льстило, хоть и было не впервой. Ему хотелось более непринужденного диалога, но в их ситуации это было невозможно.

Когда она не знает, что сказать, тто слегка прищуривается, отчего в уголках глаз появляются маленькие морщинки. Когда слушает его, то еле заметно вздрагивает, а ее нездорово бледная кожа покрывается мурашками. Он застает ее врасплох своими внезапными шутками — бледно-голубая радужка сужается, отступая перед зрачком. Если Юле не нравились его слова, то он тонул в крапленом разными цветами небе. Его от самого себя тошнило, хотелось удавиться к чертовой матери.

Чертова девчонка.

Но было и что-то неприятное во всем этом. Не только разрастающаяся его внутренняя слабость, но и понимание, что перед ним не сильная женщина, спрятанная в серой мышке, как ему показалось вчера. Она рассказала ему, и образ воительницы сломался. Сломался под жизненными обстоятельствами, под предрассудками, под болью. Марк больше не смог назвать ее про себя посредственностью, Юля не была обычной.

Марк ощутил острое желание уничтожить всех, кто причиняет ей боль, а после закрыть ее от ударной волны. Она говорила так, словно все дерьмо, проходящее через нее — само собой разумеющееся. И Марку это не нравилось. Он видел многих «страдалиц», но все они винили в своей несчастной жизни кого и что угодно. А Юля винила себя, наказывала себя, мучила себя в надежде искупить лично приписанные грехи. Марка это раздражало и восхищало одновременно. Не в силах больше держаться и останавливать поток своих мыслей по отношению к Юле, он ушел.

Во второй раз его грехопадение было еще масштабнее предыдущего. Удивительно, как перед каждой встречей с Юлианой его день складывался именно так, чтобы она становилась эдаким утешением. С каждой их новой встречей Марк видел в ней то, что ему не хватало в моменте. За то он презирал себя и даже был готов все бросить, но за этими мыслями сам не заметил, как снова доехал до глуши.

На этот раз он застал ее за разговором с мамой, и что-то в нем неприятно кольнуло, разгоняя нервные мурашки по телу. Марк смотрел на Юлю, не отрываясь и забывался все сильнее: каждое ее движение непривычно плавное, медленное, опасливое; голубые глаза всякий раз расширяются, стоит Марку показаться на горизонте; волосы взлохмачены, одинокие темно-русые прядки выбиваются из общей копны и падают на лицо. Марк наслаждался, проклиная свои желания.

Марк не отличался многословностью. Но оказалось, что даже в этом она смогла сломать его, и Марк не сдержался. Перед глазами так и застыл образ ее приоткрытых губ — пухлая нижняя и заметно более тонкая верхняя — и напуганных глаз от его последней шутки. Но больше всего он запомнил, что среди испуга, застывшем в голубизне, он заметил искорки веселья.

Ему будто захотелось поддержать ее, сказать, что она не одна в мире настрадалась. Марку было тяжело признаться даже самому себе, что ночью в глубокой впадине своего сна он видел ее, сжимающей свой живот, и слышал ее приглушенный крик отчаяния, давящий на его уши.

Те слова вылились из него как-то самостоятельно, выскочили, как птица, давно запертая в клетке. Откровение о мальчике, брошенном родителями. В глазах Юли отразилось удивление и едва проскользнула такая не терпимая Марком жалость. Только в этом случае он был бы рад, почувствуй она, что кто-то испытывал не меньше боли, чем ее сердце, в хрупкости которого Марк сомневался все больше.

Дальше разговор пошел как-то самостоятельно. Молодой человек старался говорить меньше, потому что оставшееся время с другой стороны черепной коробки постоянно стучала совесть со своими угрызениями за чрезмерную откровенность. Но даже это едва удержало его раскрыть перед ней свое имя, чтобы услышать, как этот сдавленный, немного хриплый голос произнесет его.

Она оказалась интересной. Некоторые ее мысли заставляли Марка прикладывать усилия, чтобы не выдать своей улыбки или заинтересованности. Их неспешный, абсолютно обычный разговор между двумя людьми, которые словно только начинали знакомиться. Внутри стало расползаться нечто теплое, напоминающее сладкий мед, когда Юля разговорилась, когда в легком споре ее глаза сверкнули азартом.

Понимая, что такое спокойное состояние противопоставляется цели, из-за которой Марк находится здесь, он решил, что пора уходить. Закрывшись в машине и положив голову на руль, молодой человек ясно ощутил во рту привкус томатного сока. И рассмеялся.

В третий раз Марк не хотел приезжать. Вокруг ее дома ничего не происходило, поэтом он не собирался себя провоцировать. Юля мучила все его мысли, она окутывала разум невидимой паутиной. Марк ненавидел себя за слабости, ненавидел за открытость. Весь план шел наперекосяк, только главной причиной все еще оставался он сам. Но Марк надавливал на педаль газа, признавая свое поражение перед этой девчонкой. Только в конце вечера он совершенно не хотел уезжать.

В темноте дороги, на обратном пути, он вспоминал, как рассыпана была копна мокрых волос, как контрастны они были по отношению к светлым глазам, как намочили ее футболку, как через мокрую ткань проглядывались участки женского тела, с особенно выпирающими элементами. Тогда Марк, чертыхаясь, признал, что она красивая.

По возвращению домой Марк улегся спать, и сон его был спокоен, пока где-то приглушенно через прострацию не раздался всхлип. Он слышал это снова и снова. Нужно было заканчивать все это как можно скорее, иначе Юлиана Викторовна сведет его с ума.

Марк держался практически весь следующий день. Уговаривал себя, что нет смысла снова видеть ее взгляд, удивление, слышать голос. Аня смотрела на него косо. Из-за прошедших дней ему пришлось свалить на нее большинство обязанностей, которыми раньше он занимался лично. Марк уже был готов реабилитироваться, только все равно не сдержался. Все равно сел в машину и поехал. Внутри скребло неприятное чувство. Оно медленно, слой за слоем, выскребало у него саднящее ощущение тревоги. Марк зациклился. Уже ничего не имело значения. Ему хотелось знать, все ли в порядке у Юлианы Викторовны. И последующий звонок заставил его надавить на педаль газа.

Марк проиграл. Проиграл ее тонкой женской натуре, спрятанному огню в глазах и хриповатому голосу. Он не смог смотреть, как она бьется в истерике, мучается в неведении и страхе.

Марк примчался, когда все уже закончилось. Его люди ждали дальнейших указаний, перед этим показав ему незванных гостей. Марк понимал, что вряд ли это так просто сойдет с рук, но внутри теплела мысль, что «он же все-таки предупреждал». И дабы не вступать на горячую сторону будущего конфликта решил уладить все по-тихому, молча, глубоко под землей.

Служащие, если можно было их так называть, сказали ему, что девчонка в порядке, сидела и не высовывалась. Правда, никто из них тогда не был на территории, поэтому Марк решил убедиться в этом лично. Отворяя калитку, он почувствовал, как к горлу подступает горькая слюна, а мышцы сводит легкой судорогой. В глазах все заплыло. Животный ужас затрещал в ушах. Он не знал, как Юля могла отреагировать на стрельбу, а уж тем более был не уверен, что мимо не проскочила какая-нибудь крыса. Тогда все его усилия были напрасны, тогда ничего не имело смысла.

Марк стоял в тени под деревом недалеко от входа, не решаясь зайти. Он сам не понимал, ведь там за дверью могут протекать драгоценные секунды, цена которым — жизнь Юли. Только он продолжал стоять, не решаясь перейти черту своей прежней жизни, которая еще недавно была так проста, понятна и четко выстроена, а любая проблема решалась по инструкции. Если бы Марк мог, он бы накричал на себя, заставил бы вломиться в дом, чтобы еще раз увидеть ее. Но к своему облегчению даже этого делать не пришлось. Она показалась сама.

«А что, открытая дверь уже не устраивает?»

Марку хотелось смеяться. Его девчонка, комнатная зверушка, наконец-то набралась смелости, чтобы сбежать. Он бы восхищен ее решимостью, героической глупостью. Черт возьми, это было так непохоже на нее, что о таком он уже и не думал. Но воспоминания о прошедших событиях заставили его вернуться в реальность и нацепить маску.

В гневе она была прекрасна: сверкающие глаза, которые становились еще больше, виднеющиеся из-под разомкнутых губок клыки, словно она дикая зверушка. Марк не мог налюбоваться ею, правда сам в этот момент падал все ниже и ниже. Он вкладывал много сил, чтобы оставаться холодным, не показывать ничего через свои зеркала дыши, чтобы ни одна морщинка не дрогнула на лице, но не мог сдерживаться, стоило почувствовать ее аромат вперемешку с таким обыденным запахом женского пота.

Конечно, он соврал ей. Точнее, не договорил правду. Настоящая бы правда ошарашила ее еще больше, а так хотя бы она продолжила принимать его за психа. Марку пришлось быстро что-то придумывать. Одно он знал точно: «Она все равно понимает, что интересуй меня эта чертова флешка, я бы давно ее забрал». Его версия была глупой, но иного выбора не было.

А потом он проиграл. И это было самое приятное и сладостного поражение за долгое время. Ему не хотелось отрываться от ее тела, губ, хотелось чувствовать всю влажность, вдыхать запах, согреваться ею. Она оказалась прекраснее, чем Марк представлял, а он представлял, что эта девчонка зашугана, скованна. Но его руки, руки внимательного, изощренного и властолюбивого мужчины способны раскрыть в ней все то огненное, страстное естество, затащить на темную сторону.

Ему нравилось, как она постигает это запретное удовольствие. По его жилам растекалась эйфория только от вида ее сжимающихся трясущихся ног, как соки обволакивают его пальцы, как вздымается девичья грудь, как в глазах застывает помешательство. Марк хотел, чтобы она просила, умоляла его, чтобы наконец-то почувствовала, что можно испытывать, какое удовольствие получаешь в грехе. Он точно знал, что никогда еще эта девчонка так не текла, так не извивалась. Будь проклят ее муж — кретин не иначе, — упустивший такое. Марк восхищался ею. Горячее тело, как раскаленный воск, идеально сливалось с его.

Он еле сдержался, когда оказался внутри Юли. Она казалась настоящий воплощением падшего ангела — такая чистая, добрая, но с каждой секундой все больше и больше зарывается в грязь. Марку показалось, что она ничуть не шире внутри, чем невинная школьница, чем только подтвердил свои мысли о ее никчемном опыте.

Марку хотелось слышать ее крики и стоны, словно так он мог узаконить свою собственность. Хотелось, чтобы после этой ночи никакая другая не казалась ей настолько хорошей. В их глазах читалось безумие, настоящая одержимость. Но останавливаться он не собирался. Пусть просит, пусть умоляет, пусть знает, что есть только он. Он целовал ее снова и снова, сжимал, надеясь, что ее кожа впитается в его. Юля вся была как жидкий мед в руках — липла, но ускользала. Марку хотелось ее всю и надолго.

Может даже насовсем.

Истинное удовольствие было смотреть, как смыкаются ее глаза от удовольствия, как ее бедра изнывают, но продолжают скользит по нему, продлевая экстаз. Как грудь потрясывается от телодвижений. Он видел, как необычно это для нее, какие дали наслаждения он ей открыл, всего-то изменив позу. Ему было тесно, жарко, больно. Наслаждение хотело выльется из него волной. Но даже когда это случилось, показалось, что этого мало и нужно еще.

Но главное удовольствие было услышать, как охрипший голос в сонном полустоне шепчет его имя.

Юлиана даже не догадывалась, какую власть получила. Марк отлично скрывал все свои мысли на протяжении этих дней, в чем помогала его выдержка. Горько было признавать, что все годами наработанные сила, уверенность, беспринципность сломались о взгляд девчонки. Стоило Юле сказать только слово, Марк бы непременно исполнил ее желание, а после начал внутренне уничтожать себя за эту слабость. Он был готов возненавидеть всего себя за это неожиданное чувство, за весь трепет, что она в нем вызывала.

Ей нельзя было догадываться об этом. Марк не мог допустить, чтобы девчонка даже подумала о его чувствах. Все дни он строил из себя холодного принца, пугал, издевался, даже применял силу — растворяя свои пальцы в ее нежной коже — делал все, чтобы Юлиана продолжала считать его монстром. И все действия Марка непременно привели бы к этому, если бы не бесконечные ошибки и послабления.

Так и запустился бесконечный круг, состоящий из наслаждения Юлиным обществом, чувством вины за исключительную для его жизни слабость и ломкой по целому спектру чувств, что она в нем вызывала. Именно так и появился томатный сок в ее прихожей, а в душе Марка точная уверенность, что эту историю нужно продолжить.

В тот день в планы Марка входило возвращение к Юле, как можно скорее. Нужно было уладить кое-какие вопросы, выслушать очередную тираду Анны и вернуться. Марк мог пройти все это за мгновения, ничего не имело значения, пока в дыхательных путях еще витал аромат ее кожи. Но все снова пошло не по плану. Ночные события не могли пройти бесследно.

Вместо планирования ближайшей перевозки и разговора с Аней он ехал — скорее мчался — в сторону ресторана, в котором ему уже доводилось бывать в последние дни. Марк ждал, что подобный разговор случится, но не думал, что так быстро. Нацепив на себя показное спокойствие и хладнокровность, молодой человек зашел в ресторан и присел за столик, где его уже ждали. Приходить вторым Марк не любил.

— Где мои люди? — Представитель Двадцать Восьмого словно постарел за несколько дней. Его собеседник был нахмурен, в глазах разгоралась ярость.

— Здравствуйте, — Марк подозвал официанта, заказал себе кофе. Несколько минут растекались, растягивались, что позволяло Марку наблюдать, как собеседник сжимает челюсть, дергает бровью.

— Я не буду повторять два раза.

— Я тоже не собираюсь повторно объяснять очевидные вещи, — мужчина пожал плечами и сделал глоток горького напитка, — что могло произойти с теми, которые пришли на чужую территорию ради драки?

— Ты слишком самоуверен, а значит не понимаешь, что развязал конфликт! — Кто-то из находившихся в ресторане повернулись и уставились на собеседника Марка. Он пожал плечами и усмехнулся.

— Я предупреждал, — и несмотря на то, что у него в жилах продолжала остывать кровь только от одних лишь мыслей о созданных им самим проблемах, он ликовал, произнеся эту фразу. — Вы меня не послушали. Получили, что хотели. Не нужно жаловаться, нужно признать свою ошибку и оставить девчонку в покое.

— А может тебе стоит перестать думать яйцами? — Собеседник улыбнулся. — Твое ярое желание скрыть и защитить эту девку, во-первых, свидетельствуют, что ты причастен к произошедшему, во-вторых, говорит, что ты как минимум дрочишь на нее.

Марк рассмеялся. Конечно, не было ничего прекраснее, чем наблюдать за людьми, сделавшими из своей же ошибки такую катастрофу. Он до конца не мог понять, почему Двадцать Восьмой был так помешан на произошедшем и так зацепился за Юлю, хотя этому было очень простое объяснение — сам Марк и его увлеченное желание помочь девчонке. Это и было главной ошибкой Марка, даже если он сам не догадывался.

— Неужели у такого человека из-за мелкого происшествия появилось столько проблем? Тогда мне очень жаль, но я все еще помню, что изначально это была ваша крыса, — собеседник поутих, чем помог Марку вернуть ведущую роль, — но с самого начала я не выразил своей обиды. И вот во что это вылилось. Чем Вы собираетесь мне угрожать? Вы сами обложались несколько раз, сами создаете себе проблемы. Передайте своему боссу, уважаемый, — Марк выделил обращение. — Чтобы выпил таблетку и успокоился уже.

После этих слов Марк намеревался уйти, доделать дела и вернуться к Юле, с которой все хорошо. С остальным он хотел разобраться потом. Марк задвинул стул, когда его собеседник как-то опасно улыбнулся.

— Обязательно передам, — он наиграно склонил голову в поклоне, — но скорее новость, что девчонка наконец-то получила по заслугам, пока ее сторожевой пес скалился на всех подряд.

Кровь в жилах Марка застыла, а перед глазами зависла улыбка этого ублюдка. Все забылось, осталась лишь одна картина, так некстати нарисованная его воображением: лежащая на полу Юля, в глазах которой быстро угасает жизнь.

Он до последнего оставался равнодушным. Великих трудов ему стоило не придушить этого слизняка прямо за столом при свидетелях, вместо этого Марк пожал ему руку и распрощался. Он с ровным лицом вышел из заведения и с таким же выражением лица сел в машину, отъехал несколько улиц, и только потом Марк выплеснул всю свою агрессию. Его руки дрожали, желчь застряла в горле, вызывая желание содрать кожу. Марк судорожно набирал номер старшего по охране за Юлей, но тот не отвечал, он звонил самой Юле, но она не отвечала. Желудок начало скручивать. Нога вдавила педаль в пол машина. Марк по инерции продолжал управлять автомобилем, несколько раз чудом не влетев в другие машины. Он точно мог сказать, что его внезапная смерть откладывается, пока в ушах снова не зазвенит голос Юли.

Его телефон разрывался: разгневанная Аня, незнакомые номера, заказчики, исполнители — все звонили Марку, но ни разу не перезвонила она. Ее ноутбук был выключен, в телефоне не прослеживалось действий. Но потом все изменилось, он резко остановился.

Конечно, глупо с его стороны было надеяться, что прошедшая ночь будет значить для нее то же самое. Марк надеялся на это только в самом дальнем уголке своей души. Но, услышав через канал удаленного доступа ее разговор с мужем, он резко остановился посреди опустевшей в будний день кромленной лесом трассы. Мерзкий голос этого сопляка заставил Марка поморщиться. Он слышал, как дрожит голос Юли, — а она кстати, кажется, в полном порядке, — как ей непросто говорить с этим придурком и переступать через свои истинные желания из-за страха перед неизведанным. Марк опустил голову на руль, стараясь восстановить свое дыхание и вернуть контроль над разумом. На его губах застыла улыбка.

«С ней все в порядке. Я просто идиот, повелся на провокацию».

Он был уже готов поехать дальше, до дома Юли оставалось несколько минут. Марку хотелось вернуться, посмотреть в ее глаза, снова совратить ее, переманить на темную сторону, только чтобы она поняла, как бывает хорошо. Ему хотелось видеть замешательство, страх в глазах, которые обязательно поменяются на желание и удовольствие. Марк настроился на заведомо удачный невербальный поединок с ее мужем, только надломившейся хриплый голос вернул его в реальность.

Его предали. Его обманули. Его обставили, словно он безмозглый мальчишка.

Прошедший день затерялся для Марка в тумане мыслей. Он помнил все очень обрывочно, оставляя на полках памяти только самые яркие эпизоды, например, как пуля влетает в голову этого урода или как он поднимает на руки бьющуюся в истерике Юлю, обжигаясь об ее взгляд.

Марк примчался даже быстрее, чем планировалось изначально, и успел. Половина его ребят валялись без сознания, а другие просто отсутствовали. Марк оставил свой гнев на потом, решив, что есть дела поважнее. Он забыл, когда последний раз испытывал нечто подобное. Страх вел его на автопилоте, отключая разум. В то мгновения Марка не было, вместо него остался зверь, готовый перегрызть глотку первому встречному.

Этот урод не сказал, кто его купил, но Марк знал это и сам. Где-то за стенами дома его маленькая страдающая девочка бьется в истерике, а кожа медленно покрывается синяками. Одни ее глаза были перед Марком, когда он снял с нее это животное — испуганные, разочарованные и снова смирившиеся, словно Смерть ее давняя подруга. Марк не хотел никого слушать, он хотел больше не видеть этого.

Она удивляла Марка снова и снова. Встретившись с ней лицом к лицу, он обессилил, словно вся энергия ушла куда-то от него, заставляя упасть на колени перед причиной своего поражения. Марк смотрел, как разрушаются последние частички ее душевного равновесия и ломался вместе с ними. Наконец-то до него дошло, что вся эта история — плод его глупости. Он сам навлек на Юлю опасность, он сам толкнул себя в эти чарующие женские силы, сам ошибался раз за разом.

Пришлось принять тяжелое решение. Как вид самой тяжелой зависимости, только женщины приносят столько мучений. Оно приравнялось лишь к тому отвратительному чувству, когда у тебя отбирают источник твоей зависимости. У Марка пересохло в горле. Не так противно было отпускать ее совсем из своей жизни, как, зная, что она непременно вернется к своему муженьку и проживет годы так, как правильно. Марк умел при необходимости выключать эмоции, и впервые у него это получилось по-настоящему. Холодный разум поздравлял его с обретенной от помешательства свободой.

Когда от продажной крысы так и не поступили положительные новости, его заказчики решили временно не трогать Марка. И хоть у мужчины не исчезла мысль отправить этого урода им по частям, он почему-то продолжал сдерживаться.

Последующие дни прошли для Марка тяжело. Пришлось признаться Ане в своих ошибках и прочих косяках, выслушать ее обвинения, крики, а после сломать всю голову ради урегулирования сложившейся ситуации. Аня последняя, кто захочет горячих разборок, а Марк все еще представлял урода в виде разобранной конструкции. Решено было направить письмо — еще одной встречи с представителем Двадцать Восьмого Марк бы не выдержал — с признанием агрессивности своих действий, извинения (Марк сплюнул) и завуалированной угрозой о том, что последующие действия при очередном вмешательстве будут еще жестче. Так Марк в очередной раз признал, что Анна гениальная женщина.

Ему оставалось лишь отпустить Юлю и разбить последнюю крупицу своего сердца. Он сдерживался, когда она сказала, что их связь была ошибкой, сдерживался, когда она продолжила думать о его намерениях ее убить, сдерживался, глядя, как в их импровизированном танце ее глаза сверкают от удовольствия и счастливого забвения. Но, после слов о возвращении к мужу, сдержаться не смог. Марк видел, что она не хочет этого, только все равно зачем-то соглашается на эту пытку и унижение.

Марк ушел, оставляя Юле свое сердце, чтобы оно берегло ее и постоянно напоминало о таких приятных безрассудствах.

***

Солнце засвечивало монитор ноутбука, в очередной раз вызывая у Марка нервный выдох. Он просматривал маршрут очередного заказа, дабы через несколько минут позвонить клиенту с хорошими новостями. Удивительно, но Аня за несколько дней написала письма клиентам от лица Марка, в которых убедительно доказывала, что сотрудничество безопасно, а все прочее — лишь слухи. Марк никогда ею так не гордился, поэтому уже активно планировал встречи с большинством заказчиков для подтверждения положительных намерений. Только неожиданно телефон сам дал знать о себе хозяину. Марк отвернулся от осеннего солнца и ответил на звонок.

— Марк, ты сидишь в «Лэтсе»? — Голос его компьютерного гения показался Марку взволнованным. Он быстро развернулся обратно лицом к солнцу и экрану, параллельно открывая нужную программу.

— Вообще давно уже не заходил, после чистки, которую мы устроили для крысы. Ты на телефоне, Аня под рукой. Вот, открыл, — перед ним открылось белое окно с доступом online. Марк заметил в поле высветившийся документ.

— Вижу, — мужчина хотел договорить, но Марк его опередил:

— А откуда тут эти файлы? Мы разве не все почистили? — Марк чувствовал, как под кожей расползается ощущение надвигающихся проблем, от которых он успел отдохнуть за пару дней по настоянию Ани. Правда заплыв по бутылкам дубового сорокаградусного тяжело было назвать отдыхом.

— В том-то и дело. Сейчас четыре пользователя в доступе. — Марк проглотил волнение, зародившееся в горле комом.

— Ты, я...

— Твоя красотка, потому что тут доступ с установщика для крыс, и неизвестный адрес. — Брови Марка взлетели вверх. Он не мог поверить, что сейчас в своей глуши Юля копается в его секретах, ее глазки сверкают, как у ребенка в магазине игрушек. Правда вместо так интересовавших ее секретов там угольки.

— Что за адрес? — Марк водил мышкой по экрану, словно это могло помочь.

— Я не знаю, — айтишник устало выдохнул, — он постоянно изменяется. Я не могу его вычислить.

— Значит постарайся лучше, я не хочу, чтобы какой-то урод копался в... — Марк прервался, когда на экране высветился новый файл. И если что в первом он знал прекрасно, то этот стал для него загадкой, которую он собирался разгадать, прочитав его содержимое. Глаза Марка побежали по экрану. «Ты совершила ошибку. До скорой встречи». — Какого..?

— Марк, походу кто-то нас копает.

Только Марку было неинтересно, что происходит. Он знал, кто это сделал, знал, зачем это сделали. А еще он знал, что ему все-таки придется увидеть Юлиану Викторовну еще раз. Как минимум для того, чтобы увидеть жизнь в ее глазах.