Насквозь

Я спала, когда он ушел. Слишком тихо, незаметно, оставив после себя лишь постепенно исчезающий запах и смятую простынь — ушел, словно ничего не было. И будь судьба ко мне настолько благосклонна, я бы забыла это все под утро, избавляя себя от необходимости страдать от терзающих мыслей. Но ничего не забылось. Только открыв глаза, я услышала свой же стон, который далеко не пару раз повторился этой ночью. Кровь прилила к щекам, внизу живота все сдавилось. И если телу нравились эти воспоминания, то голова была готова взорваться.

Я накрыла свое лицо подушкой, дабы не видеть белый свет, льющийся из окна. Но картинка никуда не уходила, наоборот, в темноте лишь усиливалась, напоминая все прожитые ощущения. Я взвыла. Даже подушка пропиталась чертовым цитрусом.

Между ног покалывало и продолжало гореть. Ощущение, что на мне грязь всего мира, постепенно нарастало. Я лежала полностью обнаженная, накрытая одеялом, а между ног до сих пор было влажно и немного липко.

«Грязная девка...»

Я зажмурила глаза не в силах сопротивляться этой буре эмоций. Мне было как никогда стыдно. Стыдно за те движения, за ту реакцию на его прикосновения, на его слова. Я отдалась этому сумасшедшему мужчине, не допустив даже возможности сопротивляться. Хотя он и не был тем чудовищем, которое мне так хотелось рисовать в голове. Достаточно нежный, внимательный, но при том доминирующий, сильный. Я не помнила, чтобы до него испытывала такие ощущения. Весь кошмар прошедшего дня растворился в том чувстве, что кто-то большой и сильный закрывает тебя своим телом. Эти легкие покалывания на коже дарили мурашки, экстазом расплывающиеся по коже.

Но их нельзя было испытывать. Я предала саму себя. И еще большее ощущение сопротивления я испытала, когда обнаружила в прихожей вместо перчаток томатный сок. Мне не нравилось, какое развитие приобрело наше с ним знакомство. И этот незначительный знак внимания, который ровным счетом значил все и не значил ничего, нужно было проигнорировать. Мне хотелось выкинуть эту несчастную упаковку, но рука дрогнула. Я была в шаге от мусорки, но что-то не позволило мне это сделать. Ужасное колющее чувство, словно мне это нравится.

Мне нравились его прикосновения, нравилось, как он целует, его знаки внимания, его издевки, наши разговоры — все. Мне даже понравилось, что он ушел не просто так, а оставил мне какую-то мелочь, которая для меня значило достаточно много. Он запомнил, что это важно для меня. Я три года не могла дождаться этого чертова пакета сока от своего мужа, даже когда болела, даже когда это было лишь женским капризом, а по итогу получила его от чужого человека. Приятно, было очень приятно почувствовать, что кто-то заполнил эту незначительную деталь и поставил ее выше собственного отрицания. Я слишком серьезно отнеслась к одному лишь пакету сока, но густая красная жидкость стала первой, что оказалось в моем желудке с утра. Я сделала один глоток и заплакала.

Меня разрывало изнутри от этой неопределенности. Одна часть души рвалась заставить признать, что мне хотелось этого, что мне понравилось это. Эти эмоции захватывали разум, но вторая часть отрицала все под чистую. Я не жила в фантазиях, не собиралась. Это было все абсолютным бредом, за стенами которого ждет реальная жизнь. Жизнь, к которой я привыкла. Ни очаровательных бандитов, ни их заботы, ни этого щекочущего чувства внутри живота — ничего. Так, как должно быть.

Только я впервые почувствовала, когда происходящее по-настоящему мне нравится.

Я была обязана похоронить эти мысли. Мне нужно было лишь покинуть это место и забыть все. Я помнила все слова, которые сказал мне Марк.

Марк.

Я прокрутила его на языке. Другого имени я себе и не представляла даже.

Он рассказал историю нашего знакомства с новыми подробностями, которые меня совершенно не впечатлили. Моя гордость была в некотором роде даже задета, я не сделала ничего стоящего по отношению к нему, но так сильно пострадала. На секунду мне не захотелось даже верить в этот его рассказ, только выбора было немного. В любом случае я так и не получила ответа на вопрос, вызывающий у меня все больше страха — кто и зачем устроил стрельбу?

Именно этот вопрос и не складывал в моей голове полную картинку. Если он так был на меня зол, так хотел меня наказать (за то, в чем я была не виновата), то зачем так берег меня, зачем принес продукты, помог Фриде, зачем приходил ко мне и вел беседы? Каждый пункт заплетал этот клубок еще прочнее и гуще. Убедилась я только в одном: Марк точно не договорил или соврал. И прямое доказательство этому — флешка, которую он так и не забрал.

Когда стакан сока опустел, а усталость от этого эмоционального груза вот-вот могла сломать мне плечи, я решила, что следующая встреча с Марком должна стать последней. Этот увлекательный сюжет должен был подойти к концу, а участвовать в этих событиях, к которым я лишь с натяжкой имела отношение, мне теперь абсолютно не хотелось.

Отпуск подходил к концу. И если сбежать у меня так и не получилось, то стоило потребовать свободу. У меня в запасе была пара дней, после которых я либо возвращалась к нормальной жизни, либо оставалась здесь навечно. Страх перед этой незнакомой и непредсказуемой историей заполонил мою голову. Я должна была вернуться домой, каким бы он для меня уже не был.

Полдня я провела, сидя на иголках. Я ждала, что вот-вот откроется дверь и зайдет Марк, а после все закончится. Но этого не происходило. Я пыталась отвлечься на другие мысли, старалась думать о будущем, как забыть этот чертов отпуск, но все равно возвращалась всегда к одному и тому же, пока что-то другое не удивило меня больше.

Никого вокруг дома не было.

Еще утром я допустила, что они могли просто отойти — такое случалось множество раз. Но стрелка часов прокрутила обед, а на участке никто так и не появился. Обнаружив это, я выпустила Фриду во двор, а сама ходила туда-сюда по веранде, всматриваясь в окна. Это очень напоминало вчерашний день, поэтому на секунду я оторвалась от своего занятия, но лишь на секунду. Фрида радостная бегала по территории. Пасмурное небо еще дарило свет, в котором мне на глаза так никто и не попался.

Марк меня освободил.

Это было единственное, о чем я подумала. Груз, лежавший на моих плечах и предрекающий нашу следующую встречу, резко свалился. Я вдохнула полной грудью. Все закончилось. Эйфория заполнила мой разум, отчего рука сама потянулась к двери — в ушах эхом раздался выстрел — и распахнула ее. Лицо обжог прохладный воздух, по коже пробежал табун мурашек, еле уловимый запах уже сгнивающих листьев добрался до носа. Все закончилось.

И вот наконец я почувствовала, что за стенами меня все-таки ждет еще более сложная ситуация, отчего я немедленно закрыла дверь. Нельзя было быть уверенной, что все закончилось. Страх перед тем, что ждет меня по ту сторону в этот момент показался сильнее. Я, привыкшая засыпать и просыпаться с некоторым количеством мужчин вокруг, резко перехотела выходить. В любом случае, здравый смысл предложил задуматься — здесь что-то не так.

Одна «я» не хотела продолжать находиться в этой авантюре, другая «я» не хотела возвращаться и решать все те сложные вопросы, которые накопились. Я потерялась в самой себе, и это пугало. Стала потерянной... Мне нужно было выбрать вторую сторону, отказаться от гордости и вернуться к тому, что правильно.

Второй раз за день я решила этот вопрос, но решиться не могла. Фрида пришла с улицы, а там до сих пор никого не было. Мне нужно было себя хоть как-то занять. Я попыталась поесть, но кусок не лез в горло, а вот сок принимался организмом вполне успешно. Я слонялась по дому, не представляя, куда деть свое тело. Атмосфера была гнетущей: уже не светло, но и недостаточно темно для искусственного света. Я напоминала привидение. Фрида ходила за мной хвостиком. И в этой тишине до моих ушей наконец-то донеся звук вибрации от телефона, который валялся где-то в гостиной. Со страхом представляя, сколько звонков могла пропустить, я ответила.

Мама.

— Юля, как твои дела? Ты вчера не звонила, — я усмехнулась.

— Все хорошо, мы просто проводили время с Фридой.

Все повторялось снова и снова. Мама говорила одни и те же фразы, а у меня в душе все постепенно сыпалось. Она даже не представляла, что натворила ее дочь. Я понимала, что если она узнает, то аргументов в пользу мужа станет намного больше. На этот раз я выслушала все и с каждым словом сдавалась. Мама пыталась из-за всех сил улучшить мою жизнь, сделать ее спокойной и размеренной. Что могло быть лучше, чем просто знать, что будет завтра?

Она надеялась увидеть внуков, увидеть меня благополучной. Я не могла ее разочаровать, не могла признаться, что отдалась человеку, который при первой встречи наставлял на меня пистолет. «Господи, да он даже полуголый все равно взял его в руки!» Мне пора было возвращаться к тому, что могло порадовать всех близких мне людей.

Мама призналась, что сама уже несколько раз говорила с Егором. По ее словам, он был подавлен, уничтожал себя чувством вины — что может быть честнее раскаивающегося мужчины? — и очень надеялся со мной поговорить. Мама давила и на счастливые воспоминания, и важность сохранения семьи. Упоминала, что они с папой тоже много раз ссорились, что все по-своему несчастны, но не стоит за это цепляться. А я пила сок и отправлялась снова и снова в тот момент, когда мне просто было хорошо, а не правильно.

По итогу, абсолютно не выдержав всего этого, я сдалась:

— Хорошо, мам. Я поговорю с ним.

Тяжело выдохнув, я закончила этот разговор. Впереди меня ждал другой, наиболее тяжелый. Я снова выпустила Фриду на улицу. Нужно было придумать, что именно говорить Егору, потому что иначе я потеряюсь в своих эмоциях. Меня переполняло чувство, что я совершаю ошибку, но оно было обманчивым. Я хотела верить, что оно обманчиво. Все самое неправильное уже совершено.

Звонок раздался быстрее, чем я ожидала. Усмешка тронула мои губы. Я прикрыла глаза и подписала себе приговор.

— Егор. — Я сжала телефон в руке, словно это могло помочь мне пережить разговор.

— Юля, — он взволнован, — прошу, только не бросай трубку!

— Раз уж я ответила, — холодок пронесся по коже, живот скрутило, — то смысл мне прерывать разговор. — Некоторое время, которое мне показалось вечностью, он молчал. Я была уверена, что муж подбирает слова, хотя до этого точно сотню раз прорепетировал.

— Я думаю, — он замялся, — стоит поговорить. — Его голос больше не казался мне родным, теплым, теперь я словно слышала далекий крик какого-то незнакомца на улице.

— Давай поговорим, — теперь я не имела права убегать, отказываться, строить из себя обиженную женщину. Я ничуть не лучше его самого, даже может быть хуже. Я отдалась малознакомому человек, а ему она, может быть, была даже близка. Какой смысл воротить нос, если сама по уши в грязи теперь.

— Я совершил ошибку, — я тоже, — мне жаль, что позволил себе пренебречь нашей семьей. — Все так и должно было быть. Муж должен извиниться перед женой, семья должна остаться целой. Моя жизнь не могла быть другой. Марка не существует, не существовало. Он просто миф, приходящий, когда человек окутан темнотой, и сбегающий всякий раз, когда наступает рассвет. — Если ты позволишь, я мог бы попытаться объяснить.

— Я знаю. — На глаза навернулись слезы. — Я была не лучшей женой.

— Самой лучшей, — Егор точно врал. Я никогда не дарила ему искренних чувств, — просто мы с тобой погрязли в рутине. Нам нужно было чаще проводить время вдвоем. — Конечно, это было невозможно. В какой-то момент я точно поняла, что вдвоем нам совершенно неинтересно. Мы даже фильм выбрать не могли.

— Мне казалось, что это слишком сложно, — в тот самый момент, когда мне хотелось провести время с мужем, он затащил другую девушку на наш стол.

— Я был слишком упрям, — я услышала сожаление в голосе. — Прости меня.

Простить его. Я не могла простить саму себя за совершенную ошибку, поэтому мое право на управление чужой милостыней аннулировалось. Егор бы меня не простил.

— Почему ты думаешь, что что-то изменится? — Я не верила в это сама, потому что не хотела что-то менять. Страх перед неизведанным был сильнее, чем невыносимость прошлого.

— Я готов постараться. — Мысленно я громко засмеялась. Это был не первый раз, когда Егор обещал постараться. Первый раз он давал это обещание на свадьбе — постараюсь быть хорошим мужем и отцом — второй раз после замерзшей беременности — готов постараться, чтобы это не омрачило нашу жизнь — и вот это третий раз.

— Как это, постараться? — Мне было любопытно, в чем конкретно будут заключаться его старания.

— Я понимаю, тебе будет сложно все это забыть, — я уже даже не помнила, какого цвета у нее были волосы, зато я отчетливо помнила, как сильные мужские руки обжигают шею. — Но я постараюсь проводить с тобой больше времени. Можем даже поехать на отдых. Я докажу, что дороже тебя у меня никого нет.

Все его слова прошли мимо меня. Я не пыталась их услышать, потому что понимала, что все сказанное не имеет никакого значения. Егор говорил это от собственной беспомощности. Если бы к нему после произошедшего приехала мама, то он бы вряд ли стал мне звонить. Мы настолько привыкли друг к другу, что как бы не хотела слышать его слова, я все равно должна была принять их, словно я и есть мать напакостившего ребенка.

— Мы могли бы попробовать первое время пожить отдельно, — эмоций у меня как таковых не было. Я устало смотрела в окно, как по пустой территории бегает Фрида. Больше никто так и не появлялся.

— Зачем? — Его голос показался мне настолько напуганным, что я чуть не перешла грань между смехом и равнодушием.

— Чтобы избежать рутины, ты же сам так сказал, — я закусила губу. Наверное, со стороны это все более чем забавно. — «Гостевой» брак». Вместе, но раздельно. Словно, мы снова в школе и встречаемся.

На глаза навернулись слезы. Странно, ведь я даже не думала, какими печальными теперь видятся воспоминания, когда мы сбегали с уроков, чтобы поесть мороженого.

— Мне кажется, что это не очень хорошая идея, — еще бы, — разве сможем мы так стать ближе? Это только отдалит нас.

— Больше, чем сейчас, нас вряд ли что-то отдалит, — я боролась с желанием ударить саму себя. Давно можно было сойтись на примирении, но, игнорируя собственные грехи, почему-то продолжала выдавливать этот разговор, словно это остатки зубной пасты. Судьба уже несколько раз намекнула, чтобы я уничтожала свою неоправданную гордость, но мне никак не удавалось это исполнить. Сказала бы «хорошо» и жила уже спокойно.

— Но намного лучше же будет вернуться к тому моменты, где мы здорово проводили время вместе, как обычные молодожены. Много вкусной еды, телевизор и секс.

Он выделил последнее слово, отчего в горле появился привкус рвоты. Мои глаза округлились, а мозг начал вырисовывать картинки. И они все казались мне отвратительными. Я не могла контролировать эту реакцию, потому что сильнее нежелания возвращаться к половой жизни с мужем ничего не было. Я провела ногтями по столешнице, продолжая смотреть в окно. Там все оставалось точно таким же: Фрида бегала, вокруг никого и, кажется, моросящий дождь.

Мне хотелось закричать, что он не имеет права так быстро предлагать подобное, но я осеклась. Егор сам не захотел бы подобным со мной заниматься, если узнал этот очередной недавно образовавшийся секрет. Я сделала тяжелый вдох. Егор продолжал что-то бубнить в трубку. И только правдивое признание самой себе позволило мне проигнорировать гордость: противно не от мысли, что он был с другой; противно, потому что с ним так хорошо точно не будет. Никогда не было.

— Мне кажется, нам стоит все обдумать, — из последних сил выдавила я. Продолжать разговор у меня уже не было никакого желания.

— Мы можем обдумать прямо сейчас, Юля, — его упрямство шло впереди него. Чтобы сократить процент внимания на голосе мужа, я решила запустить Фриду в дом, может даже занять руки приготовлением еды, как вдруг что-то уперлось мне в голову. — Зачем тянуть? Мы столько времени потеряли, играя в молчанку. Раз ты готова пойти мне навстречу, то зачем...

Дальше я его уже совсем не слышала. Почувствовав этот упирающийся предмет, я стала медленно оборачиваться через левое плечо, пока не наткнулась на грубое мужское лицо, покрытое рябью. Темно-карие глаза были сужены, не выражали ничего хорошего — только опасность. В руках, направляя ствол прямо мне в лоб, он держал пистолет.

Я не могла пошевелиться, в ушах начало звенеть. Мой рот непроизвольно открылся, но дыхание остановилось. Кажется, это происходило второй раз со мной, или уже далеко не второй. В любом случае моя невнимательность в этот момент собиралась меня погубить. За разговором с Егором я не услышала, как кто-то вошел. А муж продолжал что-то щебетать мне в ухо, пока мужчина передо мной пожирал меня глазами. В горле болезненно сдавило, зрачки мысленно сходились в центре, направляясь прямо в дуло. Прикованные к полу ноги могли вот-вот подкоситься от напряжения, как он все-таки прервал наше бездействие, кивнул в сторону моего мобильного. Я проглотила еще один болезненный узел в горле, медленно отодвигая телефон от уха. Егор не унимался.

— Егор, — охрипла, говорила надрывно, — давай я тебе чуть позже позвоню?

Он хотел мне что-то ответить, но я отключила вызов. В этот самый момент я столкнулась со своим страхом лицом к лицу. Мужчина резко одной рукой схватил меня за волосы. Я вскрикнула. Он оторвал мои ноги от пола и толкнул в стены. От неудачного столкновения с моих губ слетел болезненный стон. Я услышала, как входную дверь скребет Фрида, сопровождая свои попытки прорваться и защитить меня громким злобным лаем.

— Кто вы? — Прохрипела я, когда он за волосы поднял меня с пола и плотнее прижал к стене своим телом. Пистолет упирался мне в висок. На щеке проскользнула соленая дорожка. Все мое естество сжалось, такое сближение было более чем неприятно. Его хищные глаза прожигали, отчего мне хотелось провалиться сквозь землю. Боль от оттянутых волос проносилась волнами по всей голове. Плечо после удара об стену саднило. Я начала теряться в пространстве.

— Закрой рот. Издашь хоть один звук — пеняй на себя, — он стукнул меня головой об стену. Боль отдалась куда-то в область спины, стало сложно дышать. Моего организму было не до слез, поэтому откуда-то из моего нутра доносился сдавленный звук, похожий на вой. Страх старался сдержать его, но не получалось.

В глубине души мне хотелось лишь понять, что происходит. Это окончательное решение Марка — убить меня? Или это те, кто участвовал в стрельбе? Или мимо проходящий грабитель?

И где, черт возьми, все люди, которые тут сутками бродили по участку?

Я распахнула глаза, которые вот-вот могли закрыться от захватывающей тело боли. Он не отпускал мои волосы, но это лишь позволило мне узнать глаза стоящего передо мной человека. Это был он, один из тех, которые уже выучили каждую травинку на моей территории. Это объясняет, почему Фрида не обратила на него внимания — мужчина «свой». Я помнила эти глаза, прожигающие меня через балаклаву, когда я просила помочь Фриде. Это именно он угрожал меня прикончить.

И решил исполнить свою угрозу.

Мужчина, не меняя своих движений, оттащил меня в гостиную. Я не чувствовала уже и половину волос, поэтому готовилась их и вовсе не ощутить на голове. Совершенно не церемонясь, он отшвырнул меня в угол между стенкой и диваном. Еще один удар, только теперь спиной. Я сложилась пополам, надеясь, что эта волна боли закончит мои страдания. Пелена слез все же закрыла мои глаза. Я аккуратно приподняла голову, чтобы посмотреть на свою угрозу. С пола он казался больше. Мне хотелось вжаться в этот угол, раствориться в нем. Мужчина подошел ближе. Я была абсолютно одна, даже Фрида за дверью мало что могла сделать. Нужно было лишь принять происходящее.

Он, не отпуская пистолета, начал быстро опускаться на пол, параллельно протягивая руки к моим штанам. Понимая, какую именно цель он преследует, мое тело, игнорируя боль, само стало сопротивляться. Ноги сдвигались и пытались отпихнуть надвигающееся чудовище. Я помнила, что кричать нельзя, но голос прорвался, не замечая обещанной угрозы, я кричала так, из-за чего потом не смогла бы говорить вовсе. Руками я старалась закрыть свое тело, хотелось пришить к коже одежду, чтобы ее нельзя было сорвать. Он продолжал надвигаться. Его руки были намного сильнее всей меня. Удобства ради, словно забыв свои же слова, он положил пистолет на диван. Одной рукой мужчина перехватил мои запястья, а второй сильно ударил по лицу тыльной стороной ладони. Тяжелый размашистый удар, с оттяжкой прервал мои крики на некоторое время. Кажется, губу обожгла первая красная капля металлического привкуса. Я зажмурилась. Адреналин зашкаливал, не давая мне заплакать. В голове была только одна мысль: «Мне нужно было бороться».

Ноги продолжали пинать мужчину, только это не помогало. Тяжелая туша с безумными глазами все сильнее и сильнее подавляла мои шансы на сопротивление. Вот он уже усаживается между бедер, игнорируя жалкие попытки отбиться, и рукой начинает тянуться к брюкам. Я кричала, брыкалась, поставив это выше необходимости дышать. Я не собиралась сдаваться, но с каждой секундой мое поражение приближалось. И вот, когда шов домашних штанов надорвался, а из-под ресниц все же вытекла умоляющая слезинка, я перестала кричать.

Треск ткани поразил меня насквозь, не оставляя и тени надежды. Последняя соломинка, за которую держался мой шанс на спасение — вытянутые вперед руки, не позволяющие ему полностью лечь на меня. Одна слеза, вторая, третья — под аккомпанемент мужской отдышки, лая Фриды и шелеста всего подряд на полу. Перед тем, как окончательно сдаться, я закрыла глаза в надежде закончить кошмар. И какого же было мое удивление, когда он закончился.

Пребывая все так же в темноте под сжатыми веками, я почувствовала, как стало легче: ничьи руки меня не трогают, нет тяжести чужого тела, запаха пота, не слышится тяжелое дыхание. Радостная улыбка расплылась на моем лице, понимая, что это просто сон. Просто страшный сон. Я воодушевленно открыла глаза. Казалось, что прошло несколько минут, но на деле промелькнула лишь секунда.

Секунда, за которую Марк каким-то чудом оказался в доме, стянул с меня человека и отбросил его в другой конец гостиной. Захваченная паникой я быстро начала пытаться вернуть свои штаны к первоначальному виду, присела, облокотившись на стену. Голова еще болела от удара, на глазах сверкали слезы, но даже так могла увидеть, как Марк в роли разъяренной высокой фигуры стоит все с такой же идеальной осанкой и безукоризненным внешним видом над моим врагом. Я удивилась, как у Марка хватило сил повалить мужчину на пол, возможно, сыграл момент. Мужчина пытался подняться, пытался ухватиться за Марка, чтобы нанести ответный удар.

Все происходило слишком быстро, но в моей голове транслировалось замедленнее. Я видела, как Марк бьет оппонента ногой, как тот куда-то исчезает, а следом за ним исчезает и мой спаситель. В ушах отдаленно слышалось и рычание, и ругань, и брань и все на свете. Только мне не удавалось отличить, от чего именно исходили эти звуки.

Какая-то внутренняя сила заставила меня встать. Опираясь на стену рукой, я поднималась на ноги. Голова немного кружилась, а в животе завязывался болезненный узел. Я постаралась собрать свое самообладание во что-то целое. Но отчетливо мне удавалось слышать лишь мужские крики на улице. Я аккуратно, подгоняемая страхом, любопытством и моментально забытым чувством самосохранения, начала двигаться к выходу. Реплики становились чуть отчетливее. Я была готова направиться к выходу, как на меня налетела Фрида.

Собака чуть не сбила с ног. Она принялась меня обнюхивать, лизала руки и очень настойчиво тыкалась в бок. Я как-то инертно гладила ее, а взгляд был уставлен в закрытую дверь. Только обратив внимание на черные верные глаза, до меня дошло, что они запустили ее намеренно. За закрытой дверью на секунду все замолкло. А потом браня возобновилась. Фрида, оборачиваясь на вход, пробуждала свой внутриутробный рык. Я, почему-то совершенно не сомневаясь в своих действиях, отпрянула от собаки и начала с большими усилиями двигаться в угрожающую сторону. Марк пришел, а значит это не его рук дело. Он пришел тогда, когда я даже не ждала. Еще некоторое время назад мне всей душой хотелось его ненавидеть, но почему-то он все равно продолжал оказываться в нужное время рядом со мной.

Меньше всего хотелось представлять, как там происходила драка за мою честь. Враг был очень крупным и высоким. В сердце вонзилась иголка лишь от предположения, что Марк в невыигрышном положении. Голова становилась яснее, в глазах уже не плыло, слез не осталось. Меня подгоняло какое-то странное чувство, словно я не могу вот так просто оставаться здесь. В голове мелькали картинки, как Марк сгибается от удара, после чего по телу растеклась ярость. Я начала идти увереннее. Когда до двери оставалось совсем немного, мне послышалось:

— Чтоб ты сдох!

В этот самый момент я открывала дверь, а через секунду уже видела, как громоздкое тело падает на выцветший газон, пораженное пулей. Звон заполонил уши настолько сильно, словно все колокола мира застряли в моей голове. Я смотрела на это, не в силах пошевелиться. Мне не хотелось верить в увиденное. Но факт оставался фактом — перед глазами за мгновение живой человек стал трупом. Вот так, сам по себе, неожиданно. Еще секунду назад не пахло смертью, а теперь эта вонь пронизывала меня насквозь. Я чувствовала, как становлюсь липкой, грязной, как на глазах чужое тело начинает разлагаться. Я вскрикнула, не в силах держать ужас в себе.

Дальше все как-то растекалось в памяти. Марк затащил меня в дом. Сложно сказать, насколько сильно он тогда схватил меня за локоть, потому что боли на этот момент в теле и без того было достаточно, а рецепторы притупились. Я даже Марка не могла сразу рассмотреть. А он был зол. Его глаза сверкали яростью, но будто бы начинали затухать от продолжительного взгляда на меня. А я не могла сначала выдавить из себя ни одной эмоции, пока в очередной раз не вспомнила, как тело замертво падает на землю

— Эй, — Марк толкал меня в плечо, в больное плечо. Правда, я этого не чувствовала. Мои глаза даже не смотрели на него, — ты в порядке? — Он дергал меня, стараясь выдернуть из этой секундной временной петли. — У тебя что-нибудь сломано, ушибы есть?

Я молчала, пока не остановился круг воспоминаний. С ужасом перевела взгляд на Марка, а после на его руки. Из глаза полились слезы, я отпрянула.

Он убил, просто взял и выстрелил.

— Ты, — я запнулась. На его руках виднелась кровь. Или мне это только казалось от шока, — ты его убил.

— Конечно, — Марк сказал это так, словно выкинул давно сгнивший мусор.

— Зачем? — меня начинало трясти. — Зачем ты его убил?

— В смысле? — Марк нахмурился. Огонь ярости в глазах снова загорелся. Мне хотелось сжаться в комок и спрятаться в каком-нибудь углу. Чтобы это закончилось. Чтобы это не повторялось. Чтобы никогда больше не слышать звук выстрела. Я обняла себя за плечи, делая шаг от Марка. — Ты что, дура? Он бы убил тебя.

Он смотрел на меня, словно я и правда дура, словно не понимаю элементарных вещей. Я ощутила на губах собственные слезы. В руках Марка все еще был пистолет, правда опущенный. Он словно становился выше, а я уменьшалась, делаясь беззащитной, жалкой. Горло разрывалось от накатывающей истерики.

— Ты убил человека, — захлебываясь своими рыданиями, сказала я. Еще один шаг назад. Марк не двигался, только дыхание его становилось тяжелее. Снова все пронеслось перед глазами. — Зачем ты его убил? — Я закричала, вовсе отшатываясь от него. Фрида сидела рядом, но никак не реагировала на происходящее, только держалась ко мне ближе. Марк пыхтел.

— Ты с ума сошла? — Он сделал шаг ко мне, но остановился, когда Фрида зарычала. — Ты хотя бы понимаешь, что произошло? Или он отбил тебе мозг?

Я всхлипнула, понимая, что не могу остановиться. Слезы стекали и стекали, горло саднило, а тело подрагивало. Нельзя было подпускать Марка к себе, от него только хуже. Еще раз выстрел, еще раз тело падает. Голова кружилась, словно призрак этого мужчины душил меня двумя руками.

— Можно же было позвонить в полицию, надо же было...

— Твою мать, ты совсем идиотка?!

Он схватил меня за плечи и стал трясти. Фрида поднялась на задние лапы и, гавкнув, кинулась между нами, разбивая его хват. Марк отшатнулся, а я начала медленно оседать на пол. Теперь уже вряд ли что-то могло меня успокоить. Я тихонько завыла. Мне было страшно. Кандалы, сковывающие меня по рукам и ногам, огромный камень, опустившийся на грудную клетку. Мне хотелось провалиться, проще умереть, чем испытывать эту неконтролируемую волну страха, в которой я захлебывалась. Я боялась, что останусь в этих событиях навсегда.

Марк не подходил, Фрида сидела рядом и рычала на него. Я старалась не смотреть на мужчину, а он лишь отходил дальше, сдерживая внутри гнев. Он был слишком зол, даже внешне это в нем отражалось: взъерошенные волосы, помятая рубашка, один рукав которой скатился обратно вниз по руке, напряженные мышцы.

— Юля, ты просто неблагодарная дрянь, — он выплюнул это в мою сторону, отчего почему-то сжалось сердце. Я прикрыла лицо руками, будто это могло защитить меня. — Может для тебя это что-то за пределами понимания, — его голос становился спокойнее, но злоба никуда не пропадала, — но я открою тебя страшную тайну: либо ты, либо тебя.

На короткое время я прекратила плакать и посмотрела прямо на своего тюремщика, своего спасителя. На секунду, лишь на секунду, мне показалось, что я увидела в его глазах разочарование.

— Я сделал это, — вспомнив, он убрал пистолет обратно за пояс, — чтобы тебя, дуру, спасти. Иначе последнее, что ты бы увидела в жизни — это его член в своем рту!

Я понимала, но признать не могла. Не могла поверить, что жизнь обошлась в такую цену. В голове не укладывалось, что в этом мире еще осталась эта дурацкая формулировка «жизнь за жизнь». Из-за меня убили человека. Я окутывала себя цепями неоправданной вины. Внутри появилось столько мыслей: у него могли быть дети, любовь, может он и не хотел этого делать. Я взвыла, подметив, что Марк опустил голову.

— Вместо того, чтобы радоваться своей жизни, ты сейчас ноешь из-за какого-то урода. Бояться надо было, если бы я его не добил! — Он резко сжал руку в кулак и ударил ближайшую стенку. Мне показалось, что затрясся дом. Я прикрыла уши руками, чтобы его не слышать. Фрида рычала, не отходя от меня. «Он прав, глупая, он же прав. Отпусти» Но остановиться я не могла.

— Это ты виноват, — прошептала я сильно охрипшим голосом. — Если бы не ты, этого всего не было.

Воцарилось молчание. Я успела несколько раз пожалеть о своих словах, ожидая худшего, ожидая, что сейчас он поменяет свое решение и убьет меня. Но вместо всего мною представленного, Марк рассмеялся. Наверное, я никогда не видела его столь эмоциональным. Правду говорят, что стоит лишь выставить человека за зону комфорта, как его поведение изменится. И мой тюремщик изменился, украшая себя злостью и угрожающим смехом. Мы выглядели, как два психа.

— Юля, ты ужасно неблагодарная, — он выдохнул, — если бы ты только знала, сколько жизней ты мне должна уже.

— Так посвяти меня, — я уставилась на него, надеясь, что смогу прожечь дыру, но не получалось. Марк стоял ровно, не шелохнувшись. От смеха не осталось и тени. — Ты постоянно говоришь, что я тебе должна. Но я понятия не имею за что.

Он молчал. Слушал. Силы в моем теле заканчивались. Я лишь надрывно смогла произнести:

— Я устала, Марк. Отпусти меня.

После этого, кажется, отключилась, потому что из воспоминаний пропало все последующее. Я не видела Марка, Фриду, не видела, как разрушаются последние крупицы моего самообладания. Все пропало. Усталость, напряжение, стресс и непрекращающаяся боль в теле избавили от всего, что было дальше.

Новые воспоминания я получила, уже проснувшись в своей постели. На мне была все та же одежда, поверх которой меня почти по макушку накрыли одеялом. Фрида спала рядом. На улице, кажется, была глубокая ночь. Голова раскалывалась, некоторые участки тела сильно болели, особенно плечо. На глазах появился соленый песок. Волосы превратились в хаотичный комок. Я сжала край своей футболки, чтобы отвлечься. Вокруг была тишина, словно проснулась не в постели, а в гробу. Я сдавленно простонала. Слишком сложно было думать, по коже бежали мурашки. Нет, мне было необходимо еще поспать, но отчего-то внутри было слишком пусто, разочарование расплывалось. Хотелось найти тепло и защиту. Закрывая глаза, я в надежде протянула руку на другую сторону кровати, обнимая фантома, согревающего мою душу.

И если бы я только знала, что это было начало моего конца...