Насквозь

На ватных ногах с дрожащими как лист на ветру руками я подошла к трезвонящему телефону. Зажмурив глаза, взяла его в руки и нажала «Ответить».

— Юля, как дела? — Мама. Я расслабилась.

— Все хорошо, мам. Мы с Фридой ложимся вот спать.

Мы проболтали с мамой по меньше мере десять минут. Мама очень переживала за мое душевное состояние. Конечно, ведь ее дочери предстоит пережить развод. Хотя это уже казалось сущей мелочью по сравнению с неким психопатом.

— А вот знаешь, лучше все хорошенько обдумать, — мама щепетильно относилась к семейным отношениям, приравнивая брак к святой истине. — Хватит ли твоих средств для самостоятельной жизни, дочка? А если нет? Придется же на вторую работу устраиваться, шататься по квартирам всяким. Нельзя так относиться к себе, ты же девушка.

Мамино беспокойство было мне дорого, но задумываться об этом мне было пока проблематично. Я слушала ее переживания и смотрела в окно, где на улице мелькали тени моих надзирателей, а сердце все еще колотилось от ожидания чего-то страшного. Мы обсудили другие домашние новости, поболтали о каких-то мелочах, а после попрощались.

Быстро приняв душ, я отправилась в постель, но одна мысль мне все еще не давала покоя. Я пыталась понять, почему мой тюремщик еще не дал о себе знать, почему до сих пор не заставил меня поплатиться за свою дерзость. Весь его образ «грозного преступника» начинал постепенно рушиться. Если он может простить мне такую дерзость, то я могу позволить себе и побольше. Я задумалась.

Накрыв себя одеялом, решила, что мне стоит попытаться поискать его номер телефона на различных сайтах. Я пробивала цифры снова и снова, но итоге был один — неизвестный. А потом я заснула.

У меня закончились сигареты.

Сама того не ожидая, я поняла, что никотиновая зависимость способна подтолкнуть меня на рискованные решения. Хотя если говорить откровенно, то не она одна сыграла здесь решающую роль. Мне было страшно осознавать, что единственное живое существо рядом, с которым у меня налажен контакт, будет голодать.

Открыв глаза, я поняла, что начался какой-то день сурка. Свет слегка пробивался через окно, небо до сих пор было покрыто серым одеялом, через который не пробиться солнцу. Я чувствовала, как дрожь ползет по телу, поэтому постаралась закутаться в одеяло как можно лучше, чтобы не чувствовать прохлады. Это помогало сохранить остатки сна, не возвращаться в реальность. Я снова закрыла глаза.

Обще самочувствие было гораздо лучше: голова уже не болела, тошноты особой не было. От неудобной старой подушки начинала болеть шея, но это терпимо. Пока что меня волновало лишь сжимающее желудок чувство голода. На секунду даже удалось представить, что жизнь ничем не омрачена, только легка приправлена одиночеством в деревне.

Но

Шёл мой третий день на даче, который превратился по чьей-то милости в заключение. Окутанная не только одеялом, но и всеми загадочными обстоятельствами моего положения, я лежала и вслушивалась в происходящее вокруг. Рядом сопела Фрида, она выглядела достаточно умиротворенно, а в доме не было других звуков, кроме резко прервавшего тишину жужжания холодильника.

За окном тоже все было спокойно, только ветер свистел, проносясь мимо дома. Внутри разрослось спокойствие, и загорелась надежда. С этой надеждой, предвкушая завтрак, я по привычке растянулась в постели и схватила телефон. Меня сразу обожгли воспоминания о вчерашнем. Я испуганно посмотрела по сторонам, словно это могло что-то изменить. Суматошное пролистывание входящих сообщений и звонков не дало никаких неожиданных результатов.

Примерно с этого момента я поняла, что мое состояние — эмоциональные качели. Даже тишина вокруг больше не внушала спокойствия. В любой момент могло случиться что-то плохое. Хотя, казалось бы, куда хуже. Мысль о том, что этот псих не решил убить меня за то, что накричала на него вчера, уже радовала, но внутри все равно продолжал жить комочек волнения.

Я уже спокойнее отреагировала, когда, выпуская Фриду на улицу, они резко повернулись и обратили на нас внимание. Первые полчаса нового дня я чувствовала себя вполне уравновешенно. Нельзя было назвать нормальным такое равнодушное принятие происходящего, но что-то подобное я была готова сказать, когда проигнорировала абсолютно все вокруг себя.

Но в одно мгновение все изменилось. Я ощутила себя посреди океана без спасательного жилета и сил, чтобы плыть. Абсолютно не понимая, что мне делать, я обнаружила, что продуктов хватит лишь на этот день как мне, так и собаке, а в пачке сигарет остались две последние.

Сначала во мне теплела надежда, что это обойдет меня стороной. Я сидела на кухне, подняв ноги на стул. Если еще вчера были мысли, что вся эта ситуация снится, либо сама как-то закончится, то в этот день мне пришлось столкнуться с ней лицом к лицу, столкнуться со своим бессилием. Я направила свой взгляд на Фриду, признавая, что она точно не должна заметить потребности в еде. Кухонные часы медленно отсчитывали каждую секунду, пока я качалась на стуле, пытаясь понять, что необходимо делать.

Нужно было как-то раздробить продукты еще хотя бы на пару дней, только логически это было практически нереализуемо. Я специально закупила перед приездом мало, чтобы через пару дней купить самостоятельно все необходимое. Фрида смотрела на меня своими добрыми черными глазами. Я встала со стула и начала резать ей мясо, стараясь как можно лучше разделить его на два равных приема пищи.

От круговорота мыслей в голове начался какой-то болезненный стук. Я уперлась руками в кухонную столешницу и сжала ее край — неудачница, не иначе. 

В холодильнике было всего по мелочи, которой не хватит. Я могла доесть то, что приготовила вчера, оставался лишь небольшой кусок сыра и яиц. Захотелось снова выйти и покурить, обдумать, но нужно было экономить эти две последние сигареты.

Я взяла в руку телефон и несколько раз прокрутила его в руке. Насколько бессильна была эта штука в моих руках: я могла позвонить в полицию, но страх сковывал меня по рукам и ногам. Вчера он убедил меня в том, что знает о каждом можем действии. Ему удастся избавить меня от всех проблем, стоит мне лишь услышать голос оператора полицейского участка.

От хождения туда-сюда по комнате замутило. Возможно, в этом в равной степени виновато продолжающееся чувство голода, но кусок в горло мне все равно не лез. Я не могла позволить себе есть, пока не найду выход из этой ситуации.

Идея попросить их вывезти меня в магазин или привезти продуктов была наиболее реализуемой, только казалась мне абсолютно несбыточной. Чаще всего человек боится только одного — услышать «нет». И всякий раз, стоит ему почти вплотную подойти к своей цели, для полного достижения которой необходимо что-то попросить, ему проще вернуться на начало пути, чем пережить это. То же самое чувствовала и я, разглядывая мужчин на улице.

Ситуация была просто безумной, но могла выльется в неприятные проблемы. Мне не хотелось ради этих «низменных» потребностей рисковать и предпринимать крайние меры, но катализатор все же сработал — я решила, что нужно бежать.

Стрелка часов скользила вместе с целым караваном моих мыслей. Я как одержимая всматривалась в окно. Самым правильным решением было дождаться темноты, чтобы попытаться остаться незамеченной. Люди, окружившие мой дом, не могли сидеть на одном месте сутками. Я была уверена, что они как минимум спят, едят, справляют нужду. И совокупность этих фактов породила во мне надежду. Только нужно было узнать конкретное количество людей на моей территории.

Я вошла в старую бабушкину комнату. Здесь до сих пор сохранился этот ветхий запах, который моментально пробирался до глубины души и будил воспоминания. Но сейчас это было мало значимо для меня. Я обогнула старую кровать и прошла к окну: за забором все также стояла машина, только людей вокруг нее не видно. Я осмелилась сделать два предположения: либо они работают двумя группами, вторая подменяет первую; либо вторая группа приезжает отдельно по необходимости.

Либо у меня богатая фантазия.

Вылезать из окна было плохой идеей, но других у меня не появилось, поэтому я начала продумывать свой побег. Только с каждой минутой все больше убеждалась, что это проигрышная затея. В случае ее неудачного воплощения в реальность меня поймают и закончится все ужасно, вплоть до моей смерти. Я находилась на даче всего несколько дней, но за это непродолжительное время мне угрожали минимум два раза.

Только ничего на самом деле не произошло.

Когда я впервые лицом к лицу столкнулась с этой ситуацией, меня и пальцем не тронули. На меня был направлен пистолет, но ничего не произошло, меня попросили лишь зайти в дом. Когда в комнату вошел мой тюремщик, он угрожал, но ничего не делал на самом деле. Вчерашнее вербальное насилие, смешанное с щедрой долей издевки, не несло в себе ничего, кроме желания самоутвердиться. Только факт, что за дерзость ничего мне не сделали, остался нерушимым. Я могла сделать достаточно смелый и компрометирующий происходящее вывод: он не хочет меня убивать.

Мой тюремщик был безусловно страшен и непредсказуем. Я не могла знать, что со мной будет при звонке в полицию — проверять тоже не хотелось, — но не так огромен был ущерб от «моей вины», как он выражался. Так хорошо спланированное заточение не может оборваться пулей за непослушание, следовательно, у него абсолютно другая цель, что, возможно, стало бы для меня плюсом.

Идея с побегом отошла в дальний угол. Я решила действовать более логически. Можно было просто выйти за порог и начать диктовать свои требования, но в лучшем случае меня бы просто затолкали в дом. Я выбрала аргументы. Мне нужны были четкие, обоснованные и желательно сильные доказательства того, что этот мир на моей стороне. Если он запер меня, то и отношение ко мне должно быть как к заложнице. Когда внутри меня забурлил желудок вместе с шансом решить этот вопрос, я потянулась за ноутбуком.

Мне было все равно, что мой тюремщик прекрасно осведомлен о моих запросах в интернете. Я хотела лишь найти любую информацию, способную мне помочь.

В моих руках снова оказался телефон. Могла ли я это сделать? Вполне. Боялась ли я? Безумно. Время неумолимо медленно тело, словно предупреждая, что мучительная смерть от голода будет долгой. Мои руки начали дрожать, когда, разблокировав экран, я открыла журнал вызовов. После вчерашнего мне все еще было страшно. В моей голове словно звучал чужой голос, который запугивал. Передо мной села Фрида. Я должна была сделать это ради нее. Мне необходимо было проглотить свой страх, проглотить вчерашнее и добиться желаемого.

Я сделала глубокий вдох и нажала на вызов номера. Мне хотелось казаться как можно более спокойной. Конечно, я понимала, что он прекрасно знает, насколько велик мой страх. Но даже при всей неизвестности, ужасе мне нельзя было позволять такое отношение. Он может добиваться своих целей, но принимать все как должное нельзя было.

Послышались гудки, во время которых я постукивала ложкой по столу. В горле пересохло. Раз гудок. Я сделала глубокий вдох. Второй гудок. Я выдохнула и закусила губу. У меня вспотели руки. Третий гудок. Меня пробило в дрожь. Я уже хотела сбросить вызов, чтобы не подвергать себя такой пытке, но не успела:

— О! Ты решила мне позвонить и извиниться? — Я вздрогнула от неожиданности, ведь на самом деле была не готова услышать его голос.

— Я позвонила по делу. — Я говорила мало и старалась давить тоном голоса. Нельзя было позволить ему управлять мной.

— Очень интересно, — меня это удовлетворило. Я хотела серьезного разговора без издевок, но так он представлялся мне даже страшнее.

— У меня закончились продукты, — я замялась. Нужно было сделать все возможное, чтобы просьба не казалось такой унизительной, какой была на самом деле. — Мне нужна еда.

— Прекрасно, а я тут при чем? — Его голос не изменился ни на октаву. Абсолютно безразличен. Я проглотила ком в горле.

— Согласно Женевской конвенции, каждый пленный должен получать паек, который позволит ему нормально жить. — Это звучало, как самый настоящий идиотизм, но других обоснований у меня пока не было.

— Серьезно? — Я впервые услышала его смех, вместе с которым зарождалось мое поражение. Меня начинало трясти. — А кто сказал, что ты военнопленная? Может ты заключенная?

— В таком случае, каждый заключенный должен получать трехразовое питание. — Я держалась, голос начал хрипеть, звуки путались. Его смех отчетливо звучал по ту сторону телефона. Вдруг захотелось сдаться из-за этого унизительного положения. Вдруг я осознала, что именно этого мой тюремщик и добивался.

— А с чего ты решила, что я буду подчиняться этим гуманным бумажкам?

— Если я умру тут от голода через пару дней, то все приложенные усилия, чтобы запереть меня, будут напрасными. — Я выдала это на одном дыхании, сочиняя на ходу, но на самом деле оказалась права.

Тюремщик молчал несколько секунд. Эта пауза позволила мне подумать, что мне удалось его убедить. Я была уверена в своей правоте и не собиралась выполнять все, что говорит этот псих.

— Ты забавная, — он нарушил молчание. — Я подумаю.

— Мне с собакой нужны продукты. — Во мне загорелся огонь надежды, а мое невыиграшное положение трещало по шва. — И сигареты.

— Не знал, что собаки курят.

Он повесил трубку, а с моей души упал целый камень. Шутка из уст совершенно непредсказуемого и опасного человека внушила мне спокойствие. Я предательские улыбнулась, откидываясь на спинку стула.

Кем бы он ни был, какую бы опасность не создавал, он проиграл, разрушив свою равнодушную оболочку. Если бы он хотел меня убить, то убил бы уже без всего бреда про заточение. Значит, если я не буду нарушать правила, но со мной что-то случится, то, уверена, ему станет неинтересно.

Но триумф длился не долго. Через несколько минут на меня нахлынули мысли, что все это напрасно, ведь он может ничего и не сделать. После этого разговора я лишь упустила свой шанс на побег. Теперь он знает, что я в безвыходном положении, из которого определенно захочу выбраться. В этой ситуации у любого моего действия могли случиться последствия. И этот звонок тоже обязательно должен привести к чему-то, но поступить по-другому я не могла. Нельзя было прекращать все мысли о побеге.

Я ходила по комнате, присматриваясь к каждой вещи вокруг. Лучше всего, если сбегать, ночью, но мне было неизвестно, что они делают в темное время суток, где они проводят ночь. Нужно было хотя бы раз проследить за их деятельностью после полуночи. Они такие же люди, которые могут уходить спать или просто передохнуть, отогреться.

Допустим ночью я вылезу через веранду и проползу до соседнего участка, смогу ли туда залезть? И куда мне вообще предстоит идти ночью? Я даже понятия не имела, где ближайший полицейский участок и как объяснить все случившееся. Только даже в темном областном городе будет проще найти помощь, чем в четырех стенах.

Я прошла к выходу из дома, захватив с собой Фриду, выпустила ее на улицу, а сама начала разглядывать все вокруг, засунув в рот предпоследнюю сигарету. У меня внутри появился какой-то азарт, словно вот-вот появится крохотный лучик света. Я посмотрела на экран своего телефона, и мою голову пронзила ужасная мысль. Он может проследить за моей геолокацией, поэтому средство связи лучше оставить дома. Я отложила его на подоконник и пошла разглядывать окна на веранде, чтобы понять, через какое можно будет выбраться.

И неожиданно раздался телефонный звонок.

Я снова со страхом взяла в руку телефон. Это маленькое устройство стало вызывать у меня лишь панику, потому что звонок мог поступить от самого нежеланного лица. Проглотив комок в горле, я ответила. Это была мама.

— Юленька, как дела? — От голоса родной матери стало спокойнее, я почувствовала, как тепло разливается в душе, а безопасность окутывает меня. Жаль лишь, что она ненастоящая. Я посмотрела, как Фрида бегает по двору, а в беседке сидят люди и, думая, что я не вижу, наблюдают за мной.

— Все хорошо, мам. Мы с Фридой гуляем, — Я ходила по веранде, подмечая все больше деталей, которые могут мне помочь. Иногда они просто сидят, а не ходят по территории.

— Как она? Ей нравится на природе? — Собака была для мамы второй дочерью. Она спрашивала про нее с таким же трепетом, как про меня.

— Все хорошо, она восторженно бегает. — Я уже второй раз повторила «все хорошо». Это вполне могло меня выдать, но в этот момент  думала лишь о хлипком соседском заборе, через который можно будет перелезть.

— Ну замечательно. У нас тоже все прекрасно. Мы с папой как раз пришли из магазина. Он передает тебе привет. — Какая больная для меня тема.

— Да, ему тоже привет, — мой голос был достаточно отстраненным.

— Я хотела с тобой поговорить, — интонация резко понизилась. Это предвещало беду. Когда мама решала устроить какой-то разговор, то он редко заканчивался чем-то хорошим. Я повернулась в сторону выхода и стала смотреть прямо на беседку, надеясь, что замечу какую-то важную деталь. Меня мало интересовало, что мне собирается сказать моя мать.

— Да, я слушаю, — один человек в беседке поднялся и вышел. Теперь он также не отводил от меня взгляд. Мама устало выдохнула.

— Я просто подумала тут, — она замялась. Я могла и не заметить этого, но Фрида уже бежала в сторону двери, и я приготовилась ей открывать, поэтому разорвала зрительный контакт с человеком. — Может ты поговоришь с Егором?

— Что?!

Кажется, я слишком громко это сказала и привлекла внимание, отчего все мужчины вышли из беседки. Фрида стукнула лапой по двери, пока я продолжала стоять в ступоре. Я не хотела верить, что это сказала моя мать. Я отклонила эту идею в самом начале всей истории, перед отъездом, когда мама произнесла это еще более аккуратно, чем сейчас. Я забыла обо всех проблемах, которые беспокоили меня минуту назад. Будучи все еще ошарашенной, я открыла дверь собаке и сама зашла в дом.

— Мам, я надеюсь, что ты шутишь, — меня начинало тошнить от мысли, что я услышу голос мужа. Мужа, который в ближайшем будущем станет бывшим, если я, конечно, не умру в скором времени от голода.

— Дочь, просто нехорошо так вот все заканчивать, — мамин голос был таким ровным и размеренным. Мне оставалось лишь представлять, как долго она все репетировала, как давно хотела это сказать. Нехорошо так заканчивать, нехорошо уходить, не попрощавшись, но также нехорошо изменять своей жене в вашей же квартире. — Вам нужно поговорить, все выяснить.

— Поговорим в суде, мам. Это будет единственное место, где я стану с ним говорить. Тем более, наша соседка видела, что эта девушка теперь там живет.

— Соседи любят выдумывать, — Она очень эмоционально выдохнула, словно все это произошло с ней, а не со мной. — Юля, ну как же ты будешь жить теперь?

Я не знала, что ответить на этот вопрос, потому что сама о нем не думала. Моя эмансипация от родителей переросла в жизнь с мужем. Я мало представляла свою жизнь без него и без них. Но это сейчас было не так важно, потому что никто даже и представить не мог, что во мне даже нет уверенности в завтрашнем дне.

— Мам, давай мы об этом потом поговорим. Не сейчас. — Теперь моя очередь была демонстративно вздыхать, показывая, что все это мне уже неинтересно.

— Ну ладно. Давай тогда до завтра. Целую.

Оставалось только удивляться, как у родителей всегда получается так искусно заводить нас тупик. Они своими словами не целенаправленно обидят тебя и причинят боль, а потом сделают вид, что ничего не было. Я закрыла глаза и легла на диван. Нет, это все абсолютно невыносимо. Мама пыталась мне донести, что у меня на самом-то деле ничего нет. Мне негде самостоятельно жить, заработок не такой большой, чтоб позволить жилье. Вся моя жизнь до этого зависела от других людей, а я просто текла по течению. Но это вовсе не означало, что я должна простить этот кошмар.

Или означало?

И, что хуже всего, в чем-то я была с ней согласна. Но та еще оставшееся часть меня, та моя гордость, которая продолжала держаться на полусломленной веточке, говорила мне выбросить все это дерьмо из головы.

Удивительно, но мысли о моем вроде бы еще актуальном, но при этом бывшем муже, заставляли забыть, что происходит вокруг меня на данный момент. Я подняла голову, посмотрела в окно и

засмеялась.

Истерический смех накрыл меня с такой силой, что скорее всего слышали на улице. Я смеялась так, словно не делала этого всю жизнь. Вдруг я почувствовала, что вся моя жизнь превратилась в какой-то ужасный абсурд, который непонятно как начался, а уж тем более непонятно, когда закончится. Фрида подошла ко мне и с таким непониманием посмотрела, что в мою голову пришел вывод — я схожу с ума.

День проходил настолько медленно, будто его кто-то прокручивал назад. Я не то чтобы надеялась на какое-либо чудо, но в душе моей теплела мысль, что мы с Фридой не умрем голодной смертью. Конечно, чем дальше продвигалась стрелка на часах, тем меньше мне казалось это возможным.

Моя жизнь висела где-то между каким-то психом, который решил скрасить мой отпуск, и моими ближайшими родственниками, в том числе и мужем. Кто-то из них точно мог превратить мою жизнь в ад, только они еще не определись в своей очереди. Делать мне было нечего, поэтому я решила просто успокоиться и смириться.

По правде говоря, мне хотелось есть, а вот сдвигаться с места нет. Земля уже достаточно повернулась, чтобы ни улицу, ни мой дом не освещало скрытое за облаками солнце. Хотя всегда, когда приходилось смотреть на пасмурное небо, ночь казалась привлекательнее, поэтому, превозмогая всеми своими чувствами, я продолжала сидеть практически в темноте и ждать чего-либо. Где-то рядом валялся мой телефон и сидела Фрида. Мама мне больше не звонила и не писала, от Кати тоже не было вестей. И от него... Лучше всего было лечь спать, чтобы закончить этот бесполезный день.

Неожиданно я услышала резкий грохот. Громкие звуки мне уже давно не доводилось слышать, поэтому мое сердце, не готовое к такому испугу, начало биться, словно я готовилась прыгнуть со скалы. В комнате, омраченной осенним вечером, я чувствовала себя как в ловушке. Грохот не продолжался и не повторялся, но мне хотелось выяснить, что же это все-таки было.

Я медленно подошла к окну. Фрида шла за мной по пятам, маялась, словно что-то не давало ей покоя. Она тыкала меня носом в ногу, привлекая к себе внимание, хотела что-то увидеть или попросить. Сначала я отмахнулась от нее в желании получше рассмотреть происходящее на улице: поздний вечер накрыл наш дачный участок, но кроме зловещих теней от голых деревьев ничего не было видно. Вокруг была гробовая тишина, но в моих ушах все еще слышался грохот. Я огляделась вокруг себя. Дома тоже было тихо, только Фрида цокала по полу и продолжала привлекать мое внимание. Я не так давно кормила ее оставшейся едой и выпускала на улицу. Тогда все те же почти привычные мне незнакомцы ходили по территории, но сейчас их не было, а Фрида вряд ли снова могла захотеть на улицу. Я сделала шаг к ней навстречу.

— Ну-ну! Чего ты хочешь? — Я погладила ее по голове. Она начала радостно поднимать голову и вести меня в сторону входной двери. Я нахмурилась, но пошла за ней. У входа она начала подпрыгивать. Я старалась прислушаться к другим звукам, помимо ее прыжков, но так ничего и не услышала, словно мир лишился жизни.  После всего произошедшего меня бы даже не удивил конец света.

Фрида никак не могла угомониться, она жаждала, чтобы я открыла дверь, но мне на секунду стало не по себе. Я не могла даже представить, что может ждать нас там. В прошлый раз, когда собака начала вести себя страннее обычного, ко мне нагрянули незваные гости. Я застыла перед дверью, словно, открыв ее, что-то обязательно случится. Мое дыхание замерло, сердце колотилось, а на лбу выступил легкий пот. Я проглотила комок в горле. Приходилось самой себе, что необходимо взять себя в руки и разобраться с этим. Но ноги налились свинцом, и я не могла сдвинуться с места.

Я прикоснулась к дверной ручке, она обожгла меня, словно была разогрета до красна. Это была просто дверь, но что-то не давало мне покоя, тревожность сдавливала горло. Фрида смотрела на меня умоляющими глазами, но я не могла. Меня начало тошнить, я продолжала вслушиваться в каждый шорох, пот выступал на лбу. Я зажмурилась. Нужно было упокоиться. «Это просто дверь! Просто дверь, Юля!»

Мои дрожащие пальцы надавили на металл, и он опустился, отперев замок. Дверь начала самостоятельно отодвигаться, почувствовав свободу. Я затаила дыхание, ожидая, что же ждет меня там. Фрида радостно выскочила на веранду, а я не смогла ее задержать. Она носилась туда-сюда и к чему-то принюхивалась.

Подул сильный ветер. Он штормом пронесся вокруг дома, отчего я обняла себя за покрывшиеся мурашками плечи. С каждым днем становилось все холоднее. Пока я продолжала анализировать ситуацию, дверь на веранде от ветра открылась и через секунду с силой захлопнулась. Я подпрыгнула от испуга и в тот же момент поняла: это был не грохот, это хлопнула дверь.

Когда ветер успокоился, пробежав свой круг, все снова затихло. Камень с плеч упал, я смогла выдохнуть. Смертельной угрозы не было. Осознав всю радость своей хрупкой жизни, я решила прищуриться и посмотреть, что так старательно нюхает Фрида. В темноте веранды я увидела нечто громоздкое, расположившееся на полу и шуршащее каждый раз, когда собака прикасалась к этому носом. И тут я поняла.

Я моментально подбежала к светильнику, слабая лампочка осветила веранду и моему взору открылась картина: на полу были навалены пакеты с продуктами. Три, четыре, даже пять. Фрида от любопытства забиралась в каждый и нюхала. Я подошла и опустилась на корточки. В них было много всего: и сыры, и какое-то мясо, и овощи, и еще миллион всякой всячины. Я поняла, что необходимо занести это скорее в дом. В душе загорелся пожар, я подскочила, схватилась за полиэтиленовые ручки и, игнорируя всю тяжесть, начала затаскивать их домой. Любопытная Фрида носилась за мной туда-сюда, виляя хвостом.

Я забыла про свой страх, про все переживания, теперь могла лишь с вожделением разбирать и складывать все в холодильник. В каждом пакете было что-то интересное. Я доставала хорошие сыры, отличное красное мясо, ароматные овощи, всевозможные молочные продукты, некоторые из которых я даже и не пробовала, потому что они не попадались мне под руку. Я доставала и доставала. Рыба, мясо, даже какие-то полуфабрикаты. Там было все, чтобы прожить как минимум недели две-три. Отдельный был пакет с едой для Фриды: мясо, корм. Я доставала это и улыбалась. Впервые за эти дни на мою душу опустилось спокойствие. Я чувствовала такую легкость и детскую радость, словно мне накупили кучу кукол в детстве.

Мне с трудом верилось, что он правда решил мне помочь.

Я потянулась в очередной пакет и достала из него две пачки лимонных вафель. Мои руки прокручивали упаковку, а в голове вихрем проносились глупые и совершенно нереальные мысли. Мне на секунду показалось, что до чего же забавна наша схожесть во вкусовых предпочтениях. Все люди из моего окружения терпеть не могли лимонные вафли или вовсе не пробовали их. И красной лентой пробежала мысль — может ли такая мелочь открыть нас друг другу в другом свете? Через секунду я уже отмахнулась и забыла эту глупость.

И на самом дне пакета с едой для Фриды я обнаружила блок сигарет.

Самых дешевых и гадких.

Сука.

***

Спокойствие мое длилось недолго. Это было вполне оправданно, ведь моя жизнь уже несколько дней вообще не была насыщена умиротворением. После достаточно продолжительной радости от все-таки наступившего спасения от предстоящей голодовки я решила, что будет неплохо лечь спать. За мою усталость отвечали либо накопившееся нервы, либо абсолютное безделье. Я разложила все продукты в холодильник, что-то даже заморозила, чтобы мой спасательный паек сохранился как можно дольше. На все это пришлось потратить достаточно своей энергии, и общая усталость повалила меня спать.

Накрывая себя одеялом и опуская голову на мягкую подушку, я лишь отдаленно продолжала думать о том, что не застала никого из тех людей на территории, что вокруг были тишина и спокойствие. Фрида опустилась рядом с моей кроватью на пол. Я была готова отправиться в мир снов, где со мной ничего не будет происходить. Напряжение, которое на протяжении всего дня было моим спутником, отпускало меня. Приятное тепло разлилось по телу, мышцы начали расслабляться. Я могла вот-вот заснуть, как вдруг...

Раздался выстрел.