Насквозь

Фрида прибежала с улицы и начала облизывать мои руки. Она была достаточно спокойна, поэтому у меня появился новый вопрос: что он с ней сделал? Я не могла утихомирить ее достаточно долго, из-за чего не очень понятно, как собака не порвала его на части. Мне сложно было представить этого человека, который пытается расположить Фриду к себе, подкармливая вкусностями. В любом случае правду мне было не дано узнать.

У меня было состояние бреда, схожее с опьянением. После того, как дверь захлопнулась, я не могла четко соображать: все расплывалось перед глазами, а мысль забывалась, когда за ней следовала другая. В моей голове не складывался паззл, словно все его части из разных картин. Я воссоздавала образ этого мужчины снова и снова. Он был достаточно спокоен, уверен в том, что говорит, молод, а по лицу нельзя было прочесть ни одной эмоции. Но, при всем этом, ничего общего между нами не было. Я не могла понять, кто он такой и что позволяет ему стоять в чужом доме с оружием. Пальцы надавили на виски в надежде, что это уменьшит бесконечно жужжащий рой мыслей. Я выключила свет и легла снова в кровать, а Фрида улеглась рядом. Мне нужно было поспать.

После того злосчастного момента, когда за мной захлопнулась дверь квартиры мужа, мне удавалось спать совсем мало. Я почти не ела, потому что кусок в горло не лез. Я боролась с приступами тошноты, пыталась запихнуть в себя что-то, чтобы мама не обижалась, но не могла. В последнее время мне хотелось лишь чувствовать во сне тепло близкого человека, которое успокаивает и забирает все переживание. Я больше всего желала прижаться к кому-то и почувствовать себя в безопасности. Но этого не было уже которую ночь. Нервное перенапряжение с каждым днем только нарастало, а неизвестный мне псих еще решил довести меня до панических приступов, но истощение дало о себе знать. Я посмотрела на Фриду и провалилась в сон.

Из глубин сна меня вытащил телефонный звонок. Первое, с чем я столкнулась — головная боль. Она обрушилась на меня, как груда камней, заставив поморщиться. Все было таким же, как и всегда. Легкий свет из окна, пробирающийся сквозь шторы, освещал комнату. Встав на ноги, я почувствовала ужасный спазм в голени, словно пробежала пару километров. На мне будто всю ночь топтались слоны.

Мой телефон валялся на полу у кровати. Рядом с ним уже сидела Фрида. Я тяжело вздохнула и подняла трезвонящее средство связи. Мама. Я уже предвкушала ее реакцию за вчерашние не отвеченные сообщения.

— Юля, дорогая, почему ты не отвечаешь? — По голосу мама была, конечно, рассерженной, но на самом деле сильно взволнованной. Я постаралась принять реальность, раскрыла шире глаза, чтобы не проваливаться в сон. Голова, как же она ужасно болела голова.

— Я спала, мам, — мне даже не представлялось, сколько сейчас времени. Казалось, что я проспала целую вечность. Мозг плохо работал, а в ушах стоял звон.

— Ой, прости, пожалуйста. Тогда потом спишемся. Фрида в порядке?

— Да, — в голове крутились мысли вокруг прошедших событий. Фрида лежала рядом.

— До вечера, — мама сбросила вызов.

На часах было уже позже обеда. Я давно не спала так много, хотя точно не могла сказать, во сколько удалось окончательно заснуть. Голова раскалывалась, видимо, от количества сна. Мне необходимо было проветриться, а то весь день можно провести в постели. Я схватила пачку сигарет с кухни, позвала Фриду, попыталась отпереть дверь, но та оказалась уже открытой. По спине пробежали мурашки.

Значит не приснилось.

Я выпустила собаку, встала у выхода и закурила, обжигая горло дымом. На улице моросил дождь. Осень все сильнее завладевала правами над окружающей средой. В надежде, что легкий дождь сможет освежить меня после тяжелого сна, я нацепила на ноги галоши, размяла шею, и вышла за пределы веранды. Вокруг была тишина.

На меня нахлынула волна эйфории. Холодный воздух начал обдувать мое лицо, отрезвлял меня, сон постепенно отходил, сигаретный дым немного расслаблял, но его едкость все равно создавала свой эффект. Я вдохнула полной грудью сырой промозглый воздух и прикрыла глаза.

Наслаждаясь освежающим ветром, я шагнула с порога вглубь участка, как неожиданно что-то толкнуло меня в бок:

— У тебя пара секунд, если не хочешь лишится жизни, — передо мной стоял незнакомый мне здоровенный мужчина, на нем была светло-коричневая балаклава, закрывающая всего его лицо кроме глаз.

Сначала я замерла. Фрида увидела происходящее и начала громко лаять на незнакомца. Мне нужно было что-то сделать. Мужчина смотрел на меня своими въедливыми глазами, отчего руки покрылись гусиной кожей. Вдалеке показались еще люди. Сердце в груди простукивало так четко, что я могла его услышать. Я вскрикнула и забежала на веранду, запирая за собой дверь. Я смотрела через прозрачное дверное полотно на мужчину. Не приснилось, не приснилось. Значит, все это было правдой: и этот псих, и какая-то история, и то, что мне, черт возьми, нельзя выходить из дома! Мужик смотрел прямо на меня, прищурив глаза. Я не знала, что делать, голова не соображала. Между нами была граница, именуемая порогом, и никому, как я поняла, нельзя было ее пересекать.

Фрида подбежала к двери и начала скалиться на мужчину. Он сделал пару шагов назад. Собака продолжала рычать, но неожиданно ее поведение резко изменилось. Мужчина достал что-то из кармана и протянул это Фриде. Издалека это напомнило мне мясное угощение для собак. На моих глазах Фрида медленно подошла к незнакомцу, принюхалась, а после съела предлагаемое угощение. Мне захотелось завопить то ли от возмущения, то ли от удивления. Нужно было прервать это налаживание контакта. Сигарета в моих руках продолжала тлеть, раздражая мои ноздри едким запахом. Быстро я запустила Фриду и захлопнула обратно дверь, попутное заперев. Я прошла к другому концу веранды. За забором стояла незнакомая мне машина. Сердце пропустило громкий удар от осознания, что не иначе как западней это назвать нельзя.

Я потушила сигарету и зашла в дом. Голова ужасно болела, пронизывая мой мозг тысячью иголок. В желудке образовался спазм, который вполне себе мог вырваться наружу, но глубокое дыхание останавливало непредвиденное опустошение желудка. Сон сняло как рукой. Нужно было успокоиться.

Я внимательно осмотрелась вокруг — ничего не изменилось. Внешне все оставалось таким же, за исключением наличия надзирателей вокруг дома. Я начала ходить по кухне. Глаза мои цеплялись за ножи, словно у меня был шанс ими защититься, — а я ведь пыталась, когда он пришел.

Он правда был здесь, как и его люди здесь, а я не могу выйти из дома — и это все не бред. Я отодвинула занавески на кухне в желании их рассмотреть: кто-то сидел в беседке, другие ходили туда-сюда, один тот в балаклаве, у другого была длинная бородка и телосложение гораздо больше первого, других рассмотреть за беседкой было невозможно.

Я была окружена. Но раз это все происходило наяву, то и причина у этого должна была быть реальной. Я смотрела на них, стараясь заметить как можно больше деталей. Неожиданно один из них не посмотрел прямо на меня. Наскоро задернув шторку, я отошла от окна. Тук-тук-тук. Страх заставлял думать, что кто-то стучит по стеклу, но на самом деле это было мое сердце. Руки дрожали, голова разрывалась от боли. Нет, так не должно было продолжаться.

Я сделала глоток воды и присела за кухонный стол. Во-первых, днем они казались не такими страшными, во-вторых, у этой игры явно были правила, которые мне лучше было понять раз и навсегда. Одно из них — выход из дома стоит мне жизни. Каким бы бредовым не было это правило, я прочувствовало все возможные последствия достаточно реально.

Раз эта ситуация была более чем настоящей, то нужно было, во-первых, хоть что-то еще выяснить, во-вторых, занять свои руки, а то риск сойти с ума увеличивался с каждой минутой. Слабый голосок надежды требовал звонка в полицию, но мутные воспоминания о прошедшей ночи закручивали эту идею в мертвый узел, украшая фразой: «...это будет последнее, что ты сделаешь в жизни!». Бессилие растекалось по телу, вызывая желание забиться в угол и не вылезать.

Я осмотрелась. В моем распоряжение было шестьдесят квадратных метров, минимум продуктов, потому что надолго я не хотела закупаться, собака и интернет. Если этот загадочный психопат хотел запереть меня ради страданий, то лучшего места, как домика в глуши, и представить нельзя было. Я сделала глубокий вдох. Сидеть на месте и так просто принимать сложившуюся действительность нельзя было. Мне хотелось для начала привести свой организм в порядок, а потом выяснить, кто он такой, раз позволяет себе подобные развлечения. За размышлениями я обкусала все губы, сдернув с них подсохшую часть. На языке почувствовался привкус крови, отрезвляющий меня от мыслей.

Меня отвлекла Фрида. Это бедное животное, с которым тоже непонятно что происходило, требовало больше моего внимания. Я посмотрела в эти добрые черные глаза, присела на пол, чтобы быть с ней на одной уровне и обняла ее. Я вдыхала этот собачий запах, надеясь, что мне станет легче.

В первую очередь я решила обеспечить едой себя и Фриду. За готовкой я периодически смотрела в окно. Они не меняли своего местоположения, а уж тем более не создавали впечатления, словно хотят меня побеспокоить. Они казались вполне обычными людьми, если не брать во внимание, что у каждого по оружию. Я с трудом сосредотачивалась, не могла нормально резать с дрожащими руками. Настолько не могла, что случайно проехалась ножом по пальцу. Я, выругавшись, машинально засунула палец в рот. Даже без их усилий мне удалось себя покалечить.

Накормив собаку, я сама приступила к еде, превозмогая приступы тошноты. Периодически с улицы слышались разговоры. Мужчины никуда не уходили, ничего не делали по отношению ко мне. Им было все равно на меня, а значит в дальнейшем — ко мне закралась мысль — я могла бы этим воспользоваться. Но каждый раз, когда мимо ушей проносились звуки из сада, по телу пробегала дрожь. С трудом представлялось, как использовать возможный момент, но шальная мысль все же проскочила и основательно распустилась в голове. Внутри постепенно разлилось шаткое спокойствие, нарушать которое не хотелось. Только с другой стороны очень хотелось выяснить, что происходит с другой стороны дома, в частности, что за машина там стоит.

Спектр моего досуга резко сузился до периметра дома, именно поэтому я решила во чтобы то ни стало найти причину происходящему. Всю надежду за успешное обоснование последних событий возложила на процессор своего старенького, но надежного ноутбука. Мой долгий сон привел к тому, что за окном уже вовсю темнело, сокращая с каждым днем световой день.

Напряжение и постоянное нахождение в условиях стресса заставляли мой мозг генерировать нервирующие фантазии. Мне казалось, что на веранде кто-то ходил, где-то слушался стук, скрип, хлопки. Каждый из таких придуманных звуков — хотелось верить, что они придуманы, — вынуждал меня содрогаться. На самом деле вокруг не было ничего, кроме тишины, украшаемого тихим сопением сытой Фриды.

В первую очередь я запомнила, как он выглядел. Его холодные глаза, олицетворяющие мерзлоту в душе, и это безэмоциональное лицо хорошо впечатались в мою голову. Объективно он был обычным мужчиной, который в иной ситуации не внушал бы страха.  Общий образ моего тюремщика создавал впечатление человека отстраненного, но вполне симпатичного. Его аккуратная бородка, взлохмаченные волосы, прямая осанка — идеал большинства девушек, в том числе и меня, — если бы не обстоятельства.

Сложение всего было начать поиски. Всемогущий интернет в моем распоряжении все равно загонял меня в тупик вопросом: «А что конкретно нужно искать?» Кем вообще был мой тюремщик: бандитом, убийцей, маньяком?

В голове складывался определенный стереотип, но больше было не отчего отталкиваться. Вокруг моего дома бродили вооруженные люди в масках, а прошедшей ночью один психопат проник через запертую дверь и угрожал хрупкой девушке. Одно можно было понять точно: мой тюремщик мог позволить себе организовать такую систему отслеживания, которая вряд ли бесплатная. Внушительные финансовые возможности открывали мне тропу в множество других предположений, только его молодость сбивала с толку. 

Собрав в голове определенную картину, мне оставалось лишь узнать что-то более информативное. Я открыла поисковик и решила, что наиболее полезными для меня будут сайты правоохранительных органов. В разделе «Розыск» я стала просматривать лица всех, за кого выдавали вознаграждения. Только даже при повторном просмотре страницы никто не был похож на моего тюремщика. К сожалению, мне было неизвестно даже его имя, а это окончательно загоняло меня в тупик. Можно было попробовать подслушать разговоры мужчин на улице, но совершать такие необдуманные шаги по тонкому льду не хотелось. 

Далее я перешла на менее фактические источники: пара практически одинаковых статей, из которых я лишь выяснила, что психопатов и убийц в стране слишком много, — один хуже другого, но знакомого лица я там не видела.

Я признала свое поражение.

Непонятно, что делать дальше, но желание разобраться в ситуации нисколько не уменьшилось. Тогда я решила зайти с другой стороны —  что связывает меня с тюремщиком.

Он сказал, я сорвала какое-то дело, узнал мое имя, мои адреса и определенно что-то еще, но я в свою очередь не знала ничего. В моей памяти невозможно было найти ни одного момента, когда мне приходилось становиться свидетелем какого-то криминала, а уж тем более вмешиваться в него. Он либо врал, либо нет, только ответов все равно не было.

Я опрокинула голову на спинку дивана. За прошедшее время удалось сделать только один вывод — это все какой-то бред, и мой раз перешел границу безумия. От разгребания каши в голове и осознания своей беспомощности меня отвлек звук оповещения. Он был таким неожиданным в окружающей тишине, что я вздрогнула. Мне написала подруга.

Катю можно было назвать моей подругой, ведь знакомы мы достаточно давно. Познакомились, когда начали учиться в одной группе. Она выглядела как среднестатистическая девушка, но характером отличалась от многих. Было в ней что-то агрессивное: говорила всегда честно и напрямую, не стеснялась выражаться, а уж тем более выливать словесную тираду на любого, кто нарушал ее границы. Поклонников у нее насчитывалось немного и всегда ненадолго. Часто я спрашивала, хочет ли вообще отношений, но она лишь шутила про дворецкого. У нас был сильный контраст: спокойная незаметная замужняя я и яркая взбалмошная свободная Катя. Не было ни одного случая, когда мы не поддерживали друг друга, только происходило это сугубо из-за необходимости. Катя старалась придерживаться объективной позиции и не лезть в чужие дела (сплетни нарушение чужих границ она не считала), поэтому не пустила моего мужа к себе на порог, когда он пытался со мной поговорить — ей показалось, что это объективно плохая идея. Кате не понравилась моя поездка в деревню, но это было уже не ее дело. По крайней мере, она единственная видела грань между чужими делами и ее собственными. И именно в этот момент я поняла, что лучше бы она объективно настояла против деревни.

Катерина 19:43
У меня есть новость!

Мне не понравилось, что диалог начинался именно так. Что-то внутри подсказывало, что новость вряд ли сможет мне понравиться. Я знала Катю и знала, что ее известия всегда на грани хоррора и детектива. Я начинала догадываться, к чему может привести этот диалог: к секретной информации, которую Катя всегда выясняет какими-то окольными путями. Подруга всегда была в курсе всех сплетен, кроме почему-то самых важных для меня.

Катерина 19:46
Ты же помнишь, что ваша соседка, Ленка, занимается со мной в одной группе по танцам? 

Мы жили все в одном районе, поэтому не было ничего удивительного, что наша с Егором соседка была знакома с Катей, но, благодаря этому введению в новость, я все меньше хотела слушать. Была у моей подруги особенность в виде легкой бесцеремонности, с которой вполне можно смириться, если бы не полное отсутствие желания обсуждать бывшего мужа.

Катерина 19:47
В общем, мы тут разговорились после утренней тренировки, зашли вместе кофе выпить. Короче, прости, но я рассказала ей, что случилось. 

Я усмехнулась. Вряд ли Катя рассказала это случайно, у нее в голове точно был план что-то выяснить. А кто знает нашу жизнь лучше, чем наши же соседи?

Юлиана 19:48
Она все равно бы узнала.  Меня же там нет и не будет больше. 

Катерина 19:50
Я вот тоже так подумала. Но она сказала, что сама догадалась на днях, ведь теперь в квартире живет какая-то девка. 

Я сильно сжала свою ногу, чтобы почувствовать, как ногти впиваются в кожу. Мое сердце быстро забилось в груди, а давно отступившая тошнота вернулась. Не хотелось верить, что за одним предательством так быстро последовало другое. Еще недавно я была готова поверить, что все привиделось, придумалось, что это я виновата, но мой муж сделал еще один шаг вперед. Хотелось сказать, что соседка что-то перепутала, что Егор не мог так поступить — только толку в этом не было.

Катерина 19:52
Она сказала, что по утрам они вместе выходят из квартиры, и Лена несколько раз сталкивалась с ней, да и с ними вместе в лифте. 

Я закрыла лицо руками и начала глубоко дышать. Мне нельзя было плакать, потому что вокруг куда больше значимых проблем, которые нужно решать, а не горевать из-за потерянного брака. Только ноющая обида разрывала душу.

Юлиана 19:54
Мне жаль Лену. Никому бы не пожелала это видеть. 

Только я не сдержалась и заплакала. Перед глазами снова стала появляться омерзительная картина. Теперь в дополнение к оскверненной мебели он привел эту девушку домой. Я начинала захлебываться слезами, ведь ничего хуже и представить нельзя было. Меня не было в его жизни меньше недели, но Егор решил, что нужно сразу же полностью избавиться. Это подтверждало мысль, что все закончилось слишком давно и по моей вине. Надо было уходить еще тогда.

Катерина 19:57
Прости. Но зато теперь точно знаешь, что не стоит возвращаться.

Я плакала и пыталась понять, почему все это происходило именно со мной. Находясь вдали от всего, не могла ни с кем связаться, позвать на помощь, а мой дом был окружен вооруженными бандитами. События последних суток помогли мне отвлечься от душевных терзаний, только убежать от правды было невозможно. Я закусывала губу до крови, чтобы остановиться свою истерику.

Откуда-то раздался скрип. Истерика отошла на второй план, я стала прислушиваться. Мне пришлось привстать и сделать несколько шагов по гостиной. Скрип пола заставил меня вздрогнуть. Хотелось выть от страха, беспомощности и потери каких-либо точек опоры в сложных жизненных обстоятельствах.

Я выпустила Фриду на улицу. В другом конце участка был заметен слабый свет и тени. Конечно, они никуда не уходили, иному я бы удивилась. Когда мною открылась дверь на веранду, нутро почувствовало, что на меня кто-то смотрел. Не было сомнений, что эти люди следили, чтобы я не вышла вместе с Фридой.

Вернувшись в дом, я ходила туда-обратно по комнате, надеясь, что смогу найти, что поможет выбросить все гадкие мысли из моей головы. Меня начинали съедать чувства стыда и обреченности. Уже столько людей знает о случившимся: моя соседка катается с любовницей мужа в лифте, моя семья будет считать меня разведенкой, а я остаюсь в одиночестве. Мне нужно было уйти еще раньше. Егор никогда не подавал особых надежд, но я же верила в наши чувства. Мне казалось, что наш дом — это наш отдельный мир.

Заниматься мне было особо нечем. Лучше было бы мне лечь спать, так как внутренняя опустошенность разрасталась ежеминутно. Я снова пошла на веранду понаблюдать за Фридой и покурить. Собака к людям на нашем участке была равнодушна, но причина этому уже не была загадкой — ее просто задобрили угощениями.  Я вдыхала гадкий дым, обдумывая как чудовищно складывались обстоятельства в моей жизни.  И большего сюра представить нельзя было. С одной стороны, ужасно глупо, что я так быстро сдалась, что поверила какому-то психу, но было ли у меня право рисковать?

После перекура я открыла дверь и позвала собаку. Я собиралась отправить в душ, надеясь, что горячей водой смою половину этой грязи с души, а дальше просто вырублюсь. Я хотела проспать всю жизнь, спать как можно дольше, лишь хотя бы в снах ничего этого не видеть. Взяв с собой сменные вещи, я направилась в сторону душа, но резко гробовую тишину в доме прервал телефонный звонок. Я вздрогнула. Сначала мне показалось, что это мама, но номер был неизвестный. Я медленно взяла телефон и ответила.

— Алло, — по большей части я думала услышать назойливую рекламу, но мои предположения разбились о тембр знакомого голоса:

— Как дела? — Этот плавный голос будто обволакивал меня изнутри, прогоняя холодок по коже. Я оцепенела, не зная, что говорить и как реагировать.

— Зачем ты мне звонишь? — Мой голос дрогнул. Я была слабее него, являлась частью его игры и, к сожалению, не имела понятия, какие еще в ней правила.

— Какие мы серьезные, — его усмешка прошлась лезвием по моим ушам. — Я хотел поинтересоваться, нашли ты, что искала?

— Я? — Каждое его слово сжимало невидимую удавку на моем горле.

— Ты же хотела что-то узнать обо мне, поэтому полезла в интернет, — он на секунду прервался. — Меня это даже удивило. — Чувствовалась, как он получает удовольствие от одного только факта, что я загнана им в угол, что е могу пошевелиться без его ведома.

— Ты отслеживаешь мой ноутбук?

— В том числе, — Я услышала, как он усмехнулся. — Знаю, как ты водишь курсором по экрану, сколько раз ошибаешься в набираемом слове и как долго решаешься ответить на такие неприятные сообщения. — Волна мурашек пробежала по телу: — Обидно, наверное, понимать, что не вывезла свои вещи перед тем, как к муженьку вселилась любовница? — Еще одна усмешка.

Я разозлилась. Он смеялся надо мной так же, как, судя по всему, хотел посмеяться Егор, впуская с вещами эту дрянь в наш дом. Ему под силу запереть меня в доме, угрожать, вести себя как чертов псих, но точно не становиться одним из тех, кто лезет в мою душу и ковыряет ее. Мои глаза заслезились.

— Это не твое дело, — прошептала я в трубку, в очередной раз сдерживая истерику.

— Только я могу решать, что мое дело и что не мое дело, — Сталь в голове словно разрезала пространство между нами. — Будешь так плохо со мной разговаривать, я могу разозлиться. А когда зол, я не думаю о ценности какой-то девчонки.

— Злись сколько влезет, придурок.

И скинула звонок.

Через секунду я, осознав, что сделала, забыла о причинах своего поступка, испугалась, сначала выключила звук на телефоне, потом выключила телефон, а после вообще решила, что проще всего будет скрыться в комнате и запереть дверь. Все получилось само собой, мой язык точно не был связан с инстинктом самосохранения. На меня захлестнула паника, сердце колотилось, руки тряслись. Разум начинал прорисовывать картинки, что со мной может произойти в дальнейшем. Этот человек держит меня взаперти, прослушивает, прочитывает и знает обо мне достаточно много, а его наемники ходят по периметру с оружием. И именно при всех этих обстоятельствах я решила, что обида от измены мужа важнее здравого смысла. 

Мне начинало казаться, что уже слышу шаги, кто-то входит в дом. Я проклинала себя раз за разом, ожидая, что вот-вот вышибут дверь комнаты. Перед глазами застыла пелена. Восстановить дыхание не получалось. Я настолько запуталась в своих страхах, что в одночасье они разрушились.

Ничего не произошло.

Вокруг было так же тихо. Я пришла в себя, встала с пола и вышла из комнаты. Он мог ехать сюда, мог рассказывать свои людям, как именно следует со мной расправиться, но почему-то внутри появилась уверенность, что ничего подобного не происходит. Я спокойно включила телефон и убедилась в напрасности своих страхов, облегченно выдохнув. Значит, не так грозен мой тюремщик, не так жестоки в исполнении его клятвы.

А насколько вообще правдивы все его слова?

Я осмотрелась, остановив взгляд на окне. Легкое сомнение кольнуло мои мысли, и мне захотелось выпить успокаивающий чай, прежде чем разобраться — чем клетка отличается от кукольного домика.

Только не успели пальцы нажать на кнопку чайника, как тишину прервал телефонный звонок...