/ ч8
Той ночью в его доме впервые стало по-настоящему по-домашнему.
Прошло два месяца.
Всего два — но в сердце Кохару будто пролетела целая жизнь. Они проводили почти каждый день вместе, каждый вечер — в его доме, на его диване, в его тишине. Иногда просто молчали, смотрели кино, или он читал, а она тихо рисовала что-то на коленке в блокноте. Иногда гуляли, смеялись, замирали под звёздами — и всё было… слишком хорошо. Слишком.
И потому сегодня было невыносимо.
Она сидела на полу, прямо у своей кровати, колени прижаты к груди, подбородок дрожал, а в пальцах был телефон. Знакомое окно сообщений, его имя, и белый мигающий курсор. Но глаза были мокрыми, и экран расплывался, и пальцы дрожали так сильно, что даже самые простые слова выходили с опечатками.
«нам нужнл расстпться»
Она всхлипнула и зажала рот ладонью, как будто от этого стало легче. Как будто это могло остановить дрожь внутри.
Она не хотела.
Не хотела вовсе.
Чуть ранее за ужином, мама положила руку ей на плечо и сказала тихо:
— Кохару, мы переезжаем. Через две недели. Папе предложили контракт — и это будущее. Надолго.
Кохару: Мы?.. — она знала ответ.
— Мы все.
Она не закричала. Не заплакала сразу. Лишь кивнула и встала из-за стола, как в тумане. Потом закрылась в комнате, села на пол… и зависла.
Как сказать это Рану?
Как выносить его взгляд?
Он был её первым и единственным. Тем, кто стал для неё не просто любовью, но почти домом. Он был тем, в чьих объятиях она впервые поняла, что значит быть нужной. Быть по-настоящему любимой.
А теперь она должна была уйти.
Она не хотела говорить ему правду. Не хотела, чтобы он страдал. Он не заслуживал этого. Он заслуживал ясности, ровной дороги, счастья. А не полуслепых видеозвонков по ночам и тишины на расстоянии в тысячи километров.
Он заслуживал жизни — а не ожидания.
Поэтому она отправила то самое сообщение.
Слёзы хлынули, будто прорвало плотину. Она отложила телефон в сторону и прижала ладони к глазам. Нет, нет, нет. Это неправильно. Но иначе — нельзя.
Прошло всего минут десять, и экран снова мигнул. Сообщение. Потом звонок. Она не взяла. Сердце бешено колотилось в груди.
Глухо. Потом раздался резкий, отчётливый звук — звонок в дверь.
Кохару замерла. Несколько секунд просто сидела в тишине, и только звук своего дыхания был слышен. А потом медленно поднялась, будто на ватных ногах, вышла в коридор.
Мама и папа тоже уже были там. Стояли за её спиной, настороженно, будто чувствовали — кто там.
И когда она открыла дверь, мир будто остановился. На пороге стоял он.
Ран.
Без слов. Без вопросов. Без ожидания. Просто — стоял.
Взъерошенный, в чёрной рубашке, с неровным дыханием. Он явно приехал сразу, как получил сообщение. Без звонков, без планов. Просто — потому что не мог не приехать.
Они смотрели друг на друга в полной тишине, не говоря ни слова.
А потом она шагнула к нему — быстро, срываясь с места, и вжалась в его грудь, обняла его, будто это могло остановить время. Никаких слов. Только тишина. Только её рыдания, прерывистые, сдержанные. Он молча поднял руки и обнял её в ответ. Мягко, надёжно.
За её спиной родители не говорили ничего.
Ран взглянул поверх её головы на них. Их глаза встретились.
Взгляд был не враждебный. Не обвиняющий. Он просто.. спрашивал.
Почему?
И в ответ он увидел лишь сожаление.
Ран не произнёс ни слова. Он просто стоял, обняв её, уткнувшуюся в его грудь, едва заметно качая её на руках, словно пытался убаюкать не тело — душу. Кохару дрожала, но не сопротивлялась, не пыталась объяснить, ничего не говорила. Она просто всхлипывала, судорожно хватая ртом воздух, как будто боялась захлебнуться.
А за её спиной родители всё ещё молчали. Мать сжала пальцы на краях своей кофты, а отец стоял чуть дальше, опустив взгляд, будто не мог вынести этой сцены. Они не были злы. Не были холодны. В их глазах не было упрёка — только тяжесть, которую не хотелось нести.
Ран смотрел на них — долго, внимательно, не отрываясь. В его взгляде было всё, что он не мог сказать вслух. Ни обвинений, ни просьб — только немой, горький вопрос:
«Зачем?»
И мать, будто услышав этот вопрос, чуть качнула головой, еле заметно.
Не в оправдание. Не в отказ. А как бы говоря:
«Прости. Мы и сами не хотели вот так.»
Кохару дрожала сильнее. Он чувствовал это, даже сквозь одежду, и аккуратно сжал её сильнее.
Ран: Чч.. — только и прошептал он. — Всё хорошо. Я здесь.
Но ничего не было хорошо.
Он приехал за ней сразу. Без предупреждений. Не потому что хотел выяснений. Не потому что надеялся остановить её. Он просто не мог сидеть и читать это сообщение. Не мог быть в стороне. Он должен был быть рядом — даже если это последнее «рядом».
Минуты шли.
Она успокоилась чуть-чуть. Всхлипы прекратились. Её пальцы всё ещё сжимали ткань его рубашки, а голова лежала у него на плече. Она не смотрела в его глаза. Не могла.
Он сам не знал, сколько так стоял, пока она, наконец, тихо — совсем еле слышно прошептала:
Кохару: Я не хотела тебя мучить.. расстоянием.
Ран: А ты подумала, что будет мучить больше?
мягко ответил Ран, а она в свою очередь помотала головой.
Кохару: Ты заслуживаешь нормальную жизнь. С любимой рядом. С домом. А не ждать меня… за тысячи километров. Писать, звонить, не знать, когда увидимся. А если всё изменится? Я не хочу, чтобы ты страдал. Не хочу, чтобы ты терял жизнь на ожидание.
Он смотрел на неё с таким выражением, будто она только что сказала самое глупое, самое наивное — и самое искреннее. Он провёл рукой по её волосам, отстранил чуть-чуть, чтобы видеть лицо. Щёки были мокрыми, глаза покраснели от слёз.
Ран: Разве ты не понимаешь? — его голос был спокоен, но в нём дрожала сдерживаемая эмоция. — Я бы ждал тебя и год. И десять. Я бы пошёл за тобой в любую страну. Мне не важны километры. Важно только ты.
Она снова прижалась к нему.
Молча. Без слов. Всё, что могла — это быть рядом хотя бы в этот миг.
Мать осторожно сделала шаг назад, затем посмотрела на мужа. Он кивнул, и они молча вышли вглубь квартиры, оставив их наедине. Никто не хлопнул дверью. Ни один звук не прервал тишину. Всё было будто замерло.
Ран закрыл дверь, не отпуская Кохару, и они остались в полумраке прихожей.
Ран: Собирай вещи, — сказал он через несколько минут.
Кохару: Что? — она чуть отстранилась и заглянула ему в глаза.
Ран: Поехали ко мне. Сегодня. Завтра. Пока ты ещё здесь. Каждая минута — моя. Я не собираюсь тратить их врозь.
Она не ответила, но он увидел в её глазах — она не хочет уходить. Не хочет терять это даже на миг.
И спустя десять минут они уже выходили на улицу — он держал её за руку, а она в последний раз обернулась к родителям. Мать стояла на балконе, всматриваясь в них. Её глаза были мокрыми.
Ран: Завтра вечером она будет дома,
спокойно сказал Ран, глядя на женщину.
Та кивнула.
— Только.. — она замялась — позвольте ей быть счастливой хотя бы сегодня.
продолжение следует..