Мы же просто разговариваем.
Мой телефон вибрирует в руке, и я вздыхаю, когда вижу, что это моя мать. Несмотря на то, что мой мозг кричит мне не делать этого, я нажимаю на зеленую кнопку и прижимаю телефон к уху.
– Привет, мам, – приветствую я, стараясь, чтобы мой голос не выдал, что я чувствую на самом деле.
– Привет, дорогая. Как дела? – спрашивает она, и ее чопорный голос заставляет мое тело застыть.
– Я в порядке, как раз готовлюсь к ярмарке, – отвечаю я, бросая взгляд на Таю.
Мы в моей комнате – одеваемся, а в воздухе витает пьянящее чувство предвкушения. Сегодня вечером мы идем на Ярмарку призраков, и мы всегда проводим время там наилучшим образом. Сегодня все будет по-другому, я знаю. Наконец-то наступает ночь, когда мои мысли не будут заняты опасными людьми и нераскрытыми убийствами. Или, скажем, одним определенным опасным мужчиной, которого я не видела целую неделю.
– Это та ярмарка с привидениями, на которую ты ходишь каждый год? – насмешливо спрашивает она.
Я закатываю глаза.
– Была ли причина, по которой ты звонишь, мама?
Тая фыркает, и я бросаю на нее взгляд.
– Да, я хотела узнать, как дела у моей дочери, – отвечает мама, и я слышу, как в ее голосе проскальзывает что-то еще.
– Я в порядке, мам, пока, – быстро говорю я и кладу трубку, чувствуя знакомый груз вины.
Тая поднимает бровь, заканчивая подводить глаза стрелками.
– Что она хотела?
– Ты же знаешь ее. Ничего особенного, – отмахиваюсь я.
Тая кривит губы.
– Кстати, о преследователях... Ты не собираешься рассказывать своей маме о Томе?
Я бросаю на нее убийственный взгляд.
– Это все равно, что спросить, собираюсь ли я рассказывать ей о том, как однажды я позволила парню трахнуть меня пальцами на концерте.
Она хмыкает.
– Ладно, ты победила.
В ее зеленых глазах мелькает нерешительность, и я понимаю, какой вопрос сейчас прозвучит. Я выпрямляю спину, готовясь к нему.
– Он так и не рассказал, чем он зарабатывает на жизнь? Или почему он общается с Лиамом?
Этот последний вопрос как раз то, почему я и не могу рассказать ей, кто такой Том. Он сказал, что о Лиаме и о том, чем он на самом деле занимается, не знает никто, кроме нескольких человек, которые ему помогают.
Я качаю головой, отказываясь произносить свою ложь вслух.
Тая кивает, принимая мой ответ без колебаний, и чувство вины, живущее во мне, становится почти невыносимым. Я солгала ей в лицо, и она даже не усомнилась в этом.
Она наливает рюмку рома и протягивает мне.
– Вот, это поднимет тебе настроение. Предварительная тренировка перед карнавалом с привидениями – таков закон.
Я принимаю ее и опрокидываю рюмку. Когда ставлю стопку, на мое лицо возвращается улыбка.
Ночью ярмарка оживает смехом, криками ужаса и восторга и воплями радости от жареной еды.
Нас с Таей сразу же затягивает в толпу. Уже пять часов, стоит кромешная тьма, и в толпе начинают мелькать кое-какие монстры.
Мы с Таей первым делом спешим в «Игровой домик Энни» и занимаем место недалеко от входа. Мы прислоняемся к перилам, как вдруг у основания моей шеи возникает колющее ледяное чувство, которое спускается вниз по позвоночнику. Такое ощущение, будто в моей спине сверлят отверстия.
– Эсме? – раздается голос сзади меня, и кто-то тихонько касается моего плеча как раз в тот момент, когда я собираюсь уже повернуться.
Мои глаза увеличиваются, и я оборачиваюсь, оказываясь лицом к лицу с Лиамом.
Твою мать.
– Лиам! – удивленно восклицаю я, заставляя себя улыбнуться.
Я никогда не умела притворяться, особенно теперь, когда мне приходится притворяться, что я рада видеть человека, стоящего у меня за спиной. Точнее, четырех человек. С ним Элизабет и еще трое пожилых мужчин. Я смутно узнаю их и предполагаю, что они тоже политики какого-то уровня.
– Каковы шансы? Я и не знал, что ты будешь здесь, – говорит Лиам, и его взгляд постоянно возвращается к Тае. – Кто твоя подруга?
Тая улыбается, хотя даже не пытается выглядеть искренней.
–Тая, – отвечает она за меня.
Почувствовав ее безразличие, Лиам натянуто улыбается.
– Что ж, очень приятно познакомиться. Эсме, это мои коллеги. Картер, Артур и Макс.
Мы обмениваемся любезностями, пока продвигаемся в очереди.
– А где Том? – спрашивает Лиам, оглядываясь вокруг меня, будто за моей спиной может спрятаться двухметровый мужик.
– Он пошел искать туалет, – вру я. Не знаю, почему я это сделала, ведь для этого нет причин. Но у меня есть ощущение, что если Лиам решит, что мы с Таей здесь одни, то он может попытаться провернуть что-нибудь сомнительное.
– Кстати, о Томе, – вклинивается Артур. – Слышал, вы двое – настоящие голубки. Как вы познакомились?
Я рассказываю ту же выдуманную историю, что и Том в «Бейли», надеясь, что ножи, которые обычно возникают в моих глазах, когда я говорю о Томе, сменяются сердечками. Элизабет задает несколько своих вопросов, ее голос сдержан. Например, как долго мы вместе и планируем ли мы пожениться в ближайшее время.
На моей коже выступает пот, ложь льется изо рта, как фантастические миры из-под моих пальцев, когда я рисую. К счастью, проходит еще несколько минут, и мы оказываемся в начале очереди, избавившись от Лиама и его жутких друзей. Несмотря на то, что мы входим в душный дом с привидениями, здесь кажется светлее.
Мы с Таей прижимаемся друг к другу, оглядываясь то влево, то вправо – не совсем понимая, в каком направлении идти. Перед нами из тени выскальзывает мужчина с облупившимся окровавленным лицом. Наконец мы добираемся до самого верха, едва не растягиваясь на полу, поскольку нас одолевает смех и ужас.
Следующие несколько часов мы проводим, бегая между домами с привидениями и аттракционами. Это позволяет снять постоянный прилив адреналина и испытать другой вид острых ощущений.
– Думаю, если я сейчас не присяду, то рухну. Тебе придется доставать меня из этой грязи, – говорит Тая , опираясь на меня.
Я указываю на скамейку вдали.
– Иди отдохни. Я хочу быстренько пробежаться по Дому Зеркал.
– Замечательно, у тебя уйдет целая вечность на то, чтобы выбраться из этой хреновины, а потом пора будет уходить.
Дом Зеркал всегда был одним из моих любимых мест. Это сложный зеркальный лабиринт, из которого весьма непросто найти выход. Иногда это похоже на то, будто ты в тихой комнате, где нет ничего, кроме твоих мыслей, а тебя преследует лишь твое собственное отражение.
Проходит не более пяти минут, прежде чем я окончательно теряюсь в нем. Я держу руки перед собой, чтобы не врезаться лицом в одно из зеркал. Пару лет назад я впечаталась так, и у меня неделю был синяк на носу.
Проходит несколько минут, а я не вижу ничего, кроме собственного отражения. Мой пульс учащается, дыхание становится неровным от волнения. Несмотря на стук в груди, именно здесь я чувствую себя наиболее... нормально.
Вдалеке я слышу слабое шарканье ног. Сюда заходит не так много людей, особенно в такое поздное время, но любителей испытать себя здесь предостаточно.
Продолжая свой путь, я концентрируюсь на том, куда иду, и вскоре я забываю обо всем, что происходит вокруг. Хитрость заключается в том, чтобы сосредоточиться на полу, а не на своем отражении.
Как раз в тот момент, когда я почти врезаюсь лицом в зеркало, слышу мрачный смешок. Я вскидываю голову, тон смеха звучит зловеще. Искра адреналина вспыхивает и впрыскивает химическое вещество в мое сердце; я ускоряюсь.
Неужели сюда прокрался служащий в костюме чудовища, чтобы поиздеваться надо мной? Я бы не стала держать на них обиду. Они же тем и знамениты, что подкрадываются к людям и пугают их.
Сглотнув комок в горле, я оборачиваюсь, чтобы сориентироваться.
– Детка, – кажется, шепот доносится со всех сторон.
Мои конечности застывают, я не уверена, играет ли со мной мое воображение или Том действительно здесь.
Я заставляю себя двигаться дальше, надеясь, что все это мне просто привиделось.
– Где ты?
Я всхлипываю, глубокий голос звучит ближе. Снова раздается зловещая усмешка, и, Господи Иисусе, этот человек действительно способен на что-то злое. Ни один здравомыслящий человек не звучит так.
Я понятия не имею, как далеко забралась, но мне кажется, что я не проделала и половины пути. Именно тогда я вижу первое отражение Тома за своей спиной. Одетый во все черное, с глубоко надвинутым капюшоном. Я задыхаюсь, оборачиваясь, чтобы обнаружить еще больше его отражений.
Он не стоит за моей спиной, но он где-то близко.
– Перестань, – выкрикиваю я, страх сжимает мою грудь.
Он не отвечает, и, конечно, этот ублюдок меня не слушает. Я оказываюсь пойманной в вихрь, мое тело непрерывно движется по кругу, отчаянно пытаясь определить, где именно он находится.
– Ты совсем одна, Эсме?
Я сглатываю.
– Очевидно же, – шепчу я, все еще ища, где он. Мне кажется, что мне не стоило этого говорить.
– И никого, кто мог бы тебя спасти?
В грудь меня ударяет тревога.
– Какого черта меня нужно спасать, Том? Ты собираешься обидеть меня?
И тут он поднимает голову, как раз настолько, чтобы я смогла разглядеть его рот. На его губах застыла злая ухмылка. Я пытаюсь не забывать, что он не причинит мне никакого вреда. Он был в моей постели всего неделю назад, грустный и уязвимый. Когда я открыла глаза утром, его уже не было, и с тех пор я ничего о нем не слышала.
И тогда он появился. Не сзади, а сбоку, будто вышел из самого зеркала. Его движение было стремительным и беззвучным. Прежде чем я успела вскрикнуть, его рука обхватила мой рот, а могучее тело прижало меня к холодной зеркальной поверхности.
Стекло впилось в мою обнаженную спину ледяными иглами. Я почувствовала каждую его мышцу, каждую линию его тела, вдавившегося в меня.
– Тссс, – его горячее дыхание обожгло мою шею. – Кричать не надо. Мы же просто разговариваем.
Мое сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди. Я пыталась вырваться, но его хватка была стальной. Он прижался ко мне еще сильнее, и я почувствовала твердость его возбуждения через тонкую ткань моих шорт.
– Ты неделю назад лежал в моей кровати как раненый лебедь, а теперь? – прошипела я в его ладонь, пытаясь скрыть дрожь в голосе.
Он медленно, почти ласково, убрал руку с моего рта, позволив пальцам скользнуть по моей щеке.
– Что теперь? – его губы коснулись мочки моего уха, и по телу пробежали мурашки.
– Ты... – я задыхалась, пытаясь собраться с мыслями.
– Я соскучился, – прошептал он, и в его голосе не было ни капли насмешки. Только хриплая, животная правда.
И тогда он повернул мое лицо к себе и захватил мои губы своим ртом. Его губы были грубыми, требовательными, они не просили, а брали. Я пыталась сопротивляться, кусая его, но он только глубже вонзил язык в мой рот, заставляя меня чувствовать его вкус – дым, мята. Мои руки уперлись в его грудь, но вместо того, чтобы оттолкнуть, пальцы впились в черную ткань его футболки, притягивая его ближе. Весь мой гнев, вся моя обида за эту неделю тишины растворились в этом поцелуе, превратившись в чистый, неразбавленный голод.
– Хочешь узнать, почему я люблю зеркальные дома? – прошептал он, отрываясь от моих губ, чтобы оставить влажный, горячий след по моей шее.
Его голос полон темных обещаний и опасных начинаний.
Я тяжело сглатываю, голова кружится.
– Почему? – едва выдыхаю я.
– Оглянись вокруг, – мягко приказывает он, все еще прижимая меня к зеркалу.
Я нерешительно отвожу взгляд от его глаз и пробегаю им по десяткам зеркал. Повсюду нас. Его мощная фигура, прижимающая мою к стеклу. Его руки, сжимающие мои запястья. Мое запрокинутое лицо с полуприкрытыми глазами.
– То, что ты видишь сейчас, я вижу каждый день. Неважно, как далеко я убегаю, как сильно пытаюсь скрыться от тебя, – ты везде, куда бы я ни пошел. Все равно что оказаться в зеркальной ловушке.
Мое дыхание сбивается. Его слова были не жалобой, а констатацией факта. Признанием.
– Сюда могут зайти, – попыталась я протестовать, но это прозвучало слабо, почти как приглашение.
– Как думаешь, они будут смотреть? – он ухмыльнулся, и его пальцы потянулись к пуговице моих шорт.
Он расстегнул их одним точным движением, и они упали к моим ногам. Затем его палец зацепил край моих трусиков и медленно, мучительно медленно, спустил их вниз по моим ногам. Холод стекла обжег мою оголенную кожу, но внутри меня полыхал пожар.
Я сглатываю, мое сердце бешено колотится, когда я вижу наше отражение. Он все еще полностью одет, его взгляд перемещается по зеркалам, чтобы рассмотреть каждый ракурс моего обнаженного тела. Он выглядит так, словно не может решить, на каком зеркале остановиться. Я борюсь с желанием прикрыться. Мне кажется, что прятаться будет еще более неловко, чем стоять перед красивым мужчиной почти полностью голой.
– Ты тоже должен раздеться, – настаиваю я. Ни за что не останусь единственной обнаженной тут.
Наконец он отступает на шаг, и его взгляд становится тяжелым, полным похоти и одобрения.
– Если ты действительно этого хочешь, то тебе придется сделать это самой, – тихо говорит он.
Дрожащими руками я тянусь к нему. Сначала снимаю его кожаную куртку, затем – черную футболку. Она застревает на его голове на секунду, и я вижу, как напрягаются мышцы его пресса. Когда ткань наконец спадает, воздух застревает у меня в горле.
Его тело было картой боли и силы. Два длинных шрама пересекали его грудь и живот – один прямо через сердце, другой – поперек рельефного пресса. Татуировка – огромный, великолепно выполненный дракон – казалось, намеренно обтекала эти шрамы, не скрывая, а подчеркивая их.
– Ты не сделал ни одной татуировки поверх шрамов, – тихо замечаю я, проводя пальцем по выпуклой, горячей ткани рубца.
– Я не прячусь от своих неудач, – его голос был низким и ровным.
Его неудачи – не единственное, что делает его тело красивым. Он до отказа накачан мускулами, но не кажется слишком громоздким. Такое телосложение четко дает понять, что его владелец способен вырубить человека одним мизинцем.
Я расстегиваю его джинсы, и он помогает мне стянуть их вместе с боксерами. И вот он передо мной – весь, во всей своей красоте.
Проходит буквально ноль секунд, прежде чем он начинает кипеть от желания.
Я чувствую столько власти в кончиках своих пальцев, что не могу даже представить себе, сколько ее было бы у меня, если бы я его любила. С каждым сантиметром его кожи я становлюсь все более дрожащей и влажной.
Его терпение лопнуло. Он снова прижал меня к зеркалу, но на этот раз уже не сдерживаясь. Его руки скользнули под мои бедра, он поднял меня, и я автоматически обвила его талию ногами. Кончик его члена уперся в мою вход, влажный и обжигающе горячий.
– Смотри, – прохрипел он, входя в меня одним резким, безжалостным толчком.
Я вскрикнула, и крик отразился в десятках зеркал, умножаясь и искажаясь. Боль и удовольствие смешались в один ослепительный вихрь. Он не дал мне времени привыкнуть, сразу начав двигаться с яростной, неистовой силой. Каждый его толчок вгонял меня в холодное стекло, но внутри меня все горело. Я цеплялась за его плечи, впиваясь ногтями в кожу, пытаясь удержаться в этом безумном ритме.
Он смотрел не на меня, а на наши отражения. Следил, как его тело сливается с моим, как моя грудь вздымается в такт его яростным толчкам, как мое лицо искажается от наслаждения. Это подстегивало его еще сильнее. Он менял угол, глубину, находил самые чувствительные точки, доводя меня до грани безумия.
Мир сузился до холодного стекла за спиной, горячей кожи под пальцами и его тела внутри меня. До наших отражений, множившихся до бесконечности, запечатлевавших каждый наш стон, каждый взгляд, каждое движение.
Я чувствовала, как нарастает напряжение, знакомое и неумолимое. Он почувствовал это, одной рукой опустившись между наших тел, чтобы круговыми движениями пальца довести меня до пика именно в тот момент, когда он сам достиг кульминации с низким, сдавленным рыком, вжимаясь в меня так глубоко, как только мог.
Мы замерли, тяжело дыша, наши тела дрожали в унисон. В зеркалах отражались наши изможденные, потные лица. Он медленно опустил меня на ноги, но не отпустил, продолжая прислонять к зеркалу, будто боялся, что я рухну.
И я поняла , что ловушка захлопнулась не только для него.