Ты слишком медленная.
Проходит еще неделя, а Том продолжает появляться в моем доме. В моих снах. В моих гребаных кошмарах. И в момент, когда рука Тома крепко обхватывает мое горло, сжимая его до тех пор, пока в моих глазах не начинает темнеть, это все меньше походит на кошмар и больше – на ад.
Уже в десятый раз я замираю и не могу заставить свои конечности пошевелиться. Внутри меня пылает жар, а его взгляд – неослабевающее удовольствие, которое он получает от того, что высасывает из меня жизнь, – лишь разжигает единственное пламя, разгорающееся в моей душе. Ярость.
Он отпускает меня, щелкает языком и смотрит в сторону. Будто он точно знает, насколько вывернуты мои внутренности. На хрен его.
Я сильно потею и все больше раздражаюсь. Он продолжает называть меня маленькой мышкой, но мыши не похожи на утонувших канализационных крыс, насколько я знаю.
– Ты в десять раз больше меня, и ты ожидаешь, что я вырвусь из удушающего захвата? – огрызаюсь я скорее от смущения за свой продолжающийся провал.
– Именно это я и сказал, – терпеливо отвечает Том, на его губах появляется крошечная ухмылка. Я сейчас его ударю.
– Я уже пробовала несколько раз, – замечаю я. – И ничего не вышло.
– Потому что ты не слушаешь. Ты едва двигаешься.
Я усмехаюсь и парирую:
– Я делаю это изо всех сил.
Он поднимает бровь, не впечатленный.
– Каждый раз, когда я тебя душу, ты только пугаешься и пытаешься ударить меня коленом в пах. Ты не делаешь тех движений, которым я тебя учил.
К моим щекам приливает кровь, и я понимаю, что выгляжу как ярко-красная вишня.
– Неправда, – отвечаю я.
Он лишь ухмыляется и крепко сжимает мое горло, прижимая меня спиной к стене позади. Мои глаза округляются, и, если бы у меня была хоть капля рассудка, я бы повторила те движения, которые он показывал мне в течение последнего часа. Но я могу только пялиться в ответ.
– Вырвись из захвата, Эсме, – тихо говорит он, и его глубокий голос посылает восхитительные мурашки по моему позвоночнику.
Я хочу закашляться, но потом вспоминаю, что горло сдавливает большая рука Тома.
Ты можешь сделать это, Эсме. Тебе жарко только потому, что ты забыла открыть окно.
Подняв руку, я заношу ее над его вытянутой рукой и со всей силы дергаю вниз. Его рука остается напряженной, а тело поворачивается вместе с моим, противодействуя моему бегству.
– Ты не должен так делать! – кричу я, мой кулак отскакивает от его стальных мышц, когда я наношу удар по его груди.
Он отпускает меня.
– Думаешь, нападающий будет делать то, что хочешь ты? Если ты будешь пытаться сбежать, они будут делать все возможное, чтобы у тебя ничего не получилось.
Я хмыкаю, тяжело дыша, готовая снова двинуть ему коленом по яйцам, или, по крайней мере, попытаться это сделать. Может быть, я просто буду лягаться ногами. И если хотя бы палец моей ноги заденет волосок на них, я буду чувствовать себя уже гораздо более состоявшейся, чем сейчас.
– Ты слишком медленная. Я вижу, куда ты будешь бить, за километр. Тебе нужно быть быстрее, застать меня врасплох стремительностью и силой твоей атаки.
Он повторяет со мной движения еще несколько раз, держа руки разжатыми, пока он ведет мои руки.
Мы занимались этим всю неделю. Теперь, когда Лиам положил на меня глаз, Том параноит, что я пропаду среди ночи. Я видела, как он с тревогой щурил глаза, пока объяснял возможную угрозу, нависшую надо мной. Угрозу куда более серьезную, чем его младший брат и его дружки.
Люди Тома постоянно крутятся возле моего дома, и у меня такое чувство, что они там с того момента, как я вышла из дома Лиама. Я не замечала их несколько дней, и моя неосведомленность заставила меня задуматься.
Разочарование от моего положения нарастает, поскольку мне снова не удается вырваться из удушающего захвата Тома. Мне не нужно было бы знать ничего из этого дерьма, если бы Том просто оставил меня в покое. Дал бы мне жить в мире и блаженном неведении об ужасах окружающего меня мира.
А теперь мой собственный преследователь учит меня приемам самообороны. Не против себя, а против своих врагов. От меня не ускользает ирония судьбы, в отличие от моего успеха в том, что я еще не задохнулась.
– Это все твоя вина, знаешь ли, – шиплю я, пот капает мне на глаза. Но это жжение ничтожно по сравнению с огнем, бушующим в моей груди.
Том замирает и внимательно изучает меня.
– Разве? – спрашивает он.
– Ты притворяешься, что я тебе небезразлична, или в чем ты там убедил себя, что ты испытываешь ко мне, но я в опасности из-за тебя. Ты ведь это знаешь, верно?
Он делает шаг ко мне, и мой рот непроизвольно закрывается. Его присутствие настолько сильно, что я поневоле склоняюсь перед ним. Хочу я того или нет.
– Не притворяйся, что для тебя бы все закончилось на сексе с тем парнем. Этот человек втянул бы тебя в жизнь, полную боли и страданий. Я спас тебя от такой жизни.
– А Лиам? Я бы никогда не попала в его поле зрения.
– Неверно, – отрезает он. – Лиам появился в «Бейли» не из-за меня, Эсме. И он сел туда, откуда ему открывался прекрасный вид на тебя, тоже не из-за меня. Я не привлекал к тебе никакого внимания и делал все возможное, чтобы его отвлечь, но я не могу контролировать блуждающий взгляд мужчины. Даже если ты на десять лет старше его привычных вкусов.
Я игнорирую это, от его намека глубоко внутри меня скручивается отвращение.
– Ты знал, что я была в «Бейли», – наугад говорю я. – И ты знал, что он туда идет. Так почему ты не отправил его в другое место?
Его спина выпрямляется.
– Думаешь, я владею магией и могу повлиять на человека во всем, чтобы он ни делал, одним словом? Вынужден тебе сообщить, что, к сожалению, это не так.
Поджимаю губы от снисходительности в его тоне.
– Я попытался, но Лиам упорно хотел пойти именно в «Бейли», а попытки заставить его отправиться в другое место вызвали бы только подозрения, – он делает еще один шаг ко мне, прижимая меня к стене моей спальни. – А это – последнее, что мне нужно, когда доверие Лиама ко мне означает спасение жизни. Потому что знаешь, что я могу сделать, маленькая мышка? Я могу защитить тебя. И я могу научить тебя защищать себя. Но те дети и девочки, которых держат в плену, – у них сейчас нет такой привилегии.
Мои глаза опускаются к пальцам ног, и все, что я чувствую, – это стыд. Он поднимает мой подбородок пальцем, я теряюсь в мыслях и не могу сопротивляться.
– Тебе позволено злиться и расстраиваться из-за ситуации, в которой ты оказалась. Ты даже можешь злиться на то, что я преследую тебя. Жизнь часто лишает тебя власти, но что ты можешь контролировать – так это направить вину в нужное русло. Не перекладывай на меня дурные помыслы его брата и Лиама, ведь я делаю все возможное, чтобы оградить тебя от них. То, что мы делаем всю неделю, – направлено на твою защиту. Так что ты можешь либо перенаправить все силы, которые ты тратишь, чтобы вести себя как ребенок, и пустить их на что-то полезное, либо продолжать оставаться бессильной в ситуациях, в которые тебя бросает жизнь. Выбирай, детка, потому что я не собираюсь продолжать принимать эти решения за тебя.
Я и забыла, каково это – когда тебя действительно ругают, как ребенка. А сейчас? Я чувствую себя маленькой и нескладной, как лист бумаги, зажатый в кулаке Тома. Моя гордость бьется об это чувство, и я не хочу ничего, кроме как бросить ему что-то умное в ответ и отстоять свое достоинство. Но я только докажу, что он прав. Он будет смотреть на меня с превосходством, а я буду только еще больше сжиматься под ним.
– Ладно, – сдаюсь я. – Хорошо. Тогда я просто буду злиться на тебя за то, что ты мерзавец, – я делаю паузу, ненавидя эти слова, но зная, что их нужно сказать. – Мне жаль, что я ошибочно возложила на тебя вину, но мне не жаль, что я надеру твою задницу.
Он сдерживает улыбку, не в силах скрыть эмоции. И что-то более глубокое и гораздо более страшное, чем рука Тома, обхватившая мое горло.
Я не даю себе времени на панику, не отдаюсь жару, который он пробуждает, а просто позволяю своему телу все сделать. Я делаю рывок влево и обрушиваю локоть на его вытянутую руку, прежде чем он успевает моргнуть. Его хватка ослабевает. И я пользуюсь этим моментом, превращая все свое разочарование в силу в моих конечностях. Я сжимаю кулак и с размаху бью его в лицо, а затем врезаюсь локтем прямо в его нос.
Его голова отдергивается назад как раз вовремя, мой локоть бьет точно, но едва ли достаточно, чтобы разбить ему лицо.
Он отпускает меня, и я чувствую, что наконец-то могу дышать. Не потому, что он сжимал так сильно, что мне не хватало воздуха, а потому, что я наконец-то преуспела.
Он усмехается, глубоко и низко, и отходит от меня. Этот ублюдок выглядит ни капли не взволнованным, но я решаю не зацикливаться на этом. Если я сосредоточусь на том, что мне не удалось, то только лишу себя силы.
– Ну вот. Это было действительно хорошо, детка.
– Не называй меня так, – бормочу я, но на самом деле я чувствую, как в глубине моей грудной клетки разгорается гордость.
– Или что? – бросает он вызов.
Я вздыхаю, у меня сейчас нет сил на спор с Томом. Мне нужен горячий душ, а потом долгое отмокание в ванне. Я отказываюсь купаться, не смыв с себя грязь и пот. Мне не нравится плескаться в грязной воде.
Он занимается со мной еще час, заставляя меня повторять движения снова и снова, пока я не задыхаюсь, а у него под глазом не появляется синяк. Почему-то от этого он выглядит еще сексуальнее, и мне хочется в десятый раз ударить его за это по лицу.
– На сегодня хватит, – объявляет он, улыбаясь, несмотря на то, что я снова двинула его локтем.
– Хорошо, потому что мне нужно принять душ, а тебе – уходить, потому что ты точно не подойдешь к этой ванной ближе, чем на два метра, – ворчу я, упирая руки в бедра.
На его губах появляется ухмылка, медленная и непристойная, до тех пор, пока мои щеки снова не начинают пылать. Ублюдочный тип.
– Кто сказал, что мне вообще нужно находиться в этом доме, чтобы видеть, как ты принимаешь ванну?
Мои глаза сужаются в тонкие щелки.
– В ванной нет камер.
Он хихикает с тем же порочным подтекстом. Он снова хватает мою шею, но мое тело отказывается вновь повторять заученное движение. Его намерения таят опасность, но не моей жизни. Скорее, моей вагине. Предательская, бесполезная дрянь.
– Это то, что известно тебе, – дразнит он низким, хриплым шепотом, прежде чем мягко поцеловать меня в губы, и тем самым эффективно заставить меня замолчать. Сам поцелуй непродолжительный, но сладкий. Его рука напрягается, и моя киска пульсирует в такт. – Только не забудь выкрикнуть мое имя, когда будешь прижимать душевую лейку к своей киске. Ты можешь кончать, зная, что я тоже буду кричать твое.
Он выпускает меня, сует мне в руку розу и выходит из спальни, бросив на меня последний горячий взгляд, прежде чем захлопнуть за собой дверь.
Я смотрю вниз на розу, вертя ее в руке, пока мир вокруг меня расплывается. Я даже не в состоянии сообразить, где он прятал ее все это время. Мое сердце прочно обосновалось в горле, пока я перевариваю его слова. Он просто прикалывался надо мной? Или я действительно буду разбирать всю свою ванную, вместо заслуженного купания? Потому что планы на душевую лейку у меня в самом деле были, а когда я кончаю, имя Тома имеет тенденцию срываться с моего языка. Не хочу, чтобы он стал свидетелем этого действа.
Я покачиваюсь на ногах, раздумывая, не догнать ли мне его, чтобы снова надрать ему задницу. Но у меня ломит кости, в места, к которым должна прикасаться только мочалка, струйками стекает пот, и я по-настоящему возбуждена. Пинание его задницы каким-то образом обернется тем, что он получит доступ к моей, а я слишком утомлена, чтобы загонять себя в подобную ситуацию.
Пусть он посмотрит, но только на этот раз, – по крайней мере, этот придурок не сможет лапать меня через свой дурацкий экран.