Немой вызов.
Я сжимаю телефон скользкими от пота пальцами.
— Слышно хоть что-нибудь? — голос звучит хрипло, чужим.
В трубке — тишина, потом вздох Таи.
— Никто так и не смог найти его. Ни следа.
Она взялась за расследование сама, едва я рассказала о той ночи. Полиции она не доверяет, и я начинаю понимать почему. Ее слова подтверждают мои худшие опасения. Она хакнула камеры, телефоны, ноутбуки, GPS врагов Эндрю – всех, кого мы смогли вспомнить или вычислить. Результат нулевой. Никакой связи. Никаких следов. Как будто Эндрю Дэвис испарился с лица земли.
— Его похитил он. Мой преследователь. — Говорю это вслух, и от звука собственного голоса по спине бегут мурашки. — А мы не знаем о нем ничего. Ни имени, ни лица, ни мотива.
Слышно, как Тая затягивается сигаретой на том конце провода.
— Не могу поверить, что это происходит на самом деле. — Шепчу, и предательские слезы жгут глаза. Голос срывается. — Я... я практически убила этого человека сама. Привела его сюда. Знала об угрозах... и все равно...
— Детка, — голос Таи резок, но в нем слышится нежность, которую она редко проявляет. — Мне неприятно это говорить, но... я не думаю, что это самое худшее, что могло случиться. Этот парень? Он был чудовищем. То, что он сделал со своей бывшей женой... — Она замолкает, и мне не нужно продолжение. Картина ясна. Ужасающе ясна. — Он не был хорошим человеком. Никто из той компании не был... — Она снова обрывается. Я знаю, о ком она не договаривает. О Люке. О своей «невероятной ночи», которую оборвала, едва узнав правду об Эндрю.
— Любой, кто дружит с подобным Эндрю, сам не очень хороший человек, — добавляет она тихо, но твердо.
С этим не поспоришь. Делаю глубокий, дрожащий вдох, пытаясь втянуть воздух в сжатые страхом легкие.
— Я знаю, ты права. Наверное... наверное, мне просто не нравится, что он пострадал – возможно, погиб – из-за меня. Я бы предпочла, чтобы это сделал кто-то из его собственных врагов. Кто-то, кто имел на это право.
— Да, — соглашается Тая, ее голос звучит устало. — Это был бы наилучший сценарий.
— Наилучшим сценарием, — перебиваю я с горькой усмешкой, — стала бы дикая ночь бурного секса с горячим парнем, во время которой я бы получила несколько оргазмов подряд, а затем просто... отправила бы его восвояси. Без роз, без крови, без исчезновений.
— Да, так звучит несравнимо лучше, — слышится короткий, лишенный веселья смешок. — Но это не то, что произошло бы. Не с этим парнем. Он был опасен. Настоящая гадюка.
— Ну, видимо, как и мой преследователь, — парирую я.
— Я знаю. Поэтому подключаю тебе систему. Настоящую. Не ту дешевку, что продают в магазинах. — Голос Таи становится деловым, резким. — Ты не станешь очередной строчкой в статистике пропавших. Не более той, которой ты уже являешься. Если с тобой что-то случится... мне придется отправиться следом, а я чертовски привязана к своему телу. В этой жизни мне достался настоящий подарочек.
Закатываю глаза, хотя она этого не видит. Ее «бог» и «подарочки» всегда звучат так цинично из уст заядлой атеистки. Но смысл ясен. Она боится за меня.
— Хорошо, — соглашаюсь, чувствуя, как камень с души сваливается хоть на немного. — Пришли мне счет. Я оплачу.
Идея камер не просто нравится – она кажется глотком воздуха. Шансом увидеть угрозу раньше, чем она ворвется в мой дом. Хрупкий щит, но все же щит.
— Я заеду попозже, чтобы все установить лично, — говорит Тая. — Будь готова.
Щелчок отбоя. Установка камер станет первым событием за этот бесконечный, тревожный месяц, которое принесет хоть призрачное ощущение безопасности.
***
Прошла неделя. Семь долгих дней с тех пор, как пропал Эндрю. Мой преследователь... исчез. Не то чтобы я верила, что он ушел. Скорее, затаился. Но он не давал о себе знать. Ни звонков, ни сообщений, ни зловещих подарков на пороге.
Друг Таи, какой-то молчаливый тип с руками, покрытыми татуировками, установил систему. Камеры смотрят на входную дверь, задний двор, подъездную аллею, даже на черный ход у кухни. Монитор стоит в гостиной, мерцая тусклым синим светом.
И мне стыдно. Стыдно от того, как часто я пялюсь на эти четыре разделенных экрана. Как замирает сердце при малейшем движении тени, при порыве ветра, качнувшем ветку. Наивная часть меня – та, что все еще верит в сказки – надеется, что теперь, с камерами, он держится подальше. Но я не дура. Не настолько. Я знаю – он вернется. Это лишь вопрос времени.
****
Бросаю толстенный том по истории искусств на стоящий передо мной пуфик. Он качнулся, едва не свалившись. Голова гудит от бесполезных попыток сосредоточиться на чем-то, кроме паранойи. Тяжело вздыхаю, стискивая переносицу, пытаясь раздавить зарождающуюся головную боль. За окном воет ветер, гоняя по небу рваные, свинцовые тучи – классический сиэтлский апокалипсис.
Звук гулкий, металлический. Откуда-то с кухни. Я вздрагиваю так, что чуть не срываюсь с кресла. Сердце тут же начинает бешено колотиться, выпрыгивая из груди. Вцепляюсь в подлокотники, вглядываясь в полумрак коридора, ведущего на кухню. Ничего. Тишина. Только вой ветра.
— Эй? — зову я, и голос звучит тонко, испуганно. Ответа нет. Только эхо моего собственного страха.
Пытаюсь успокоить дыхание. Вдох. Выдох. Вдох... И тут краем глаза ловлю движение. За большим панорамным окном. Резко поворачиваю голову. Снаружи – кромешная тьма, разорванная лишь бледным лунным светом и желтым пятном фонаря у входной двери. Что-то мелькнуло. Снова. У края света, где кончается освещенный пятачок и начинается чернота сада.
Я прижимаюсь лицом к холодному стеклу, дыхание затуманивает его. Фигура. Человеческая фигура, вынырнувшая из-за двух старых кленов у калитки. Она движется. Прямо к дому. Неспешно. Уверенно.
Он вернулся.
После недели мучительного затишья этот сукин сын таки явился.
Холодный ужас сжимает горло, но следом, как всегда, приходит волна бешеной, иррациональной ярости. Рука автоматически тянется к журнальному столику, нащупывая рукоять тяжелого разделочного ножа. Мой постоянный спутник с тех пор, как он вломился в мой дом. Мои камеры... оказались бесполезны.
Тая говорила , что он не просто подключился, он *слился* с системой. Бесследно. Отследить невозможно. Он... он в её лиге хакерства. Или даже выше выше.
Угроза обрела новые, пугающие очертания. Это не просто насильник или маньяк. Призрак в цифровом мире. Я сжимаю рукоять ножа до хруста в костяшках, чувствуя холод металла и ребристую пластмассу ручки. Сердце колотится, как барабан, посылая удары крови в виски. Каждый его шаг по промокшей траве, по направлению к свету фонаря, к дому, ко мне, отдается в моей груди глухим ударом.
Встаю. Медленно. Ноги ватные. Подхожу вплотную к окну. Что я делаю? Провоцирую? Вызываю? Если он войдет сейчас... это будет самооборона. Я имею право. Я должна иметь право.
Он останавливается в метрах в пяти от окна. На границе света и тени. Высокий. Очень высокий. Не грузный, нет. Но под мешковатой темной толстовкой с капюшоном, натянутым на голову, угадывается тело, выточенное для силы и скорости. Худощавое, но сплошь переплетенные, рельефные мышцы. Широкие плечи, мощные руки, четко очерченная талия даже под тканью. Капюшон скрывает лицо, оставляя лишь тень и линию сильного подбородка.
Боже. Он мог бы сломать меня пополам. Одной рукой. Его ладонь... она выглядит такой огромной. Могла бы накрыть мое лицо целиком. Обхватить горло. Сжать. Что он хочет? Боль? Страдание? Или... или что-то еще, темное, порочное, чего я боюсь даже назвать? Он меняет позу, слегка отклонив голову. Засовывает руку в карман толстовки. Достает что-то. Зажигалку. Оранжевое пламя на миг высвечивает жесткую линию скулы, плотно сжатые губы, кончик сигареты, зажатой в зубах. Он прикуривает. Пламя гаснет. Остается лишь силуэт в лунном свете и ярко-красная точка тлеющего табака.
Он смотрит. Прямо на меня. Через стекло. Не моргая. Не двигаясь. Я чувствую этот взгляд, как физическое прикосновение – тяжелое, исследующее, владеющее.
Рука сама тянется к телефону на столике. Разблокирую. Большой палец наводится на цифры: 9... 1... Поднимаю взгляд.
Он качает головой. Медленно. Из стороны в сторону. Четко. Предупреждающе. *Не надо.*
Ледяная волна страха обрушивается на меня. Кидаю взгляд на входную дверь. Заперта? Да. Но что значит замок для того, кто вломился в дом с камерами? Сколько секунд ему нужно, чтобы сломать ее? Добежать до меня? Тридцать? Меньше? Набрать 911? Кричать в трубку? Полиция будет здесь не раньше, чем через двадцать минут. Если повезет.
Словно читая мои мысли, он делает шаг вперед. Потом еще один. Вынимает сигарету изо рта, выпускает струйку дыма, смотря на меня. Засовывает обратно. Шаг. Еще шаг. Он... насмехается? Играет? Бросает вызов?
Злобное рычание вырывается из моей груди. Кем он себя возомнил?! Этой тварью, которая может врываться в мою жизнь, пугать, контролировать? Прежде чем разум успевает остановить тело, я уже у двери. Рывком поворачиваю замок, дергаю ручку. Дверь распахивается с грохотом.
Холодный, влажный ветер бьет в лицо. Он поворачивает голову ко мне. Капюшон скрывает глаза, но я чувствую его взгляд. На миг меня охватывает дикий импульс – захлопнуть дверь, бежать, спрятаться. Но я вцепляюсь в косяк, выпрямляю спину. Сердце колотится где-то в горле.
— Эй, козел! — кричу я, голос дрожит от ярости и адреналина. Сердито сбегаю по ступенькам крыльца, направляясь к нему по мокрой траве. Нож остался внутри. На полу. Идиотка!
— Если не уберешься с моей собственности в ближайшие пять секунд, я вызову полицию! Или просто пристрелю тебя сама!
Он не шевелится и смотрит. Я чувствую, как его невидимый взгляд прожигает меня насквозь. Сквозь кожу, мышцы, кости. Вот-вот от меня останется лишь горстка пепла на промозглом ветру.
— Что ты от меня хочешь?! — шиплю я, сжимая кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Дрожь бьет по всему телу – смесь неконтролируемого гнева, леденящего страха и... чего-то еще. Чего-то темного, запретного, от чего внутри все сжимается и плавится одновременно.
— Говори, тварь! Или ты только умеешь прятаться и пугать?!
Он не отвечает. Но уголки его губ – тех губ, что я видела в свете зажигалки, – медленно, очень медленно ползут вверх. Порочная, торжествующая усмешка. Мой позвоночник выгибается струной. И тогда он... он высовывает язык. Медленно. Почти лениво. И проводит им по нижней губе. Широким, влажным движением. Первобытным. Звериным. Невероятно, чудовищно... соблазнительно.
Сердце останавливается, а потом бешено колотится, пытаясь вырваться из груди. Горло пересыхает. Я открываю рот, чтобы закричать что-то еще – ругательство, проклятие, мольбу, не знаю что.
Но он делает шаг назад. Потом еще один. Поворачивается. И просто уходит. Неспешной, развалистой походкой. Растворяясь в темноте сада так же бесшумно, как и появился. Без слов. Без объяснений. Без сумасшедших признаний. Только тлеющая точка сигареты, мелькнувшая в темноте между деревьями, и потом – ничего.
Я стою. Замершая. Смотрю в пустоту, куда он исчез. Ветер леденит разгоряченную кожу. И только теперь, когда адреналин начинает отступать, меня охватывает новый, леденящий душу страх. Я резко разворачиваюсь, почти падая, и бегу обратно к дому, к свету, к иллюзии безопасности. Чувствую, будто гончие ада дышат мне в спину. Заскакиваю внутрь, с грохотом захлопываю и запираю дверь на все замки, приваливаюсь к ней спиной, пытаясь отдышаться. Сердце бешено стучит. Взгляд падает на кресло, на пуфик.
На полу, рядом с ножкой пуфика, валяется разделочный нож. Тот самый.
Я выбежала к психопату. К мужчине, который мог убить меня голыми руками. А мое оружие... мое жалкое подобие защиты... я бросила его на пол. Как дура.
Боже.