Том 2.Глава 3.Новый регент
1618 год. Утро. Лазарет.
В лазарете царила тишина, нарушаемая лишь размеренным дыханием больных и редкими шорохами слуг. В узкой постели, укрытой тонким покрывалом, медленно приходила в себя Нилюфер. Лицо её было бледным, губы сухими, но в глазах постепенно возвращалось осознанное выражение. У изголовья стояли Баязид, Сафие и несколько приближённых женщин.
— Где я?.. — едва слышно прошептала она, пытаясь поднять руку.
— Мама! Мамочка, вы очнулись! — Баязид почти бросился к ней, касаясь её ладони.
— Нилюфер... — сдержанным голосом произнесла Сафие, — зачем вы довели себя до такого? Мы все были в смятении.
Нилюфер прикрыла глаза.
— Вы говорите так, будто я... — она запнулась, — будто я потеряла рассудок. Но мне было слишком тяжело.
— Мама, не говорите так! — вмешался Баязид, — вы — наше сердце. Без вас всё распадётся.
Сафие нахмурилась, но голос её оставался твёрдым:
— Вы должны помнить, что вы Валиде, мать государя. Отныне ваши слова и поступки — это пример для всего дворца.
Нилюфер долго молчала. Лишь когда Баязид заговорил вновь, её взгляд оживился.
— Я хотел бы утешить вас, Валиде. Сегодня пришла радостная весть: Хюмашах ждёт ребёнка. Возможно, это будет сын, наследник династии.
Нилюфер с трудом вымолвила:
— Иншаллах... Пусть эта новость станет знаком милости Всевышнего.
В этот момент вбежал Хаджи ага, раскланялся и, тяжело дыша, обратился к султану:
— Повелитель! Валиде! Госпожа! Срочно! У ворот дворца — янычары и сипахи. Они шумят, требуют ответа!
Баязид напрягся.
— Что они хотят?
— Они возмущены казнью Османа-паши, повелитель, — быстро ответил ага.
Сафие резко шагнула вперёд:
— Это серьёзнее, чем кажется. Если войско поднимется против трона, всё поколеблется.
Баязид сжал кулаки.
— Я выйду и решу это сам.
— Нет! — властно подняла руку Нилюфер. В её голосе прозвучала неожиданная сила. — Ты слишком молод. Вспышка гнева или неосторожное слово — и кровь прольётся рекой.
— Но, мама... — начал Баязид, однако Сафие резко перебила его:
— Ты ещё не понимаешь, что такое власть. Не смей перечить старшим!
Баязид вспыхнул, шагнул ближе:
— Я султан, и имею право решать!
Сафие, не выдержав, ударила его ладонью по щеке.
— Султан, который не знает меры, — это бедствие для своей династии! Мы уже увидели чем закончились твои «решения» ты казнил без суда Османа Пашу, это большое оскорбление.
Воздух словно застыл. Нилюфер побледнела, но промолчала. Баязид, тяжело дыша, резко развернулся и покинул покои.
Сафие обернулась к Нилюфер:
— Как ты воспитывала сына? Он ещё дитя, не готовый к трону. Если ты не возьмёшь его в руки — он погубит и себя, и всех нас.
— Госпожа... — Нилюфер опустила глаза. — Дайте мне день. Я поговорю с ним. Я найду способ.
—Ну что ж...презрительно бросила Сафие. — Хорошо. До вечера. После — посмотрим, достойна ли ты звать себя Валиде.
1618. День. У ворот дворца.
Толпа янычар гудела, как море. Горели факелы, слышался звон оружия. Когда во двор вышла Нилюфер, люди расступились.
— Дорогу! Валиде Нилюфер Шах Султан Хазретлари! — крикнул глашатай.
Нилюфер остановилась перед толпой, подняла руку:
— Тише! Дети империи, скажите, что вас гнетёт?
Из толпы раздалось:
— Султан без суда казнил Османа-пашу! Где справедливость? Где закон?!
Нилюфер говорила твёрдо, её голос перекрывал шум:
— Слушайте меня! Отныне каждый шаг повелителя будет обсуждаться со мной. Я обещаю вам — подобного больше не повторится. Османа Пашу похоронят со всеми почестями, а его семье я лично выплачу все долги, а чтобы доказать вам свои намерения, каждому из вас будет выдано по тысяче акче из моей казны. Я — Валиде, я — регент, и моя забота — о вас и о бедных людях, что ждут помощи.
В толпе сначала стояла тишина, а затем раздалось:
— Да здравствует Нилюфер Султан! Да здравствует Валиде!
В этот момент Нилюфер подняла глаза к ночному небу. Там, среди облаков, ей почудилось знакомое лицо Ахмеда, которое смотрело на неё с тихой благодарностью. Она едва заметно кивнула и повернулась к дворцу, зная: отныне её жизнь принадлежит не только семье, но и всей империи.
1618 год. Вечер. Покои Баязида.
Вечером в покоях Баязида горели свечи. Он стоял у окна, задумчиво глядя на сад, где колыхались в темноте деревья. Рядом была Нилюфер, её лицо светилось решимостью.
Вошла Сафие.
— Добрый вечер. Ты звал меня? — холодно произнесла она.
Баязид поклонился:
— Да, Валиде. Я должен извиниться. Утром я позволил себе лишнее. Вы были правы — я ещё слишком юн, чтобы решать всё сам.
— Хорошо, что понял, — отрезала Сафие. — Но что ты намерен делать теперь?
Баязид глубоко вдохнул и произнёс твёрдо:
— Я хочу объявить, что моя мать, Валиде Нилюфер Шах Султан, отныне становится регентом Османской империи.
Сафие на миг потеряла дар речи. Затем медленно сказала:
— Поздравляю. Пусть судьба будет благосклонна... — и, не глядя на Нилюфер, удалилась.
Нилюфер же смотрела на сына с гордостью. В её глазах горели и радость, и решимость.