Связаны

Я очнулась в одиночестве. Где Тарен? Где все? Земля подо мной дрожала от ударов, воздух был густ от пепла. Магия гудела под кожей – непослушная, неумолимая.

Я осталась наедине с ужасом. И мне предстояло взглянуть ему в глаза.

Вытянула ладони и огонь рванул наружу – дикий, жадный. Он выл, отражаясь в каждом дыхании, и на мгновение мне показалось, что пламя вот-вот меня поглотит. С трудом подняла рубиновый клинок, сжав рукоять до дрожи в пальцах.

Сердце пропустило несколько тяжёлых ударов, когда на меня накинулись рафеллы. Никто не спросил, готова ли я. Первое время мне пришлось лишь отражать удары – растерянно, испуганно. Ведь если не соберусь сейчас, умру.

Всё происходило слишком быстро. Я зажмурилась, и, чтобы защитить себя, вогнала сталь в чужое тело. Первый удар – и плоть рассыпалась, будто рыхлая земля. Некогда бессмертные рафеллы теперь умирали перед рубиновым клинком.

Я застыла. Дыхание сбилось. Не успела осознать, что только что лишила кого-то жизни.

– Озеро Жизни переполнено трупами, живая вода не справляется... – кругом раздавались тревожные голоса эмеров.

Вдоль позвоночника пробежал холод. Если даже живая вода не справляется... насколько много уже мёртвых?

Глаза застилали слёзы. Я знала, на что иду. Добровольно. Но всё равно была не готова. С горечью осмотрела свои руки – перепачканные чужой кровью. Тренировки с Тареном помогли, но я всё равно сражалась хуже других.

И тут тьма передо мной раздвинулась.

Из дыма, словно тень, появилась Илира. Её глаза полыхали ненавистью. Теркенка приближалась – медленно, уверенно. Я стиснула оружие, и вместе с памятью о предательстве во мне взыграла пульсирующая ярость. Илира так долго врала мне...

Она не готовила меня к жизни на Рафоре. Илира готовила меня к смерти.

– Ты не понимаешь, – прошептала она, стиснув ногтями сталь. – Этот клинок не должен быть у такой, как ты.

– Такой, как я?

Илира ударила быстро. Но я – быстрее.

– Ты лишь жалкая девчонка, – прохрипела теркенка. – Думаешь, мне было приятно слушать твои капризы? Единственное, что заставляло меня это терпеть – мысль, что тебя скоро убьют. Ты не заслуживаешь этой жизни.

Клинок сам вёл мою руку, пылая в огне. Я обожгла её магией, но Илира изогнула руку, и ко мне рванулись острые лианы.

– Жалкая здесь только ты, – процедила я сквозь зубы. – Ради лунных монет позволила сделать из себя марионетку.

Предательство жгло сильнее магии. Она врала мне. Месяцами. И я верила – как глупая девочка, цепляющаяся за тень тепла.

Не помню, как именно теркенка упала. Только её лицо, искажённое болью... и злобой. Илира протяжно закричала. Она вдруг с ужасом осознала, что горит заживо.

Илира пыталась сбить пламя, но магия была сильнее. Лианы треснули и рассыпались в пепел. Её тело выгнулось, кожа вспухла и лопнула, а потом осыпалась пеплом. Последний взгляд карих глаз был наполнен ужасом – и страхом перед тем, во что превратилась я.

Хоть вокруг всё и пылало, внутри зияла пустота. Больше не было ни ярости, ни торжества. Только тяжесть. Каждая смерть резала меня изнутри, словно клеймо.

Я шагнула через тело Илиры, и меня пронзила мысль: «Сколько ещё раз мне придётся выбирать – пощадить или убить?»

И каждый раз что-то умирало внутри. Не потеряю ли я свою человечность? Что, если всё, что делало меня мной, просто исчезнет? Потерять себя, переступить черту – вот чего действительно стоит бояться.

И тут внутри меня что-то стало кристально ясным... Теперь пора. Теперь всё будет правильно.

Я шагнула вперёд по мёртвой земле Рафоры. Но в сердце больше не было ни боли, ни страха. Теперь имело значение лишь одно: найти Тарена. И выжить. Я окинула взглядом пылающий горизонт.

***

Армия Эдгара приближалась.

Где же Тарен? – назойливая мысль снова вспыхнула в голове. Жив ли он... или...

Клинок в моей ладони стал отдавать жаром, словно чувствовал жажду. В прошлый раз я потеряла контроль. Сожгла лес и едва не погибла сама. Сейчас у меня не было права на ошибку.

Я металась, не зная, куда бежать, за кого хвататься, где искать ответ. Магия зудела под кожей, тянулась к клинку. И тогда... я увидела их.

Финн и Никерия.

Посреди хаоса, ударов и крови. Они сражались плечом к плечу, истощённые, но не сломленные. Никерия что-то протяжно закричала, мышцы дрожали от напряжения – но эмерка продолжала.

И вдруг – всплеск.

Из центра поля взметнулась стена воды, отбросившая Никерию назад. Финн стоял в эпицентре потока, сжав руки перед собой. Магический щит стал смыкаться от натиска армии. Но Финн продолжал держаться. Он закрывал всех, кого мог и знал, что заплатит за это.

Меня пронзил ужас. Даже у магии был предел. Финн отдал всё.

Плечи, которые только что держали водяной щит, способный остановить целую армию, теперь бессильно обмякли. Он рухнул на землю – не как воин, а как тряпичная кукла.

Никерия замерла. Её рука с зажатым оружием медленно опустилась. Никерия продолжала стоять неподвижно, на лице не было ни страха, ни боли – лишь полная, абсолютная пустота. Казалось, в неё воткнули невидимый клинок, который выжег всё изнутри. А потом... она сломалась.

– Финн! – голос взвился в истерике.

Никерия сорвалась с места, с трудом пробиваясь сквозь поле боя. Она спотыкалась, не замечая врагов, словно больше не чувствовала тела.

Я бросилась к Финну, рухнула рядом на колени, обхватив его тело. Эмер едва приоткрыл глаза.

– Н... Никерия... – его голос был едва слышен. Финн смотрел на меня, но не видел, его взгляд был устремлён куда-то вдаль. – Позаботься о ней... и о Рене... Он так любит слушать её колыбельные... Защити его... – прохрипел эмер мне.

– Финн! – закричала Никерия, упав рядом.

Она тянулась к нему руками, хваталась за одежду, трясла Финна, словно могла вернуть. Будто всё это – ошибка.

– Нет... нет... не смей... не сейчас... ты не можешь...

Слёзы текли градом, смешиваясь с пеплом на щеках.

– Ты обещал... – хрипела Никерия, – Обещал быть рядом...

Она обхватила его лицо дрожащими пальцами. Осторожно дотронулась до волос так, как будто Финн просто спал. И вдруг – крик. Пронзительный, оглушающий, такой, каким кричат, когда больше нет смысла жить.

Земля под ногами дрогнула. Небо, казалось, затянулось вместе с ней. Магия Никерии обрушилась волной – бесконтрольной, рваной.

Финн сделал это, чтобы спасти свою семью. Рафору. Всех нас.

Крик Никерии всё ещё звенел в ушах, когда я с трудом стала подниматься.

Влага застилала глаза, я не знала, что делать... И тогда почувствовала странное жжение. Клинок звал меня. Пульсация под кожей стала невыносимой. Я шатко встала и поднесла клинок к губам.

– Прости меня...

И вонзила клинок в землю.

Пламя рванулось из-под корней. Всё внутри меня разлетелось на части. В воздухе закружился пепел.

Магия больше не шла сквозь меня – она была мной.

Волна разрушения обрушилась на поле. Армия Эдгара дрогнула. Рафеллы отпрянули, часть отбросило прочь, кто-то закричал – испуганно, отчаянно. Сквозь раскалённые клубы пепла я увидела их.

Две фигуры, слившиеся в последнем, смертельном танце.

Тарен, весь в крови и саже, лицо было искажено не яростью, а холодной, бездонной решимостью. И Эдгар, чьи доспехи почернели, кожа обгорела, но в глазах всё ещё тлела та же старая насмешка.

Он что-то кричал, но Тарен уже не слушал. Казалось, он не видел ничего, кроме отца.

– Тарен! – из последних сил прокричала я, но голос утонул в шуме боя.

Мужчина двинулся вперёд. Эдгар попытался парировать, но движение было запоздалым. Пламя выжгло из него последние силы.

Мир сузился до этой одной страшной картины. Я застыла, и боль от полученных ран померкла перед тем ледяным ужасом, что разливался у меня внутри.

Клинок Тарена прошёл сквозь доспехи и вонзился Эдгару в грудь. Не в живот, не в плечо. Прямо в сердце. Точный, выверенный удар. Удар палача.

На лице Эдгара не было страха. Только чистейшее, бездонное изумление. Он смотрел на клинок, торчащий из собственной груди, словно не веря в происходящее.

Тарен наклонился к нему так, что теперь их лица разделяли лишь сантиметры. Он произнёс всего одну фразу. Тихий, ледяной шепот, который заглушил весь грохот битвы. Я не слышала слов, но по спине пробежал холод.

Сквозь клубы дыма я заметила, как Тарен резко выдернул клинок.

Эдгар пошатнулся, рука судорожно схватилась за рану. Он посмотрел на сына в последний раз – и в глазах не было ни прощения, ни раскаяния. Тарен стоял над отцом, тяжело дыша. В этот миг его взгляд встретился с моим.

И в этих глазах не было победы или заветного триумфа. Лишь бездонная пустота.

Я рухнула на колени.

Клинок треснул. Рубины на рукоятке вспыхнули алым, затем побелели – будто выгорели изнутри. По лезвию прошла трещина. В ушах зазвенело, и весь мир будто исчез.

Внутри разлилась пугающая тишина. Ветер больше не нёс запаха стали. Из неба, затянутого плотными чёрными тучами, на землю упали первые капли дождя. Огонь, раньше живущий во мне, внезапно угас. На грани, прежде чем провалиться во тьму, я заметила: ко мне приближается знакомая фигура.

Винсент.

Я даже не смогла поднять руку. Дождь постепенно нарастал, стирая очертания мира, как будто кто-то размывал его кистью. А тем временем Винсент шёл, вытянув клинок... но сталь его меча встретилась с другой. Раздался звон.

Тарен стоял в нескольких шагах – уставший, напряжённый, как и я. Воздух дрожал от ударов и магии. Сквозь шум до меня донеслись обрывки фраз:

– Знаешь, ради чего всё это было, Тарен? Не ради власти...

Ледяные капли хлестали по лицу. Я задрожала, выплёвывая сгустки тёмной крови.

– Всё это, – прохрипел Винсент. – Ради уничтожения магии в целом.

Боль в висках разрывала меня изнутри. От агонии я распахнула глаза. Тарен – весь в крови – стоял надо мной, тяжело дыша.

Тело Винсента раскинулось в грязи. Его пальцы разжались, клинок выпал, глаза были широко распахнуты, устремлены в густое небо. Но земля не впитывала кровь. Она лоснилась красной лужей, словно отвергая жертву. Как будто сама Рафора не желала признавать Винсента своей частью.

Тарен тут же опустился рядом, накинувыв на меня свой плащ. Я не могла пошевелиться. Тело горело, как будто меня обожгло изнутри.

– Эй... Эй... – прошептал он, взяв моё лицо в ладони.

И, встретившись с глазами Тарена, я не выдержала. Заплакала. Снова. Разрыдалась от всего – потерь, бессилия. Он тут же обнял меня и крепко сжал в объятиях.

– Я с тобой. Мы справимся. Ты и я.

Я не ответила. Лишь прижалась губами к щеке Тарена, словно стремясь остановить время. Мне было холодно и жарко одновременно. Агония разрывала на части.

Но с ним – всё было легче, и даже боль, казалось, отступала.

Вдруг Тарен отстранился, резко изменившись в лице. Он мгновенно закрыл меня собой.

Я обернулась – слишком поздно. Вцепилась в плащ, пальцы побелели. Аэрис уверенно стояла перед нами сжимая клинок. Её глаза, некогда серебристого оттенка, теперь были цвета ночи. Когда-то близкая подруга, теперь Аэрис была совершенно чужой.

Тарен поднял руку – и она тут же вцепилась в своё горло. Аэрис, задыхаясь, выронила клинок. Она рухнула на землю, захрипев.

– Тарен! Нет! – испуганно закричала я.

Щёки Аэрис вспыхнули, глаза выкатились от удушья. Ещё секунда – и она умрёт.

– Пожалуйста... – взмолилась я, вытянув перед собой руки. – Ради меня, Тарен...

Секунда, другая... Время тянулось бесконечно долго.

– Только ради тебя, – глухо выдохнул он, повернувшись ко мне.

Аэрис с шумом стала глотать воздух, судорожно вцепилась в землю.

С облегчением выдохнув, я потянулась к Тарену. Мне стало всё равно. На всё. Мир исчез. Сейчас единственное, что имело значение – это Тарен. Он наклонился ко мне, сминая мои губы своими. Тарен был моим спасением, моим лекарством. И я знала, что уже так давно должна сказать ему. Эти три заветных слова...

– Я...

Фраза так и застыла в горле. Дыхание сорвалось. Во рту – привкус металла.

Отстранилась, встретившись с Тареном взглядом. В первые секунды, я ничего не понимала. Внезапно стало холодно, будто меня окунули в ледяную воду. А потом пришла боль. Жгучая, резкая. Она пульсировала в спине, искрами расползаясь вдоль позвоночника.

Я хотела договорить. Сказать, что люблю его. Но когда приоткрыла рот, из него хлынула кровь – тёмная, вязкая. Слёзы застилали глаза. Мне хотелось спрятаться, укрыться. Лишь бы не чувствовать этой боли, этого ужаса, растекающегося изнутри.

Я не понимала, что умираю. Видела только Тарена. Его лицо... глаза... В последний раз.

Насилие порождает насилие. И за смерть платят смертью.

Тарен что-то кричал, тряс меня, но звуков не было. Его лицо стало расплываться, темнеть по краям. Я видела только золотистые глаза, а остальное словно тонуло в тумане. Тарен прижимал меня к себе, как будто мог вернуть дыхание. Как будто мог отдать своё – если бы это спасло. Тьма накрывала меня, словно маховое одеяло. Я хотела запомнить его. До последней черты.

И вдруг перед глазами мелькнула наша первая встреча. Тогда тоже шёл дождь. Но он был совсем другим – тёплым, летним, пахшим пылью и шалфеем. Мы сидели под навесом остановки, прячась от внезапного ливня, а Тарен смотрел на меня и улыбался. Я навсегда запомнила ту улыбку – неловкую, но такую искреннюю. А потом он встал, чтобы уходить, обернулся и сказал: «Думаю, это далеко не последняя наша встреча.» Тарен ненадолго коснулся моей руки – и от этого прикосновения по коже разбежались мурашки.

И сейчас, истекая кровью на его руках, я отчаянно, до судороги в сердце, хотела верить, что Тарен и сейчас прав. Что это – не последняя наша встреча. Что он снова сдержит слово. Как тогда, на той тёплой остановке...

Из последних сил потянулась к Тарену, но пальцы внезапно онемели. Он переплёл наши руки, сжимая их так сильно, будто силой воли мог удержать меня здесь. Но я не чувствовала ни тепла ладоней, ни этой отчаянной силы – только леденящую пустоту, ползущую изнутри.

Глаза закрывались. И я провалилась, унося с собой отчаянный крик Тарена и память о той летней улыбке. В бездну боли и тишины. Навсегда.