Связаны

Ночь тянулась бесконечно, сжимая нас в темноте, полной несказанных слов. Аника лежала рядом, её дыхание было ровным, но я знал – это было ложная тишина. Мы оба понимали, что рассвет изменит всё.

От одной мысли, что это была наша последняя проведённая ночь вместе, у меня защемило сердце. Я крепче притянул Анику к себе, не собираясь отпускать ни на минуту.

Прикрыл глаза, мысленно молясь про себя, чтобы утро не настало. Чтобы мы всегда лежали вот так, вместе, и не было никакой войны...

Смогу ли я уберечь её? Защитить? А что, если нет? Что, если мы умрём?

Когда первые солнечные лучи порезали горизонт, тишина раскололась глухим ударом барабана. Один. Второй. Третий.

Аника резко встала, глаза со страхом округлились.

– Тише-тише, – осторожно погладил я её по щеке.

Времени не было. Но мне так отчаянно хотелось растянуть хотя бы на долю секунды это притворное спокойствие. Если закрыть глаза, представить, что за стенами шатра не существует этого мира. Не существует войны. Только мы.

– Тарен, мне страшно... – прошептала Аника.

Без слов притянул девушку к себе.

– Всё будет хорошо, – отстранился, беря её лицо в руки. – Я тебе обещаю, слышишь? Ты всё, что у меня есть.

Аника наконец взглянула на меня, глаза были полны слёз и страха. Я медленно продолжил, осторожно заправляя прядь её волос за ухо.

– Я согласился бы заново пройти все испытания, чтобы найти тебя. И сегодня, когда война начнётся, мы будем сражаться. Вместе. За наше будущее. И не позволю ему забрать тебя у меня. Я сделаю всё, чтобы тебя защитить.

Осторожно вытер слезу, скатившуюся по её щеке. В лагере началось движение. Было слышно, как олени били копытами, а рафеллы натягивали доспехи.

– Хочешь, переправлю тебя в мир людей? – мягко спросил я.

Аника отрицательно покачала головой. Я кивнул. Не потому что соглашался, а потому что уже просчитал все варианты наперёд.

– Если сумею контролировать свой огонь, то смогу помочь нам победить. Это было бы слишком эгоистично, если бы я сейчас сбежала... – прошептала она. – Я не оставлю тебя.

Мои губы растянулись в грустной полуулыбке. В горле застряли невысказанные слова, которые я не говорил уже сотни лет. И сейчас осознание душило меня, мешая признаться. И только я собирался это сделать, как тишину снова разрезали тревожные удары.

Барабанный бой не прекращался. Он становился всё громче, заставив меня встать. За пределами шатра раздавались крики – короткие, отрывистые команды.

Аника тоже встала, но движения были резкими. Она медленно натянула кожаный нагрудник, пальцы дрожали, когда поправляла ремни. Дыхание сбилось, и в глазах мелькнуло то, чего я не хотел видеть – ужас.

– Скоро всё закончится, – медленно произнёс я, пытаясь придать словам вес. – А потом я увезу тебя отсюда в безопасное место.

Аника кивнула, но не ответила. Сам с трудом верил в свои слова.

Я натянул броню, чувствуя, как ремни впиваются в кожу (хотя обычно для этого нужна помощь – эти доспехи позволяли надеть их самому). Вес железа казался непривычно тяжёлым, то ли отвык, то ли просто устал.

Раньше у меня не было того, что могу потерять. Я долгим и тяжёлым взглядом прошёлся по Анике. А теперь есть. И это всё меняет.

Снаружи загрохотали шаги – войска собирались в строи. Звуки оружия, хлопки флагов на ветру. Шатёр качнулся от порыва ветра. Мы переглянулись. Я сделал шаг вперёд, откидывая полог.

Жар ударил в лицо. Воздух был наполнен дымом костров, запахом стали. Воины выстраивались в ряды.

– Ну наконец-то! – прозвучал знакомый голос, и напряжение внутри чуть ослабло.

Финн стоял рядом в доспехах. Лицо сосредоточенное, без единой трещины эмоции – словно в нём не осталось ничего, кроме ожидания. Никерия стояла рядом, взгляд по-прежнему был колким и холодным.

– Вы готовы? – напряжённо спросила она.

Я взглянул на Анику. В её глазах ещё жила тревога, но под ней кипело нечто другое – огонь, готовый вырваться наружу.

– Конечно же нет. Как вообще можно быть готовой к тому, чтобы умереть? – съязвила Аника.

– Не говори так. Мы все выживем. – отчеканил я, переплетая наши пальцы.

Хотел навсегда запомнить её такой. Смелой, сильной. Моей.

– Всё в порядке, – сказал Финн, положив руку на её плечо. – Держи клинок крепко, но не зажимай его слишком сильно, напряжение только мешает. Позволь стали двигаться с тобой.

Размеренный тембр приятеля успокаивал. Мы двигались сквозь сотни рафеллов, держащих мечи и натягивающих доспехи. Финн продолжал:

– И контролируй огонь. Не давай эмоциям взять верх, хорошо? Мы с Тареном прошли через несколько сражений. Первый бой всегда самый страшный, но потом становится легче.

Мои пальцы сильнее стиснули её ладонь, подхватывая слова Финна:

– Я был с ним в битве у Каменных холмов. Мы стояли спина к спине, когда нас окружили. Если бы запаниковали, всё бы закончилось мгновенно.

– Несмотря на то, что ты мне не слишком нравишься, – процедила Никерия, взглянув на Анику, – ты не должна забывать, что ты не одна. Мы рядом. И мы пройдём через это.

Больше никто из нас не встревал в разговор. Ведь раздался первый лязг стали – кто-то уже встретился с армией.

Я обернулся – вдали, за линией палаток, возникли первые всадники. Они не мчались напролом, не бросались в гущу боя.

***

Воздух раскололся первым боевым криком. Огонь вырвался наружу. Пора.

Вспыхнул бой.

Клинки сталкивались, воздух был пропитан криками и металлом. Я держался рядом с Аникой, Финн и Никерия отрезали путь врагам, но армия Эдгара наступала – методично, точно.

Раздался рёв. Малые отряды разрывали ряды, вынуждая нас двигаться. Войска смешались, крики раненых сливались с лязгом стали. Я рубил направо и налево, но враги не кончались.

Услышал, как Финн выкрикнул моё имя. Обернулся.

Слишком поздно. Сильный удар – будто сама земля раскололась. Меня отбросило назад. Я резко вскочил.

И вдруг – тишина. Будто сама война затаила дыхание. Где Аника? Финн? Никерия? Но они исчезли в хаосе.

Вместо них передо мной стоял он.

Тот, кого я ненавидел сотню лет. Тот, кого презирал, о чьей смерти мечтал. И тот, кому с немалым удовольствием я воткнул нож в сердце.

Эдгар шёл сквозь бойню, как сквозь дым – его воины расступались, образуя коридор. Он искал меня. И теперь мы стояли лицом к лицу.

– Ну здравствуй, сын.

Моё тело напряглось, словно вытянутая струна. Зубы сомкнулись до хруста.

Эдгар совсем не изменился. Всё те же каштановые волосы, ненавистные глаза. Его меч был обрамлён свежей кровью. Эдгар смотрел на меня. Я сжал рукоять. Один на один.

– Знаю, мы можем закончить наш поединок достаточно быстро. Но если ты не станешь использовать магию эфиров и не перекроешь мне кислород, я буду весьма рад сразиться честно, – его губы растянулись в язвительной улыбке. – Или на честность ты не способен, Тарен? Когда всадил мне нож в живот, о честности ли ты думал?

Ярость, спрятанная сотни лет, вырвалась наружу, заглушая здравый смысл.

Этот голос – знакомый хриплый тон, который я проклинал в каждом кошмаре, резанул по нервам.

– Так ты хочешь честного боя? – прошипел я, делая шаг вперёд. – А когда ты обманом похитил Анику, о честности ли ты думал, отец?

Эдгар усмехнулся, но я видел, как в глазах вспыхнуло удовольствие. Он наслаждался происходящим.

Я не дал отцу ответить. В следующий миг уже бросился вперёд, срываясь с места.

– Ах, человеческая девчонка... Привязанность – это слабость, Тарен. Не этому я тебя учил.

Наши клинки встретились, и звук стали резанул уши.

– Неужели? Поэтому ты скрыл от меня истинную причину смерти матери? Ты даже не дал мне шанса поговорить с ней.

Гнев вспыхнул внутри. Я ударил снова, сильнее, заставляя его шагнуть назад.

– Дугалас... Он рассказал тебе? – внезапно во взгляде Эдгара что-то мелькнуло.

А в следующую секунду на меня обрушился новый удар.

– Когда меня воскресил Винсент, первым делом я собирался отправиться во дворец. – среди звуков стали и боя до меня доносились лишь обрывки его фраз. – Но, увы, меня объявили мёртвым. А около дворца стояла стража. Я был слишком слаб. Знаешь, когда не одну сотню лет гниёшь под землёй, это несколько выбивает из колеи.

Я шагнул в сторону, уходя от атаки, применил водную стихию и она взорвалась между нами.

– Зачем это было Винсенту? Неужели, кроме тебя, у него не нашлось помощников для укрепления власти?

Эдгар хищно усмехнулся.

– Мы были неплохими приятелями, а после моей смерти его влияние ослабло. Власть занял Дугалас, – его глаза прищурились, словно у хищника. – Я считал его другом... – задумчиво добавил Эдгар, отразив мой удар. – Но когда в один день увидел его у могилы моей жены... Я понял, что не только ты был рад моей смерти. – он сипло засмеялся. – Дугалас спал с моей женой за моей же спиной. И каково было удивление, когда узнал о том, что он говорил на могиле Джуд.

Эдгар снова атаковал, чуть не выбив из моих рук оружие.

– Поэтому и решил затаиться. На время.

Я отбил удар, но дыхание уже сбилось. Он двигался уверенно, методично.

– А потом объявилась смертная девчонка, и каково было моё разочарование, Тарен, когда в народе стали говорить, что ты связан с ней родством душ. – с отвращением выплюнул Эдгар, парируя мой выпад. – И я решил разузнать побольше об этой особе.

Я снова атаковал, вкладывая в удар всю силу. Лианы прорезали воздух в нескольких шагах от Эдгара. Но он не отступил, ловко отражая атаку.

– Ты всегда питал уязвимость к людям, но неужели до такой степени? – процедил отец.

Я знал, что он провоцирует меня. Но уже не мог сдержаться.

– Поэтому ты подговорил Илиру, чтобы та приютила Анику? – отдышавшись, спросил я.

Глаза Эдгара довольно прищурились.

– А от чего бы и нет? Есть лишь два рычага, которыми можно вести за собой – страх и личный интерес. Она помогала мне, следила за девчонкой – благодаря ей я держал тебя под контролем. А взамен пообещал ей место во дворце и, разумеется, горы лунных монет. Когда верну прежнюю власть.

Его губы растянулись в улыбке.

– А Аэрис... Что касается её, на некоторых нужно просто слегка надавить.

Чувствовал, как ярость поднимается, как тогда, в детстве. Но теперь, я знал её вкус. Знакомый. Горький.

– И поэтому ты решил похитить рубиновый клинок. – закончил я за него. – Ты хотел отомстить мне за то, что я убил тебя. Но проще было убить Анику, чтобы мои силы ослабли.

Эдгар провёл языком по зубам, сплюнув на землю вязкий сгусток крови.

– Я хотел преподать тебе урок, а не отомстить. Знаешь, столько вложил в тебя сил... Тренировок... Воспитания... А всё оказалось безуспешно. – он притворно покачал головой.

Эти слова стали последней каплей.

Я изучал глаза отца, ища ложь. Но находил лишь ту же правду, что и четыре века назад – он искренне верил в свою правоту.

Эдгар годами ломал меня, издевался, заставлял чувствовать себя ничтожеством. Каждая его похвала была отравленной – отец хвалил меня только затем, чтобы потом ударить больнее. Каждая тренировка – не урок, а пытка.

– Ты слаб, – повторял он. – Без меня ты никто.

И я верил. Верил, что без Эдгара я – ничто. Верил, что если убью его снова, то стану таким же чудовищем.

И теперь, когда отец стоял передо мной, старая боль поднималась вновь. Как будто мне снова одиннадцать, и я лежу в луже собственной крови. А Эдгар смотрит сверху вниз и ждет, когда я встану.

– Ты боишься, – прохрипел он. – Боишься, что станешь мной.

Я взорвался.

Клинок яростно рассёк воздух. Я атаковал жёстче, сильнее, не давая Эдгару ни секунды на манёвр.

– Я всё делал, чтобы ты мной гордился. – мой голос сорвался, а клинок снова разрезал пространство между нами. – Скажи, отец, ты гордишься мной?

Я атаковал без остановки. Не потому, что хотел его убить. А потому, что хотел заставить замолчать. Стереть эту ухмылку.

Но чем сильнее я бил, тем шире отец улыбался.

– Скажи.

Клинок Эдгара вонзился мне в плечо, разрывая плоть с мокрым хрустом. Бордовые брызги хлестнули в лицо, заливая глаза, и мир на миг стал алым.

Ни звука – только хруст зубов и сталь в кости. Он провернул лезвие, и боль взорвалась ярким огнем, выворачивая внутренности наизнанку.

Я рванулся вперед, не обращая внимания на рану, и мой меч вонзился отцу в живот. Кишки не вывалились наружу только потому, что клинок был узким. Эдгар засмеялся. Смеялся, и когда я вырывал сталь, и когда его горло наполнилось булькающим хрипом.

Мы бились уже не как воины, а как звери – рвали друг друга зубами. Я повалил Эдгара на землю, и его голова с глухим стуком ударилась о камень. Отец не издал ни звука. Только ухмыльнулся, выплюнув мне в лицо окровавленную слюну.

– Ну же, Тарен, – прошипел он. – Покажи, на что ты способен.

Я знал, что он играет на моих слабостях. Но знать и не реагировать – разные вещи.

И я ударил. Снова. Кулаком, клинком, головой. Его лицо превратилось в жуткое месиво, но Эдгар всё ещё дышал. Всё ещё смотрел на меня. Всё ещё улыбался.

– Давай же... Сделай это. Или любовь к девчонке сделала тебя слабым?

Мой клинок резко остановился. Один миг – и я перережу ему глотку. Один миг – и Эдгар умрёт. Снова.

Но в его глазах не было страха. Только вызов. Наслаждение.

Эдгар знал. Знал, что я не смогу сделать это во второй раз. Потому что, если убью сейчас – значит, он победил. Значит, отец сделал из меня чудовище. Такого же, как и он сам.

– Ты не можешь... – Эдгар захлёбывался, но ухмылка не пропадала. – Потому что ты... мой сын.

Но в этот раз я не дрогнул. Лишь крепче схватил отца за горло, перекрывая кислород. Его глаза, наконец, расширились – не от страха. От непонимания.

– Ты... не посмеешь... – отозвался Эдгар, но голос уже терял силу.

– Я уже сделал это однажды.

– Вот видишь? Ты стал таким же, как я.

И самое страшное было то, что отец прав.

Мой клинок врезался ему в горло. Лицо Эдгара было изуродовано до неузнаваемости.

– Убьёшь меня – так и не узнаешь правду, – хрипел он.

Я вдавил лезвие глубже, и тонкая струйка алого потекла по шее. Эдгар должен был бояться. Должен был молить о пощаде.

– Как думаешь, почему Винсент воскресил именно меня? Кто подсказал ему, где искать мои останки?

Я не двинулся с места. Просто сжал клинок так, что костяшки побелели. Эдгар ждал взрыва, но я дал ему лишь ледяную тишину.

– Хочешь, чтобы я убил его? Тогда скажи прямо. Не прячься за намёками.

– Ты действительно веришь, что Дугалас простил тебе смерть Джуд?

Я медленно выдохнул, ощущая металлический привкус на губах. Каждое слово отца било точно в цель, он знал меня слишком хорошо. Но четыре века научили меня главному: самые болезненные удары часто наносятся правдой.

Эдгар воспользовался замешательством. Его кулак врезался мне в челюсть, и я отлетел, теряя равновесие. Отец поднялся, шатаясь, но уже торжествуя.

– Он использовал тебя, Тарен. Как и все. Как я.

Где-то в глубине сознания шевельнулось сомнение – но я затоптал его, как всегда затоптал всё, что напоминало о слабости. Яростный рёв вырвался из моей груди. Искры магии вокруг нас поднялись вверх. Я мог убить его сейчас. Довершить то, что начал.

Но...

Эдгар исчез. Растворился в тумане, оставив после себя только кровавые следы. Из темноты до меня донёсся едкий шёпот:

– Спроси его сам. Если осмелишься...

Я застыл среди бойни, сжимая клинок до онемения. Гнев кипел внутри, но теперь в нём была трещина сомнения. А что, если это правда?

Тишина.

Не та, что приходит после бури – а та, что бывает в гробу. Глухая, давящая, будто само время застыло. Даже ветер не шевелил тёмные лоскуты на доспехах павших.

Кровь.

Её было так много. На оружие. На руках. На губах. Я провёл языком по зубам, и почувствовал металлический привкус. Чужой или своей? Уже не помнил.

Медленно поднял голову. И тут я увидел знакомый силуэт.

Дугалас стоял среди руин, разглядывая ладони, залитые алым. Его взгляд встретился с моим – и я не увидел в нём ни вины, ни страха. Только усталость.

Мои пальцы сжали рукоять, но тело не двигалось. Часть меня кричала, что это ловушка. Но другая, израненная, уже рвалась вперед.

– Как долго ты врал мне? – голос сорвался и будто больше не принадлежал мне.

Дугалас медленно выдохнул, испуская клуб пара. Вокруг расползался молочный туман. До меня не доносились ни бои сражений, ни крики. Всё внутри было сосредоточенно на ненависти. Настолько живой и яростной, что эмоции заглушили холодный рассудок целиком.

– Я не собираюсь с тобой драться. – устало выдохнул он.

Эдгар был прав. Дугалас использовал меня. Как и все.

Я не ударил. Не сразу. Вместо этого медленно обошел его, заставляя развернуться к свету. Чтобы видеть глаза.

– Ты знал, что Эдгар жив? – спросил я слишком тихо для поля боя.

Веки Дугаласа дрогнули. Он не удивился.

Я рванулся вперёд, клинок в руке вспыхнул магией. Но элеморд смотрел на меня без страха. Только усталость. И... жалость?

– Знал, что Эдгар снова тебя запутает...

Я вздрогнул. Его голос был спокойным. Без злобы. Без осуждения. Будто Дугалас... уже простил меня?

Как можно верить, когда кругом враги? Предатели. А ведь он не одну сотню лет скрывал истинную причину смерти моей матери... как и все они.

– Ты был с ним. – голос звучал глуше, чем я ожидал. – Сколько лет ты притворялся?

Все эти годы я бежал от этого чувства. От одной мысли – что все, кого я любил, предали. И теперь... просто устал верить.

– А ты так в этом уверен? – выдохнул Дугалас, не поднимая на меня взгляда.

Это стало последней каплей. Больше никаких намёков. Никаких тайн. Я уже выбрал. Поверил Эдгару.

Ненавидеть проще, чем признать, что тебя снова обманули.

Я бросился в атаку. Дугалас, прихрамывая, едва успел схватиться за оружие. Он не бил. Только парировал. Только защищался.

Что, если это очередная ловушка Эдгара?

– Подними меч. – я не кричал. Просто знал, если Дугалас не сразится, мне придётся убить.

Он раскрыл рот, будто хотел сказать что-то важное.

– Прости, – прошептал я, осознавая тяжесть этого выбора.

Столько лет жизни, а я всё тот же мальчишка, ведомый отцовскими манипуляциями... Клинок вошёл в плоть Дугаласа с тихим хрустом.

Из его рта хрипом вырвался стон. Дугалас пошатнулся, пытаясь удержаться на ногах, но алая дорожка уже струилась по губам.

– Я... не предавал... тебя...

Его пальцы медленно скользнули по лезвию. Элеморд смотрел мне в глаза – не с упрёком, а с горечью. Будто жалел меня. А не себя.

– Знаю, наши отношения были непросты. Прости, за то, что ударил тебя тогда. Я не должен был...

И вдруг он улыбнулся. Слабо. Печально. Моя рука сжала рукоять – но уже не от ярости.

– Помнишь... как ты... в детстве боялся грозы?

Я замер. Перед глазами возник образ – мне шесть. Я прячусь под столом, рыдая в темноте. И тогда он, нарушая запрет Эдгара, укрывает меня своим тёплым плащом.

– Я... тогда... пообещал... что всегда... буду... защищать... тебя...

Дугалас закашлялся. Его тело обмякало, но он цеплялся за мой рукав, цепко, почти по-отцовски.

– Нет... – прошептал я, отдёргивая клинок, но уже слишком поздно.

Дугалас вцепился в мою руку. Последним усилием.

– Ты... был мне... как сын...

Зрачки расширились. Рука безвольно соскользнула с моей и упала на камни. Последний выдох – и тёплый пар растаял в холодном воздухе.

Его грудь больше не двигалась. Только лёгкая дрожь ресниц, словно Дугалас до последнего пытался взглянуть на меня ещё раз. А потом – ничего.

Я опустился на колени. Его кровь смешалась с грязью, как тогда, пару веков назад, кровь отца. Ничего не изменилось.

И только тогда заметил, из пальцев Дугаласа выскользнула потрёпанная фотография моей матери. Я машинально перехватил её. Пожелтевший снимок впитал капли, превращая образ матери в призрачный силуэт.

Воспоминания снова накрыли меня.

– Сильнее сжимай, Тарен. Вот так... Видишь, получается? – шептал Дугалас, направляя мою детскую руку на клинок.

Я прижал тело, сжимая рану – кровь сочилась сквозь пальцы, тёплая, густая.

Мне хотелось закричать. Рвануть время назад. Ударить себя вместо него.

Да, Дугалас был жесток. Но был ли у него выбор? Обстоятельства не желали от него мягкости. Но тем не менее Дугалас был сильнее. А я увидел в нём врага...

Из тени шагнул Эдгар. Раздались медленные и насмешливые аплодисменты.

– Браво, сын. – его голос разрезал тишину, как нож. – Ты только что убил единственного, кто по-настоящему тебя защищал.

Я не поднял головы.

– Дугалас был шпионом среди мятежников. Ради тебя он рисковал всем. А ты – вонзил ему клинок. В сердце.

«Ты был мне как сын...». Почему я не услышал это раньше?

Почему так трудно было поверить, что кто-то может быть рядом просто так? Без расчёта. Без предательства.

Я смотрел, как он умирает, и не мог это остановить. Озеро Жизни не поможет, ведь Дугаласа уже воскрешали в далёком прошлом.

Четыре столетия я носил в себе этого сломленного мальчишку. И когда наконец решил повзрослеть – сделал это, убив единственного, кто пытался меня защитить...