Связаны

Мир людей был, пожалуй, единственным местом, где я хоть немного чувствовал себя свободным. Здесь, пусть и не совсем своим, я ощущал себя менее чужим, чем среди «своих».

Ночной воздух отрезвлял. Я шагал по узкой улочке под жёлтыми фонарями, в которые время от времени врезались мотыльки. Краешек месяца царапал звёздное небо.

Каждый раз, пересекая купол и облекаясь в человеческое тело, я будто сбрасывал цепи. Бежал не столько от мира – сколько от самого себя.

Сегодня я шёл к общежитию номер четыре. Там жила та самая язвительная девчонка. Узнал – точнее сказать, выследил. Нет, я не испытывала к Анике влечения, по крайней мере, не в том смысле, как это принято у людей. Она и по меркам моего мира – ничего особенного. Но... Аника была первым человеком за двести лет, с кем я завёл диалог. А это уже о многом говорило.

Светлые волнистые волосы, тонкие брови, которые она вечно хмурила при встрече. Глаза – голубые, чуть затуманенные, с легким серебристым отливом. Для людского мира – может, и мила. Для моего – ничем не примечательная. Таких сотни: увидел, и тут же забыл. Но я не забывал.

Девчонка возвращалась с работы на девятнадцатом автобусе. Сейчас её смена в ресторане должна была закончиться. Я знал это – как знал и то, что Аника выберет самый поздний рейс, чтобы не встречаться с лишними взглядами. Транспорт у людей казался особенно жалким. Мог бы арендовать машину, конечно. Но к чему? Проще пройтись и упорядочить мысли.

Когда я завернул за угол, девчонка как раз вышла из автобуса. Уставшая, злая. Впрочем, ничего нового. Июньская ночь была прохладной, фонари отбрасывали мягкий свет, ветер трепал её волосы.

Но подходить я не спешил, оставался на расстоянии. Привлекать внимание не входило в планы, поэтому заранее обзавёлся чёрной толстовкой и брюками – удобно, неприметно, хоть и безобразно. Главное, что незаметно.

Но всё же – что я здесь делал, на самом деле?

Наверное, просто хотел выбить из себя остатки раздражения после совета. Это был единственный внятный ответ. Но почему именно она?

Я ведь и не выслеживал Анику в ресторане – это она вцепилась в мою еду взглядом, как будто я отбирал у неё последний шанс на выживание. А потом ещё и возмущалась... Великолепно.

Аника свернула во дворик. Свет фонарей там горел через один, и местами улица погружалась в полутень. Я шёл следом, в собственной тени, пока не уловил хриплые голоса. Грубые, пьяные, раньше их не было. И быть не должно.

Я пошёл осторожнее.

Трое – уже видно. Развалились на лавке, как в своей берлоге: грязные, с припухшими рожами, глаза мутные, скрюченные руки. Даже на расстоянии стоял запах перегара и пота.

– Эй, голубка... идём к нам, – протянул один, потянувшись к Анике жирным пальцем.

Она вздрогнула, сжала ремешок сумки, попыталась пройти, но путь переградили.

– Куда спешишь, красавица? – встал второй, криво улыбаясь.

Третий поднялся следом. И теперь вся компания сомкнулась вокруг Аники. Улица пустая, света почти нет. Девчонка отмахнулась сумкой – жест отчаянный, глупый, но храбрый.

Один вырвал её из рук, другой схватил за плечи. Аника закричала, но крик тут же оборвался – рот ей закрыли. Начали сдёргивать куртку, и один, ухмыляясь, провёл пальцами вдоль шеи.

Сердце дёрнулось, будто кто-то ударил изнутри.

Я молча вышел из тени. Подошёл, резко сорвал чью-то грязную руку с плеча Аники. И ударил. Кулак пришёлся точно в челюсть, пьяный отлетел назад, сбивая другого.

Третий бросился на меня. Я встретил его прямым ударом в скулу. Тело упало, как мешок. Я не думал, не чувствовал боли. Только звон в ушах и пульс в висках.

Кровь текла по моим костяшкам, тёплая и липкая. Один из них, тот самый, что лежал в луже, дёргался в немом припадке. На залитой кровью дороге лежали его зубы – два кривых, жёлтых осколка.

Я не мог остановиться.

– Не надо! Пожалуйста! – завопил один, прикрываясь руками.

– Пощади... всё, всё, хорош... – второй прижимался к асфальту.

Я наступил на его колено. Хруст был негромким, но окончательным. Крик оборвался, когда мой кулак встретился с его горлом.

– Хватит, – испуганно крикнула Аника.

Я замер, грудь вздымалась, а кулаки горели огнём. И только тогда увидел его – призрачный образ отца, насмехающийся надо мной в глубине сознания. «Вот он, настоящий ты», – говорила его ухмылка.

Я разжал пальцы, и боль хлынула внутрь, острая и отрезвляющая.

Аника уже стояла рядом. Плечи подрагивали, пальцы сжаты, а волосы спутались и липли к лицу. К моему удивлению, она не сказала ни слова. Видимо, просто не знала, что говорить – и как вести себя после всего этого. Время от времени взгляд Аники скользил по мне – коротко, вопросительно, будто ждала, что я нарушу тишину первым.

Где-то вдалеке гудели машины. Я медленно выпрямился, всё ещё не чувствуя ног. Аника сделала то же самое, торопливо заправляя волосы за уши.

– Пойдём, – хрипло проговорил я, не узнавая собственный голос.

Огляделся – пусто. Видимо, те двое сбежали, а когда именно, и сам не заметил. Окинул взглядом руку: костяшки разорваны в клочья, пульсация боли отдавала до плеча. Я стиснул зубы и шагнул вперёд, не разбирая дороги.

Физическая боль... Странно было ощущать её снова. Наши тела заживали быстро – даже серьёзные раны. А сейчас – каждая мышца отзывалась ломотой.

Из задумчивости меня вывел голос Аники:

– Куда мы идём?

Дрожащими руками она собирала свои вещи, лихорадочно складывая в сумку разбившейся телефон и джинсовку.

– Не знаю, – честно признался я. – Куда-нибудь подальше отсюда.

Аника не ответила. Только кивнула и пошла следом, всё ещё держа дистанцию.

Телефон она вытащила снова – попыталась включить, встряхнула, ударила ладонью. Но сколько бы Аника не пыталась, тёмный экран не отвечал.

– Нет, нет, только не сейчас... – пробормотала она. Потом бросила устройство обратно в сумку и нахмурилась.

– Я оплачу, – вдруг произнёс, сам не зная зачем.

Шаги звучали глухо. Пара мотыльков кружила под фонарями, обжигалась и отлетала прочь. Когда ветер прошелестел по коже, кровоточащая рука защипала сильнее.

– Что? –  спросила Аника, посмотрев на меня с лёгким недоумением.

Я указал на её сумку.

– Телефон. Купим тебе новый. Это не проблема.

Единственное, что меня волновало, так это желание вернутся в своё тело. Не очувствовать этой ноющей боли и вязкой усталости...

Аника несколько секунд смотрела на меня с удивлением, а я делал вид, что не замечаю. Сейчас она, как и положено людям, наверное, должна была бы начать возмущаться, – мол, не надо, не стоит... Но, к моему удивлению, та лишь кивнула.

– Хорошо.

Казалось, Аника впервые говорила без привычной язвительности. Просто – как человек человеку.

– У тебя ведь есть деньги. Если бы не было – не предлагал бы, – добавила она чуть позже. – А у меня сейчас нет возможности. На еду бы наскрести, не то что на телефон...

Слова прозвучали просто, без жалоб. Только уголки губ дрогнули в усталой усмешке. Аника замолчала, будто что-то обдумывая, потом вдруг остановилась.

– Подожди минутку, – сказала она и, не дожидаясь ответа, ушла, оставив меня у лавочки.

Мне не оставалось ничего, кроме как сесть. Мышцы гудели. Я устало откинул голову, вглядываясь в ночное небо. Хоть руку и жгло, в груди разливалось какое-то мягкое спокойствие, греющее и тело, и душу.

Я с трудом разлепил веки, уставившись в неоновую надпись. Рядом, вдоль лавочек, мягким светом разливались фонари и горела входная надпись: «Аптека». Здесь было довольно тихо, и только редкие прохожие разрывали тишину.

Из раздумий меня вывел тихий голос Аники. Она разглядывала меня со всех сторон, видимо, подумав, что я заснул. Я лениво отодвинулся на край лавки, и Аника шумно села рядом, сминая что-то в руках.

– Что это?

– Ватка, бинты, перекись водорода.

Я выжидающе посмотрел на неё с немым вопросом. Она неспеша вылила содержимое баночки на кусочек ватки. На Рафоре не было подобных предметов, ведь они нам попросту не были нужны. Я, конечно, знал, что люди занимались медициной и лечением, но вживую этого никогда не наблюдал. Вздрогнул, когда Аника дотронулась до руки, и по инерции отдёрнул.

– Что это ты делаешь? – я слегка отодвинулся, сверля её взглядом.

– Ты всегда такой идиот? – хмуро спросила Аника. – Или только при мне?

– А ты всегда так обращаешься с теми, кто тебя спасает?

На этот раз она не дотрагивалась до меня, а ждала, пока я сам протяну руку. Какое-то время я сидел так, озадаченно пытаясь понять, что же стало причиной моей странной реакции.

Я медленно протянул руку и с любопытством наблюдал, как пара тоненьких пальцев осторожно обхватывали мои. Поспешно отвёл глаза, слыша лишь удары собственного сердца в висках. Да что это со мной? Всё дело в том, что она человек?

Аника промакивала ваткой мои липкие раны, пока я морщился от режуще боли. Я стискивал зубы, тихо шепча всевозможные проклятия, когда она надавливала сильнее, чтобы больше прозрачной жидкости проникло в изорванную до мяса кожу. Затем Аника взяла в руки марлевый бинтик и осторожно приложила его к ранке.

– А ты раньше что, никогда не обрабатывал раны? – не поднимая глаз, спросила она.

– Нет. – отрешённо бросил я, внимательно наблюдая за каждым её действием.

– Оно и видно.

Я смотрел, как Аника закрепляет бинт, сосредоточенная, молчаливая. Интересно, как бы это выглядело, будь я в своём настоящем теле?

– Спасибо.

Аника пожала плечами, закрывая баночку с жгучей жидкостью и пакуя оставшееся в пакет.

– И тебе. За то, что сделал.

Я встретился с её глазами. Внутри всё сжалось. Аника первая отвела взгляд и задумчиво посмотрела в небо.

– Ты ведь следил за мной.

Ветер тронул её волосы, и я поймал себя на странном желании – провести по ним ладонью.

– Зачем?

Я специально затянул паузу, наблюдая, как неуверенность Аники растёт. Уголок моего рта дрогнул в намёке на улыбку.

– Если бы следил, ты бы не заметила. – спокойно обронил я. – Просто проходил мимо. Тут недалеко живёт мой друг. Это не более чем совпадение.

Люди – глупы. Смертны. Посредственны. Они не ровня нам. Это были не мои мысли. Это звучал он. Голос отца.

Должно быть, я слишком много времени проводил в человеческом мире и начинал забываться. Неужели всё дело в моём одиночестве?