Связаны

За два столетия я повидал немало идеалов, сотворённых человеческими руками. Их картины, поэмы, скульптуры – всё это воспевало красоту, которой, как я наивно полагал, они хотя бы отчасти соответствуют. Но один день среди людей развеял всё.

Я увидел не возвышенных существ, а лишь бледные копии. Столь яростно стремясь к идеалу, они оказались слепы к собственной, несовершенной, реальности.

– Всё ещё буравишь смертных взглядом? – голос Финна разнёсся вдоль стен, звеня насмешливой интонацией.

Видимо, так задумался, что не сразу заметил его. Я обернулся к давнему другу.

Финн был единственным из эмеров, с кем поддерживал связь. Его молочные глаза скользнули по мне. Чёрные, как смола, волосы были собраны в пучок, из-под которой торчали тонкие косички. Бледная кожа с голубоватым отливом напоминала фарфор. Эмеры редко носили одежду, но ради визита Финн облачился во что-то относительно приличное.

– Я тут не один, ты уж прости, – он усмехнулся, сверкнув двумя передними клыками, и сделал шаг в сторону.

Ребёнка я заметил не сразу. Он улыбался пока ещё непрорезавшимися клыками. Чешуи на нём было гораздо больше, чем кожи: голубые пятна отливались перламутром. Рен остановился, показывая мне язык.

А затем весело метнулся ко мне, явно не с намерением обнять. Вместо этого он влепил пинок своей крошечной ножкой – и просиял, когда я скривился от боли.

– Похоже, дети – точно не моё, – пробормотал я, подходя к Финну и протягивая руку.

Тот только ухмыльнулся, наблюдая, как его отпрыск пытается подставить мне подножку.

– Знаю, Тарен. – эмер крепко пожал мою ладонь холодными пальцами. – Поверь, дети это тоже отлично чувствуют.

Краем глаза я заметил, как Рен трясётся от смеха. Я только хмуро глянул на него. Эмеры большую часть жизни проводили под водой, а оказавшись на суше – сбрасывали чешую и хвост. Маленьким особям это удавалось особенно плохо. Их тела всё ещё цеплялись за старую форму, будто не хотели отпускать.

– Тебе правда они интересны? – Финн кивнул на огромный купол, раскинувшийся внизу.

Я часто бывал здесь, у окна, где вместо стены начиналась бездна неба, а под ней простирался кусочек людского мира. Высота меня не пугала. А вот Финн всегда держался подальше от края.

– Мы ведь создали их для себя, разве не так?

Жаль только, что сами люди об этом не в курсе. Те немногие, кто догадывался, приписывали всё богам – и, наверное, нам. Но на деле мы лишь потомки тех, кто остался от куда более древних рас.

Финн кивнул и развалился на кожаном диване, будто у себя дома. Рен плюхнулся рядом.

– Ты смотри, скоро станешь как Хилари, – усмехнулся Финн, крутя в руках человеческую книгу.

– Как Хилари? – Рен тут же распахнул глаза. – Расскажи-и-и! – проскулил он, поудобнее устраиваясь в кресле.

Я закатил глаза. Слышал эту историю столько раз, что мог бы сам читать лекции для особо впечатлительных отпрысков.

– Длинная легенда. Не для детских ушей. – отрезал я, – История о бессмертной, влюбившейся в смертного, о предательстве и о том, как её слёзы и ярость выковали единственное оружие, способное убить нашу расу. Просто очередная сказка, чтобы пугать юнцов.

– Но сам-то рубиновый клинок существует? – не унимался Рен.

Мы с Финном переглянулись. Впервые за вечер наши взгляды были серьёзны.

– Легенды существуют, – неспеша ответил я, чуть усмехнувшись. – И на то есть причины. Лучше некоторым вещам оставаться легендами.

– Но клинок не выдумка, – добавил Финн.

Рен заворожённо повернулся ко мне. Лучи света скользнули по его плечам, и чешуя на теле вспыхнула тысячами бликов – словно кто-то высыпал на него россыпь крошечных звезд.

– И где же он хранится? – прошептал Рен, не отводя взгляда.

Финн мягко рассмеялся, хлопнув сына по плечу:

– Ты ещё слишком мал, чтобы знать.

Он нахмурился, скрестил руки на груди и надул щёки.

– Я вовсе не маленький! И совсем скоро получу полную силу!

Я, не удержавшись, улыбнулся. Дело в том, что дети обладали лишь частью силы. Когда они достигали зрелости – а у нашей расы это случалось в разном возрасте, чаще всего около двадцати – сила становилась полной, и взросление останавливалось. Кто-то оставался в этом возрасте навсегда, другие получали силу позже... а некоторым не везло и вовсе.

Я устроился в кресле поудобнее, запустив пальцы в волосы. За время моего путешествия я успел побеседовать только с одной малоприятной персоной. Неужели людям и вправду не нравилось, когда на них смотрят?

Если бы только знали, что за ними наблюдают повсюду. Что мы можем вторгаться в их войны, менять климат... а если захотим – просто стереть. Убить всех людей, скажем, в результате какой-нибудь природной катастрофы.

От одной такой мысли меня вдруг передёрнуло. Иногда власть, которая лежит на твоих плечах, сводит с ума.

И всё-таки... Эта девица со странным акцентом... Как же её звали? Аника, кажется?