КРИВИЦКИЙ - ПАВЛОВА: ВОЗВРАЩЕНИЕ

1

Прошла почти неделя, с того момента, как Кривицкий вновь появился в стенах Склифа. За столь короткое время он смог разорвать цепь неприятностей, которые продолжались в жизни Ирины целый год. Она стала спокойнее, постепенно к ней начала возвращаться уверенность и осознание того, что с Алениковым можно и нужно бороться, и первым шагом в этой борьбе было её заявление на развод.

Конечно, Геннадий был рядом. Он был её поддержкой и опорой. Человеком, на которого она могла положиться и кому могла довериться. Он убеждал её, что она поступает правильно и ей нечего бояться, поддерживал как мог, отгонял дурные мысли, поднимая настроение приятными мелочами, следил за её самочувствием, даже помогал в Склифе, несмотря на её яростные протесты, и продолжал надеяться, что Ирина поймёт... он ей нужен.

***

...В Склиф вновь приехал пьяный Алеников, он был в ярости.

«Эта идиотка, Павлова подала на развод. Ясно, что без Кривицкого не обошлось. Принесли же его черти! И с чего она решила, что он даст ей развод! Он не для этого взял её в жёны, чтобы теперь она опозорила его перед всеми, подав на развод. Если она решила, что этот фокус у неё пройдёт, то она глубоко заблуждается. Никакого развода не будет, она вернётся к нему, как миленькая. Он лишь её немного припугнёт, вправит мозги, и она вновь будет его покорной жёнушкой. И никакого Кривицкого! Он сделает всё, чтобы этого придурка не было ни то, что около неё, даже в стране!»

Идя по коридору отделения, Анатолий достал пистолет из кармана плаща. На этот раз он не будет размениваться на кулаки, так Кривицкого не проймёшь. Пальнуть несколько раз в воздух, и всё сразу устаканится. Случайно навстречу ему попалась Фаина, он оттолкнул старшую медсестру, не обращая на неё никакого внимания, но Фаина Игоревна заметила в его руках пистолет и испугавшись за то, что может случиться непоправимое, побежала, насколько ей позволяла её комплекция, к Нине.

— Нина, ты Аленикова видела? Он пьяный и у него пистолет, — на ходу прокричала она, обращаясь к Нине, — звони в полицию. Я боюсь, он меня оттолкнул, и даже не заметил.

Дубровская судорожно начала набирать номер полиции, а тем временем ничего не подозревающий Кривицкий шагал по коридору отделения в приподнятом настроении, он был у отца и в кои веки, тот нормально с ним поговорил, даже был доволен всем, что ему принёс Гена. Ни ворчал, ни ругался и не предъявлял претензий.

«Завтра будет дождь!» — улыбнувшись про себя, подумал Гена, заворачивая за угол и подходя к кабинету Егоровой. И тут он увидел заходящего в двери кабинета Аленикова, но главное, он увидел в его руке пистолет! Страх за Ирину накрыл его, он понял, что у него практически нет времени обдумывать ситуацию, всё было плохо, из рук вон плохо!

Он ворвался в кабинет Павловой и увидел, что этот урод наставил на неё пистолет, в глазах Иры был ужас и страх, она что-то бормотала, лицо Анатолия было перекошено от злости и ненависти. Геннадий метнулся в её сторону, в два прыжка оказался около неё и просто закрыл Егорову всем своим телом, раздался выстрел, потом второй, третий...

...В кабинет заведующей ворвались вооружённые люди, они скрутили Аленикова, что-то кричали, один из них переговаривался по рации... люди в камуфляже удалились так же неожиданно, как и появились, прихватив с собой Анатолия.

***

Кривицкий навалился на Ирину и начал оседать, она пыталась удержать его, но у неё был шок, ноги подкашивались, в руках просто не было силы. Гена вцепился в её халат и начал медленно сползать на пол. Она пыталась его удержать, но сил не хватало. Он хрипел, издавая булькающие звуки, изо рта шла кровавая пена. Он силился что-то сказать, и Ира пыталась изо всех сил понять его слова. Она боялась, что эти слова будут последними в его жизни, сказанными ей. Ей казалось, что всё происходит, как при замедленной съёмке и всё это происходит не с ней. Такого просто не может быть! Глаза застилали слёзы, руки тряслись. Она боялась даже дотронуться до Гены, боялась не почувствовать его дыхание или сердцебиение. Ей было реально страшно. Сейчас она забыла, что она врач, заведующая отделением экстренной хирургии, она была просто слабой, напуганной женщиной, у которой забирают самое дорогое, что она только вновь приобрела и может потерять навсегда.

Всё, что мог выдавить из себя Геннадий, были слова: «Прости, Егорова!» Он хотел, очень хотел сказать ей, что любит её и ни о чём не жалеет, но сознание начало затуманиваться, и он видел лишь расплывающийся облик своей Егоровой, которая плакала, и повторяла сквозь слёзы его имя. Её руки, халат были испачканы его кровью. Она обняла его голову и прижала к своей груди. Кривицкий уходил...

2

В кабинет ввалились Брагин, Лазарев и санитары. Брагин прощупал пульс на сонной артерии Кривицкого.

— Есть слабый, нитевидный. Парни, быстро в операционную. У него гемоторакс, кровь горлом идёт. Быстрее, быстрее, — Олег быстро раздавал указания.

Подоспели Нина и Фаина. Брагин сказал, чтобы они не отходили ни на минуту от Павловой. И поспешил в операционную.

Ирине Алексеевне было реально плохо, она беззвучно плакала, её халат, блузка, руки, лицо были перепачканы кровью Геннадия Ильича. Женщины, как могли пытались успокоить её, но из этого ничего не получалось.

Всё стало ещё хуже, когда у Павловой началась истерика, и она начала рваться в операционную, где шла операция. На помощь медсёстры зарядили Хромова, отправив его в операционную, разведать обстановку.

Всё отделение было на ушах. Кривицкого оперировали экстренно, Брагин собрал вокруг себя всех, кто мог помочь. Геннадий Ильич был тяжёлый, состояние было неудовлетворительное. Во время операции он дважды давал остановку, его реанимировали и вновь приступали оперировать. Одну пулю извлекли из правого плеча, вторая пробила лёгкое, задев межрёберные артерии. Состояние было опасным, в первую очередь из-за прогрессирующего сдавливания лёгкого и развития дыхательной недостаточности, а также из-за массивной кровопотери. Кривицкий был нестабилен. Операция подходила к концу, хирурги и реаниматологи пришли к единственному решению, Кривицкого нужно вводить в медикаментозную кому.

Именно с этими новостями пришёл в кабинет заведующей Хромов. Он пообещал, что как операция будет закончена, Брагин придёт к ней и всё расскажет. Но главное, что Геннадий Ильич жив.

***

Брагин действительно пришёл к Павловой, как только освободился. На неё было больно смотреть. Ирина сидела на диване, поджав ноги, укутавшись в покрывало. Она продолжала рассматривать свои трясущиеся руки, и ей казалось, что кровь Кривицкого въелась в её кожу, а ладони продолжают пахнуть его бесподобным парфюмом. Нина уговорила её умыться и переодеться в чистую одежду. Фаина приготовила чай с ромашкой и заставила Ирину Алексеевну его выпить.

Брагин сел на край стола и, скрестив руки на груди, тихо произнёс: «Буду честен. Всё плохо. Одну пулю извлекли из плеча, к счастью, кость не задета. Вторая пуля пробила сосуды лёгкого. Кровопотеря 2 литра, лёгкое спалось. Дважды за операцию давал остановку, была сердечно-лёгочная реанимация, кардиостимуляция. Решили ввести в медикаментозную кому. Если дотянет до утра, будут шансы. Можете поехать домой, сейчас вы ничем ему не поможете».

Он помолчал и, понизив голос, почти шёпотом произнёс: «Я не знал, что он так вас любил. Вы счастливая женщина, Ирина Алексеевна».

Эти слова полоснули Ирину по живому, она вновь не смогла сдержать слёз: «Этого никто не знал, вы вообще его не знали. Он лучшее, что у меня есть. Я хочу пройти к нему...»

Брагин нахмурился: «Ирина Алексеевна, может, не надо? Всё-таки это реанимация... там вокруг него и так масса народа...»

— Олег, помогите, пожалуйста, хотя бы пару минут, что, если..., — и она опять беззвучно заплакала.

— Хорошо, я думаю, они, итак, вам не откажут— предположил Брагин.

3

Они спустились на лифте в отделение реанимации. Их встретил заведующий отделением с забавной фамилией Ручка. Мужик он был суровый и на компромиссы шёл крайне редко, но, когда увидел заведующую первой хирургии, ему стало её реально жалко.

Большинство врачей были уверены, что до утра Кривицкий недотянет. Он без лишних слов провёл её в палату интенсивной терапии, где за Геннадием Ильичом был закреплён индивидуальный пост.

— Пару минут, Ирина Алексеевна, больше дать не могу, сами понимаете, у него сейчас каждая минута на счету, — сказал заведующий и, выведя персонал, прикрыл двери палаты.

Ира на ватных ногах подошла к функциональной кровати, на которой лежал Гена, его тело было опутано трубками, датчиками и проводами. Он был подключён к аппарату искусственной вентиляции лёгких, монотонно работали дозаторы и монитор пациента. Она машинально посмотрела на показатели, давление было низким, сатурация тоже. Ира вновь хотела заплакать, но собрав всю волю в кулак, положила руку на лоб Кривицкого и погладила его волосы. Она даже не могла ничего сказать, все слова сейчас были просто словами, они не могли передать то, что она чувствовала, как переживала за Гену, что творилось с ней всё это время после выстрелов.

—Кривицкий, пожалуйста, живи. Я тебя очень прошу, ты мне нужен. Прошу, не бросай меня, — глаза вновь наполнились предательскими слезами, — мне нужно уйти, но я буду рядом.

Ира наклонилась и поцеловала бледную щеку Кривицкого, пора было уходить. Она подошла к двери, когда один из датчиков издал сигнал тревоги, в палате сразу материализовались реаниматологи.

Ирина тихо вышла из палаты и, вытирая слёзы, побрела к лифту. Она хотела сказать ему так много, но, стоя у его кровати, все слова просто улетучились.

4

Время до утра тянулось мучительно медленно. Приняв за день литры успокоительного, Ирина на какие-то мгновения проваливалась в полузабытье, затем подскакивала на диване, пытаясь понять, сколько прошло времени. Наконец, начало светать, новостей из реанимации не было. Для неё было важно, что не было плохих новостей. Значит, Кривицкий жив, он борется. Она молила всех и вся, чтобы он жил, боролся и цеплялся за жизнь. Если бы она могла хоть как-то ему помочь, облегчить сейчас его страдания, его боль, но помочь она ничем не могла, от этого на душе становилось ещё тягостнее, и нескончаемые слёзы начинали литься сами собой.

Прозвенел звонок будильника. Начинался новый день. Нужно было взять себя в руки и приступить к выполнению своих прямых обязанностей, руководить отделением. Но как это сделать, когда все мысли находятся этажом ниже, в палате интенсивной терапии, у кровати её Кривицкого. И как она не силилась абстрагироваться от этих мыслей, ничего не получалось, Ирина вновь и вновь возвращалась к Гене, к их отношениям, к тому, что она сама создала всю эту ситуацию, и именно из-за неё сейчас Кривицкий был на грани смерти. Ведь если она не оттолкнула его, создав все предпосылки, чтобы он уехал из России, если бы она не вышла замуж за ненавистного Аленикова, не было этих выстрелов, ничего бы этого не было. Всё это ещё больше тяготило её.

На пятиминутке Брагина не было, он пришёл позже. По его взгляду Ирина Алексеевна поняла, что он был в реанимации. Быстро завершив пятиминутку, она осталась наедине с Олегом.

— Что там? — боясь услышать худшее, спросила она дрожащим голосом.

— Он цепляется, — начал Брагин, — он очень сильный. Никто не думал, что он дотянет до утра. Он обманул нас всех. Вероятно, ему есть ради чего жить, точнее, ради кого, Ирина Алексеевна.

Брагин посмотрел на Павлову. Ирина глубоко вздохнула и закрыла лицо руками, она не хотела, чтобы Олег видел её слёзы.

— Можно к нему? — единственное, что смогла произнести она.

— Да, я уже договорился, можете сходить. Я пока подстрахую здесь, — заверил он.

***

Ирина спустилась в реанимацию, подошла к палате Кривицкого. Она постучала в дверь и заглянула. В палате была только медсестра. Поздоровавшись, Павлова поинтересовалась как дела у Геннадия Ильича. Пухлая розовощёкая девушка с рыжим хвостиком посмотрела на Ирину Алексеевну и произнесла: «То, что он дожил до утра, никто как чудо не называет. Состояние тяжёлое, но он более стабилен после повторного переливания крови. Взяли анализы только что, будем ждать результатов. Врач вышел, вам его пригласить?»

— Да, если можно, — кивнула она и спросила, — я пока здесь побуду?

— Конечно, я быстро, — медсестра скрылась за дверью палаты.

Ира подошла к кровати Кривицкого.

— Доброе утро, Гена! — шёпотом произнесла она и наклонившись, поцеловала его в лоб, который был чуть тёплым,— я знала, ты сильный, ты выкарабкаешься... ты должен жить, слышишь? Я не могу без тебя. Прости за всё, что было не так...

В этот момент вошёл лечащий врач. Павлова поправила одеяло и отошла от кровати. С врачом она говорила недолго, понимая, что сейчас важнее его присутствие около Геннадия, чем разговоры о нём с Павловой. Тем более что реаниматолог боялся давать какие-то прогнозы, слишком непредсказуем был Кривицкий, как пациент. Они практически его похоронили, понимая, что шансов выжить у него практически нет. А он дотянул до утра и продолжает цепляться за жизнь, удивляя своей живучестью всё отделение.

Пациент, перенёсший трансплантацию сердца, с пробитым лёгким и повреждёнными сосудами не хотел умирать, он знал, что нужен одному человеку, и этим человеком была Ирина Алексеевна. Он ещё не всё ей сказал, он не дожил, недолюбил свою Егорову. Ему нужно было жить вопреки всему.

Ирина спросила, можно ли ей зайти вечером, и, получив согласие, отправилась руководить своим отделением.

5

После реанимации Ирина решила пойти к отцу Кривицкого. Отношения у них были более чем натянутые. Ира не понимала, как мог отец так относится к своему сыну, бесконечно шпыняя и ругая своего единственного наследника, но лезть в эти и без того сложные отношения, она не хотела. Но сегодня ей нужно было пообщаться с ним, рассказать о случившемся, сказать, что в ближайшее время сын к нему не придёт... дай бог, чтобы только в ближайшее время.

Отец Кривицкого уже встал на костыли и вполне уверенно скакал по палате. Ирина набралась смелости и рассказала о сыне, реакция была неожиданной: «Что, допрыгался? Баб всё ему мало. Говорил, что так кончит, не слушал. Никогда не слушает. Что стоишь? Плакать не буду, иди. Без него обойдусь».

Ира вышла из палаты старшего Кривицкого, она была в шоке, как можно быть таким? Уму непостижимо! Ира решила, что она больше к старику ни ногой, даже если и Гена будет на неё потом обижаться. Ей было не по себе от всего сказанного отцом Гены.

Она постаралась подумать о чём-то другом. Мысли привели её в Израиль. Чёрт! Кривицкий прилетел на две недели, первой недели уже как не бывало. Гена обязательно будет жить, но однозначно он не сможет через неделю вернуться в Израиль и приступить к работе в своей клинике. Нужно взять вещи Геннадия, найти его сотовый и попытаться позвонить в клинику. Конечно, она не знала иврита, но, может, там найдутся люди, владеющие русским. Предупредить их в любом случае нужно.

С этими мыслями она подошла к своему кабинету, около дверей прохаживался широкоплечий мужчина, одетый в джинсы и тенниску.

— Вы, Павлова Ирина Алексеевна? — спросил он без вступлений.

— Да, — она озадаченно посмотрела на него.

Мужчина достал служебное удостоверение, показал его Ирине: «Подполковник Зиновьев. Следственный комитет. Я могу с вами поговорить?»

«Час от часу не легче», — подумала Ира, но вслух произнесла: «Да, конечно. Проходите», — и открыла дверь своего кабинета.

Беседа с подполковником была тяжёлой, ей пришлось вспоминать всё вновь и вновь. Это было невыносимо, было такое ощущение, что ей снова наносят удары в самое сердце, причиняя нереальную боль. Случившиеся в её воспоминаниях было разбито на яркие обрывки, какие-то вспышки, которые она пыталась сложить воедино, но её мозг решил, что это для Ирины слишком болезненно, и уже частично заблокировал воспоминания.

Ира помнила лишь то, как Гена отяжелел и начал сползать, хватаясь за её халат, как он, захлёбываясь кровавой пеной, пытался ей что-то сказать. Она не помнила, что в порыве ненависти выплёвывал из себя Алеников, не помнила, как появился в кабинете Кривицкий, не помнила, как и кто скрутил её мужа.

Зиновьев вновь и вновь задавал одни и те же вопросы, но разговор не клеился, просто потому, что Ирина не помнила, а не потому, что не хотела говорить. И, в конце концов, поняв, что ничего от Павловой не добьётся, подполковник оставил свой телефон и ушёл.

***

Павлова позвонила Фаине и попросила принести вещи Кривицкого в её кабинет. Фаина пришла быстро, её глаза были заплаканы.

— Ирина Алексеевна, как там Геннадий Ильич? — спросил Усова.

— Так же, без особых изменений, — тяжело вздохнула заведующая, — спасибо, Фаина Игоревна, за поддержку.

— Я за него молюсь, свечку за здравие поставила, — разоткровенничалась медсестра, — он же выживет, да?

Она с такой надеждой посмотрела на Павлову, что та почувствовала, как её глаза вновь наполнились слезами. — Конечно, Фаина Игоревна, мы сделаем всё, чтобы он жил.

— Ирина Алексеевна, за него все наши переживают, он же чувствует, — расплакалась Фаина, не в силах больше сдерживать слёзы, — я пойду, Ирина Алексеевна, если понадоблюсь, звоните.

Двери за ней тихо закрылись. Ире даже стало жалко эту женщину, ведь она понимала, что Кривицкий никогда не будет её, но её преданность удивляла. Над ней потешалось всё отделение, а она всё равно питала симпатии к Геннадию Ильичу. И теперь общая беда объединила её с Ириной. А ведь раньше Усова просто выбешивала Павлову всеми своими заискиваниями перед Кривицким и взглядами, которые она на него бросала, полными нежности и заботы. А теперь они подруги по несчастью.

6

Ирина вздохнула, пододвинула коробку с вещами Гены поближе и начала искать среди них сотовый Кривицкого. Телефон нашёлся почти сразу, в кармане окровавленного пиджака. Конечно, он был разряжен. Какое-то время у Ирины ушло на поиск зарядного устройства, когда она вновь вернулась в кабинет и поставила телефон на зарядку, то поняла, что сделать ничего не сможет, он запаролен. И, конечно, она не знала пароля. Если бы его можно было разблокировать от отпечатка пальца или было подключено распознавание лица, всё было куда проще, но нужно было ввести четыре цифры. Ира попробовала ввести год рождения Гены, дату его рождения, разными вариациями, но гаджет не открывался.

Отбросив телефон, она сделала себе кофе. Почему-то нестерпимо захотелось курить, хотя она не курила со студенческой скамьи. Вновь накатили воспоминания. Вспомнив, как они с Кривицким, курили, прячась под лестницей, в институте, Ира вновь вытерла слёзы. И вдруг её осенило: цифры могли быть ни его датой рождения, а её...

Схватив телефон, она ввела свою дату рождения... телефон разблокировался. На заставке она увидела своё фото. Когда Гена сделал этот снимок, она не знала, но на нём она была такой счастливой, глаза светились, улыбка излучала радость.

Указательный палец скользнул по иконке «Галерея». Фотографий было немного, но в отдельной папке «Егорова» были её фотографии и их было много. Когда, как и где Гена умудрился их сделать, она не понимала. Она вспомнила одну-две, вспомнила их селфи в парке осенью, когда он вытащил её после безумно тяжёлой недели на природу и сделал несколько снимков с красивой опавшей листвой. День выдался на редкость солнечным, тёплым. Они гуляли по парку, сидели на скамейки у озера, катались на лодке, потом обедали в летнем кафе, и это было действительно счастьем. Не было никакого Аленикова, не было никакой боли, выстрелов и умирающего Гены. Она опять разрыдалась, подумав, что это, может, больше никогда не повториться. Но постаралась отогнать подобные мысли.

Зайдя в телефонный справочник, она ругнулась, половина номеров были на иврите. Может, поможет электронный переводчик? Она открыла программу на своём телефоне. Выдохнула, номер клиники нашёлся довольно быстро. Ира кликнула на высветившийся номер, ответили практически мгновенно и, конечно, на иврите. Павлова попыталась объяснить, что ей нужен кто-то, кто говорит по-русски. На том конце раздавались какие-то голоса, Ирина терпеливо ждала, в конце концов, ей ответил женский голос: «Я вас слушаю».

Ира представилась: «Я, Павлова Ирина Алексеевна, заведующая хирургическим отделением института имени Склифосовского. Я должна поставить вас в известность...», — она замолчала.

— Продолжайте, что-то случилось? — голос на том конце был спокойным и ровным.

— Да, случилось. В Геннадия Ильича стреляли, он сейчас в тяжёлом состоянии в нашей реанимации. Прогноз неблагоприятный. Мы делаем всё, что можем, — голос Иры предательски задрожал.

— Мы можем вам чем-то помочь? — спросила женщина, и Ира услышала, что она что-то говорит на иврите, вероятно, дублируя то, что сказала ей Павлова.

— Нет, у него лучшие специалисты, отдельный пост. Я звоню, чтобы вас предупредить. Он же прилетел в Россию на две недели, вы же понимаете, что теперь через неделю он не сможет вернуться... — договорить она не смогла, опять начали душить слёзы.

— Мы всё поняли, если будет нужна помощь, звоните по этому телефону. Меня пригласят, меня зовут Елена Авраамовна Геллер, сейчас я исполняю обязанности Геннадия Ильича. И пожалуйста, сообщайте о состоянии, можно через WhatsApp, у него должна быть наша группа, — голос стал мягче, из него ушли металлические нотки, и она поблагодарила Ирину за звонок.

— Я сообщу, если будут новости, — пообещала Павлова.

Разъединившись, Ира попыталась найти телефон Елены Авраамовны в телефоне Кривицкого. Но ничего подобного не было. Личных номеров вообще было на удивление мало, а женских и того меньше. Вот номер бывшей жены, дочери, Дубровской, Фаины (даже забавно) и её, Ирины. Всё... значит, Гена сказал правду, на личном фронте у него действительно без перемен.

Господи! О чём она думает?! Он там при смерти, а в ней копошится какая-то ревность. «Ира, ты совсем дура!» — она разозлилась на себя, — «идиотка! Неужели ещё не поняла, что ему, кроме тебя, никто не нужен? Какой нормальный мужик будет ставить на блокировку своего телефона дату рождения бабы, которая ему безразлична, какой будет хранить фото двухгодичной давности бабы, которая живёт в другой стране с другим мужиком, и, в конце концов, какой кинется под пули ради бабы, которая ему параллельна? Таких нет! Есть только один — её Кривицкий, который продолжает любить её, несмотря ни на что.

7

Время шло к вечеру, Ирина собиралась сходить к Кривицкому, но пришёл Хромов и попросил о помощи на операции, больше ему не к кому было обратиться. Все были заняты, пока Ирина сидела в своём кабинете, утирая слёзы и приходя в себя от случившегося кошмара, её старались не трогать, но обрушение дома заставило коллег выдернуть Ирину Алексеевну из её тягостных переживаний. Нужно было возвращаться к жизни, к работе и спасать жизни других людей, пока её Кривицкий находится в других руках и получает помощь от них.

Операция закончилась далеко за полночь и Павлова не решилась спуститься в реанимацию, вместо этого она вспомнила слова Геннадия о её Коте и решила, что ему тоже нужна её помощь. Она не хотела ехать домой, но было нужно. Кот встретил её громким мяуканьем, Ира прошла в комнату, бросила сумку и, покормив Кота, рухнула на диван. Усталость и эмоциональное опустошение сломали её, ей нужен был отдых, чтобы завтра вновь быть сильной и держать удары судьбы.

***

В отделение она приехала раньше обычного. На душе было неспокойно. Павлова решила сразу идти в реанимацию. Не успела она пройти в палату к Гене, как на встречу к ней вышел Ручка. Владимир Евгеньевич подошёл к Ирине Алексеевне и попросил её пройти к нему в кабинет, у Иры оборвалось сердце. В кабинете заведующий, откашлявшись, произнёс: «Ирина Алексеевна, я врач с большим стажем, вы это знаете. Я далёк от сентиментальности, знаете ли, специфика отделения не та. Я не верю особо во все эти паранормальные штуки. Но то, что происходит с Геннадием Ильичем для нас полная загадка», - взглянув на Павлову, он спохватился, - «ой, извините, начал ни с того. Не волнуйтесь, он жив».

- Я не понимаю, - недоумённо произнесла Ира.

- Да, мы тут сами не совсем понимаем, - вздохнул Ручка и развёл своими огромными ручищами, - дело в том, что вы вчера обещали к нему прийти, верно?

- Да, но не смогла, оперировали до глубокой ночи, - пояснила она.

- Да, я знаю, понимаю, - продолжил Владимир Евгеньевич, вытирая платком взмокший лоб. Было видно, что разговор с Павловой даётся ему с трудом.

- Кривицкий вчера поздно вечером вновь дал остановку, притом на полной положительной динамике. Мы его завели, показатели опять хуже некуда, практически опять на грани, - после метаний по кабинету Ручка, наконец, сел за свой стол и продолжил, - сегодня в отделении появляетесь вы и монитор пациента просто сходит с ума, — он показывает более-менее нормальные цифры, взяли кровь по cito! Ждём результат. Я не удивлюсь, если и там будет всё неплохо. После того как вы ушли, у него всё было просто замечательно. Мы даже изумились, не бывает такого! Ночью человек практически умирает, а утром, после вашего ухода, показатели такие хоть в обычную палату переводи. Вечером остановку даёт, а сейчас, вы появились, и опять показатели стабилизируются. У вас, что, Ирина Алексеевна, с ним ментальная связь?

— Это скорее у него со мной, - парировала Ира, - честно, я не знаю. И что теперь?

- А теперь, моя голубушка, будьте любезны приходить к нему как можно чаще. Я так понимаю, что только вы можете вытащить его. Сидите здесь сколько хотите, хоть ночуйте, мы слова не скажем, - он покачал головой, - Никогда не думал, что произнесу подобные слова. Сегодня, кстати, мы попробуем его из комы вывести. Придёте?

- А вы как думаете? – вопросом на вопрос ответила Ира, - конечно, приду. Вы мне только позвоните заранее, чтобы меня Брагин подстраховал.

- Хорошо, договорились, - согласился Евгений Александрович, - а теперь идите к своему объекту ментальной связи, не смею задерживать, могу даже проводить. Прелюбопытнейший кадр этот ваш Кривицкий, впервые такой попался!

Заведующий открыл перед Павловой дверь своего кабинета и, пропустив её вперёд, сопроводил Ирину Алексеевну до палаты Геннадия Ильича. Ира вошла в палату, подошла к кровати Кривицкого.

- Привет! – улыбаясь, поздоровалась она, - говорят, ты тут всех перепугал.

Она посмотрела на мониторы, показатели были на нижних границах нормы: «Ты хочешь, чтобы я сидела около тебя? Ген, я бы с удовольствием, но ты же понимаешь, у меня работа, отделение. Извини, что не пришла вчера, была операция до глубокой ночи. И Кот больше суток один был. Ты же сам меня попрекал, что я его бросила. Пришлось тебя оставить и ехать к нему».

Палец с датчиком пульсоксиметра на руке Гены дрогнул. Ира не поверила своим глазам, она села на стул рядом с кроватью и продолжила говорить с Кривицким: «У меня всё нормально. Кот тебе привет передаёт. Извини, я разблокировала твой сотовый, представляешь, я догадалась, какой у тебя пароль, позвонила в твою клинику, предупредила их, что ты не сможешь приехать к положенному сроку. У отца твоего была вчера, у него всё в порядке. Больше о нём говорить не буду, не хочу тебя расстраивать. Наши все за тебя переживают, особенно Фаина». Она поправила кислородную маску на его лице.

- Следователь приходил, а я ему толком ничего сказать не смогла. Всё как будто во сне... помню только тебя и кровь, и слова твои тоже помню. За что ты извинялся, я не поняла. Я сама во всём виновата, только я. Я не прощу тебя, если ты меня бросишь. Я тебя тогда не пойму. Зачем ты кинулся под пули, если ты уедешь? – она опустила голову, пытаясь найти платок в кармане халата.

Слова Иры доходили до Кривицкого как будто из-под воды, он силился лучше услышать её, пытался ответить и увидеть её. Но сознание было затуманено, хотя он понимал, что его вогнали в медикаментозную кому, чтобы было легче его контролировать, но сейчас он очень хотел выйти из этого состояния самостоятельно, не прибегая к помощи врачей. Он смог пошевелить пальцами на руке, и это был хороший знак. Пытаясь прорваться через паутину бессознательности, он сделал попытку разлепить глаза и снять с лица кислородную маску. У него получилось, медленно, но получилось, он повернул голову и шёпотом произнёс: «Привет, Егорова!» От неожиданности у неё выпал на пол, только что вытащенный из кармана, платок.

- Гена! – прошептала она и кинулась к нему, покрывая его лицо поцелуями, она не могла на него наглядеться, - как ты меня напугал! Больше никогда так не делай, понял?!

- Егорова, ты меня задушишь, - тихо сказал Гена с отдышкой.

- Ой, прости-прости, - Ира отсела от него на стул, - как ты себя чувствуешь?

- Ещё не понял, - едва улыбнулся он и медленно произнёс, - ты же нежностью задушила. Капельницу перекрой, пожалуйста.

Павлова сделала, что он просил: "Я сейчас врача позову", - Ира направилась к выходу.

- Подожди, побудь ещё немного, - Гена говорил медленно с отдышкой, но уверенно, - присядь.

Ирина присела на край кровати, он положил свою бледную руку на её ладонь, и, глядя прямо в глаза, сказал: «Я люблю тебя, Егорова! И я тебя никогда не брошу!» Она вытерла предательскую слезу и положила свою руку на его: «Я знаю! Ты только живи, Кривицкий! Я пойду, нужно, чтобы тебя осмотрели. Отделяемое по дренажам почти чистое, но дышишь тяжело. Тебе ещё рано напрягаться. Я сегодня обязательно приду, даже если это ночь будет глубокая... пустишь?» — пытаясь пошутить, спросила она.

- Без разговоров, - улыбнувшись, сказал Гена, - я буду ждать.

- Может, ты чего-нибудь хочешь? - спросила она уже в дверях.

- Хочу, - он в согласии прикрыл глаза.

- Что? - решила уточнить Ира.

- Приходи быстрей, - Кривицкий вновь улыбнулся.

Ирина Алексеевна нашла реаниматологов и сказав, что Кривицкий вышел из комы, улыбаясь, видела, как вытянулись их лица. Они с недоверием посмотрели на Павлову и бросились в палату Геннадия Ильича, не веря её словам.

8

Ирина вернулась в отделение, задержалась у стойки регистрации с Ниной, порешав текучку, взяла ключи от своего кабинета и пошла наверх.

Навстречу ей шагал смеющийся Брагин. Он не просто смеялся, он буквально захлёбывался смехом.

— Доброе утро, Ирина Алексеевна! — поприветствовал Павлову Олег.

— Доброе! — ответила Ирина, — по какому поводу веселье, поделитесь?

— Вы в реанимации были? — спросил, продолжая веселиться, Брагин.

— Да, я только что оттуда, — ответила Павлова.

— Нет, это я только что оттуда, вы были до меня, — он продолжал смеяться и не мог остановиться, — ой, не могу!

— Да, в чём дело? Объясните наконец, — взвилась Ирина.

— Кривицкий из комы вышел! — выдавил он и опять залился смехом.

— Я знаю, он при мне вышел, — спокойно отреагировала заведующая, — я врачам сказала, они пошли в палату.

Брагин заржал: «Ага, как же! А вы знаете, что они его потеряли!»

— В смысле потеряли? — она с недоумением посмотрела на Олега, — как потеряли? В палате?

— Там всё отделение в шоке! Они в палату приходят, а Кривицкого там нет! Они кинулись его искать по отделению, а он из палаты выходит и спрашивает: «А что случилось?» Они ему: «Вы где были? Мы вас потеряли!» А он им спокойненько так: «В туалете, умывался!» Они и выпали, нужно было их видеть! Просто цирк! Они на него смотрят, как на пришельца. Он все датчики, капельницы отключил, дренажи оставил и ушёл! Человек за двое суток дал три остановки, а на третий день сам вышел из комы и пошёл по отделению гулять! Ручку чуть удар не хватил! — Брагин буквально сползал по стенке от смеха, — реанимация вам ещё не звонила?

— Нет, — Ира была в недоумении. Когда она уходила, Гена ещё тяжело дышал, у него была отдышка и без кислорода сатурация была ниже 95 процентов. Как он мог встать и куда-то пойти!

— И что ему никто втык не сделал? — разозлилась Павлова.

— Да, вы что! Какой втык?! Они его боятся, как огня! Как бы ещё чего не выкинул. Но самое интересное, что у него давление, хоть в космос, сатурация 97. Они все просто в шоке, — Брагин утёр слёзы и продолжил, — Ирина Алексеевна, что вы ему сказали? Мне просто любопытно, какими словами вы его из комы вывели и на ноги поставили?

— Ничего такого я ему не говорила, сказала, что вечером приду и всё, — пожала плечами Ирина.

— Ну, ждите... вечером будет с цветами и во фраке, — Брагин опять закатился от смеха, — ну, Геннадий Ильич, ну, выдал! Ладно, посмеялись, хорош. Они хотят его к нам переводить. Реально они в шоке от него.

— Пусть переводят, я ему устрою прогулки по отделению, — резко ответила Павлова, — будет лежать как миленький.

— Ну, не надо, Ирина Алексеевна, он же от вашего присутствия поправляется. Вы смысл его жизни, всё это понимают. Успеете ещё поругать. Всё-таки он вам жизнь спас, — Брагин посерьёзнел, — ну, что переводим?

— Однозначно, — произнесла она, — будет здесь под присмотром 24 часа в сутки лежать. А как по хирургической части. Что с плечом? Со швами?

— Так, я же туда за этим и пошёл, — ответил Олег, — сейчас займусь переводом и после доложу.

- Хорошо, Олег Михайлович, я на вас рассчитываю, — согласилась Павлова, — и построже с ним.

- Ну, нет, даже не мечтайте, — замотал головой Брагин, — это вы уже сами с ним построже, но я думаю, что это не его случай. Не забывайте, что он с того света вернулся трижды. Ни строгость ему сейчас нужна, вы же понимаете, Ирина Алексеевна...

С этими словами он развернулся и пошёл организовывать перевод Кривицкого из реанимации.

***

Ирина недоумевала и злилась на Кривицкого ... это же надо догадаться! О чём он только думал?! А ещё она продолжала бояться за него. После ранения прошло совсем мало времени, и Гена был ещё реально слаб ни то, чтобы гулять по отделению, даже вставать с кровати. Ведь должен он понимать, что она за него беспокоится или же всё повторяется вновь, как после трансплантации. Он делает то, что хочет, не думая о ней. До чего же упёртый! Как баран!

Но затем, взяв себя в руки, Ира начала успокаиваться: возможно, Брагин и прав, сейчас нельзя его ругать. Придётся идти другим путём, к тому же этот путь гораздо легче. Куда приятнее видеть счастливую физиономию Кривицкого, чем его встревоженные глаза и поджатые губы. Ей почему-то вспомнились его трясущиеся пальцы, когда он увидел на её шеи гематомы и его глаза, в которых было недоумение, шок и боль. Он успокаивал её, а у самого глаза были полны тревоги.

Как можно на него злиться, если он просто физически ощущает её боль, ему плохо, когда плохо ей, он идёт на поправку, когда знает, что у неё всё хорошо.

Может у него реально ментальная связь с ней? Вот как он оказался около кабинета, когда Алеников ворвался к ней с пистолетом? Как почувствовал, что её тело покрыто синяками и ссадинами?

Ира не знала ответы на эти вопросы, она просто благодарила Гену за то, что он по-прежнему её чувствует, бережёт и любит. Она понимала, что не сможет его ругать и даже если начнёт делать это, то запросто разрыдается, и Кривицкий вновь броситься её успокаивать, обнимая и целуя свою Егорову.

Боже, как же она соскучилась по его поцелуям и объятьям!

9

Брагин сдержал слово и оформил перевод Геннадия Ильича в кратчайшие сроки.

Палату подготовили отдельную, практически рядом с кабинетом Павловой. Ирина Алексеевна не знала об этом и была крайне смущена, что коллеги сделали для них с Кривицким такое послабление.

Несмотря на возражения Геннадия Ильича, его перевезли на каталке, подсоединив портативные датчики и кислородный концентратор. После перевода Брагин осмотрел плечо Кривицкого, процесс заживления шёл хорошо. Межрёберные швы были не так хороши, как хотелось, но стоило учитывать проведённую реанимационный комплекс. Главное они не разошлись, и это уже был успех.

Наметив консультацию пульмонолога и кардиолога для коррекции лечения, Брагин покинул палату Кривицкого, как и обещал, заглянул к Павловой.

- Ну, что там у нас? - спросила Ирина Алексеевна.

- В общем-то, неплохо. На завтра консультации специалистов, повтор анализов, - начал отчёт Олег, - показатели пограничные, но прошло всего трое суток. Такими темпами можно будет скоро выписывать.

- Мозги ему вправили? - перебив его, спросила Павлова.

- Нет, даже надобности не было, - пожал плечами хирург, - всё спокойно, пациент адекватен. Не хнычет, не стонет, домой не просится... Даже не интересовался, когда вы зайдёте. Что меня, честно говоря, удивило.

- Спасибо, Олег Михайлович, - поблагодарила она, - зайду к нему, когда минутка свободная будет.

Брагин вышел. Ирина Алексеевна попыталась заняться неотложными делами отделения, но всё просто валилось из рук, мысли вновь и вновь возвращались к Кривицкому. Павлова злилась, что не может работать, постоянно думая о Гене. В конце концов, психанув, она захлопнула ноутбук и подумала: "Кого я обманываю?" Уже можно давно было сходить к нему и было бы легче на душе и можно было спокойно вернуться к работе. Но нет, она пыталась выдержать паузу, а для чего, сама не понимала. Помучить себя или Кривицкого? Дать ему понять, что она хозяйка положения? Да где бы она была сейчас, если бы не Гена? Может быть, сама лежала в той палате, где лежит он, если бы не хуже...

Она решительно встала из-за стола и направилась в палату Геннадия.

***

Павлова тихонько вошла в палату, Кривицкий спал. Она села на кровать в ногах Гены, поправила одеяло. Посмотрела на мониторы, показатели были близки к норме. Ира просто сидела и молча смотрела на спящего Гену, и чувствовала успокоение. Неожиданно Кривицкий открыл глаза:

- Привет! - улыбнувшись, тихо произнёс он.

- Привет! - она попыталась улыбнуться в ответ, - извини, я не хотела тебя будить.

- Ничего, я только задремал. У меня ещё вся ночь впереди, - продолжая улыбаться, сказал он, - ты освободилась или всё бросила и пришла?

- Сам как думаешь? Хотела после работы, не выдержала, - призналась Ира.

- Да, я бы подождал, я же понимаю, - сказал Гена, дотронувшись прохладными пальцами до её руки.

- Как ты себя чувствуешь? - она перевела тему, - говорят, ты в реанимации отличился.

- Уже донесли? - усмехнулся он, - ничего страшного не произошло, 50 метров до туалета всего-то прошёл. А крику было, как будто я весь Склиф пешком обошёл. Ир, ну, я же не идиот и не враг себе, чтобы делать что-то себе во вред. Тем более я понимаю, что, если бы я отмочил что-то из ряда вон, ты бы мне такое устроила, мало не показалось. А я этого больше всего не хочу. Я не хочу ссориться и заставлять тебя волноваться. У тебя сейчас и так тяжёлый период, ни уже ли ты могла подумать, что я сделаю что-то, что тебя может огорчить. Я действительно после твоего ухода чувствовал себя хорошо, поэтому и встал.

- Ген, но у тебя же швы, отдышка..., - начала перечислять Ирина.

- Егорова, из меня ещё две пули выковырнули, 2 литра крови вытекло, и я трижды остановку выдавал. Ириш, я всё про себя знаю. Но на тот момент мне действительно было хорошо. Лучше расскажи, как смогла телефон разблокировать? - попросил он, натянув кислородную маску, и вдохнул увлажнённый кислород. 

- Сама даже не знаю, - пожала плечами она, осознавая, что действительно не может объяснить, как ей в голову пришла идея с её днём рожденья, - сначала твой день рождения пыталась ввести, год твой. Ничего не вышло, потом кофе себе сварила и вспомнила, как мы в институте под лестницей курили. Помнишь?

Гена в согласии прикрыл глаза, конечно, он помнил. Как он мог забыть, что это была первая сигарета Иры и она была одна на двоих. Фактически он научил её курить. Хвастаться особо было нечем, но почему-то эти воспоминания вызвали у него лёгкий смешок.

- Ну, чего ты смеёшься? - она легонько стукнула Гену по руке, - не понимаешь, как сигарета могла на код навести? Так и я не понимаю, только именно после этого, я подумала, что дата рождения может быть моей. И всё получилось. Сама удивилась.

- Гена сдвинул маску на подбородок: "Признайся, пошарила в телефоне?" – глаза Кривицкого стали насмешливыми, в них проскользнул игривый огонёк.

- Почему так решил? – спросила Ира.

- Потому что я бы в твоём пошарил, несмотря на то, что это некрасиво, - честно признался Гена.

- Ну, да. Я не хотела, само как-то вышло, - Ира потупила взгляд, ей было стыдно, что она просмотрела его телефон вдоль и поперёк и, более того, у неё зародилась какая-то необъяснимая ревность.

- Ну, и как? Много нарыла? – усмехнулся он.

- Да, тебе только в КГБ работать, - проворчала она, - у тебя же в нём даже номеров толком нет. Он что у тебя левый?

- Нет, это мой единственный. А что в нём не так? – Кривицкий пальцами провёл по руке Иры.

- Потому что там одни мои фотографии. Я даже не понимаю, когда ты меня снимал. «Ты что следил за мной?» —спросила она.

- А про Елену Авраамовну не хочешь спросить? – с издёвкой спросил Гена.

- Хочу, - честно призналась Ира, - но мне неловко.

- Да, брось, Ириш. Тебе? – он опять захихикал, давая понять, что это не случай Павловой, - а Елена Авраамовна старше меня на шесть лет, счастлива в браке, у неё трое детей, пять внуков. Она помешана на здоровом образе жизни и весь год пинала меня, чтобы я занялся собой. Под её руководством я немного привёл себя в форму. Ну, как, продолжаешь ревновать?

- С чего взял, что я ревную? – покраснела Ира.

- Егорова... на тебе всё написано, - растолковал Гена, - ты поэтому так долго не приходила, злилась, что я не сказал о том, что мой заместитель, женщина.

- Нет, не злилась, - огрызнулась Павлова, - много чести.

- Тогда что, милая? – прошептал он, - зачем заставила подстреленного столько ждать? Его отдышка начала нарастать, и он вновь нацепил маску.

- Кривицкий, ты..., - Ира попыталась подобрать подходящее слово, - невыносим. Ну, да-да, я начала тебя ревновать. Я не понимаю, как ты...

Он перебил, опять сдвинув маску: «Догадался? Всё просто Егорова, если бы нет, ты бы сразу, как Брагин к тебе на доклад пришёл, появилась. Разве нет?»

- Я не понимаю, Ген, ты что действительно мысли мои читаешь? – фыркнула Ира.

- Кривицкий вздохнул: "Нет, не читаю, я просто тебя знаю, потому что люблю и чувствую", — возразил Гена. - Ириш, перестань. Неблагодарное это дело – ревность. Если бы ты знала, как я тебя ревновал к Аленикову, но я принял твой выбор, потому что он был очевиден. Ты же меня ревнуешь беспочвенно, и сама от этого страдаешь. Зачем? Вот этого я не понимаю.

- Я не знаю. Ревность сама начинает голову поднимать. Сейчас я точно не хотела, я даже кляла себя за это, - призналась Павлова, - я понимаю, что тебя не за что ревновать, особенно сейчас. Но я не могу...

— Это доказывает только одно, - сделал вывод Кривицкий, - ты меня любишь, даже если ты не хочешь в этом признаться самой себе.

Он продолжил игры с кислородом, но Ира наклонилась к нему, стянула маску: "Кривицкий, уймись с этой чёртовой маской! Пусть лучше назальный катетер поставят, это же невозможно! Самому не надоело?", и поцеловав его в губы, провела рукой по небритой щеке Гены: «Я уже призналась тебе и ещё раз могу сказать. Я тебя, Кривицкий, люблю и поделать ничего с этим не могу, как бы я не сопротивлялась. Ты же, зараза такая, не отпускаешь меня, как я не пыталась!» Он обнял её, притянул к себе и, посмотрев в её зелёные глаза, подарил ей страстный и опьяняющий поцелуй: «Егорова, я всё равно буду тебя любить!»

- Я знаю! – заверила его Ира, - Ген, отпусти, зайти могут.

- Да пусть заходят, - усмехнулся он, - все всё давно уже знают. Кого мы пытаемся обмануть? Но если ты, хочешь притворяться и дальше, я буду. Ты же знаешь, я всё сделаю, как ты хочешь. Я даже на назальный катетер согласен.

- Очень смешно! - вскинулась Ира.  "Нет, я не хочу притворяться", - призналась Павлова, - действительно уже весь Склиф знает. Сам виноват, реагировал на мои появления в палате, как ненормальный. Реанимация до сих пор от тебя в шоке. Сбагрили тебя к нам с превеликим удовольствием. Ты знаешь, что их зав решил, что у нас с тобой ментальная связь? – спросила Ира.

- О боже, даже так? – Гена сделал большие глаза и вновь схватился за маску, - Ир, я не специально. Я, вообще-то, в коме был.

- Я знаю. Но ты же всё слышал, признайся, - спросила Ирина.

- Слышал, но нечётко, как под водой, - он не стал отрицать, - ладно, Ириш, иди, у тебя ещё работы масса. За меня не волнуйся, договорились?

- Ген, а ты сегодня ел? - вдруг спросила Павлова.

- Ещё нет, - признался Кривицкий, - меня Фаина обещала борщом с пампушками побаловать... ты не против?

- Нет, - Ира мотнула головой, - я ей даже благодарна. Постараюсь тебе завтра, что-нибудь вкусненькое принести.

- Не заморачивайся, - сказал с нарастающей отдышкой Гена, и вновь вдохнул кислород, - отдохни лучше, ещё неизвестно, когда домой попадёшь. Коту лучше привет передай.

- Отдыхай, передам, - пообещала она и вышла из палаты.

Ей стало грустно, ну, что она за любящая женщина, если даже не может вкусно накормить своего мужчину? Вон Фаина всё успевает и дома для мужа, и на работе, ещё и Гене борщ принесёт. А она даже толком не знает, что Кривицкий любит из еды. Никогда не заморачивалась этим вопросом. Теперь, наверное, пора, если ему сейчас необходима её забота. А Гена больше переживает за неё, что она устала. Сам же даже вида не показывает, что ему плохо, больно, тяжело.

Может быть, котлеты? Ведь все мужчины любят котлеты, самый беспроигрышный вариант. Решено, сделает котлеты. Может, удастся пораньше уйти с работы? Фарш можно накрутить сегодня, сделать заготовку, а пожарить котлеты с утра, чтобы они были с пылу с жару. От мыслей о еде у Ирины свело желудок, она вспомнила, что сама с утра ничего ни ела и даже позавидовала Кривицкому, что ему светит борщ с пампушками. Она вспомнила, как ещё совсем недавно сам Гена запихивал ей в сумку контейнер с котлетами, чтобы она поела на работе. Почему-то вдруг стало очень жалко себя...

10

Котлетки удались на славу. Первым ими угостился Кот, который решил, что хозяйка расстаралась для него, пока Ирина наносила утренний макияж. Услышав грохот тарелки, Павлова выскочила из ванной комнаты... К счастью, сковорода с котлетами для Гены не пострадала, а вот первая партия была основательно продегустирована Котом. "Вот гад!" - проворчала она, - "и это за всё хорошее, что он для тебя делал. Сказано же тебе было, это для Гены!" И выпроводив шерстяного из кухни, она уложила котлеты в контейнер и заторопилась в отделение.

Ирина решила, что зайдёт к Гене до пятиминутки. В первую минуту, зайдя в палату, она подумала, что Кривицкий спит, но через какое-то мгновение услышала стон. Она бросилась к нему:

- Гена, Ген, что с тобой? Сердце? - она тормошила его плечо, но, кроме стонов и мычания, ничего добиться не могла.

В конце концов, Геннадий выдавил: "Голова...".

- Где медсестра? Почему ты один? - вспылила Павлова.

- Ир, не кричи. Татьяна мне только что капельницу сняла, смену пошла сдавать, - между приступами боли Кривицкий попытался её успокоить, — это всё из-за наркоза и комы, побочка.

- Потерпи, сейчас реаниматолога приглашу, - Ирина начала набирать номер реанимации на своём сотовом.

Реаниматолог примчался за считаные минуты. Вместе с ним был Брагин. Ирина Алексеевна попросила Олега, провести пятиминутку, и Брагин ушёл выполнять поручение заведующей.

Приступ Кривицкого удалось снять довольно быстро.

«Приступы будут повторяться, ничего не поделаешь», - сказал Константин, - «это побочка после выхода из комы. К тому же у Геннадия Ильича выход из комы произошёл достаточно быстро для его состояния. Поэтому головные боли могут быть довольно сильными. Я скорректирую лечение, но, если будут проблемы, Ирина Алексеевна, звоните сразу мне на сотовый в любое время дня и ночи».

Павлова поблагодарила реаниматолога и когда он ушёл, присела на стул около кровати Гены.

- Ты как? – с тревогой в голосе спросила она.

Гена был бледен, боль ещё не совсем покинула его, но он старался держаться и даже попытался улыбнуться, глядя на Ирину.

- Извини, я тебя напугал, - слабым голосом попытался извиниться он.

- Не так сильно, как когда была стрельба, но да, я испугалась. Думала сердце, - призналась она.

- Да, нет, с сердцем всё нормально. Тахикардия небольшая, но она практически постоянная... я привык, - сознался Гена, - я просто сам не ожидал, что побочка будет такой неожиданной и неуправляемой.

Он помолчал, Ира подумала, что он прислушивается к себе, но Кривицкий неожиданно спросил: «Ну, и где котлетки?»

- Ой, я совсем забыла! – засуетилась Ира, затем замерла, - а ты откуда о котлетах знаешь? Брагин сказал?

- Зачем Брагин? Ир, ты что думаешь, я опять какие-то мысли прочитал? - засмеялся он, - котлетами просто вся палата пропахла. Завтракать будем? Или это не для меня?

Ирина взяла контейнер с котлетами и поднесла к носу, действительно запах от него шёл сногсшибательный. «Я сейчас кружки принесу, чай пить будем. Кофе пока тебе нельзя, и я не буду тебя соблазнять». Пока закипал чайник, Ира сходила в кабинет и принесла кружки, заварку и сахар. На прикроватном столике накрыла завтрак: «Приятного аппетита!» Она протянула Гене кружку с чаем, тот с благодарностью взял из её рук кружку.

Поедая котлету, Кривицкий бросил комплимент: «Егорова, да ты рукодельница! Очень вкусно!»

- Кривицкий, ты просто голодный, - отмахнулась Ира, но ей было приятно, что Гена уминает уже вторую котлету.

- Нет, мать, ты попробуй, и сама поймёшь, - он подтолкнул к ней контейнер с оставшимися котлетами, - действительно вкусные. Коту привет передала?

- Угу, - Ира отломила половину от одной из котлет и отправила в рот, Гена не обманул, котлета действительно была вкусной и сочной, - ты наелся?

- Спасибо. Поблагодарить могу? – Кривицкий приподнялся на подушках и подвинулся, освобождая место для того, чтобы Ира могла сесть поближе к нему. Она пересела, вытерла губы салфеткой и наклонилась к Гене: «Благодари». Он хмыкнул: «А вчера кому-то люди мешали...»

- Или благодари без разговоров, или я пошла..., - она не успела договорить, Гена притянул её к себе и жадно прильнул к её губам. Поцелуй был страстный. Он отстранился только тогда, когда почувствовал, что ему не хватает дыхания и от недостатка кислорода началась отдышка.

«Кривицкий полегче, так до обеда не дотянешь! Фаину вчера также поблагодарил?» - подколола она его.

«Нет, Егорова, всё было чинно — благородно. Я поел, сказал, спасибо, и она ушла. Других благодарностей не было, будь спокойна», - успокоил её он.

Ира ещё раз наклонилась к нему и прошептала на ухо: "Мне пора, будь паинькой. Вечером зайду".

И она поцеловала Гену в небритую щёку. Он взял её руку, прикрыл глаза и тихо произнёс: "Ириш, я постараюсь больше тебя не пугать".