КРИВИЦКИЙ - ПАВЛОВА: ВОЗВРАЩЕНИЕ

1

Кривицкий мчался в Склиф в карете скорой помощи, сопровождая отца. В очередной раз его отец выкинул фортель. Залез на стремянку, чтобы повесить красный флаг КПРФ, и рухнул со всей дури вниз. Как итог, сложный перелом ноги в двух местах. Старик не вызвал скорую, а не придумал ничего лучше, как позвонить сыну в Израиль, и Гена, бросив всё, примчался спасать отца и его ногу.

Отец и раньше доставлял ему кучу неприятностей, потому что был вздорен, непредсказуем и упрям. За столько лет Гена не нашёл с ним общего языка, как не старался. Но когда возникали такие ситуации, как сегодняшняя, отец вспоминал, что у него есть сын и только он может ему помочь.

Именно поэтому сейчас Кривицкий сидел в карете скорой помощи и, матерясь про себя, успокаивал и уговаривал отца, не скандалить в Склифе, а адекватно принять помощь специалистов. Машина подъехала к дверям отделения, санитары вывезли каталку, а Геннадий прямиком отправился к стойке регистратуры, где он уже издалека заметил Дубровскую.

— Добрый день, Ниночка! — поприветствовал её Кривицкий.

Нины от изумления вытянулось лицо, и она на какое-то время потеряла дар речи. Вот это да! Перед ней стоял сам Кривицкий!

Увидеть его в Склифе не ожидал никто, хотя частенько вспоминали челюстно-лицевого хирурга из Израиля добрым словом, особенно после свадьбы их заведующей Ирины Алексеевны Павловой. После которой она стала замкнутой и  нелюдимой. Подчинённые не раз замечали следы гематом на её руках, шее и лице, и понимали, что новый муж распускает руки, но напрямую спросить об этом у самой Ирины Алексеевны не решались, не зная, как она отреагирует на подобные вопросы. Вот именно в этой в связи и приходил на ум медиков интеллигентный Кривицкий, после появления которого Павлову, как подменили, она стала мягче, человечнее и просто расцвела. Но у этих двоих не сложилось, о чём жалело всё отделение, потому что отъезд Геннадия Ильича и свадьба Павловой не принесли отделению ничего хорошего. Коллектив продолжал разваливаться, Ирину Алексеевну теперь уже больше тяготила её должность, чем приносила удовлетворение. Она вернула своё место, пойдя на компромисс со своими чувствами, прогнувшись под шантаж Аленикова. Работа не доставляла ей радости, а дома был муж-тиран, к которому она не испытывала никаких чувств, кроме ненависти и неприязни. Да и какие могут быть чувства, если ты внезапно становишься жертвой домашнего насилия? Для Павловой наступили тёмные времена, и впереди не было никакого просвета. Всё это почувствовали на себе и сотрудники отделения.

И теперь перед Ниной стоял улыбающийся Кривицкий собственной персоной, и по его виду было видно, что у него всё хорошо и он доволен переменами в своей жизни. Но что он делает в Склифе? Каким ветром его принесло из Израиля?

— Ой, Геннадий Ильич, добрый день! Какой приятный сюрприз! Я так рада вас видеть,— и Нина протянула Кривицкому руку для приветствия, зная, что как истинный джентльмен Кривицкий поцелует её руку и непременно поинтересуется её делами и детьми. Он не разочаровал. После обмена любезностями Нина спросила, что он делает в России, в частности, у них, в Склифе.

— Да, вот, отец не даёт скучать. Сломал ногу и два дня дома сидел, пока я всё не бросил там и не прилетел в Россию. Упрямец! — Кривицкий злился, но первая злость сошла сутки назад, поэтому сейчас он даже пытался шутить по поводу сложившейся ситуации, и Нина видела, как он просто светится оттого, что вновь видит знакомые лица, как горят его глаза и как он разительно отличается от того Кривицкого, который год назад уехал в Израиль раздавленный и непонятый, не найдя поддержку коллег и потеряв свою любовь. Сейчас перед ней была новая, улучшенная версия Геннадия Ильича, и в голове у Нины пронеслось: «Зачем мы его отпустили? Зачем так Павлова с ним?»

Отца Геннадий сдал в руки Хромова, после приветствий и обмена крепкими рукопожатиями Кривицкий быстро обрисовал ситуацию: «Иван Николаевич, надеюсь, вы найдёте к нему подход. Честно, у меня уже сил нет с ним бороться. Упрямый, чёрт! Но он мой отец, я вынужден мириться с его закидонами».

Хромов уверил Гену, что с этой проблемой они с Костей разберутся и ему не нужно об этом переживать.

— Лучше отдохните с дороги. Мыслимо ли с аэропорта сразу в Склиф?! — Иван Николаевич в изумлении развёл руками, — а, вот, кстати, и Фаина. Она вас обязательно чаем напоит, а мы пока в операционную.

Фаина действительно увидела Кривицкого и, не веря своим глазам, поспешила ему навстречу.

— Геннадий Ильич! Родненький! Вы вернулись, — она кинулась на шею Кривицкого, но тот, зная Фаину, стоически выдержал натиск, косясь на Дубровскую, которая, давясь смехом, пыталась делать вид, что ничего не замечает.

— Вы к нам приехали навсегда? Мы вас так ждали, вас так не хватало, — продолжая обнимать Геннадия Ильича, причитала она.

Отстранившись от её объятий, Кривицкий, улыбаясь, сказал: «Нет, Фаина Игоревна, я здесь по делу. У меня отец ногу сломал, вот пришлось прилететь. Так что я ненадолго».

Видно было, что Фаина расстроена, но всё же радуясь, как ребёнок появлению в Склифе Кривицкого, она по обыкновению предложила ему чай со своими фирменными пирожками с капустой, но Геннадий отказался, сославшись на то, что ему ещё бумаги заполнять нужно и дела есть неотложные. В этот момент Фаине позвонили из аптеки, и она была вынуждена оставить обожаемого ей Кривицкого.

2

Геннадий вновь подошёл к стойке регистратуры. Подсознательно Нина поняла, Кривицкий хочет поговорить с ней о Павловой.

— Ниночка, а я что-то Ирины Алексеевны не наблюдаю? — в подтверждении её мыслей спросил он, — она вообще в отделении?

— Да, конечно. В кабинете с бумагами сидит, ждём большую министерскую проверку, — ответила Нина и показала глазами в потолок.

— Ну, и что ей бояться, у неё же муж там, прикроет в любой момент, — пошутил Кривицкий.

— Не факт, — понизив голос, отреагировала медсестра и добавила, — всё не так, как кажется.

— Ниночка, ничего, если я бумаги позже заполню, — Геннадий посмотрел на неё и отодвинул от себя бланки согласий.

Нина поняла, что сейчас Кривицкий очень хочет увидеть Павлову и даже если, она заставит заполнять его все бумаги, он всеми правдами и неправдами увильнёт, чтобы увидеть Ирину Алексеевну.

— Да без проблем, Геннадий Ильич, — дала своё согласие Нина, — вы мне только телефон оставьте, как операция закончится, я сразу позвоню.

— Спасибо, Ниночка, золотой вы человек, — поблагодарил её Кривицкий, и, развернувшись, быстро направился на второй этаж, в известный ему кабинет заведующей отделением. Подойдя к двери, он сделал глубокий вдох, задержал дыхание и... постучал.

3

Ирина Алексеевна сидела в своём кабинете и пыталась работать. Именно пыталась, потому что за полдня работы она буквально вымучила пару отчётов и сейчас просто сидела, тупо глядя на очередной приказ, даже не понимала, что она должна делать согласно ему. Ей не хотелось выходить из кабинета, ей не хотелось вновь ловить жалостливые взгляды коллег, и видеть, как они отводят от неё глаза. До конца рабочего дня оставалось чуть более получаса, и за ней заедет Анатолий. От одной этой мысли ей уже становилось дурно. И тут в дверь постучали. Ирина вздрогнула: «Войдите», не поднимая головы от приказа, произнесла она.

Дверь открылась, и в кабинет со словами: «Можно?» вошёл... Кривицкий.

От неожиданности Ирина приподнялась со стула, и у неё вырвалось: «Гена?!..» Только от вида этого человека Павлову накрыла волна эмоций от изумления и неверия в происходящее до ощущения какой-то нереальной радости и теплоты, которая в один миг окутали её словно мягким, тёплым одеялом. Сказать, что она была рада его видеть, не сказать ничего. Они не виделись год, и за этот год, как заметила Ира, он изменился и изменился к лучшему. Подтянутый, хорошо одетый Кривицкий, светился от счастья. Его с проседью волосы, ставшие совершенно седыми, были аккуратно подстрижены. На носу восседали очки, которые вовсе не придавали ему вид замшелого интеллигента, напротив дорогая оправа делала образ Кривицкого законченным и уверенным в себе. Кабинет сразу наполнился шлейфом элитного парфюма. Его глаза были наполнены жизнью, оптимизмом и задором. Он улыбался.

Геннадий был противоположностью того Кривицкого, который уехал из страны год назад. По всему было видно, что у Гены всё хорошо.

— Здравствуй, Егорова! Ну, так можно? — поприветствовал её он, слегка улыбнувшись, но всё же не решаясь пройти и сесть.

— Привет! Да-да, конечно, проходи, присаживайся... как ты здесь?

— Павлова постепенно начала отходить от ступора, — у тебя что-то случилось?

Кривицкий сел и, продолжая светиться как медный пятак, ответил: «У меня нет. Опять с отцом проблемы. Пришлось прилететь. Привёз его в Склиф на операцию».

— В смысле, на операцию? — не поняла Ира.

— В смысле ногу сломал, — объяснил Геннадий, — залез на стремянку с красным стягом и рухнул вниз. Ты же его знаешь, ногу сломал и лежал двое суток, никуда не обращаясь. Уговорить не смог, пришлось бросить всё, и вот я здесь.

— И что? — не поняла Павлова.

— И оперируют его. Хромов с Лазаревым уже в операционной... а я вот решил к тебе зайти... не отвлекаю? Нина сказала, вы проверку министерскую ждёте... — вдруг смолк он.

— Нет, всё нормально. Ты же знаешь, бумаги процесс бесконечный, — улыбнулась она, — ты надолго?

— Даже не знаю, пока на пару недель. Там видно будет, — спокойно ответил Геннадий.

— Как Израиль? — спросила она.

— Стоит, что ему сделается, — усмехнулся он, не сводя с неё глаз.

— Выглядишь хорошо, — Ира сделала комплимент, — чем занимаешься?

— Спасибо. Работаю. Полгода назад предложили руководство клиникой, так что теперь я твой коллега, начальник, — кратко рассказал он о себе.

— А на личном фронте? — Ира буквально затаила дыхание, боясь услышать, что у Кривицкого и здесь всё хорошо.

— На личном, без перемен. Ну, что всё обо мне и обо мне... Как ты? Как Толик? — поинтересовался Кривицкий.

Пытаясь уйти от ответа, Ирина предложила ему кофе: «У меня шикарный шоколад есть. Ты такой любишь...».

— От чашечки кофе не откажусь. Я же с аэропорта сразу сюда. Чемодан только бросил, отца в охапку и в Склиф, — Геннадий поставил сумку, которую держал на коленях, на пол.

— На вешалку повесь, — предложила Ира.

Гена поднялся со стула и пристроил сумку на вешалку, а затем, раздевшись, повесил и плащ. Всё это время он не сводил взгляда с Егоровой. От его цепкого взора не ускользнула напряжённость Иры, её какая-то непонятная нервозность, но главное Кривицкого поразили её глаза... её зелёные бездонные глаза стали пустыми и безжизненными. Вроде бы всё хорошо, она улыбается ему, задаёт вопросы, но она старается даже не смотреть на него. Геннадия это перемена в ней озадачила и напрягла. Тем временем Ира встала из-за стола и прихрамывая, подошла к кофемашине.

— Нога всё-таки беспокоит? — поинтересовался он, заметив её хромоту.

— Да, нет, почти целый день за бумагами просидела, просто отсидела, — отмахнулась Ира, продолжая пытаться сварить кофе для него.

Кривицкий заколебался, ему показалось, что он заметил на шее Егоровой багровое пятно, чтобы подтвердить свою догадку, он бесшумно подошёл к Ирине и молча убрал локоны с её шеи. На ней красовались свежие гематомы. Ира попыталась отстраниться от него, но он взял её за руку и дрожащими пальцами отогнул воротник халата, в области ключицы было то же самое.

Гена был в шоке: «Ира, что это?» — прошептал он.

— Пустяки, не обращай внимание, — Павлова попыталась запахнуть халат, — это не то, что ты думаешь...

— Ты, сейчас мне, челюстно-лицевому хирургу, хочешь сказать, что я не знаю, что такое гематомы? Да, я по часам их разложить могу!

Кривицкий был не в себе, он начинал закипать, к нему постепенно приходило осознание того, что происходит и что твориться с его Егоровой. Алеников её бьёт!

 — Это свежие гематомы им всего два дня, — он взял руку Иры, задрал рукав халата, на запястьях тоже были следы кровоподтёков.

- Какая же сволочь! Мерзавец! Ненавижу урода! — взорвался Гена, — как ты могла позволить ему сотворить с тобой такое?! Что с тобой, Егорова?!

Что могла ответить Ира на его вопросы, ничего. Она просто сломалась, и теперь при виде Кривицкого она поняла, какой дурой была, какую величайшую глупость совершила. И больше не в силах изображать безразличие сильной женщины, она бросилась ему на шею и зарыдала. Слёзы Ирины были горячими, и она плакала в голос, пытаясь закрыть лицо руками, но Кривицкий, убирая от лица руки, вытирая с её щёк потоки слёз, прижимал свою Егорову к себе и шептал нежные слова, стараясь унять внезапно начавшуюся истерику.

Успокаивая её, он понял, что ему нужно действовать. Решение пришло само собой.

 — Ир, подожди, я сейчас, я вернусь, постарайся успокоиться, — он выскочил из кабинета и направился к Нине. Та принимала очередного пациента, но увидев Геннадия Ильича, передала больного Тане и подошла к Кривицкому, понимая, что он всё узнал.

— Нина, мне очень нужна будет ваша помощь. Если честно, она нужна не столько мне, сколько Ирине Алексеевне. Вы понимаете, о чём я говорю? — он с надеждой посмотрел на медсестру.

— Да, конечно, Геннадий Ильич, мы сделаем всё, о чём вы попросите. Это просто больше невозможно выносить. Всё отделение вам поможет, — заверила его Дубровская, — но у вас очень мало времени, минут через десять Алеников будет здесь.

— Ничего, мы успеем. Я уже вызвал такси к заднему входу. Ирина Алексеевна сейчас отключит свой телефон, я увезу её к себе. Если какие-то проблемы, звонки через меня. Алеников не должен знать, что я приехал, что я был здесь и тем более он не должен узнать, что я забрал Егорову, в смысле Павлову, в смысле... ну, вы поняли, — Геннадий отдавал чёткие указания, но внутри его всё кипело от ярости и ненависти к Толику.

Как он посмел поднять руку на женщину, которую, как он заверял Кривицкого, любил? Как он вообще посмел сделать это? Если бы сейчас Гена дождался Аленикова, то поговорил бы с ним по-мужски, но он не мог подвергать Иру новой опасности. Он реально понимал, что Толик не успокоится и, если он узнает, что его жена была с Кривицким, всё станет ещё хуже. Только куда уже хуже, если он дошёл до избиения того, кто не может дать ему отпор?!

— Не волнуйтесь, Геннадий Ильич, мы всё сделаем. Как только закончится операция, я вам перезвоню. Всех наших предупрежу, чтобы они не болтали ему лишнего, а сейчас вам нужно поторопиться. У вас реально очень мало времени, — Нина посмотрела на часы и занервничала, заметив, что стрелки неумолимо приближаются к назначенному времени.

— Спасибо, Ниночка. Я ваш должник, — Кривицкий пожал руку медсестре и уже собрался бежать за Егоровой, но Нина задержала его руку и искренне сказала: «Нет, это мы ваши должники. Как хорошо, что вы приехали. Не надо было вам уезжать», — после чего отпустила руку хирурга.

Гена вернулся в кабинет. Ирина уже успокоилась и прошедшую истерику выдавали лишь припухшие глаза.

— Сейчас мы поедем ко мне, — набрасывая плащ на плечи и хватая сумку, начал Кривицкий, — отключи телефон полностью, батарейку вытащи. Нину я предупредил, если что-то важное, она мне позвонит. Вставай Ириш, мы должны уехать раньше, чем он появится в Склифе.

— Но у тебя же отец, — заплаканными глазами она посмотрела на него, ещё не веря, что сегодня она не увидит своего тирана.

— Всё, что от меня зависело, я сделал, теперь он в надёжных руках. Как операция закончится, Нина мне позвонит. Закрывай кабинет, я сейчас ключи быстро отнесу, а ты к заднему входу, там уже такси ждёт белая машина 712, — он забрал у неё ключ от кабинета и вновь собрался бежать к Нине.

— Мне расписаться нужно, — напомнила ему Ирина.

— Чёрт! Забыл, — чертыхнулся он, — давай быстрее. Времени, насколько я понял, у нас в обрез.

Не успели они всё сделать и отъехать от Склифа, как к парадному входу подкатила шикарная машина Аленикова.

4

Переступив порог квартиры отца Кривицкого, Ира почувствовала облегчение, как будто с её плеч упал многотонный груз.

— Проходи, раздевайся, — пригласил её Гена, открывая дверь, — чувствуй себя как дома.

— Как дома не могу, у меня здесь даже переодеться не во что, — тихо произнесла она.

— Не беда, сейчас что-нибудь придумаем, — раздеваясь на ходу, Геннадий уже шарил в шкафу в поисках подходящей одежды, — есть мои старые футболки и рубашки.

Ира посмотрела на вещи, которые Кривицкий достал из шкафа, и усмехнулась: «Думаю, вот этой рубашки будет достаточно», — она взяла рубашку и скрылась за дверью ванны.

Выйдя из ванны в старой фланелевой рубашке Гены, она выглядела такой беззащитной и беспомощной. От взгляда Кривицкого, который сидел на диване и разбирал свой чемодан, не укрылись синяки на её ногах. Сердце защемило, к горлу подкатил ком, он подошёл к своей Егоровой и, осторожно обняв её, прижал к себе и почувствовал, как она вновь начинает плакать. Но на этот раз он не стал успокаивать Иру, лишь начал покрывать её лицо нежными, лёгкими поцелуями. Он чувствовал одновременно безмерную жалость и невыносимое желание обладать этой женщиной. Он хотел её, хотел, чтобы она нашла успокоение в его объятьях, ласках, в его любви и нежности.

Как будто прочтя его мысли, Ира ответила на его поцелуи, сняв с его носа такие непривычные для неё очки, обвила его шею и поцеловала. Её поцелуй был жарким, страстным и чувственным. «Гена, Геночка, родной, будь со мной, умоляю тебя. Я хочу тебя...».

У Кривицкого снесло башню, он подхватил Ирину, и через мгновение они уже были на диване, откуда были сброшены все вещи. Они так истосковались друг по другу, что просто невозможно было противиться обоюдному желанию, неудовлетворённой похоти и страстному вожделению. Телесная близость с Кривицким была волшебной, потому что это было выражением его любви, заботы и чуткости. Он дотрагивался до каждого кровоподтёка, ссадины с невероятной нежностью и осторожностью, боясь причинить ей хоть малейшую боль. Он боялся, что любое его неловкое, резкое движение вызовет в ней неприязнь и отторжение, но каждое его прикосновение вызывало в ней упоение и наслаждение, она хотела просто раствориться в нём, в его поцелуях и объятьях. Почти год она была в руках тирана, она начала бояться близости с мужчиной, потому что она приносила только боль и страдания. Но ему она отдалась полностью, осознавая, что этот мужчина не причинит ей вреда. Он просто не сможет сделать ей больно, он слишком любит её, чтобы сделать подобное.

Такого оргазма она давно не испытывала, возможно, потому, что сама избегала близости с ним из-за его проблем с сердцем. Но в постели Гена оказался таким искусным любовником, что она не ожидала от него всего того, что он дарил ей в эти минуты.

«Господи! Как я могла отвергнуть его! Я же его любила, зачем оттолкнула...», — лёжа на диване после близости и поглаживая огромный шрам на груди Кривицкого, думала Ира.

Она даже не заметила, как заснула. Гена высвободился из её объятий, как только понял, что она уснула, оделся и пошёл на кухню, нужно было приготовить какой-нибудь ужин.

5

Колдуя у плиты, боковым зрением он заметил звонок Нины, звук на телефоне он убрал до минимума, чтобы случайно не разбудить Ирину.

Он ответил на звонок. Операция отца прошла успешно, особых хлопот Кривицкий старший не вызывал, вёл себя прилично после того, как ему сказали, что Геннадий придёт к нему завтра, в истерики не впадал. Но Геннадий ждал сообщения о другом человеке, об Аленикове.

— Приезжал? — коротко спросил он в трубку.

— Да, сразу после того, как вы уехали, — отрапортовала Нина, — приехал и сразу начался допрос, как уехала? Куда уехала? Почему ничего не сказала? Кто к ней приходил? Звонил? Даже в кабинет пошёл, не поверил, что Ирина Алексеевна уже ушла. Чуть дверь с петель не сорвал! Я ему ключи показываю, а он готов двери вышибить! Звонить начал, а там тишина. Ещё больше взбесился.

— Никто не пострадал? — спросил Кривицкий.

— Да, нет, — отмахнулась Нина, — он к Хромову пристал, а тот только с операции вышел, и я его не успела предупредить, чтобы он молчал. Но Иван Николаевич быстро сориентировался и сделал вид, что вообще не понимает, о чём Алеников его спрашивает. Ну, так ни с чем и укатил, но злой, как чёрт.

— Отлично, — у Геннадия отлегло от сердца.

— А у вас всё... нормально? — запинаясь, спросила медсестра, — вы завтра с Ириной Алексеевной приедете?

— У нас всё нормально, — подтвердил Кривицкий и продолжил отвечать на вопросы, заданные Ниной, — Ирина Алексеевна спит. Конечно, завтра мы приедем вдвоём. Алеников, однозначно, завтра приедет в отделение и будет скандал. Надеюсь, мы выстоим. Спасибо за поддержку и понимание.

Ужин был готов. Без всяких изысков, просто отварной картофель, овощной салат и куриные котлеты, которые он купил в ближайшем магазине. Пора было будить Егорову.

Он зашёл в комнату. Ирина спала, свернувшись калачиком и укутавшись в одеяло. Он подошёл, сел на край дивана, погладив её по волосам, прошептал: «Ириш, просыпайся, ужин готов».

Ирина открыла глаза, посмотрела на Кривицкого и заспанным голосом сказала: «Я не хочу».

— А я хочу, потому что я ел последний раз в самолёте. Даже кофе у тебя мне не суждено было выпить, — он печально усмехнулся, — давай, Егорова, подъём. Сама-то, наверное, толком за целый день тоже не ела.

Накладывая на тарелку картофель и котлету, Геннадий бросал взгляды на Иру, и, в конце концов, произнёс: «Вообще, Егорова выглядишь неважно. Похудела, за собой не следишь... в парикмахерской, когда последний раз была?»

— Кривицкий, это ты сейчас специально? Хочешь побольней ударить? — в глазах Иры мелькнуло недовольство, сменившееся выступившими слезами.

— Э, мать, так не пойдёт... Ир, я хочу вернуть тебя к жизни и не хочу, чтобы ты загоняла себя в угол. Может быть, я делаю это неправильно, жёстко, но я знаю тебя, как сильную личность, а теперь я просто тебя не узнаю. Сволочь! Что он с тобой сделал? Как ему удалось тебя так сломать? — Гена потянулся за салфеткой, чтобы промокнуть слёзы Ирины.

— Ген, давай про него сегодня не будем, — она умоляюще посмотрела на него.

— Отлично. Тогда ешь, — проговорил он, подкладывая ей салат.

— Гена хватит, я уже наелась, — она попыталась отстранить его руку.

— В смысле наелась? Да, ты даже котлету не съела. Пока её не съешь, из-за стола не выпущу, — предупредил он.

Она прыснула: «Может ещё с ложечки кормить будешь?»

— Надо будет, буду кормить, — отрезал Кривицкий, — поешь и лечиться будем.

— Что лечить? У тебя что-то болит? — не поняла она.

— Ир, это у тебя болит. У тебя всё тело болит, не держи меня за дурака. Ты спину свою видела? —спросил он, начиная убирать со стола посуду.

— Я привыкла... — пролепетала Ира.

Кривицкий с психа бросил тарелки в раковину: «Ир, ты о чём говоришь?! Как можно привыкнуть к боли, унижению, побоям? Ты с ума сошла? Чтобы я этого больше не слышал, а ты мне этого не говорила, поняла?»

— Всё зря... Зря ты всё это затеял... Ничего не выйдет... будет только хуже, — выдавила Ира, — через две недели ты уедешь, а я останусь, и проблема не рассосётся.

— С чего ты решила, что я уеду через две недели? Я сказал, что приехал на две недели, а там видно будет. Но когда я приехал, я ничего не знал. Ты же могла мне позвонить, почему терпела? — у Геннадия был миллион вопросов, но он не был уверен, что получит на них от Егоровой вразумительные ответы.

— Я не могла, он твой номер удалил и звонки каждый день проверял, — сказала она, потупив взгляд.

— Господи, с ума сойти, — Кривицкий закатил глаза и заскрежетал зубами, — безумие какое-то... Всё! Я не хочу говорить об этой мрази! Ни сегодня. Мне нужно подумать, что мы можем сделать в данной ситуации, но я тебя не брошу, даже не думай.

— Всё, Ген, я поела. Спасибо было вкусно, — она поблагодарила его и хотела убрать за собой, но Кривицкий её опередил, он сам убрал за ней посуду: «Пустяки, ничего выдающегося. Приготовил на скорую руку. Чай будешь?»

— Нет, правда было вкусно, может, потому, что ты готовил? Чай попозже, можно? — попросила она.

— Нет проблем, как пожелаешь... — Гена уже домывал посуду, — иди укладывайся, я сейчас подойду. В аптеку заскочил, взял всё что нужно.

— Ген, может, не... — она хотела ему возразить, но увидев его строгий взгляд из-под очков, решила просто подчиниться.

6

Целый пакет с лекарствами возник на прикроватной тумбочке.

— Начнём со спины, ложись удобно, — Геннадий начал доставать какие-то баночки и флакончики, пока Ира снимала рубашку и удобно пристраивалась.

Всё её тело было покрыто кровоподтёками, ссадинами и гематомами. Кривицкий стиснул зубы и прикрыл глаза, нужно успокоиться. Сейчас не надо показывать ей, что ему за неё физически больно. Нужно вложить в свои прикосновения максимум нежности, ни в коем случае не причиняя ей боль.

Лёжа на животе, Ира ощутила лёгкие прикосновения тёплых, бархатистых рук Кривицкого. Он дотрагивался до её кожи с нереальной нежностью. Ей было так приятно, что она начала дремать, пока Гена не дошёл до зоны рёбер.

— Ген, щекотно, — засмеялась она, дёрнувшись всем телом. Он как будто не обратил на её слова никакого внимания, продолжая втирать мазь, — Гена, ну, правда, щекотно.

— Пусть лучше будет щекотно, чем иначе. Просто расслабься, здесь немного осталось, — он был предельно собран и вёл себя, как врач, а никак любящий мужчина, перед которым была обнажённая любимая женщина, которую он страстно хотел.

После спины были ноги. Геннадия беспокоила травмированная нога Ирины. Место разорванного сосуда было отёчным и гиперемированным, он переживал, что может быть тромбоз, не зря же Егорова прихрамывала. Осмотрев ногу, он достал шприц и какой-то флакон, Ира заметила, что он начал набирать лекарство в шприц.

— Ген, что это? Зачем? — с тревогой спросила она.

— Егорова! Ещё сосудистым хирургом называешься! Довести себя до такого состояния, не понимаю... — Кривицкий нахмурился.

— Я, вообще-то, про лекарство. Что это? — Ира ткнула пальцем в импортный флакончик, стоящий на тумбочке, из которого было набрано лекарство.

— Это анестетик хороший, и боль уберёт, и отёк снимет. Нарыл в своей личной аптечке. Отцу привозил из Израиля. Придётся потерпеть, он очень болючий. Глубокий вдох сделай, — попросил он, и тут же ввёл иглу в место травмы. Введя лекарство, он быстро извлёк иглу и прижал место инъекции спиртовой салфеткой: «Выдыхай. Сейчас печь будет», — предупредил Гена. Ногу действительно запекло и закололо сотнями мелких иголок, но лишь на какую-то минуту, после чего Ира почувствовала облегчение. Нога больше монотонно не ныла и время от времени не дёргала.

— Ну, теперь сама... грудь, шею, — Кривицкий попытался встать, но Ира схватила его за футболку и пробормотала: «Если уже начал, доводи до конца», — с этими словами она легла на спину. Геннадий сглотнул подкативший комок: «Хорошо», сказал он, проведя смазанными в мази пальцами по её шеи. Егорова притянула его к себе и поцеловала, он отстранился: «Нет, Ир, не надо, ни сегодня».

— Что-то не так? — не поняла она.

— Если лечиться, то лечиться, мы же сейчас все лекарства сотрём, не дав им впитаться, — резонно заметил Кривицкий.

— Но поцеловать-то тебя можно? — спросила Ирина.

— Ириш, лучше не надо, я и так себя из последних сил сдерживаю, пожалуйста, не провоцируй, — он коснулся губами её волос и вдохнул их запах, — знакомый аромат...

— Это же ты мне дарил на день рождения, забыл? — напомнила она ему, — совсем чуть-чуть осталось, я их берегу. Они мои любимые.

— Так уже больше года прошло, — Кривицкий был изумлён, Егорова пользуется парфюмом, который подарил ей он.

— Да, верно, я экономлю, — сказала Ира.

— Не стоит, я тебе другие подарю, ещё лучше, — пообещал он.

— Я хочу эти же, — твёрдо сказала она и вновь прижалась губами к его щеке.

— Егорова, умоляю, давай закончим и спать. Я чертовски устал, — зевнул он, смазывая очередной кровоподтёк на груди Иры.

— Бессердечный ты, Кривицкий, — припечатала она.

— Я?! — изумился он, — это ты сейчас специально меня драконишь?

— Конечно, ты ещё и шуток не понимаешь? — с издёвкой спросила она.

— Да, какие шутки. Я про неё думаю, про то, что дальше делать, а меня опять обвиняют, — Гена поджал губы, — и ещё за Кота переживаю. Как он там один?

— Ну, потерпит, ничего страшного. С утра у него миски полные были, — заверила Ирина.

— Всё же может мне смотаться к нему? — спросил он.

— Кривицкий, ты совсем с ума сошёл? А если он там? Подставиться хочешь? Чтобы я тут вся издёргалась? Обо мне подумал? — глядя на него, она насупилась.

— Ладно, успокойся, не поеду, но я за него тоже переживаю. «Он же твой любимчик, — заметил Гена, накладывая мазь на последнюю ссадину, — ну, всё, Ириш, спи». Спокойной ночи.

Кривицкий накрыл её покрывалом и собрался уходить.

— Ген, а ты куда? — спросила она.

— В зал на диван пойду, — Гена махнул рукой в сторону зала.

— Если ты туда уйдёшь, я туда приду, — она поставила ему ультиматум, — что плохого я тебе сделала, что ты меня избегаешь? Ты считаешь, что сегодняшняя близость между нами была ошибкой?

Кривицкий тяжело вздохнул, конечно, он так не считал. Но не мог он сейчас признаться ей, что страстно хочет её, хочет так, как никогда никого в жизни не хотел. И это желание перемешано с жалостью, любовью, состраданием и похотью. Эта была такая взрывоопасная смесь чувств, которую он сам боялся.

— Нет, я так не считаю, но я хочу во всём разобраться, — он попытался выкрутиться.

— В смысле разобраться? Я думала, что у тебя чувства не прошли, — Ира не понимала, что твориться с Геной.

— Будь уверена, с моей стороны они не прошли, — уверил её он.

— Тогда что? — спросила она.

— Всё Ириш, давай спать, — с этими словами он наклонился к её уху и прошептал: «Просто немного потерпи, Егорова», — с этими словами он нежно поцеловал её в губы, и она ответила ему таким же тёплым поцелуем.

— Господи, Кривицкий, какое счастье, что твой отец сломал ногу и ты приехал. Действительно, не было бы счастья... Я год ждала, подожду ещё. Только разбирайся быстрее, — прошептала она, — и ложись уже. Кривицкий, кто-то мне футболку обещал».

Геннадий протянул ей свою футболку, и пока она её надевала, нырнул под одеяло, вдыхая ароматы лекарств. Он заснул практически мгновенно, потому что действительно сегодня устал. Это был день, насыщенный событиями, в нём было всё: и злость на вредного отца, и встреча с бывшими коллегами, и близость с любимой женщиной, которую, он думал, потерял навсегда, и ненависть к её мужу, которого мужем язык не поворачивался назвать.

***

Ира спала беспокойно, её мучили кошмары. Гена полночи пытался её успокоить и под утро, просто вырубился.

— Ген, Гена, — она дотронулась до его плеча, — нам вставать пора.

Кривицкий с трудом разлепил глаза и потянулся: «Егорова, ты всегда так спишь?»

— Как? — не поняла Ира.

— Никак... всю ночь бормотала, вошкалась, меня пинала, — Геннадий с тревогой посмотрел на неё, — ты выспалась?

— Не знаю, — Ира положила голову на его плечо, — прости, я тебе спать не дала.

— Да, ладно, — он погладил её руку и поцеловал в лоб, — ясно, что оба не выспались. Будем другими способами просыпаться. Марш в душ, я на кухню. Я там с вечера всё приготовил, косметики только нет. Твоё полотенце, зелёное.

— Спасибо, — тихо поблагодарила Ира и прошла в ванную.

7

— К сожалению, кофе только растворимый, — сказал Гена, наливая кипяток по кружкам.

— Не страшно, — лёгкая улыбка коснулась губ Иры, — всё нормально, не парься.

— Котлеты остались с ужина, на обед возьмёшь? — спросил он, протягивая ей намазанный маслом кусок хлеба.

— Если пообедать удастся... — она взяла хлеб и положила на него сыр, — Ген, ты боишься?

Геннадий поперхнулся кофе: «Что я должен бояться?»

— Алеников сегодня обязательно придёт, возможно, даже с утра, — пояснила Ирина.

— И я его должен бояться? — он резко поставил кружку на стол, расплескав содержимое, — послушай Ир, я не хочу вдаваться в подробности ваших отношений, я вижу только их последствия, и меня они не радуют. Я не боюсь Толика, он трус. Но я боюсь за тебя. Такие люди не останавливаются, пока их не остановишь. И я намерен его остановить. Пока не знаю как, возможно, сегодня он сам мне подскажет, что я должен делать. Я знаю одно, ты должна с ним развестись.

— Он не даст мне развод, — уткнувшись в кружку, пробормотала Ира.

— Ир, у тебя побои. Если бы ты не сломалась, его можно было даже посадить за телесные. Я тебя не обвиняю, в конце концов, ты женщина. Каждая женщина хочет счастья, надеется на лучшее. Это нормально. Я хочу только одно знать. Ты его любила? — Гена в упор посмотрел на неё.

— Нет, — тихо ответила Ира помедлив.

— Тогда что? Ты хотела отомстить мне? Егорова, но ты сделала плохо только себе, — недоумевал Кривицкий.

— Он говорил, что любит. Я думала, что его любви будет достаточно. Мне было так одиноко, когда ты уехал, — призналась она.

— Не понимаю, ты сама сделала всё, чтобы я уехал, — повысил голос Гена, — если ты хотя бы намекнула, что я тебе нужен, я бы остался. Продолжил терпеть твои истерики, унижения, скандалы. Но ты сама поставила точку в наших отношениях, ты послала меня ко всем чертям. Так какого лешего ты сейчас говоришь об одиночестве? У меня в голове не укладывается. Я чего-то не знаю, у меня картинка не складывается. Ты знала, что у меня к тебе чувства?

— Знала, — дрожащими губами произнесла она.

— Тогда зачем? Зачем этот брак? Я же тебя предупреждал по поводу Толика. Я говорил тебе держаться от него подальше? — Кривицкий сыпал вопросами. Все они были правильными, но очень болезненными для Павловой.

— Говорил... Кривицкий, перестань. Мне и так плохо, а ты хочешь меня добить. Я не звала тебя, меня спасать, — огрызнулась она.

— Верно, не звала, но ты хотя бы понимаешь, чем всё могло закончиться для тебя? Можешь думать обо мне что хочешь, но я рад, что приехал, что хотя бы попытаюсь помочь тебе, может быть, тогда ты посмотришь на меня иначе и не будешь думать, что я махровый эгоист, монстр, который тебя использовал, — Геннадий встал из-за стола, — прости, я, кажется, испортил утро, но нам уже пора.

Ира взглянула на часы, действительно было пора. Внутренне она вся сжалась, то, что говорил сейчас Кривицкий, было правдой, но правдой было то, что она его любила и любит до сих пор. Она поняла это, как только он появился на пороге её кабинета с вопросом: «Можно?» Но и то, что она его отвергла, было правдой. Почему она так поступила? Она сама задавала себе этот вопрос сотни раз и не могла ответить. Кривицкий был прав, она хотела сделать больно ему, и у неё получилось. Сейчас ему действительно больно, но не за себя, а за неё.

Гена вывел её из раздумий: «Ира, пора, такси ждёт». Он вытащил из холодильника контейнер со вчерашними котлетами и засунул в сумку Иры.

— С ума сошёл? Там же бумаги, — она попыталась вытащить контейнер из сумки, но он остановил её руку, сказав: «Всё, нормально. Он герметичен. Прости, если что не так...».

— Пошли уже, — перебила она его и обув туфли, вышла из квартиры.

8

Они прибыли в Склиф вместе. В регистратуре сегодня была Татьяна, Нина ушла на больничный с младшим ребёнком. Но Татьяна была в курсе происходящего, да что она, уже весь коллектив отделения был в курсе. И все они готовы были помочь и поддержать Кривицкого, а вместе с ним и Ирину Алексеевну.

Узнав о состоянии отца и в какой палате он лежит, Геннадий отправился к нему, а Павлова к себе в кабинет.

Отец, как обычно, был недоволен сыном, хвалил Хромова и костерил Гену, но Кривицкий за столько лет привык к такому положению вещей, поэтому просто тупо выслушивал отца, украдкой поглядывая на часы. В палату с обходом зашёл Иван Николаевич. Поприветствовав друг друга, хирурги перешли на медицинский язык, который не понимал отец, но Геннадию нужно было знать ход послеоперационного периода и прогноз. Хромов успокоил его, прогноз был благоприятным, если всё пойдёт хорошо, то отец не будет даже хромать. Эта новость приободрила сына.

Дверь палаты открылась и вошла взволнованная Татьяна.

— Геннадий Ильич, Анатолий Борисович приехал, — в глазах у медсестры был испуг, — он к Ирине Алексеевне в кабинет пошёл.

«Началось» — пронеслось в голове у Кривицкого. Он быстро поблагодарил Хромова, сказал отцу, что ещё зайдёт, и помчался в кабинет заведующей.

Подойдя к двери кабинета, он услышал крики Аленикова. Недолго думая, рванул дверь на себя.

— Здравствуй, Анатолий! — поздоровался он с Алениковым. Возникла немая сцена.

Ирина не думала, что он появится так скоро, а Толик вообще не ожидал увидеть здесь и сейчас ненавистного ему Кривицкого. Получалось, что его жена провела ночь с этим евреем. Чёрт! Ещё не хватало, чтобы он был рогоносцем. Да, она совсем обнаглела! Она только его, и никакой Кривицкий ей не поможет. Она его жена, и точка. Он искал её вчера везде, где только мог, но никто ему не сказал, что появился Кривицкий. Если бы он знал, она бы уже вчера была дома, как миленькая.

— Привет, Гена! Какими судьбами? — спросил Алеников, — жена моя позвала?

— Да, нет... другие дела были, — ответил Геннадий, бросив взгляд на Ирину, пытаясь понять, не опоздал ли он. По взгляду Егоровой он понял, что появился вовремя.

— Ну, так и иди по делам. Чё сюда-то припёрся? — Толик приблизился к Кривицкому, от него разило перегаром, вид у него был помятым, взгляд был полон ненависти, — жена моя понадобилась? Что, других баб нет? Или в Израиле с этим туго?

Гена спокойно снял свои очки и, положив в нагрудный карман пиджака, глядя в упор на Анатолия, сказал: «Да, понадобилась. Ты её недостоин. Какой ты к чёрту муж, если руки распускаешь?» Слова Кривицкого вывели из себя не вполне трезвого Аленикова, и он наотмашь ударил Гену. Гена лишь усмехнулся. Это просто взбесило Анатолия: «Эта сволочь ещё и улыбается! Переспал с моей женой и думает, что это ему с рук сойдёт!»

— А ты, что свечку держал, и даже если так, что ты мне сделаешь, Толик? Ударишь, изобьёшь, как её, задушишь? Что ещё, кроме этого, ты можешь? Но я, не Ира. Лучше не связывайся со мной, я тебя предупредил. И спать я буду с кем хочу, и когда хочу. Даже если это будет твоя жена, уяснил? — Кривицкий продолжал оставаться спокойным внешне, хотя внутри у него всё кипело, и ему очень хотелось съездить этому алкашу по морде, но, когда тот ударил Гену, он понял, как можно противостоять Аленикову.

Ничего не подозревающий Анатолий вновь ударил Кривицкого в челюсть, из рассечённой губы Геннадия появилась тонкая струйка крови.

  Ирина не выдержала. Во-первых, она не понимала, что происходит с Кривицким, почему он так себя ведёт, почему не даёт отпора, а во-вторых, она начала бояться за Гену, если сейчас Алеников начнёт драку, то может его покалечить. А у Кривицкого всё-таки сердце...

— Прекратите, — крикнула Павлова.

— Ты ещё мне указывать будешь, — проорал Толик, — что любовничка жалко стало? Не жалей, а то и тебе сейчас достанется.

Кривицкий напрягся, но быстро взял себя в руки: «Толик, тебе сейчас лучше уйти. Не стоит в отделении отношения выяснять. Есть другие места. Но запомни, Ира сегодня домой не придёт, можешь не надеяться. И ты ей ничего не сделаешь, понял?»

— Ты мне, что ли, помешаешь? — выпалил Алеников, наступая на Геннадия и готовый вновь ударить.

— Хотя бы и я, — вновь спокойно сказал Гена, после чего последовал ещё один удар, который пришёлся на скулу Кривицкого. Ответного удара не последовало, Анатолий был в растерянности. Он тоже не понимал поведения Геннадия.

— Да, пошёл ты к чёрту, придурок! Бабу верни, если не вернёшь, пеняй на себя, — прорычал Алеников и направился к двери.

— Даже не мечтай. Не верну, она подаёт на развод. Ясно? — кинул ему в вдогонку Кривицкий усмехаясь. Толик посмотрел на него, как на идиота.

— Пожалеешь ещё, что на свет родился, — последовала на прощание угроза чиновника, — а с тобой мы ещё поговорим, ты — моя законная жена, — он бросил угрозу в сторону Ирины.

— Можешь не угрожать, пуганные. За себя беспокойся, — даже не дёрнувшись, ответил Геннадий.

Раздался громкий хлопок дверью, Анатолий выскочил из кабинета в бешенстве.

9

Ира бросилась к Кривицкому: «Ген, ты что с ума сошёл? Почему ты терпел, когда он тебя ударил? Пойдём в приёмное, я там всё обработаю. Возьми пока» — она протянула ему одноразовую стерильную салфетку, второй попыталась промокнуть кровь на рубашке,  — «всю рубашку кровью забрызгал».

Гена сидел и смотрел на Ирину улыбаясь. Ирина озадаченно смотрела на него, она ничего не понимала. Наконец, Кривицкий произнёс: «Он сам дал нам карты в руки. Я специально провоцировал его на удары, он даже не понял. На данный момент я гражданин другой страны...», — он взглянул на Ирину, — «понимаешь?»

До Ирины начал доходить смысл его слов. «Кривицкий, ты же...»

— Еврей! — засмеялся Гена, — с ним нужно или его методами, силой или хитростью. Драться с ним много чести, хотя очень хотелось. А вот с мозгами-то плоховато, пропил всё.

— Пойдём уже, гений, — Ирина усмехнулась, взяла его под руку и вывела из кабинета.

В приёмном отделении была Фаина, увидев Геннадия Ильича с окровавленным подбородком и свежим синяком на левой скуле, она запричитала и бросилась к нему, желая помочь.

— Фаина Игоревна, я в порядке, спасибо, — успокоил её, улыбающейся Кривицкий, — Ирина Алексеевна всё сделает.

— Ну, как же, у вас же кровь, точно моя помощь не понадобится? — она продолжала метаться по палате, пока Павлова ни сказала ей, что им нужна помощь Хромова, и попросила пригласить к ним хирурга, если он не на операции. Фаина умчалась исполнять указание.

Взяв спиртовую салфетку, Ирина промокнула разбитую губу Гены. Он сморщился и дёрнулся.

— Терпи! Он тебя бил, ты терпел, а сейчас, что раскис? — спросила Ира.

— Да, я просто не ожидал. Конечно, я потерплю, это пустяки. Ты правильно сделала, что Ивана Николаевича пригласила, мне справка нужна о нанесении телесных повреждений, — Гена окончательно раскрыл свои карты.

— И куда ты с ней? — спросила Егорова.

— Да хоть и в полицию, да и при разводе она пригодится. Плохо, что у тебя ничего подобного нет. Ты же могла сделать это в любой момент. Разве Брагин бы тебе не помог? — его вопрос поставил её в тупик, она даже никогда не думала об этом.

Пришёл Хромов и, увидев опухшее лицо Кривицкого, только охнул, тут же проверил реакцию зрачков и полностью поддержал Геннадия Ильича в том, что нужно снять побои. Когда лицо Кривицкого было приведено в порядок, насколько возможно в данной ситуации, и покончено с бумагами, Иван Николаевич ушёл, Гена, положив справку во внутренний карман пиджака, сказал: «Ириш, ничего не бойся. Я всё сделаю, чтобы этого урода даже духа рядом с тобой не было. Нам нужен хороший адвокат».

— Я рядом с тобой не боюсь, — призналась она, — у Лазарева в своё время была хорошая адвокатесса, могу узнать телефон. Она его из сизо вытащила.

— Нам нужен по бракоразводным процессам, хотя может у неё связи есть, — задумался он.

— Я поспрашиваю, позвоню, может, она что-то посоветует, — пообещала Ира, — ты домой собираешься или так и будешь меня целый день охранять?

— Буду охранять. Мне так спокойнее. Если хочешь, могу помочь по старой памяти, — он подмигнул ей и вновь заулыбался.

 — Вот не пойму я, Кривицкий, почему ты сегодня такой счастливый. Ему лицо набили, а он лыбится. Хотя бы губу поберёг, опять кровоточить начала, — Ирина вновь приложила к его губе гемостатик, — холод подольше подержи, отёк уже на глаз пошёл.

Вместо того чтобы скривиться и запротестовать, Гена поцеловал ладонь Иры и спросил: «Ну, так как помочь?»

— Придётся... ты же сказал ему, что домой я не приду, — она не успела договорить, Гена всё понял и сказал: «Не переживай, я съезжу. Проверю Кота, вещи соберу. Список только черкани».

— А если он там? — спросила с тревогой Ирина.

— Ир, расслабься, ему нужно быть на работе. Он не может контролировать тебя 24 часа в сутки, и даже если он там, это твоя квартира и ты вправе давать ключи от неё кому угодно и когда угодно, — Кривицкий слегка усмехнулся и скомандовал, — пиши список и не о чём не думай. Я постараюсь вернуться побыстрее, чтобы ты не слишком волновалась.

10

К Кривицкому они приехали поздно. Гена всё-таки «выклянчил» у Ирины операцию. Как она не сопротивлялась, ей пришлось уступить после того, как привезли автодорожку, пассажир не был пристёгнут ремнём безопасности и вылетел через лобовое стекло. Множественные порезы лица требовали вмешательства челюстно-лицевого хирурга, а в штате отделения после отъезда Кривицкого такого специалиста не было, и Лазарев был очень рад, что ему улыбнулась такая удача, поработать с асом челюстно-лицевой хирургии ещё раз.

После операции глаз Геннадия заплыл практически полностью. Ира ворчала, а Кривицкий, улыбаясь, достал сотовый и сделал несколько снимков: «Ир, отличная тема. Мне даже нравится», — пошутил он.

— Как это может нравиться? А если бы он по носу заехал? Больно? Может обезболить? — волновалась она, накладывая повязку с мазью на подбитую скулу Кривицкого.

— Да, пустяки. Главное об этом не думать. А вот за нос я больше всего боялся. Если бы по носу прилетело, сам бы я себе его не восстановил, а у тебя лицевого нет, — и он потрогал свой утиный нос, продолжая улыбаться.

— Кривицкий, хватит скалиться. Уже злить начинаешь, — начала заводиться Ира, — я за него волнуюсь, а такое впечатление, что он тебе миллион подарил, а не лицо разбил.

Но у Геннадия было такое хорошее настроение, что он просто не мог перестать улыбаться. Сам он толком не мог объяснить причину своей радости. Возможно, это было потому, что он совершил действительно мужской поступок, а возможно, потому, что Толик своими руками даже не дотронулся до Егоровой. И сейчас она переживает за Геннадия, и в её глазах нет страха, как это было утром за завтраком.

***

Ужин был скромный, приготовленный Геной дома у Ирины.

— Рыба вкусная, — отметила Ира, — когда успел пожарить?

— Так я к тебе приехал, а там Кот, у него стресс. Ему плохо, Толик обижал, хозяйка исчезла, — хихикнул Гена.

— Как догадался про Толика? — она посмотрела на него с изумлением. Алеников действительно обижал её Кота, мог пнуть, взять за шкирку и кинуть об пол, да и Кот его не любил, старался не попадаться ему на глаза.

— Так Кот сказал. Мы с ним поговорили по душам. Я его рыбкой угостил, ему понравилось. Плакал, когда я уходил. Плохо ему там одному, — Ира не могла понять, шутит сейчас Кривицкий или действительно говорит серьёзно, решив, что всё-таки он шутит, она сказала: «Ты мне его не балуй, а то потом на меня жаловаться будет».

— Как скажешь. Нет, Ир, серьёзно, этот шельмец меня узнал. Сначала не выходил, боялся, а потом вышел и начал о брюки тереться. Я ему корма насыпал, но он даже не подошёл к нему. Пришлось за рыбой идти. Вернулся, двери открываю, а он уже сидит, ждёт. Ну, как я мог его голодного оставить, вот и начал жарить нам, и отварил ему, — поведал свои приключения с Котом Гена, — если бы не в Склиф, сюда бы его привёз.

— Хорошо, что не привёз, я бы опять плакать начала, — призналась Ира.

— Егорова, ну, что ты? Я думал тебе уже полегче, а у тебя опять глаза на мокром месте, — вздохнул Гена, и, решив перевести разговор на более приятную тему, предложил, — пойдём лучше сумку разберём, кажется, я всё нашёл по твоему списку. Ир, не ругайся только я ещё документы все твои взял. Побоялся, что он может прихватить, если придёт.

— Телохранитель... чтобы я без тебя делала, — Ира обняла его и поцеловала в здоровую щеку.