Глава 21
Лиса: Я кое-что сделала.
В тот субботний день я сижу за кухонным столом и жую замороженный обед с макаронами и сыром, когда приходит сообщение от Лисы.
Я: Насколько вопиющее?
Лиса: Хм. Выше среднего?
Я: По шкале от «сама подстригла челку» до «купила ферму лам».
Лиса: Ну тогда скажем, что я купила ламу с фермы. Точнее две.
Я: Что за хрень?
Я собираюсь ей позвонить, когда приходит смс с картинкой, и я чуть не давлюсь макаронами. Это селфи, на котором Лиса держит в одной руке тощую помесь йорка, а другой прижимает к груди немецкую овчарку.
Я: …
Лиса: В общем, я забрала себе двух собак серийного убийцы. Знакомься, Джуд и Пенни Лейн.Двадцать минут спустя я стою в ее гостиной.
– Ты спятила? – Я бросаю взгляд на двух собак, свернувшихся калачиком на одной гигантской собачьей лежанке, в то время как маленькая пустая. – Ты забрала собак Эрла? Тех, которым собирались нас скормить?
Она выпрямляется после того, как наполняет их миски водой, собирает волосы в конский хвост и бросает на меня взгляд, вскидывая бровь.
– Я сомневаюсь, что они бы нас ели. Эрл просто пытался нас запугать.
Я моргаю.
– Насколько помню, наш парень был довольно откровенным.
– Им нужен был дом, Чонгук. Больше они никому не нужны. Я уже планировала завести собаку, и это показалось правильным поступком. Взгляни на них.
Мы оба поворачиваем головы, чтобы полюбоваться бесспорно очаровательным зрелищем.
Пенни Лейн, малышка, свернулась в крошечный комочек у груди Джуд. Они оба крепко спят и довольны.
– Ну ладно, они милые, черт бы их побрал. Я не хладнокровный монстр. Просто в замешательстве. – В замешательстве склоняю голову набок и чешу затылок, пытаясь все переварить. – А они не… чокнутые?
Я понимаю, что подобрал неправильное слово, потому что Лиса тут же резко поворачивает ко мне голову.
– Не чокнутее нас. Хочешь сказать, что мы не заслуживаем любви и заботы из-за того, что случилось?
Черт. Она меня подловила. Я набираю полные легкие воздуха и медленно выдыхаю, пожимая плечами.
– Да, наверное, ты права. Просто подумал, что они могут быть агрессивными или у них какие-то проблемы, понимаешь?
Лиса кивает, поглядывая на отдыхающих животных.
– Они прошли полное обследование, и ветеринар не думает, что с ними жестоко обращались. Просто не особо ухаживали. Они очень привязаны друг к другу, поэтому шли как пара.
Как пара. Они не единственные.
Лиса задумчиво улыбается.
– Думаю, ты был прав, когда сказал, что я заберу двух собак сразу.
На моем лице тоже расцветает улыбка. Ее сердце даже больше, чем я предполагал.
– Похоже на то.
– Они такие сладкие. Они у меня всего пару часов, но мне кажется, они сразу поняли, как только вошли в дом, что с ними все будет хорошо, – говорит Лиса. – Как будто знали, что отныне здесь их дом.
Моя улыбка становится задумчивой, пока я наблюдаю за Лисой, за ее отсутствующим взглядом, за босыми ногами, утопающими в пушистом ковре. Забавно, как дом может означать одно, а в один прекрасный день, – что-то совершенно другое. Думаю, это потому, что дом – не место, а ощущение.
– Ты давно разговаривал с Наëн?
Мои фантазии рушатся при упоминании имени Наëн. Я прикусываю язык, понимая, что Лиса еще не знает.
– Э-э… да.
Лиса начинает хлопотать по гостиной, взбивая подушки и складывая одеяло.
– Она должна была прийти вчера вечером, чтобы посмотреть со мной фильм, но она так и не появилась. А еще не ответила на мои сообщения, что странно. Обычно она не отлипает от своего телефона. – Лиса влетает на кухню за бутылкой средства для мытья стекол и начинает чистой тряпкой полировать кофейный столик. – Может быть, она задержалась на работе и забыла.
– Она тебе не сказала?
Лиса выпрямляется, чтобы посмотреть мне в лицо, машинально поправляя сползшую на грудь тунику.
– Не сказала что?
Проклятье. Я надеялся, что мне не придется повторять этот разговор дважды. Я все еще не могу оправиться от полнейшего отчаяния, горевшего в глазах Наëн, и понятия не имею, как Лиса отреагирует на эту новость.
– Я порвал с ней вчера.
Лиса смотрит на меня, не мигая, и тряпка выскальзывает у нее из рук.
– Я полагал, она тебе сказала. Ночь была тяжелой, и, очевидно, Наëн не в лучшем состоянии. И я просто думаю…
– Исправь это.
Я хмурюсь, встречаясь с ней взглядом.
– Что?
Лиса вытаскивает из-за пояса свой мобильный телефон, бросается ко мне и хлопает им меня по груди.
– Исправь это!
Я ловлю его и возвращаю ей.
– Нет. О чем ты говоришь?
Лиса резко отворачивается, ее плечи вздымаются и опускаются от переизбытка эмоций. Она несколько мгновений молчит, и единственный звук, нарушающий пронизывающую воздух тишину – ее прерывистое дыхание.
Я протягиваю руку, чтобы коснуться ее плеча.
– Лиса…
Лиса стремительно поворачивается на пятках, ее взгляд совершенно дикий.
– Это из-за меня? Ты разбил сердце моей сестры из-за меня?
– Нет. – Я понятия не имею, почему она так разозлилась. – Это не имеет к нам никакого отношения.
– Ты лжешь.
Я смотрю на нее в замешательстве.
– Господи, Лиса, какого черта? Просто я… у нас больше ничего не получится. Я не могу притворяться, что между нами что-то есть, когда это не так. Это было бы несправедливо по отношению к нам обоим.
Она прижимает руки к груди, шагая ко мне с ледяной целеустремленностью.
– Какой же ты дурак.
– Прости, что? – Лиса стремительно уносится по коридору, и я следую за ней, кипя от злости. – Лиса!
– Я сказала, что ты дурак! – бросает она через плечо.
– Почему ты так себя ведешь? – кричу я ей вслед, толкая дверь спальни и не давая захлопнуть ее у меня перед носом. Я врываюсь внутрь. – Ты ведешь себя нелепо!
– Пятнадцать лет! – кричит она, разворачиваясь. От резкого движения ее конский хвост прилипает к блеску на губах. Лиса откидывает волосы в сторону, слезы наполняют ее глаза. – Ты только что отказался от пятнадцати лет.
– Ты бы предпочла, чтобы я отказался от двадцати? Тридцати? Если я знаю, что у нас нет будущего, зачем мне водить ее за нос, когда она может начать все сначала и обрести счастье? – парируя я, вскидывая ладони вверх.
– Ты трус!
– Что? – Я качаю головой с презрительным смешком. – Сначала я дурак, а теперь я трус. Спасибо.
– Да, – выплевывает она, подходя прямо ко мне, пока мы не оказываемся лицом к лицу. – Ты глупый трус, слишком напуганный, чтобы взяться за дело. Вы ходили на консультацию к семейному психологу? Хоть что-нибудь предпринимали? Ты хотя бы пытался, Чонгук?
– Хватит, черт побери. Ты не понимаешь.
– Ты собирался на ней жениться! Как ты мог так поступить? – Ее броня рушится, и из глаз Лисы потоком льются слезы. – Ты был счастлив! Ты был счастлив до того, как… – Она замолкает, стискивая зубы и опуская глаза в пол.
Я со вздохом провожу ладонями по лицу.
– Я был счастлив. Но я не был на самом деле счастлив. Когда проводишь три недели в убеждении, что твоя жизнь вот-вот закончится, то появляется склонность к глубокому самоанализу и переоценке. Мы с Наëн неплохо ладили, но это не любовь. Не было никакой страсти.
– Страсти? Ты выбрасываешь пятнадцать лет на ветер ради страсти?
– Ни черта я не выбрасываю! – кричу я в ответ. – Это были хорошие пятнадцать лет, и я ни о чем не жалею, но наши пути расходятся!
– Из-за меня.
– Нет, Лиса, из-за того, что я больше не люблю твою сестру.
– Прекрати врать! – кричит Лиса, ее голос пронизан отчаянием, она почти в панике. – Я была права насчет того, что сказала в машине той ночью. Это яд. Это неправильно. Мы вообще не должны были с тобой общаться. Жизнь Наëн разрушена, и это все моя вина. – Лиса начинает рыдать в ладони. – Я никогда не смогу себя простить.
– Лалиса, прекрати… – Я снова пытаюсь дотянуться до нее, но она отстраняется, как будто сейчас обожжется.
– Не прикасайся ко мне. Я даже смотреть на тебя не могу.
– Почему?
– Потому что это правда, ясно? – Ее голос срывается, дрожащий, надрывный и полный сожалений. – Что-то произошло между нами в тот последний день. Я это тоже почувствовала. И я думала, что это просто какой-то нездоровый защитный механизм, который останется в том подвале… но, черт возьми, Чонгук, он меня преследует. Я до сих пор это чувствую. – Она поднимает голову, смело встречаясь со мной взглядом. – И оно все разрушает, именно за это я тебя ненавижу.
Я обхватываю ладонью ее щеку, в то время, как в груди болезненно сжимается сердце.
– Лалиса…
Она шлепает меня по руке.
– Не называй меня так. Не трогай меня. Просто оставь меня в покое!
– Ты не ненавидишь меня.
– Да, ненавижу! – Голос Лисы повышается, сопровождаемый новым потоком слез. Она отталкивает меня. – Я тебя ненавижу. И так было всегда!
– Нет.
– Я ненавижу тебя! – Она снова толкает меня, ее ладони упираются мне в грудь, от чего я чуть не падаю. – Я ненавижу тебя… Нена…
– Нет. – Я хватаю ее за запястья и тащу обратно к стене, пока Лиса не прижимается к ней, дрожа и плача. Я обхватываю ее мокрые щеки ладонями и запечатлеваю поцелуй на губах, нежный и невесомый. – Ты любишь меня. Черт бы тебя побрал, но ты любишь меня, Лиса.
Рыдание превращается в всхлип, когда ее тело выгибается навстречу мне, и я снова целую ее – так же нежно, так же сладко. А затем еще раз, дольше, и еще раз, пока она, наконец, не обхватывает пальцами мой затылок и отчаянно притягивает меня к своему рту.
Я целую ее, и на этот раз нет никаких сомнений в том, что это значит. Никаких больше извинений и сожалений.
Наши губы сливаются воедино безумно, страстно, с тоской и отчаянием. Языки сплетаются, словно мы изголодались друг по другу. Я наклоняю голову, чтобы углубить поцелуй, но этого все равно недостаточно – что бы я ни делал, мне всегда будет мало. Наши стоны сливаются и превращаются в один, я хватаю ее за бедро и задираю выше, ее нога обнимает мою талию. Так знакомо… так инстинктивно. Лиса запускает пальцы в мои волосы, затем проводит ими вниз по моей шее, груди, животу, вырывая стон из глубины моего горла. Я провожу губами по линии ее подбородка, все еще покрытого слезами, достигаю изгиба шеи и пробую ее кожу на вкус.
Кора прижимается пахом к возбужденному члену и гладит ладонями по моей футболке.
– Я не люблю тебя, Чонгук.
Я возвращаюсь поцелуем к ее идеальному рту, теплому и нежному, и она всхлипывает, когда я прикусываю ее нижнюю губу.
– Да, любишь.
– Нет, – выдыхает она, сдавленно всхлипывая, как будто умоляет, чтобы это не было правдой. Пожалуйста, пусть это будет неправда. – Я не могу…
– Все в порядке, – шепчу я и обхватываю ее голову ладонями, мешая отчаянной попытке отогнать саму эту мысль. – Все хорошо.
Лиса тянет меня обратно к себе, и наши рты снова сливаются в поцелуе. Голодный, яростный танец языков, так, что слышно, как сталкиваются зубы. Я обхватываю ее рукой за щеки, заставляя рот открыться шире, и просовываю большой палец между ее зубами. Она удивленно вскрикивает, а я овладеваю ее ртом, пробуя на вкус каждый дюйм, каждый уголок. Это чувственно, эротично, и я не могу насытиться. Я схожу с ума, черт побери.
Она отстраняется, чтобы глотнуть воздуха и всхлипывает, как будто все еще пытается отрицать то, что кажется совершенно очевидным.
– Это не по-настоящему, – выдыхает она, проводя лодыжкой по задней части моего бедра. Ее пальцы судорожно стискивают рукава моей футболки, боясь отпустить.
– По-настоящему. – Я целую ее в лоб, затем в нос, затем в верхнюю губу в форме сердечка, переплетаю наши пальцы и поднимаю наши руки над ее головой. Я прижимаюсь к ней лбом, чувствуя, как мы соприкасаемся каждым дюймом наших тел. Идеально. Я собираюсь поцеловать ее снова, собираюсь раствориться в ощущениях ее языка, восхитительного жара. Но тут мой взгляд падает на ее запястье, выглядывающее из длинного рукава.
Кожа расцарапана до крови, опухла и покраснела, возможно, даже воспалена.
Реальность обрушивается на меня ведром ледяной воды, и я хватаю Лису за руку, зажимая запястье между пальцами и осматривая царапины. Лиса пытается отстраниться, пытается скрыть то, что я уже видел, но моя хватка крепкая.
– Лалиса, ты делаешь себе больно.
– Не надо… – она вздыхает, ее голос срывается. Она не в силах сдержать слезы. – Все в порядке. Я в порядке.
– Боже, Лиса. – Я провожу большим пальцем по изуродованной коже ее запястья, тому самому месту, которое я массировал под наручниками, чтобы помочь отрешиться от реальности, а затем подношу ее руку к губам, пытаясь поцелуем унять ее боль. Я покрываю нежными поцелуями всю руку, уделяя особое внимание ране.
– Прошу, не надо. – Лиса пытается высвободиться и перенаправить мой рот к своему, но я не позволяю ей. Она в отчаянии приваливается к стене. – Отпусти меня, Чонгук.
Я закрываю глаза, поцелуями прокладывая путь до кончиков ее пальцев.
– Скажи мне, что ты не ненавидишь меня.
– Нет.
Она пытается сбежать, но я притягиваю ее к себе, снова прижимая наши лбы друг к другу.
– Скажи.
Лиса смотрит мне в глаза, дрожа всем телом. Она качает головой.
– Я тебя ненавижу.
– Черт возьми, Лиса. – Я стискиваю зубы и обхватываю пальцами ее предплечья, цепляюсь за нее, как за спасательный круг. Умоляя о другом ответе. – Пожалуйста!
– Я… – Она не отводит взгляда, но ее лицо искажается, и у нее перехватывает дыхание. – Я ненавижу себя.
Лиса обмякает в моих объятиях и душераздирающе всхлипывает. Я не стараюсь ее удержать, нет. Позволяю сползти на пол и падаю вместе с ней. Лиса оказывается у меня на коленях и утыкается лицом мне в грудь. Я держу ее так чертовски крепко, что боюсь сломать, чувствуя, как под ткань футболки стекают слезы. Она прижимается ко мне, осыпая поцелуями мой торс в перерывах между слезами и судорожными всхлипами, а я провожу пальцами по ее волосам, вниз по спине, позволяя ей выплеснуть эмоции.
– Я держу тебя, – шепчу я ей в волосы. – Всегда.
Она может притвориться, что ненавидит меня. Если это уменьшит хотя бы часть ее боли, она может притворяться, черт возьми, сколько угодно.
Но я знаю, что это любовь… так и должно быть, потому что, если это не любовь… Тогда я уверен, что ее не существует вовсе.