Глава 20
ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД
Мистер Адилман как заноза в заднице.
Я вожу резинкой карандаша по чистой странице своей тетради и широко зеваю, положив голову на руку. Мистер Адилман болтает о какой-то книге, которую мы должны были прочитать, одновременно слушая сообщение мисс Френч о новой ученице. Нонсенс.
– Прошу вашего внимания. Сегодня к нам присоединяется новая ученица. Давайте позаботимся, чтобы она чувствовала себя желанной гостьей в нашей школе Кэри-Гроув, – объявляет мистер Адилман.
Я отрываю взгляд от девственно-чистого листа тетради, и у меня пересыхает во рту. Входит ангел.
Серьезно. Она мне кажется настоящим ангелом, из таких, которые с крыльями, нимбом и даже, возможно, с арфой.
У нее определенно должна быть арфа.
Ее волосы с золотистым отблеском частично подобраны заколкой в виде цветка. Ее джинсовая юбка почти доходит до колен, а поверх нежно-голубого топа надет блейзер лавандового цвета. У нее массивные сандалии и самая милая улыбка, которую я когда-либо видел.
Я откровенно пялюсь на нее, возможно, даже пускаю слюни, когда мистер Адилман направляет миниатюрную блондинку к слишком удаленному от меня столу. Нервно прижимая книги к груди, она тихо садится.
– Класс, поздоровайтесь с Лалисой Манобан. Ее семья только что переехала сюда из Рокфорда.
Она прокашливается.
– Эм, я Лиса.
– Ох. – Мистер Адилман смотрит в свои записи. – Прошу прощения. Здесь написано Лалиса.
– Да, но меня зовут Лиса.
Класс скучающе бормочет приветствие, пока я продолжаю мысленно планировать наше будущее. Осенний бал и конечно же выпускной. Будет здорово, если мы в конечном итоге вместе поступим в один колледж, но отношения на расстоянии тоже не так уж плохи. Мы постараемся, и у нас все получится. К тридцати мы поженимся, купим большой дом в пригороде и к тридцати пяти у нас родятся трое светловолосых детишек. Мы будем много путешествовать, а когда выйдем на пенсию, переедем прямо к океану.
Интересно, нравится ли ей океан?
Лиса бросает взгляд в мою сторону, и наши глаза впервые встречаются.
Зеленые.
У ангелов зеленые глаза.
Она улыбается мне милой улыбкой, и эта улыбка полностью принадлежит мне. Она переполняет меня, зажигает в душе огонь, и я знаю, просто знаю…
Однажды я собираюсь жениться на этой девушке.
В ту пятницу после работы я сижу на диване Наëн, пью воду и пытаюсь собраться с мыслями. Я сжимаю бутылку в кулаке, слушая, как треск пластика смешивается с разносящимся по квартире бодрым голосом Наëн.
– …и я не могу поверить, что Марго уходит на пенсию…
Я открываю и закрываю пустую бутылку в своей руке.
Щелк. Щелк. Щелк.
– …Она же нам практически как мама…
Щелк. Щелк. Щелк.
– …определенно собираюсь… Чонгук? Ты слушаешь?
Я вскидываю голову, когда Наëн неторопливо входит в гостиную, вытирая руки кухонным полотенцем.
– Ага. Извини.
– Все в порядке? – Она склоняет голову набок, в ее карих глазах читается беспокойство. – Ты выглядишь немного бледным.
Наверное, это потому, что последние пятнадцать минут я сдерживаю рвоту.
Я с трудом сглатываю.
– Нам нужно поговорить, Наëн. – Ставлю бутылку рядом с собой и вытираю руки о свои джинсы.
Наëн мгновение молча смотрит на меня, обдумывая мои слова. Она покусывает верхнюю губу и нервно крутит полотенце между пальцами.
– О чем?
Она знает, о чем. Это читается на ее лице.
Черт.
– Черт… это самый трудный разговор в моей жизни.
– Чонгук. – Мое имя вырывается как тихий всхлип-мольба. – Не делай этого.
Я встаю с дивана и шагаю к ней с протянутыми руками. Она отступает подальше от меня, и я сдаюсь, опуская руки.
– Я не хочу причинять тебе боль…
– Тогда не надо. Я не хочу, чтобы ты делал мне больно. – Она скрещивает руки на груди, ее начинает бить дрожь. – Мы можем с этим справиться.
– Не можем. И это не потому, что ты мне безразлична… у нас была потрясающая история, и за последние пятнадцать лет я не жалею ни об одной минуте.
– Пожалуйста, остановись…
– Но сейчас я чувствую себя совершенно другим человеком. Я знаю, что прошло всего три недели. Понимаю это, но не могу объяснить, что со мной произошло. Просто я… Я не чувствую между нами связи, искры, а ты этого заслуживаешь. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем то, что я могу тебе предложить.
Боже, я надеюсь, ей не кажется, будто я попросту вешаю лапшу ей на уши, потому что мои слова – гребаная правда.
Наëн начинают захлестывать эмоции, и она закрывает глаза.
Я вижу, как ее руки сжимаются в кулаки, и она спрашивает:
– Это из-за нее?
– Что? Из-за кого?
– Из-за моей сестры.
Она выплевывает это слово сквозь стиснутые зубы, как будто едва может его произнести.
В ответ я тоже сжимаю зубы. Дело не в Лисе. Дело во мне и в Наëн. Мы не очень хорошо подходим друг другу. У нас не получается.
Больше нет.
– Нет, – отвечаю я.
– Ты врешь! Что-то произошло между вами двумя в том подвале, – говорит она. – Того парня прозвали Сводником, Чонгук. Я пыталась убедить себя, что вы двое друг друга ненавидели, поэтому ничего не могло произойти, но теперь я чувствую себя круглой дурой…
Я вздыхаю.
– Бессмысленно утверждать, что между нами с Лисой нет сильной связи. Она есть. Мы вместе пережили ужасную травму, и после такого невозможно вернуться прежними. – Я провожу рукой по волосам, почесывая затылок, и пытаюсь подобрать слова, которыми можно описать сложившуюся ситуацию, и которые будут понятными нам обоим. – Нас вынуждали делать больные вещи и… это нас сблизило.
Она сглатывает, почти давясь словами.
– У тебя к ней чувства?
Чувства.
Боже, конечно, у меня есть к ней чувства. Она заставляет меня испытывать целый спектр эмоций – так было всегда.
Но я понимаю, что Наëн имеет в виду что-то более конкретное. Более серьезное.
Она хочет знать, испытываю ли я романтические чувства. Сексуальные чувства. Больше, чем дружеские чувства.
– Это сложно.
Наëн смотрит на меня с неприкрытой злостью.
– Это не сложно, Чонгук! Ты либо хочешь трахнуть мою сестру, либо нет.
Господи.
Я опускаю взгляд на свои рабочие ботинки, понимая, что мне следовало снять их у входной двери. Вероятно, я наследил по всей ее квартире.
– Меня сейчас стошнит.
Я снова поднимаю взгляд, когда Наëн закрывает рот рукой, сдерживая свой ужас.
Я качаю головой.
– Это не из-за Лисы. Я уже говорил тебе.
– Тогда из-за чего же? Ты просто взял и разлюбил меня за какие-то двадцать дней? Все остальные тысячи дней ничего не значили? – требовательно спрашивает она.
Я колеблюсь, а затем глубоко вздыхаю.
– Тебе не казалось, что между нами всегда чего-то не хватало? Как будто наши чувства никогда не были достаточно глубокими?
Она стискивает зубы.
– Что, черт возьми, это значит? Ты предложил мне выйти за тебя замуж, Чонгук. После этого я предполагала, что ты уже разобрался с глубиной своих чувств.
– Черт, я не знаю. Думаю, мне просто было удобно… все стало привычным и легким, понимаешь? У меня прекрасные отношения с твоими родителями, у нас одни и те же друзья, Вьюга… – Я замолкаю, на мгновение закрывая глаза, чтобы собраться с мыслями. – Перемены чертовски пугают, Наëн. Ты мне небезразлична, у нас была история, и на бумаге мы прекрасно подходили друг другу. Мне казалось, что не стоит от подобного отказываться.
– Так что же изменилось?
– Изменения навязали мне силой. Меня заставили три недели гнить в подвале серийного убийцы, и это действительно заставило взглянуть на свою жизнь в перспективе.
Наëн беспокойно постукивает ногой по ковру, ее длинные ногти впиваются в кожу рук.
– Круто узнать, что ты сидел в подвале, и размышлял о том, как тебе не терпится порвать со мной.
– Ты же знаешь, что я не это имел в виду. – Я делаю маленький шаг ближе к ней. – Господи, Наëн, я пытался дать нам время. Думал, мне просто нужно прочистить мозги и разобраться со всем этим хаосом в моей жизни. Я провел бесчисленные часы, размышляя, как все можно исправить и вернуть наши прежние отношения. Я хотел, чтобы у нас получилось, но… – Я пораженно вскидываю руки. – Мы больше не подходим друг другу.
Из ее глаз текут слезы, размазывая идеально нанесенный макияж. Она утыкается взглядом мне в грудь и не может встретиться с моими виноватыми глазами. Наëн запускает пальцы себе в волосы и собирает их на затылке, пытаясь справиться со своим горем.
– Пятнадцать лет. Пятнадцать лет моей жизни были потрачены впустую.
Боже.
Я придурок.
Настоящая сволочь, черт побери.
– Хочешь знать, чем я занималась, пока ты сидел в подвале, думал о том, насколько мы не подходим друг другу, и «сближался» с моей сестрой? – Наконец она поднимает на меня глаза, и они презрительно сужаются. – Я печатала листовки. Организовывала поисковые группы. Общалась по телефону с полицией, с друзьями и родственниками, с твоей ипотечной компанией и коммунальными службами, сообщая им, что платежи могут задержаться… Умоляла гребаных свадебных координаторов не отменять праздник, потому что ты вернешься домой. – От презрения ее щеки горят алым. – Я ездила по городу в поисках твоей машины каждый божий день! Я не ела. Не спала. Я только и делала, что плакала и искала тебя, молясь, чтобы с тобой все было в порядке… Представляла, как ты стоишь у алтаря и ждешь меня!
Я крепко зажмуриваю глаза и зажимаю ладонью рот, тяжело дыша. Понимаю, что нет таких слов, которые могли бы облегчить ситуацию. Знаю, что ничего не могу сделать, чтобы уменьшить ее боль или заставить ее понять. Я не могу вернуться в прошлое и сказать ей, чтобы она держалась от меня подальше, потому что однажды я разобью ей сердце.
Все, что я могу сделать, это верить, что так правильно для нас обоих, и надеяться, что она тоже это понимает. Она заслуживает большего. Она заслуживает большего, чем небрежные поцелуи и пустые разговоры. Она заслуживает кого-то лучше меня.
– Ты всегда будешь мне небезразлична, Наëн. Всегда. И я знаю, что когда-нибудь ты снова влюбишься и пойдешь к алтарю. Знаю, ты найдешь мужчину, который узнает тебя со всех сторон, даже самые темные и страшные уголки твоей души, и все равно влюбится в тебя до чертиков. Который узнает все твои слабости, проникнет тебе под кожу и будет сводить с ума самым прекрасным образом. Который заставит тебя чувствовать себя настолько живой, что ты не сможешь даже представить, каково это – вернуться к подобию жизни, которая у тебя была до встречи с ним. Который увидит тебя, увидит настоящую, без масок, и захочет собрать каждый осколок, каждый изъян, и лелеять их как нечто прекрасное.
Делаю глубокий вдох. Потом еще один.
Мое сердце колотится о ребра, перед глазами все расплывается. Наëн смотрит на меня так, словно в меня на мгновение вселился Николас Спаркс.
Черт.
Я сокращаю расстояние между нами и обхватываю ладонями ее лицо, притягивая к себе и целуя в лоб.
– Наëн, Наëн, пьянящая, как бренди, – шепчу я, повторяя стишок, который часто приговаривал, когда мы были подростками. – Я не жалею о том, что мы были вместе. И я молюсь, чтобы ты когда-нибудь простила меня, и мы могли бы стать друзьями, потому что без тебя мое сердце не сможет быть прежним. Но я пойму, если ты не сможешь, и уважаю твое решение. – Она стоит, крепко зажмурившись, придавленная бременем, которое я на нее обрушил. – Понимаю, что это не то «долго и счастливо», которое ты себе представляла. Мне очень жаль. Но я обещаю, что у тебя так будет, и когда это произойдет, ты оглянешься назад, и тогда весь этот хаос обретет смысл.
Я в последний раз целую ее в висок и смотрю на беззвучные слезы, текущие по ее щекам.
Затем отстраняюсь и ухожу прочь из ее квартиры.