1630

III
Emily

Парень остался лежать там полуживой на земле, среди свежей травы и сырой почвы. Человек в костюме ворона шел дальше. Вокруг тихо. Только шумели стебли растений, цепляясь друг за друга. Ничего не менялось, все тот же пейзаж, все тот же путь, все та же песня колокольчика. Даже звон двух бутылок в руке не менялся и все так же раздражал слух.

Никого по близи не было. Несколько миль на запад от того городка со старым грязным трактиром, и до сих пор никакого намека на жизнь, ни единого человека, кроме того парня...

Его лицо никак не могло забыться и постоянно всплывало в подсознании. И в такие моменты все больше и больше манили своим зеленым блеском две бутылки вина. Однако пить в одиночку, словно тот пьяница с трактира, это казалось таким же безумием, как и бросить человека в поле одного. (Но когда долгое время находишься сам на сам со своими мыслями, то порой любое решение кажется безумием)

Она уже забыла, как говорить с людьми. Идя по бескрайним полям в кожаном плаще и маске с вороним клювом, считала за счастье встретить хоть кого-нибудь. Однако вскоре эти глупые встречи попросту утратили смысл. Теперь она - чумной врач, и люду простому не стоит с нею видаться. Подставить пьяницу, выдав его за чумного; бросить того парня просто потому что он прав - и это все лишь бы не выдать саму себя. Эмили говорила себе - «Я ни о чем не жалею». Она старалась себя в этом убедить. К тому же отец не осудил бы ее за такое действие...

На длинных ресницах давно высохли хрустальные слезы, в руках все еще заманчиво сверкало зеленое стекло бутылок. Человек в костюме ворона остановился на вершине холма, смотря на закат. Глядя на теплый солнечный свет, стоял, невольно что-то вспоминая...

1628 год, полтора года после казни герцогини...

В мрачной холодной комнате сидел перед окном герцог, вглядываясь в сад. Он о чем-то думал, перебирая листок бумаги в руке. Постучав в дверь, в помещение вошла служанка и поклонилась.
- Ну что, Лизи, узнала ли ты где весь день пропадает Эмили?
- Узнала: до полудня она была в библиотеке, позже вышла погулять по парку; она хотела пойти одна, поэтому просила ее не сопровождать, - сказала девушка. - И от обеда тоже отказалась.

Герцог задумчиво посмотрел в окно и еще раз обошел всю комнату по кругу.
- Неужели она опять около статуи сидит?
- Верно, Ваше Сиятельство... - кивнула слуга.
Мужчина почесал подбородок и вновь вернулся к окну. Он с недовольством и грустью наблюдал за своей дочерью. Девочка лет 16 сидела на скамейке рядом со статуей и, смотря на нее, что-то ей говорила.

- А предлагали ли вы с кормилицей ей новые платья? С чего бы моей дочери носить уже посеревшее траурное одеяние? - спросил герцог, высматривая что-то, - И передайте садовнику, чтоб подстриг газон.
- Сделаю, - кивнула ему Лизи.
-Так что по поводу платьев?
-Предлагали, Ваше Сиятельство, но все напрасно. Работы лучших мастеров из бархатных тканей, расшитые жемчугом и венецианским кружевом - ничего ей не по душе... Только одно ей понравилось.
- И какое же?
- Темно-синее, с черным корсетом и кружевом на плечах и рукавах. Помню, на груди кроме бусин был еще камушек был такой синий красивый...

- Сапфир, - подсказал ей герцог и девушка кивнула, - Что ж, темно-синие? Пускай так... Хоть не черное. Нагнетает, - признался он, разорвав лист бумаги, что ранее держал в руках. Он сел на кресло возле стола и продолжил, подавая подсвечник служанке, - Добудь огня, Лизи. А то писать не удобно. Через 3 часа подавайте на стол ужин, а до тех пор прошу меня не тревожить, я должен все обдумать перед разговором с дочерью.

Слуга молча поклонилась и вышла, закрыв за собой дверь. А он остался в той мрачной комнате один. Неподвижно просидев два часа, герцог все же решил выйти пройтись по длинным коридорам своего поместья. За очередной стеной вновь столкнулся с Лизи:
- Вот вы где, Ваше Сиятельство, а я как раз искала Вас, чтобы отдать это. Вам просил передать какой-то старик в длинной ободранной мантии.

Девушка отдала ему в руки конверт и, поклонившись, ушла. Герцог решил на месте распечатать его. Через минуту выяснилось, что это вовсе не конверт, а просто бумага, сложённая определенным образом. Внутри было письмо, хотя, это больше напоминало на оборванную страницу учебника - написанный текст приходилось разглядывать сквозь карту какого-то материка.

Видимо, послание было от Георга Виллито - географа и астронома, обучавшего Эмили с 6-тилетия девочки. Эта записка была довольно необычной: на неопрятном куске карты, без обращения, цели и прочих красноречивых формальностей... Видимо времени было в обрез, а дело срочное. Герцог, стоя возле семейных портретов, прочел:

Знайте, обучать юную герцогиню я не смогу, гонение на колдунов и ведьм настигло даже науку. Я вынужден скрываться, убегаю куда по дальше. (на карте место, где через недели две Ваше Сиятельство сможет меня найти) Письмо отдаю самолично, чтобы избежать погони. Прощайте!
Ваш верный друг
- Г. Виллито

Мужчина сжал лист бумаги в кулаке. Размышляя, он стоял на месте. Вдруг он вновь с кем-то столкнулся.
- Ой! - вскричала кухарка, - Не примите за дерзость, Вы меня напугали... я шла предупредить, что ужина придется еще часик подождать, ведь...
- Не волнуйтесь, это не проблема, - перебив её сказал Герцог и сжал бумажку с запиской в кулаке, - в таком случае, предупредите Эмили.

- Несомненно, - ответила ему женщина, - Знаете, какая милая у Вас дочка? Ну просто прелесть. С рождения ее помню, такая светлая была, словно белый цветочек...

Он уже давно привык к таким рассказам. У старой кухарки никого кроме младшей сестры не было, ни мужа, ни детей; поэтому она часто пыталась заботиться о чужих малышах (и к тому же очень любила Эмили). Так что герцогу приходилось просто слушать.

Однако в этот раз ее слова заставили задуматься:
- И сколько растет Эмили, только и становиться прекраснее, и волосы ее все ярче и ярче, ну просто огненные. Посмотришь со стороны - загляденье! Пряди, будто языки пламя.

- Да, я согласен, - кивнул герцог, задумавшись; а потом резко ответил, - знаете..., пожалуй, я сам поднимусь в покои дочери.

Он, не дожидаясь поклонов слуги, быстро ушел. Кухарка растерянно смотрела как герцог скрылся где-то в мрачном зале с картинами. Она так и не поняла, что его заставило так быстро уйти. Миновав длинные узкие коридоры, мужчина в спешке прошелся по этажу с гостевыми комнатами. В голове повторяя про себя слова женщины: «Яркие, прекрасные волосы... Огненные», он испугался своих же мыслей и догадок, вспоминая как его жену обвинили в причастности к ведьмам и колдовству... Дойдя до винтовой лестницы герцог настолько быстро поднялся, что даже не успел этого заметить, он в спешке вошел в спальню Эмили.

Девочка с невероятным спокойствием читала книгу, сидя у окна.
- Что-то не так? - прозвучал ее взволнованный голос, а синие глаза дочери смотрели на отца; прямо в его душу... Тогда герцог не смог осмелиться сказать то, что сам осознал.

Поздно ночью он все еще думал, сидя в своем кресле. И мелькнула новая идея, когда в голову стукнуло воспоминание о его давнем друге - лорде с фамилией Альвели, а точнее о его двадцатилетнем сыне - Жаке Альвели. (Учитывая их приезд полтора года назад и то, что вопрос с женитьбой остался открыт, то все складывалось просто идеально)

Но вдруг он в чем-то засомневался... сомнения возникли абсолютно во всем, ведь то время было не спокойным и могло пойти не так все что угодно. Герцог, размышляя, смотрел на портрет своей покойной жены. Эмили была действительно очень похожа на свою маму, герцогиню Катрину.

- Вы с Альвели никогда не ладили... - вспоминая пробормотал он, - и сын лорда тебе тоже никогда не нравился. Я знаю, Катрина, я все это знаю.
Думая, он вертел в руках гусиное перо. К счастью, ему никто не мешал, вокруг было тихо. Лицо герцога было грустным и задумчивым.

- Нет, я должен это сделать. Так есть шанс спасти ее... - говорил он в пустоту, смотря на картину. Он подошел ближе и продолжил, прикасаясь к нарисованному платью герцогини, - Прости...Прости что не смог тебя защитить! Но теперь я должен уберечь нашу дочь.

После этого он больше ничего не сказал. Мужчина молча ушел из зала с семейными портретами, постоянно ощущая холодный и суровый взгляд, как будто на него смотрела сама Катрина.

Вернувшись к себе, герцог до полуночи что-то писал, не отрывая глаз и пера от бумаги. Затем, разослав гонцов с письмами, он поднялся и предупредил девочку о раннем завтрашнем подъеме и сам тоже направился спать. Уже лежа в постели он взглянул на картину с изображением герцогини и их маленькой дочки на стене и подумал, проговаривая самому себе: «Получиться, этот план должен сработать!»

Так и вышло. Как только начало светать гонец принес все нужное, и герцог направился к своей дочери. Они недолго поговорили:
- (...) там тебя встретит Жак Альвели, ты ведь его помнишь, да?

Девочка молча кивнула, хоть и не до конца понимала зачем отец отправляет ее на это. Собираясь в дорогу, Эмили думала. Она пыталась досконально понять план, чтобы его выполнить.
- Может быть, мне все-таки стоило остаться дома? - робко спросила девушка стоя у входа.

- Нет, - холодно и четко отвечал мужчина. Он уже приучился каждый раз переступать через себя чтобы все сработало так как он этого желал, - Второй раз рисковать жизнью близкий я не стану! Теперь все будет так, как говорю я.

Он говорил спокойно, но очень уверенно. Эмили послушно закивала головой. Настало время прощаться. Они немного помолчали; этот момент был неловким и грустным для обоих. Герцог задумался, проговорив:

- Возьми с собой пару почтовых голубей...будешь писать мне на бумаге...-он протянул ей небольшую клетку, закрытую темной тканью, - Не забывай отправлять мне письма. Лорду Альвели не пиши, их я обо всем предупредил. Если вдруг что-то случиться, одень на себя то, что я спрятал в сундуке и просто иди, обходя города стороной, если это возможно... - говорил мужчина, держа девочку за плечо, - Иди, не останавливайся, не прячься. Просто следуй моим указаньям и все будет хорошо.

Герцог в последний раз поцеловал дочку, прежде чем она вышла через задние ворота поместья, находящиеся за прекрасным садом.
- Прощай... - сказал он, но девочка его уже не слышала.