Пустошь

  Часть 2. Гнев.
Глава 7. "Tell yourself " - "Рассказать о себе "

"What a pity,
We won't be able to do too much.
To say and remember what is dear to us,
But we keep pushing ourselves
To be silent
Even when everything is crumbling around.
All the same silence inside and on the faces.
There is no hint of a desire to reveal yourself ... "
Lilith - Tell yourself

«Как жаль,
Мы не успеем слишком многого.
Сказать и вспомнить, что нам дорого,
Но продолжаем заставлять себя
Молчать,
Даже когда вокруг всё рушится.
Всё та же тишина внутри и на лицах.
Нет намёка на желанье расскрыть себя…»
Лилит – Рассказать cебя

  – Ешь! – гордо заявил Наруто, протягивая Саске мороженое в вафельном рожке.

Старая беседка вновь приютила их, укрывая от вечернего промозглого ветерка. Осень всё сильнее и сильнее заявляла свои права на главенство, окружая прохожих холодным воздухом, запахом сырости и непередаваемым ощущением конца чего-то. Такое чувство бывает каждый август. Оно просыпается где-то в середине, когда лето перевалило через свой пик и неумолимо несётся к концу. И это странное чувство заставляет душу слегка холодеть, слегка трепетать в ожидании очередной развязки.
Учиха поднял недобрый взгляд на парня. Узумаки широко улыбался, держа в руках два рожка мороженого:

– И не спорь!

Наруто буквально всунул в руку Саске мороженое и уселся с ногами на стол перед ним, с удовольствием приступая к трапезе.

– Я не голоден, – тихо отозвался Учиха, разглядывая подарок. Есть ему действительно не хотелось, хотя в последнее время он не мог припомнить, что бы вообще что-то ел. Хотя нет… кажется, была овсянка и фрукты. Скудная диета.

Поразмыслив, Саске осторожно лизнул мороженое.

– Не бойся. Неотравленное, – довольно заявил Узумаки, видя, что его угощение всё же удостоилось чести. – Я не знал, какое ты любишь, и взял ванильное. Наверное, все любят ванильное. Оно же обычное такое…

Учиха задумчиво нахмурился, пытаясь распробовать вкус мороженого, но отчего-то во рту была лишь холодная влага, растаявшего кусочка. Наверное, во всём виноваты лекарства, которые почти стали для него ядом замедленного действия.
Сейчас, когда сознание постепенно очищалось, Саске начинал чувствовать себя слегка выпавшим из жизни. Сколько времени он провёл дома? Сколько времени он потерял там?
Тот вновь лизнул мороженое, пытаясь распробовать вкус.

– Ты опять опоздаешь на автобус, – вскользь заметил Учиха, желая избавиться от ненужного попутчика.

Что делать дальше, Саске не знал. Возвращаться домой? Не хотелось вновь стать овощем, который живёт от укола до укола. Идти бродить по улицам? Неразумно. Вернуться к Карин? Исключено.

– Он через час, – авторитетно заявил Наруто, впиваясь зубами в захрустевший рожок. – Ши то не ешь? Шашатаетше.

Учиха удивлённо изогнул бровь, взглянув на собеседника, который увлечённо хрустел лакомством. Мелкие крошки сыпались на джинсы, но Узумаки не обращал на это внимания.

– Тебя родители не учили, что разговаривать с набитым ртом – плохо? – фыркнул Саске. Раздражение толчками поднималось наружу.

– А ты прям аристократ? – усмехнулся Наруто, отправляя последний кусочек мороженого в рот и вытирая руки о джинсы.

Учиха проследил и за этим жестом, но оставил его без внимания, прикрыв глаза и стараясь успокоиться. Ещё чуть-чуть, и он точно отправит своё мороженое в физиономию этому невежде.
Откуда это раздражение?

– Доедай своё. Растает.
Саске тяжело вздохнул. Вот привязался же.
И вновь откусил кусочек какого-то безвкусного мороженого:

– Ты зачем приехал?

– Вещи тебе отдать. Я же сказал.

Учиха отложил недоеденное мороженое на лавочку, чувствуя, что еда вызывает странное ощущение в пустом желудке.

– Да и погулять тебя вытащить.

– Я тебе не собачка.

– Ты больше на мокрицу похож был, – поморщился Узумаки, с сожалением поглядывая на отвергнутое Саске мороженое. – Такой же бледный и полупрозрачный. Я понимаю, лечение и всё такое, но твоим родителям не помешало бы тебя на улицу выводить… хотя бы.

Эти слова резанули по слуху, словно Наруто считал Учиху каким-то инвалидом, который может передвигаться лишь с чужой помощью.

– Моим родителям на меня посрать, – прищурился Саске, смотря прямо в глаза парню.

– Не говори ерунды, – фыркнул Узумаки. – Они твои родители, и им не может быть пофиг на тебя.

Учиха сдавленно рассмеялся. Тихо, коротко, но внутри этот смех резал больнее, чем если бы он проглотил острые лезвия:

– Степень родства и степень заботы никак не зависят друг от друга.

– Они жизнь тебе дали, – укоризненно качнул головой Наруто, – а ты так о них говоришь…

– Слушай, – прикрыл глаза Саске, – ты не знаешь мою семью и меня не знаешь. Какого хера тогда возомнил себя великим знатоком человеческих душ?

– Я просто знаю, что родители никогда не оставят своего ребёнка! – упрямо заявил Узумаки. И почему этот Учиха каждый разговор переводит в спор или скандал?!

– Значит, ты ещё не снял розовые очки, малыш, – ядовито прошипел Саске, улыбаясь какой-то кривой и не в меру ехидной улыбкой.

– Да иди ты! Я знаю достаточно! Мои никогда не бросали меня… всегда поддерживали.

– Ну памятник им поставь. Ноги расцелуй. А потом приготовься к тому, что этими же ногами они тебя пинком под зад пошлют из дома. Что б глаза не мозолил.

– Я тебе сейчас врежу и не посмотрю, что ты больной.

– Врежь, – с готовностью выпалил Учиха, – и посмотрим, кто здесь больной, малыш.

Наруто не выдержал, вскочив со стола и кинувшись к Саске. Если бы тот ни сидел, было бы удобнее, а так пришлось согнуться, чтобы схватить того за ворот футболки, наматывая оную на кулаки.

– Ну, чего ты ждёшь, маменькин сынок, – осклабился Учиха.

– Мои родители погибли, – тихо выдохнул Узумаки прямо в бледное лицо Саске. – Меня усыновили. И я им очень благодарен. А если тебе не повезло, то не стоит поливать грязью всех.

Слова обжигали горло, но Наруто старался говорить ровно. Закончив, он отпустил ворот Учихи и отошёл. Смерив того взглядом, парень направился к выходу из беседки.

– Я на автобус. Пока, – холодно бросил Узумаки, не оборачиваясь.

Злость ещё клокотала в груди, заставляя кулаки сжиматься, готовясь к удару или к защите, но мозг понимал, что это всё неправильно. В груди отчего-то засосало, но Саске прогнал это ноющее чувство, отдалённо похожее на вину.
Он часто обижал людей, которые хорошо к нему относились. И чем больше была их симпатия, тем больнее Учиха пытался ужалить. Словно от этого он всё-таки останется один, подтвердив своё право на одиночество.
Саске мог бы догнать его, извиниться, сказать, что был не прав и вообще ничего не знает о его семье, ведь именно так оно и было… но ноги будто вросли в старый раздолбанный асфальт, а всё тело налилось свинцом. Извиняться перед кем-то было вдвойне больнее, чем быть обиженным. Признать свою неправоту, свою глупость…
Учиха фыркнул, поднимаясь. Взгляд его упал на треклятое мороженое, которое уже начало капать белёсыми каплями на землю.

– Придурок, – буркнул Саске, разворачиваясь и покидая беседку.

***

Возвращаться домой не хотелось. Учиха впервые за неделю чувствовал себя живым и дышащим, а не «мокрицей», как выразился Наруто. Хотя Саске не был даже уверен, что знал такое насекомое или когда-нибудь видел его.
Он прошёлся по району, провожая взглядом спешащих домой прохожих, заглянул в пару магазинов, просто чтобы посмотреть на яркие прилавки. Ему нравилось в детстве заходить с матерью в кондитерскую неподалёку от их дома. Нет, Учиха даже в детстве не был сладкоежкой, но особая атмосфера в небольшом магазинчике как-то грела душу. В детстве. Тогда он находил какое-то странное удовольствие стоять у прилавка, вдыхать сладкий воздух и смотреть на то, как всё вокруг окутывается янтарным светом лампочек. Как уставшие люди покупают сладости, улыбаются и уходят.
Саске нашёл эту самую кондитерскую не сразу. Её задавили со всех сторон более пёстрые магазинчики, бутики и кафешки, которых развелось в последнее время уж очень много. Если пройтись по центру города, то можно сделать вывод, будто люди только и делают, что едят и покупают вещи.
А вот кондитерская с тех пор не изменилась, разве что обветшала. Он вошёл туда, толкнув скрипнувшую дверь, выкрашенную в уже облупившуюся зелёную краску. Колокольчик над порогом приветливо звякнул, но этот звон был каким-то вымученным, словно дверной сторож устал приветствовать всех и каждого, да и на старости лет у него это выходило через силу.
Учиха замер на пороге, втягивая носом воздух, стремясь почувствовать то же, что и в далеком детстве. Но запаха не было. Вообще.
Тогда он пробежался взглядом по старым, давно вышедшим из моды среди торгашей витринам. Они уже не ломились, как прежде, от всевозможных лакомств. Пара пирожных да несколько тортов, которые были сделаны явно не здесь и даже на вид казались не творением рук пекаря, а результатом каких-то химических опытов.

– Вам чем-нибудь помочь?

Грудной голос раздался почти над ухом, и Саске невольно перевёл взгляд на продавщицу. Пышная женщина в годах еле помещалась за прилавком. Её цветастый фартук, кажется, трещал по швам каждый раз, когда она двигалась. Заплывшее лицо с какими-то жабьими глазами навыкате смотрелось безэмоциональной маской.

– А где прежний продавец?

Женщина непонимающе прищурилась, смерив Учиху странным взглядом.

– Старик, что ли? – щёлкнуло у неё в голове.

– Да.

– Да помер год как.
– Теперь вы здесь хозяйка? – продолжал свой расспрос Саске, вызывая у продавщицы какую-то нервную улыбку.

– Муж мой. А чего тебе надо? – огрызнулась женщина, упирая руки в полные бока. – Больше всех надо, что ли?

– Интересуюсь, – задумчиво проговорил Учиха, проводя пальцем по пыльному кофейному столику.

Он поднял голову к потолку, замечая, что так радующий в детстве янтарный свет превратился в безжизненные и равнодушные лучи ламп дневного света.

– Иди-ка ты отсюда, парень, – угрожающе пробасила продавщица, – пока мой муж тебе не объяснил, что шастать по чужим магазинам и вынюхивать информацию нехорошо.

– Я не вынюхиваю. От вас и так разит. Подойти невозможно, – тихо проговорил Саске, вновь переводя взгляд на женщину. Возможно, она и не заслуживала таких слов, но они просто рвались наружу.

Её полное лицо исказилось удивлением… или злостью. Из-за её тучности Учиха не мог понять, какую именно эмоцию она хотела показать.

– Ну-ка, сопляк, вали отсюда.

Пожав плечами, Саске толкнул дверь носком кроссовка и вышел на промозглую улицу.
Всё меняется. Мало что в этом мире остаётся нетронутым, если даже человеческое нутро изворачивается, извращается под действием времени, то что уж говорить о небольшой кондитерской на углу улицы?
Хотя нельзя было сказать, что Учиха как-то опечален этим событием. Он был скорее удивлён тем разительным переменам, что произошли всего за десять лет. Удивлял не только внешний облик и внутреннее убранство каморки, а то, как изменился сам Саске. Всё теперь казалось серее и безжизненнее.
Наверное, он, подобно этой кондитерской, изменился. Стал таким же серым, обветшалым, видимо, янтарный свет в нём сменился на безжизненное мерцание лампы дневного света…

***

Домой Саске вернулся, когда раскалённый шар солнца полностью скрылся за горизонтом и начал накрапывать мелкий дождь. Уже подходя к дому, он заметил машину отца и тревожно горящие окна. Значит, сейчас что-то будет…
Вздохнув, Учиха толкнул входную дверь, моментально попадая под три пары глаз.

– Где ты шлялся?!

– Гулял, – равнодушно отозвался парень, снимая с плеч ветровку. Начинающийся дождик уже успел намочить его волосы и оставить на одежде мелкие капли, которые, постепенно впитываясь, неприятно холодили кожу.

Отец, который пылал праведным гневом, упёр руки в бока, не в силах выразить своё возмущение:

– Мы за тебя переживаем, между прочим!

– Я просто вышел прогуляться, – терпеливо выдохнул Саске. Ругаться не было сил: голова начинала неприятно пульсировать болью. – Что в этом такого?

– Что в этом такого?! Ты ещё спрашиваешь?!

Фугаку подскочил к парню, вперившись горящими глазами в совершенно спокойное лицо:

– Мы с матерью тратим столько денег на твоё лечение, а ты уходишь не пойми куда, неизвестно с кем?!

– Отец, – позвал Итачи, – не стоит.

– Не вмешивайся!

– Я вышел погулять, – всё так же упрямо продолжил Саске, сверля подбородок отца безразличным взглядом. – Не трать свои деньги на меня. Всё равно подыхать. Бесполезное вложение.

– Да как ты…

– Потрать их на Итачи. Оплати ещё одни курсы… красноречия…

– Не распоряжайся моими деньгами! – рыкнул отец, сжимая кулаки. – Будешь зарабатывать – будешь распоряжаться!

– Не буду! – выпалил Учиха, обходя мужчину и стараясь не задеть даже дыханием.

В комнате повисла тишина, под которую Саске всё-таки удалось удалиться в свою комнату, где он, захлопнув дверь, повалился на кровать.
Рука автоматически открыла ноутбук. Тусклый синеватый свет упал на стены, выбеливая и без того бледное лицо.
Судя по звукам, доносившимся снизу, они спорят.
Парень прикрыл глаза, прикладывая ладонь ко лбу и стараясь не думать, не слушать.
Злость.
Ядовитая. Просачивающаяся через кожу, через лёгкие. Отравляющая сердце и душу.
Учиха вскочил, рывком посылая ноутбук на пол. Он думал, станет легче, но лишь подбросил дров в разгорающийся костёр злости.
Следующим в стену полетел стакан, разбиваясь на осколки. Взгляд метнулся по комнате, но из-за аскетичного образа жизни здесь побить было нечего.
Саске зажал голову руками, стараясь обуздать невесть с чего нахлынувшие чувства. Он понимал – это не его, это не от него. Стычки с родителями и братом были не редкостью, но сейчас она задела сильнее, словно пробила защитную оболочку.
Он быстрым шагом направился в ванную, надеясь, что холодная вода освежит эмоции. Дверь ванной комнаты громко хлопнула как раз в тот момент, когда в его комнату осторожно заглянул Итачи, успевший разглядеть лишь смазанный силуэт, метнувшийся куда-то в сторону.

– Саске? – позвал брат, подходя к захлопнувшейся двери.

– Иди к чёрту! – выпалил тот, облокачиваясь о раковину и смотря самому себе в глаза. Он даже это отражение ненавидел. Хотелось рвать кожу ногтями, добираться до мяса и костей. Может, тогда эта странная злость отступит.

«Не отступит», – раздалось в голове. Женский голос, услышать который у себя в черепе Учиха совершенно не ожидал.

Пальцы сильнее сжались на керамической кромке раковины, костяшки побледнели. Хотелось что-нибудь сломать, поэтому парень махнул рукой, сметая с полки зубную щётку, пасту и прочие принадлежности. Дребезг и звон разнеслись по комнате, не успокаивая, а, наоборот, подстёгивая злость.

– Саске?

Итачи тяжело выдохнул, облокачиваясь спиной о стену и медленно съезжая на пол:

– Поговори со мной.

– Я… не хочу говорить, – зло выдохнул Саске, усаживаясь у двери и прислоняясь затылком о холодный кафель. Говорить не хотелось. Было лишь желание, чтобы эта чужая злость ушла. Разум вновь играл с ним в странные игры.

– Ты готов к институту? – внезапно спросил Итачи.

– Зачем он мне? – рыкнул Саске, переводя взгляд на дверь, словно она могла ответить за глупые вопросы его брата.

– Потому что первое сентября, – как-то невпопад ответили за дверью.
– Зачем мне высшее образование?

– А что ты ещё собрался делать? Сидеть здесь?

– Не знаю.

Саске прикрыл глаза. Странно. Они разговаривают. И ещё не убили друг друга. Месяц назад даже такой разговор через дверь казался ему невозможным, да и Итачи не думал, что сможет говорить с младшим братом о таких пустяках, как очередной год в институте.

– Там люди. Всяко лучше стен. Тебе нужны люди.

– Пошли эти люди на хер, – ухмыльнулся Саске, вытаскивая из кармана сигареты и медленно закуривая. Ему было плевать на то, что подумают родители, что подумает брат. Было плевать на всё.

– Ты куришь? – без ошибки угадал терпкий запах табака Итачи.

– Тебя волнует? – зажимая сигарету в зубах, спросил Саске, поглядывая на дверь.

– Я тоже. Хочу. Можно?

Тишина длилась минуты две, а потом дверь с тихим щелчком открылась. Конечно, Итачи ожидал, что сейчас ему прилетит чем-нибудь тяжёлым или же брат банально обматерит его, послав ко всем чертям, но, к его удивлению, всё было тихо. Учиха даже позволил ему открыть дверь на всю, недоверчиво косясь на старшего.

– Дай, – протянул руку Итачи.

– Должен будешь, – буркнул Саске, бросая на пол сигареты с зажигалкой, а сам на четвереньках выполз из ванной и улёгся в центре комнаты, раскинув руки и уставившись вверх.

Потолок странно синел в наступающих сумерках, свет от упавшего на пол ноута неровными полосами стелился по полу, заглядывая куда-то под кровать.
Учиха услышал чирканье зажигалки, и вскоре рядом с ним на пол приземлился брат, так что пришлось убрать руку в сторону, дабы на неё не легли.

– Как ты их куришь? – поморщился Итачи, вопросительно глядя на сигарету. – Они же ужасные…

Саске пожал плечами, уже докуривая первую сигарету.

– Если не нравится, зачем брал? – поднял он брови, хотя Итачи не мог видеть его лица. – Чтобы показаться таким опупенно близким?

– Просто решил попробовать, – отозвался тот, в голосе которого начали сквозить оборонительные нотки.

Столько осторожности. Кажется, старший брат даже дышал через раз.

– Хочешь, чтобы было как раньше? – криво улыбнулся Саске, туша бычок о пол.

– Я хочу… чтобы ты был ближе, – спустя некоторое время отозвался Итачи.

Саске повернул голову к нему, упираясь взглядом в застывшую руку с сигаретой. Курить он не спешил, и никотиновая палочка зазря исходила терпким сизым дымом.

– Ты гомик, что ли? – хмыкнул Учиха. – Ближе? Что за девчачья бредятина?

– Не передёргивай. Я хочу быть твоим старшим братом.

Итачи тоже повернул голову, и теперь они смотрели друг другу в глаза.

– Прозевал ты своё счастье, – хохотнул Саске и хотел было добавить что-то ещё, но в голову почти привычно стрельнуло.

Наверное, что-то изменилось в его лице, потому что Итачи, подскочив, ринулся сначала к неестественно застывшему брату, поддерживая того под затылок.

– Саске? – бестолково спросил он, пытаясь разглядеть в практически спокойном лице хотя бы один признак того, что могло бы с ним произойти. – Что? Что болит?

– Иди… на хуй, – сквозь зубы прошипел Учиха, цепляясь пальцами за ворс ковра. Боль нарастала. Опять этот треклятый приступ, а он почти поверил, что сегодня его не будет.

– Голова?

Итачи зачем-то изогнулся и стащил с кровати небольшую подушку, подкладывая её под голову парня.

– Я сейчас, – выпалил он, подрываясь и кидаясь к двери, едва не вылетая в коридор и не падая. Итачи боялся таких приступов. Боялся каждый раз…

Саске с трудом выдохнул, стараясь вздохом будто захватить всю эту боль и выдавить из себя. Выдох вышел горячим, но облегчения не принёс.
На миг в сознании мелькнула мысль: «Потерпи, скоро Итачи принесёт укол…»
Но он упрямо прогнал её, переворачиваясь на живот и опираясь на руки. Не хотелось вновь уходить в тот ядовитый сон.
Учиха с усилием поднялся.
В вертикальном состоянии голова отозвалась новой порцией боли, толкая парня на стену, облокачиваясь на которую, Саске с усилием добрёл до ванной. Включить кран он сумел далеко не с первой попытки: не слушались пальцы.
Когда холодная вода потекла по керамическому боку ванны, Учиха залез в неё, подставляя голову под кран. Кожу
обожгло холодом, хотя его он не почувствовал, сжавшись в один комок боли где-то в виске.
Вернувшийся в комнату Итачи застал брата за весьма странным занятием: в ванной, с включенной холодной водой.

– Ты с ума сошёл?! – выпалил он, быстрее перекрывая кран и усаживаясь на ванну, хватая Саске за руку и задирая мокрый рукав.

– Нет, – отмахнулся тот, упираясь руками о скользкие бортики ванной и садясь в ней. – Не хочу.

– Но без этого…

– Принеси старые таблетки. На столе, – морщась приказал Учиха, особо не веря в то, что они ему помогут, но надеясь хотя бы на пару минут спровадить брата.

Итачи пару минут удивлённо и вместе с тем растерянно смотрел на брата, который, кажется, пытался встать, и внезапно выпалил:

– Нет. Тебе нужно лечиться!

– Это не лечение! – рыкнул Саске, опираясь спиной о стену, а ногами стараясь не скользить по ванной. Холодная вода щекотала ступни, но до этого не было дела.

– Тебе становится лучше.

– Мне не становится и не станет лучше! Это просто глушит всё. Мне это не надо!

– Орочимару сказал, что без этого ты свихнёшься, – в свою очередь выпалил Итачи, потрясая жгутом. Хотелось схватить брата и постучать ему по голове, стараясь вдолбить в неё хотя бы что-то правильное.

– Да пошёл твой доктор. И ты вместе с ним! – прошипел Саске, вперившись в брата тяжёлым взглядом. Внутри нарастало безразличие. Как всегда бывает, когда боль перекатывает через какую-то невидимую грань.

– Нет! Ты должен принимать лекарства. Ты не понимаешь, что несёшь… ты просто болен.

Учиха замер, уставившись на Итачи так, словно тот только что воткнул ему в руку нож. По груди разливалось что-то холодное, щекочущее.

– Ты болен, и мне жаль, что так вышло. Мне жаль тебя. Ты должен понять это…

– Тебе жаль, – поднял брови парень, хватаясь руками за слишком гладкую и влажную стену. – Тебе… жаль?

– Саске, ты должен принять лекарства, – нахмурился Итачи, – иначе…

– Я тебе ничего не должен.

Казалось бы, восстановившееся равновесие пошатнулось. Стена между ними вновь выстраивалась, торопливо залечивая прорехи в каменной кладке, чтобы вновь об неё разбивались слова.

– Ты ведёшь себя, как маленький ребёнок! Тебе нравится страдать?!

– Иди отсюда, – тихо выдохнул Учиха, прикрывая глаза. – Итачи, выйди из моей комнаты.

Бессилие грозило перерасти в новый приступ злости.

– Ты примешь это!

– Хер тебе.

Саске вылез из ванной, покачиваясь и шлёпая мокрыми ногами по полу, оставляя лужицы. Он открыл дверь, недвусмысленно указывая на выход:

– Уходи.

– Я тебя не брошу.

– Ты мне не нужен.

– Я не уйду, – упрямо заявил Итачи, чей голос начинал подозрительно дрожать. Старший брат, казалось, начинал сдавать под упрямым напором младшего, и теперь его разрывала то ли злость, то ли горечь.

– Что здесь происходит?

Уж его-то Саске хотел видеть в последнюю очередь. Отец появился на лестнице как нельзя не вовремя.

– Он не хочет принимать лекарства, – сдал Итачи.

Учиха прошёлся по нему обжигающим взглядом, в котором читалось лишь желание быстрее спровадить всех и улечься в кровать.

– Саске, – очень серьёзно произнёс отец.

– Да?

– Ты должен лечиться.

– Отстаньте от меня, – почти жалобно попросил Саске, цепляясь за открытую дверь, чтобы не упасть. Показать слабость перед этими двумя – ниже его достоинства.
– Если ты не будешь сам, то…

– Что?! – вызверился парень. – Свяжете меня, прикуёте к батарее и будете колоть эту дрянь, пока я не сдохну?!

– Если потребуется.

Хотелось вырваться из этого дома.

– Итачи, уходи, – коротко бросил Саске, чувствуя, что ещё минуту и он или упадёт, или кого-нибудь придушит.

– Он не понимает, что говорит. Это из-за боли. Орочимару предупреждал…

Тяжёлый взгляд Фугаку прошёлся по шатающемуся парню:

– Значит, придётся нанять ещё и психолога… или психиатра.

– Отец, нужно сделать ему укол.

Это Учиха слышал сквозь ватную подушку, наложенную на уши.

– Я вменяем! – громко выпалил Саске, поднимая пульсирующие болью глаза на отца. – Я адекватен. И это мой выбор! Уважайте его!

– Он бредит, – спокойно констатировал Фугаку. – Итачи, позвони Орочимару.

– Да я не брежу! Я в своём уме!

Горло обдало скребущим жаром от этого крика. Саске отпрянул от двери, замирая в центре комнаты. Руки мелко дрожали, голова шла кругом. Он смотрел на этих людей, которые, похоже, отгородились от него стеклом, да ещё и уши заткнули ватой, что б наверняка.
Хотелось проломить кому-нибудь череп.

«Проломи», – тихий женский голос в голове.

– Я в порядке! Я не хочу ничего этого, – рука указала в сторону Итачи, хотя Учиха сам уже не был уверен, что он в норме. – Я не хочу, – тупо повторил тот, надеясь, что сказанное сто раз быстрее пробьётся через стеклянную стену.

– Итачи, звони Орочимару, – коротко бросил Фугаку, входя в комнату.

От бессилия хотелось выть и рычать. Его никто не слышал и не пытался услышать. В растерянности, Саске ухватился за виски, стараясь удержать череп от раскалывания на две части:

– Мне это не нужно…

– Нужно.

– Я отказываюсь от вашего лечения. От всего отказываюсь.

– Ты не в своём уме.

Отец говорил с ним как с тем, с кем советуют говорить мягко, не повышая голос, но вместе с тем твёрдо и без возможных поблажек. Как с психом.
Серой тенью странно бледный Итачи просочился в коридор, чтобы вызвать доктора за пределами этой комнаты.
Саске проследил за ним взглядом и шатнулся следом, но налетел на выставленные руки отца, замирая. Они были непривычно горячими.

– Мне не нужно ваше лечение, – вновь повторил парень, не пытаясь вырваться. Просто сил больше не было. – Я не хочу спать целыми днями. Я не хочу лежать бревном. Я не хочу видеть только четыре стены. Да отпусти ты!

Учиха дёрнулся назад, ударяясь поясницей о письменный стол, да так и остался сидеть на нём, зажимая лицо руками, стараясь унять боль.

– Скоро станет легче.

Саске отрицательно потряс головой.
Отчего-то в памяти всплыл тот злосчастный мост. То, как они с Наруто спорили: о вечном, о пустяках, о той ерунде, о которой люди часто говорят вечерами на кухне.
Тот парень, чьей фамилии он не запомнил, принимал его выбор. Пусть он потом прыгнул за ним, ругал и материл, но принял... дал выбрать, чтобы уже потом изменить. Но даже тогда, вытащив Учиху на берег, тот не стал уговаривать его не делать так больше, не повторять глупостей. Он просто ушёл. Доверял? Верил в то, что Саске наплавался, вдоволь приблизился к грани, что больше ему не захочется? Учихе хотелось в это верить.
Его выбор принял совершенно незнакомый придурковатый парень.
Родители же не хотели даже попытаться услышать.
Он отнял руки от лица, когда услышал голос Итачи:

– Орочимару не отвечает. Я оставил ему сообщение.

– Сами справимся. Саске, это ради твоего блага.

Учиха поднял на брата и отца мутные глаза. Неизбежность. Здесь никто не примет его выбор.

– Ты болен. И мы хотим тебе помочь.

– Нет. Не хотите, – безразлично отозвался парень, смотря мимо них. – Вы хотите, чтобы было по-вашему…

– Он бредит, – утвердительно кивнул Фугаку. – Итачи, я буду держать, а ты…

– Я вас ненавижу, – тихо выдохнул Саске, переводя взгляд куда-то в район груди брата.

Злость ушла, забрав вместе с собой все чувства, желание сопротивляться.
Бесполезно.

– Тебе будет легче.

Учиха задрал голову, чувствуя, как дрожащие от волнения руки Итачи быстро закатывают ему рукав.

– Я вас ненавижу, – повторил Саске, пялясь в синеватый потолок. – Скорее бы сдохнуть, чтобы вас не видеть.

Чужие горячие руки придерживали его за плечи, не давая дёргаться. Хотя он бы и не стал: голова развалилась, и обнажённый мозг больно реагировал даже на воздух, пронзая всё тело острыми иглами.

– Ненавижу, – одними губами вновь повторил парень, чувствуя холодок, побежавший по руке.

Лето заканчивалось…

***

Осень вошла в свои права. Радостно, мощно и с оркестром из грома, молний и холодного дождя. Её даже не смутило то, что сонные студенты, привыкшие за два месяца каникул к ночному ритму жизни, засыпали на своей первой в этом году лекции. Сонливость усиливалась серостью неба, тусклым электрическим светом в аудитории и монотонностью голоса профессора. Он рассказывал что-то о языке, воспевал его качества и то, как им можно умело играть. Особо пошлые с задних рядов трактовали это высказывание по-своему, пуская по аудитории сдавленные смешки и слишком громкие шепотки.
Наруто сам прыснул в кулак, скрывая свою улыбку за зевком. Он сидел где-то посередине аудитории, не успев занять привычное место позади, и сейчас пытался особо не выделяться. Хотя профессор, как назло, слишком часто поглядывал именно на него, будто подозревал, что в будущем, на сессии, именно с ним ему придётся видеться очень часто.

– Скукота, – тихо прошептал Конохамару, сидящий рядом с Узумаки. Последний кивнул, подпирая челюсть рукой.

Сарутоби был одним из многочисленных друзей не в меру общительного парня, но всерьёз лучшим другом Наруто его не считал. Статус этого человека для Узумаки завис где-то между компанией в кино, когда Сакура в очередной раз отшивала его, и не грузящим собеседником да товарищем по пропускам.
Он даже иногда задумывался, что не будь ему нужды прогуливать пары или ходить в институт, то бы вряд ли общался с Конохамару.
Сегодня поток студентов второго курса был в полном составе. Первое занятие пытались посетить все. Кто-то, чтобы запомниться новому преподавателю, кто-то из менее заботящихся о своих оценках, чтобы повидаться с друзьями, которые вернулись в город после летних каникул.
Наруто же пошёл сюда, чтобы как-то скоротать время. Сидеть дома надоело, а больше делать было особо нечего. Теории возникновения языка его мало интересовали, и он вычерчивал на полях новой тетради незамысловатый узор.
Дверь лекционного зала со звучным скрипом открылась. Не заметить его мог только глухой. Аудитория, мгновенно теряя интерес к лектору, перевела взгляд на новоприбывшего. Учитывая, что лекция уже шла минут двадцать, этот интерес был весьма оправдан.
Узумаки даже выпрямился, узнав в неспешно вошедшем парне своего недавнего знакомого. Саске, облачённый в чёрную футболку и такого же цвета джинсы, вороном прошёлся по притихшей аудитории, взглядом наметив свою цель: пустующее место у окна, где-то в середине зала. Студенты медленно следили за ним взглядом, кто-то удивлённо переглядывался, кто-то шушукался, а кто-то так и продолжил дремать на сложенных руках.
Кинув сумку на пол, Учиха уселся за парту, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди.
Наруто бросил быстрый взгляд на профессора. Судя по лицу того, он вот-вот был готов впасть в крайнюю степень возмущения. Его неполное, но и не худое лицо побелело, грудь под пыльным пиджаком какого-то невнятного бежевого цвета заходила ходуном, небольшие голубые глаза засверкали, а на залысине выступили мелкие капельки пота. Ясно. Этот не терпит панибратства.

– Молодой человек, вы вообще-то опоздали, – дрожащим от возмущения голосом, начал мужчина, снимая квадратные очки.

– И?

Саске продолжал смотреть куда-то в парту, кажется, не особо заботясь о происходящем.
Узумаки нахмурился.

– Вам положено извиниться и поздороваться. Только после этого войти, – переходя на довольно звонкие ноты, начал свою отповедь лектор и тут же поспешил поправиться, не желая конфликтовать со студентом в первый же день занятий: – Но если вам это было неизвестно, то на первый раз я прощаю.

– Я знал, – каркнул Учиха, поднимая взгляд на мужчину.

По аудитории пробежался шепоток. Этому нежданному перерыву со спектаклем все были рады гораздо больше нудной лекции.
Наруто удручённо покачал головой. Даже он, будучи тем ещё кошмаром учителей и преподавателей, знал, где нужно остановиться и извиниться, чтобы не нажить себе проблем в будущем. Этот же… видимо, даже не пытался играть на публику, как делают многие студенты.

– Так что ж вы не воспользовались этим знанием, молодой человек?! – патетично воскликнул профессор, подходя ближе к Саске, чтобы нависнуть над тем горой порицания.

– А зачем? – пожал плечами Учиха, начиная улыбаться. – Я вас не знаю, вы меня тоже, чтобы с вами здороваться. Я пришёл на лекцию, спокойно занял место. Готов слушать вашу нудятину…

– Нудятину?!

Узумаки прикрыл глаза. Сейчас этого старика удар хватит, а Саске исключат. Хотя какое ему дело…

– Да как вы смеете?!

– Можете не ставить мне зачёт… или что там у нас.

– Я поговорю с вашим куратором! Это безобразие! Нужно вызвать ваших родителей! – распылялся всё больше преподаватель.

– Позвонить президенту и объявить меня преступником мирового масштаба. Так? Если вы закончили, давайте продолжим лекцию, будьте добры.

Аудитория от удивления онемела.
Наруто боролся с желанием запустить в Учиху чем-нибудь тяжёлым.

– Вы… да я… да мы… да вас…

– Угу, – кивнул Саске, вновь переводя взгляд на пол.

Лекция была сорвана. Бедный старик вылетел из аудитории, судя по всему, направившись в кабинет декана. Узумаки ругнулся, и стоило двери захлопнуться, он ринулся к Учихе, подсаживаясь рядом.

– Ты что творишь?!

Саске скосил на него глаза и криво усмехнулся:

– Ты меня преследуешь?

– Нет! Я тут учусь. Ты сдурел?! Как ты сессию думаешь сдавать?

– Мне зимой будет не до сессии. Или отец заплатит. Захотел – пусть расхлебывает, – прошипел парень.

– Эй! Учиха!

Кто-то панибратски хлопнул Саске по плечу.

– Ну ты молодец вообще!

– Мы тут чуть не уснули, блин! Спасибо!

– Да заткнитесь вы! – рявкнул Наруто, оборачиваясь к галдящим и тут же вновь переводя взгляд на Учиху. – У тебя проблемы будут.

– А ты мне мамочка? Или папочка?

– Да что с тобой?! Я говорю, что тебе потом влетит просто.

– Да пусть, – пожал плечами Саске. – Как влетит, так и вылетит.

– Ты отмороженный, что ли? Деканат затаскает!

– Не хочешь прогулять следующую пару? – внезапно предложил тот, поворачиваясь к Узумаки. – Раз теперь мы в одной группе, то можно отметить это.

– Отметить? Ты вообще? Первый день занятий.

– А ты батан, что ли? – брови иронично изогнулись.

– Не батан, но мне ещё сессию сдавать в отличие от некоторых, – как всегда, не подумав, бросил Наруто и только потом спохватился, беспомощно открыв рот и уставившись на парня. Его фраза могла прозвучать двусмысленно, хотя он имел в виду лишь то, что отец Учихи в любом случае оплатит его хвосты.

Саске неожиданно усмехнулся, кажется, беззлобно:

– Видишь, у всего есть свои плюсы.

– Да блин. Я не в том смысле! – Узумаки в растерянности почесал в затылке.

– Да забей, – качнул головой Учиха, вновь переводя взгляд на парту, испещрённую вековыми записями скучающих в этой аудитории студентов.

– Идёт! – рявкнул кто-то, и по аудитории прошёлся лёгкий грохот, когда студенты судорожно бросились усаживаться по своим местам.

Наруто тоже ринулся к своей парте, торопливо усаживаясь и отмахиваясь от Конохамару, который требовал подробностей разговора с новым героем потока.
Профессор вошёл в кабинет изрядно взвинченный, но на Саске даже не посмотрел. Или в деканате ему объяснили что-то, что поубавило его злости, или же декан пообещал разобраться с зарвавшимся студентом позднее.

– Вернёмся к нашей лекции…

Голос его дрожал, и Узумаки скользнул по слегка растерянному лицу мужчины удивлённым взглядом. Наруто думал, что весь этот спектакль так просто не сойдёт с рук Учихи, хотя, может, ещё и аукнется в будущем…
От размышлений его отвлёк лёгкий удар в висок чем-то колючим и тут же отскочившим. Пришлось машинально поймать белое нечто, довольно громко стукнув по парте.
И без того нервный профессор моментально бросил на него взгляд:

– Узумаки, вы решили повторить подвиг вашего сотоварища?

–Н-нет, – тряхнул головой Наруто, виновато улыбаясь. – Извините, я нечаянно.

– Что вы там делаете?

– Ну… комар… комара убил, – как-то нелепо отбрехался Узумаки, чувствуя, что начинает заливаться краской. Прекрасно… первый день, а он уже выставляет себя шутом и идиотом, хотя затмить выходку Саске ему вряд ли удастся.

– Комар? – скептический взгляд профессора. – Я бы посоветовал вам слушать лекцию внимательнее и вникать, а не заниматься отловом насекомых. Не всем нам повезло иметь влиятельных родителей, – он бросил короткий взгляд в сторону Учихи. Очень быстрый, но всё и так стало ясно. Всем.

– Да. Извините, – послушно кивнул парень, моля всех богов, чтобы профессор не попросил показать комара.

Спустя несколько минут, когда дёрганный лектор вернулся к «языковым особенностям», Наруто осторожно развернул небольшой клочок бумаги под столом.

«Извини. Ты дал мне выбор».

Он бросил взгляд на затылок Саске, удивлённо хмурясь.

– Узумаки!

Хлопок по столу заставил Наруто подскочить на месте, выпуская записку из рук:

– Д-да?

– Что у тебя там под партой?! Только не говори, что тебя атакуют пауки-людоеды.

Смех, прокатившийся по аудитории, заставил Узумаки мысленно ругнуться. Прекрасно. Первый день коту под хвост…

***

Карин краем глаза наблюдала за Учихой. В душе девушки переплелись смешанные чувства. Она всё ещё не могла заставить себя: не думать, не смотреть, не вспоминать. Даже тот короткий эпизод в душе и поцелуй заставляли сердце бешено биться, а кровь пульсировать в висках.
Когда Саске вошёл в аудиторию, Карин думала, что в груди разом выросли острейшие иглы, причиняя жгучую боль при одном лишь взгляде на знакомое лицо.
И сейчас… ей нравилось смотреть на спину парня, который сидел, облокотившись на локти, и, похоже, даже не слушал порядком взбешённого лектора. Нравились иссиня-чёрные волосы, обрамляющие худое лицо, чёрные глаза, даже синяки под ними и тонкие губы…
Карин одёрнула себя, понимая, что вновь уходит в какие-то розовые мечтания. А в планах у неё было совершенно иное. Даже ради его хорошей мордашки девушка не могла простить то, что её отвергли в весьма грубой форме. Как говорится, всему приходит свой предел. И иногда любовь перерастает в желание уколоть побольнее.
Она толкнула пальцем свою соседку по парте и шикнула, придвинувшись ближе к ней:

– Ты знаешь, что Учиха болен?