Я обещаю.
Мама приходит после ужина. Я ковыряюсь в трясущейся заднице Франкенштейна/цыпленке, так что, когда она поднимает пакет с фаст-фудом, я бегу в ее объятья, воображая, что вокруг нас розы.
- Я люблю тебя, - говорю я. - Честно, моя любовь к тебе никогда не была сильнее, чем в данный момент. Ох, ну, не считая того момента, когда ты вытолкнула меня на свет, кричащую и всю покрытую чем-то липким.
Она смеется. Ее длинный плащ до сих пор холодный из-за воздуха снаружи, и руки у нее тоже холодные. Я растираю их своими, чтобы согреть. Она сидит на краешке моей кровати, и мы молча едим картофель фри и гамбургеры, наслаждаясь тишиной. Мы не говорим об утомительной чепухе, пока хорошо не посмеемся раз или два. Сначала обычное состояние должно быть установлено между тьмой и нами. Так получаешь достаточно сил, чтобы столкнуться с ней лицом к лицу.
Я машу желтым уведомлением, который дала мне Мерних. Мамины глаза расширяются, и она вытирает уголок рта салфеткой.
- Как ты его получила?
- Пошантажировала нескольких конгрессменов. Подкупила некоторых наркобаронов. Обычное дело.
- Эми!
- Мерних дала его мне, как еще? - смеюсь я. - Ты должна расписаться на нем и отдать в регистратуру. Предполагаю, они последний раз сделают компьютерную томографию и снимут повязку.
- Я не позволю тебе уйти, пока они этого не сделают, - строго говорит мама. - Я отдам это им, когда буду уходить. Я удивлена. Мерних сказала, что ты еще неделю не будешь готова к выписке.
- Мне удалось расположить ее к себе своим утонченным шармом и дворцами, полными денег и парней. Ну, по большей части это все из-за парней.
Мама едва меня слышит, ее взгляд сфокусирован на уведомлении. Она поднимает глаза и улыбается.
- Готова вернуться домой?
Я практически могу видеть облегчение на ее лице. Из ее сумочки всегда торчат счета, когда она навещает меня. Я взглянула на некоторые, когда она пошла в туалет - сумма денег просто смехотворна. Что ж, теперь ей не придется так сильно об этом беспокоиться.
- Ты шутишь? Да я готова распластаться на подъездной дорожке дома! Готова размазать свое эмоциональное существование по всей крыше дома. Готова телесно слиться со стенами дома.
Мама тактично игнорирует мое величайшее выступление и грызет помидор. Но я знаю этот взгляд. Она нервничает.
- Что-то не так? - спрашиваю я.
- Судебный процесс, - сглатывает она. - Судебный процесс над Лео в эту пятницу.
- Ты мне говорила, - киваю я. - Я буду там с тобой, окей? Если бы я могла дать показания, если бы твой адвокат позволил мне дать показания…
- Ты помнишь, что он сказал, - мама качает головой. - Если ты дашь показания, защита будет оспаривать их из-за твоей травмы головы, и суд признает их недопустимыми.
Я фыркаю и опускаю огурчик.
- Что насчет Тома?
Мама выглядит удивленной.
- Том? А что насчет него?
- Он будет давать показания?
- Да, конечно. Ты никогда не упоминала о нем раньше. Почему сейчас?
- Я вспомнила его. Мой сеанс с Мерних заставил вспомнить его.
- Ох, это фантастика! - улыбается мама.
- Почему ты не сказала мне, что я его забыла?
- Дорогая, я собиралась. Но Мерних посоветовала не делать этого. Она хотела, чтобы ты сама это осознала. Она сказала, что так будет безопаснее.
- Это не безопаснее, это чертовски сбивает с толку!
- Я так сильно хотела рассказать тебе, - говорит мама. - Поверь мне. Но я боялась за тебя. Я делала все, что говорили мне врачи, чтобы твое лечение прошло правильно. Я не хотела рисковать, я могла бы испортить процесс твоего выздоровления. - Когда я ничего не отвечаю, мама вздыхает. - Знаешь, он хороший мальчик…
- Я не знаю, какой он, мам. Потому что не могу вспомнить его.
Мой голос звучит резче, чем я хотела, и мама вздрагивает. Я ем картошку и выдыхаю:
- Прости. Сегодня был странный день.
Она встает и целует меня в голову.
- Я знаю, милая. Постарайся немного отдохнуть. Завтра тебя отпустят домой, где я смогу о тебе позаботиться.
Мама уходит, а через несколько часов приходит Наоми с последней ночной проверкой. Я доедаю остатки картошки фри и позволяю бессмысленным мультикам по телевизору унести меня в сонное царство.
- Я слышала, что тебя выписывают, - говорит Наоми.
- Аха.
Она приподнимает бровь.
- Никаких катаний на колясках? Никакого крика? - Она пересекает комнату и трогает мой лоб. - Ты хорошо себя чувствуешь?
Я откидываюсь назад.
- Мне все врали.
- Да? Почему же они это делали?
- Ты тоже.
- Я точно не врала! - Наоми выглядит обиженной.
- Ты могла сказать мне, что у меня амнезия.
- Я понятия не имела! Я отвечаю за твое физическое здоровье. Всей этой ерундой с головой занимаются доктор Фенвол и доктор Мерних.
- Ох, - хмурюсь я. - Прости.
Наоми садится на кровать и мнет в руке обертку от моего гамбургера.
- Почему ты думаешь, они врали? - спрашивает она тихо.
- Потому что хотели, чтобы мне было неловко.
- Чепуха. Они хотели защитить тебя. Хотели, чтобы тебе стало лучше.
- Даже София знала.
- Я не удивлена - эта девочка знает все. Иногда она словно видит людей насквозь. - Наоми слегка поеживается, но в комнате не холодно. - Теперь пообещай мне, что сегодня ты не проникнешь в детское отделение, хорошо?
- Но… мне нужно с ними попрощаться.
- Утром я отведу тебя попрощаться. Обещай мне.
- Я обещаю.
- Конкретнее.
Я раздраженно произношу:
- Обещаю, что не взберусь по стене и не перелезу через шаткий оконный карниз в детскую палату.
- Рада это слышать.
Она поправляет мою капельницу и подключает монитор. После быстрой проверки моей диаграммы, она закрывает жалюзи и выключает свет.
- Спокойной ночи, Эми.
- Спокойной ночи.
Больничная кровать достаточно удобна, но слишком большое количество комфорта вскоре надоедает. Заставляет чувствовать себя беспомощной и неуклюжей. Но я уезжаю. Завтра мой последний день здесь. Реальный мир снаружи ждет меня. Мои реальные воспоминания ждут меня снаружи.