Цена фотографии
Раннее утро. В особняке ещё темно, слуги только разжигают камин. На ворота тихо подкатывает машина. Незнакомец в тёмном пальто передаёт свёрток. Внутри фотографии и короткая записка:
«Она — с ним. Решай сам, пока не поздно».
Пакет приносят в кабинет главы семьи. Тяжёлые шторы наполовину закрыты, воздух густой от запаха табака. Отец разворачивает снимки: Динара и Ильяс. На лавке в парке, на выходе из кафе, их фигуры слишком близки. В каждом кадре — намёк на то, что между ними больше, чем случайная встреча.
Отец сжимает фотографии так, что побелели пальцы. Лицо становится каменным.
— Дура... — шепчет он, но в голосе нет жалости. Лишь холодная ярость.
Фотографии ещё лежали на столе, когда дверь скрипнула и вошла мать. На ней был домашний халат, волосы небрежно собраны, лицо усталое, но взгляд тревожный.
— Ты опять не спал? — мягко сказала она, заметив мятую пачку сигарет и пепел на столе.
Отец резко прикрыл ладонью снимки, но было поздно: женщина увидела уголок бумаги и лица на фото.
Она застыла, сердце словно ушло в пятки.
— Это... — её голос сорвался. — Это Динара?
Отец тяжело выдохнул, откинул фотографии прямо перед ней.
— Смотри сама. Вот твоя дочь. С врагом.
Мать прижала руку к груди, села в кресло, будто ноги отказали.
— Нет... этого не может быть... Она не такая...
Отец сжал кулак.
— Факты упрямы. Они встречаются. Она предала семью.
Мать подняла глаза, в её взгляде мелькнула отчаянная защита:
— Она добрая, ты знаешь её. Она просто не могла... Может, случайность, совпадение...
— Случайность? — отец ударил кулаком по столу, от чего фотографии подпрыгнули. — Слишком много «случайностей»!
Мать опустила голову, и на ресницах заблестели слёзы.
— Если это правда... значит, она даже не понимает, чем рискует.
Отец подошёл к окну, глядя в темноту за стеклом. Его голос был низкий, глухой:
— С этого дня она никуда не выйдет. Запрещу. Сохраню её, даже если придётся запереть.
Мать тихо закрыла глаза, слёзы скатились по щекам.
— Она возненавидит нас за это.
— Пусть ненавидит, — холодно ответил он. — Лишь бы осталась жива.
На следующее утро в доме всё было странно тихо. Слуги опускали глаза, избегая встречаться с Динарой. Она почувствовала неладное ещё за завтраком — мать не смотрела на неё, а отец сидел мрачный, не проронив ни слова.
Когда она встала из-за стола, отец заговорил:
— Сядь. Нам нужно поговорить.
Динара села, но сердце уже билось быстрее.
— С сегодняшнего дня, — сказал он ровно, без пауз, — ты остаёшься дома. Никуда. Без моего разрешения ты не выйдешь за ворота.
Она замерла, глядя на него, словно не расслышала.
— Что?.. Почему?
— Потому что я так решил, — отрезал он. — И не задавай вопросов.
Она резко поднялась, но мать робко дотронулась до её руки, пытаясь усадить обратно.
— Динара... — голос матери был дрожащий. — Это... ради твоей же безопасности.
— Ради безопасности? — Динара горько усмехнулась. — Или ради того, чтобы я жила, как пленница?!
Отец резко ударил ладонью по столу:
— Ты сама довела до этого!
Она отшатнулась, губы задрожали.
— Я ничего не сделала... Ничего!
Отец метнул на неё тяжёлый взгляд.
— Ты встречалась с Ильясом. И не смей отрицать!
Слова обрушились, как удар. Динара побледнела.
— Это... неправда, — прошептала она, но голос выдал её.
Отец отвернулся, будто не мог на неё смотреть.
— Слуги будут за тобой следить. Из дома ты больше не выйдешь.
Динара стиснула кулаки. Слёзы подступили к глазам, но она заставила себя говорить твёрдо:
— Ты не имеешь права. Я не вещь, которую можно запереть!
Но отец даже не обернулся.
— Для меня ты — дочь. А значит, я сделаю всё, чтобы ты не опозорила имя семьи.
Она с силой отодвинула стул и вышла, хлопнув дверью. По коридору её шаги отдавались, как удары сердца.
Впереди её ждали решётки невидимой клетки
Несколько дней подряд Ильяс приезжал к клинике. Его машина каждый раз останавливалась у неприметного входа, чтобы не привлекать внимания. Он поднимался по знакомому коридору — и каждый раз слышал один и тот же ответ:
— Девушка не приходила.
Медсестра смотрела на него с лёгкой настороженностью, но он только кивал и уходил.
На четвёртый день он зашёл в палату мальчика. Тот оживился, увидев его.
— Динара не приходит... — сказал ребёнок тихо, будто боялся услышать ответ. — Она обещала. Она не могла забыть... да?
Ильяс опустился на стул рядом.
— нет конечно, не могла — сказал он твёрдо. Но сам впервые усомнился.
Когда он вышел из палаты, его взгляд задержался в окне: люди спешили по улице, кто-то садился в такси, кто-то шёл с цветами в больницу. Но её лица не было.
В машине он сел за руль, но не завёл двигатель.
«Где ты, Динара? — подумал он. — Ты испугалась? Передумала? Или... тебя остановили?»
Впервые за долгое время в нём поднялось чувство, которое он ненавидел — беспокойство.
Город. Сумерки. В тёмном джипе у обочины сидели те самые люди, которым поручили убрать «лишнюю».
— Неделю тишины, — раздражённо бросил один, глядя на экран телефона. — Она как сквозь землю провалилась. Ни в клинике, ни в городе.
Второй достал пачку сигарет, закурил, затянулся.
— Значит, её кто-то прикрыл. Или спрятал.
— Прикрыть её может только отец, — хмуро заметил первый. — А это ещё хуже. Значит, он знает.
Повисла пауза. Внутри машины стало душно.
— Что будем делать? — спросил второй.
Первый щурился, смотря на людей, проходящих мимо.
— Будем ждать. Рано или поздно она выйдет. Даже птичка в клетке вылетает на свет.
Он затушил сигарету о подлокотник и добавил:
— А если нет... найдём другой способ. Но от нашего дела она всё равно не уйдёт.