Последнее Знамение

Сонный лес, Везер

Четвертый день Фертема, год 1490 с.д.п.

Молодой олень, привязанный к дереву в отдалении от основного лагеря, беспокойно метался из стороны в сторону в присутствии данталли. Животные вблизи демонов-кукольников почти всегда вели себя беспокойно. Даниэль Милс во время охоты усмирял зверей с помощью нитей, но с этим оленем он так поступить не мог: мешала красная накидка, наброшенная на его спину. Для Даниэля она превращала животное в размытое пятно.

— Может, нам отойти подальше? — нахмурившись, предложил Мейзнер Хайс, глядя на то, как несчастное животное в панике натягивает веревку. — Он хоть не будет так нервничать.

Даниэль, раздраженный множеством неудачных попыток прорваться сквозь красное, одарил друга недовольным взглядом.

— Думаешь, издали у нас лучше получится за него зацепиться? — процедил он. — Стоило все же позвать сюда охотницу! Она бы так не дергалась на занятиях.

Даниэль требовательно посмотрел на Мальстена, стоявшего чуть поодаль, привалившись к стволу невысокого деревца. Тот спокойно выдержал его взгляд и покачал головой. Идея позаимствовать у Аэлин красную накидку и накрыть ей пойманного для тренировок оленя принадлежала ему, и он вовсе не собирался от нее отступать.

— Я повторю в который раз: мы не будем впутывать в это Аэлин. Она не обязана становиться марионеткой только потому, что вам нужно на ком-то тренироваться.

Конрад Делисс, держащийся к оленю ближе всех, громко цокнул языком.

— Скоро нужно будет отпускать животинку. Держим ее тут уже третий день, а толку чуть. Он тут совсем извелся уже, нужно будет найти ему на замену кого-то другого.

Даниэль тихо выругался. Для него это значило отправиться на охоту снова, привести нового зверя, повязать ему на шею накидку и испытать страшную боль от обрыва нитей, когда на животном окажется защитный красный цвет. И ведь делать это предстоит именно ему, потому что Даниэль громче всех настаивал на этих тренировках.

— Не подливай масла в огонь, и так тошно, — проворчал он в ответ на замечание Конрада.

Вновь попробовав сосредоточиться на олене, Даниэль вытянул вперед дрожащую от напряжения руку. Лоб от усилий блестел бисеринками пота. Несколько мгновений Даниэль даже не дышал от напряжения, пытаясь связаться со зверем в красной накидке, но нити так и не вырвались из его ладони. Данталли устало уронил руку по шву и громко выдохнул.

— Проклятье! — Он обернулся к Мальстену. — Когда ты это описывал, звучало легко! Сосредоточиться — увидеть — связаться. Но каждый раз, когда я пытаюсь концентрироваться на нитях, пока смотрю на кого-то в красном, зрение снова расплывается! Я не могу поймать момент, когда нужно выпустить нити!

Мальстен сложил руки на груди, чувствуя направленную на него злость Даниэля. Нападки были ему понятны, однако все равно заставляли неуютно ежиться. Еще после попыток обучения Дезмонда Ноддена в Малагории Мальстен понял, что вряд ли сможет быть хорошим педагогом. Единственный опыт в преподавании, который у него был — это опыт общения с Сезаром, а использовать его значило устроить Даниэлю и его группе унизительную военную муштру без толики пощады. Мальстен сам себе казался чудовищем, когда перенимал манеру Сезара, и было слишком неприятно сознавать, что он невольно скатывается в это, стоит хоть немного забыться.

Тем временем Мальстен видел, что Даниэль выходит из себя: он тренировался уже не первый час — и не первый раз бил в грязь лицом перед своими друзьями. Наверняка это давило на него, ведь он должен был показывать остальным пример, вести их за собой, а приходилось постоянно справляться с неудачами и стоически выдерживать их в присутствии тех, кто ему верил. Радовало хотя бы то, что заниматься данталли Даниэля предпочитали малыми группами по три человека, и терпеть позор приходилось хотя бы не перед всеми разом. Цая робко просила провести с ней отдельные занятия, так как проникать сквозь красное она умела, а вот движениями марионеток управляла плохо. Рахиль учиться отказалась, решив, что ей это не по силам, и в своих убеждениях была упорна, как бес. Такой же позиции придерживался и Сайен, которого куда больше интересовало врачевание. Остальные же разделились на тройки и исправно ходили к Мальстену, стараясь исполнять его указания. Пока не получалось ни у кого...

Группа, которая занималась сейчас, уже заметно выбилась из сил. Среди всех данталли Даниэля эти трое считались лучшими кукловодами, однако постоянные неудачи в прорыве явно били по их самооценке.

Мальстен вспоминал свои уроки с Дезмондом в Малагории — они проходили так же, с той только разницей, что данталли группы Даниэля не говорили ни слова о расплате. Их интересовал только результат, которого никак не получалось добиться.

Мальстен задумался о себе и своих умениях. Когда он впервые прорвался сквозь красное на поле боя при дэ'Вере, он не думал ни о какой секретной технологии, он лишь пытался спасти Бэстифара от опасности, которая могла стоить ему жизни. Позже он много раз повторял этот трюк, полагаясь лишь на свою выработанную годами привычку всегда напрягать зрение так, чтобы рассмотреть того, кто в красном. Он делал это, уже не задумываясь, ему не приходилось дополнительно концентрироваться на этом. Ему казалось, что для остальных данталли это должно быть так же легко: достаточно просто сказать им, что контроль над людьми в красном возможен, и дальше они сами перестанут сдерживать себя мысленными запретами. Однако на поверку все выходило не так: далеко не каждый данталли всю жизнь учился преодолевать тот зрительный барьер, который перед ним выставлял красный цвет. Похоже, что без этой привычки прорыв — действительно непростое дело.

— Напрягать зрение и выпускать нити нужно одновременно, — сказал Мальстен, понимая, какое раздражение вызывает у Даниэля своими очевидными советами.

Мейзнер поджал губы и попытался проделать это, однако через несколько мгновений сокрушенно покачал головой.

— Дани прав: как только пытаешься выпустить нити, олень сразу расплывается перед глазами. Я не понимаю, как можно одновременно и выпускать нити, и концентрировать зрение. Сбивается либо одно, либо другое.

— Сдается мне, ты нам чего-то недоговариваешь, Ормонт, — прищурился Даниэль.

Мальстен внимательно посмотрел ему в глаза. Даниэль уже выказывал ему свою подозрительность, пытаясь обвинить в скрытности. Его выпады не приносили результатов и никому не упрощали жизнь, но он, похоже, решил упорствовать.

— У меня нет никакого секретного приема, чтобы прорываться сквозь красное. Вы все могли научиться этому навыку у Цаи, однако никто почему-то не научился. Так что дело исключительно в опыте и практике, а не в том, что я недоговариваю, — спокойно ответил Мальстен.

Даниэль громко выдохнул через нос, едва сдерживая злость, однако крыть ему было нечем, и он смолчал.

— Проще договориться с Бенедиктом Колером, чем научиться чему-то у Цаи, — усмехнулся Конрад, наблюдая за продолжающейся немой перепалкой с легким беспокойством. — Давайте все успокоимся, — предложил он. — Мы тренируемся уже не первый час. И, если уж на то пошло, не первый день. Рано или поздно начнет получаться. Нужно просто немного терпения.

— Как будто у нас есть все время мира, — буркнул Даниэль.

Мейзнер Хайс все это время упорно, как подобает прилежному ученику, пытался повторить то, о чем говорил Мальстен, однако успеха так и не добился.

Олень продолжал метаться, усложняя задачу концентрации.

— Может и правда попросить леди Аэлин нам помочь? — осторожно спросил Мейзнер, глядя в сторону. Аэлин Дэвери, демонстративно одетая в красные одежды, как раз шла в сторону лагеря. — Леди Аэлин! Можете подойти?

Охотница остановилась и недоверчиво оглядела собравшуюся компанию.

Мальстен напряженно посмотрел на нее. Слова о том, чтобы она не реагировала на просьбы данталли и занималась, чем сама захочет, застряли в горле.

Прошло уже много времени с тех пор, как состоялся их разговор, в котором Мальстен рассказал, почему оказался в красной накидке тогда, в Грате. С того самого времени они с Аэлин почти не разговаривали, а в редких случаях, когда все же говорили, почти не затрагивали животрепещущих тем. Если случалось их коснуться, то дело почти всегда кончалось перепалкой, после которой Аэлин надолго уходила в лес или на охоту в близлежащие города. Спать они в последнее время стали раздельно: сначала Мальстен старался приходить в постель, когда Аэлин уже спала, а после и вовсе оставался на ночь в кресле покойного аггрефьера во второй комнате дома. Он думал, что увеличение дистанции даст нужную передышку, после которой им удастся нормально поговорить. Однако, похоже, нежелание давить на Аэлин вызывало у последней только большее раздражение. Что бы Мальстен ни делал — он чувствовал, что все делает не так. Он не знал, как подступиться к Аэлин, понимая, что она справедливо презирает его. На языке то и дело вертелся вопрос, почему она продолжает возвращаться сюда, если испытывает только злость и неприязнь, однако задать его Мальстен не решался. Вдруг тогда она и вправду уйдет? Между тем, чтобы потерять ее навсегда, и выносить ее изменившееся отношение, он малодушно выбирал второе.

Аэлин помедлила несколько мгновений, прежде чем приблизиться. Подойдя, она сочувственно посмотрела на привязанного к дереву оленя и покачала головой.

— Бедное животное. Вы его хоть кормите? — спросила она.

Мейзнер лучезарно улыбнулся, что при его образе черноволосого бледнолицего демона смотрелось диковато. Таким, как он, надлежало выглядеть мрачно и угрюмо, а не источать дружелюбие, но характер Мейзнера не сочетался с его внешним обликом.

— Кормим, конечно! Мы его скоро отпустим, чтобы не мучить слишком долго, — простодушно сообщил он, чем вызвал на лице Аэлин тень улыбки. Мальстен отвел глаза, хотя ему очень не хватало этого зрелища. Он просто знал, что стоит Аэлин перевести взгляд на него, как улыбка на ее губах померкнет.

— Мы, собственно, зачем вас позвали, — вступил в диалог Даниэль, подойдя к охотнице чуть ближе. — Мальстен пытается научить нас прорываться сквозь красное. — Он заговорил со всей серьезностью: — Если за нами придут люди Рериха или жрецы Культа, это умение будет для нас жизненно необходимым.

Аэлин оценивающе кивнула.

— Пожалуй, что так, — сказала она без особой теплоты в голосе.

— Нам нужна ваша помощь, леди Аэлин, — доверительно произнес Даниэль. — Знаю, учитывая, что мы пришли на вашу землю и разбили здесь лагерь, мою просьбу можно посчитать за неслыханную наглость. И все же я попрошу вас помочь нам в тренировках.

Аэлин смерила его взглядом, от которого видящему ее данталли должно было захотеться провалиться сквозь землю. Однако Даниэль, скорее всего, потерял концентрацию зрения, поэтому остался невозмутимым.

— Быть вашей марионеткой, ты хочешь сказать? — спросила Аэлин. Ее голос звучал ровно, однако в нем послышалась легкая угроза.

Даниэль прочистил горло.

— Я... не стал бы это так называть. Просто, понимаете, зверь брыкается, и у нас не получается на нем сконцентрироваться. Я полагаю, что с вашим участием эта тренировка могла пойти и быстрее, и продуктивнее.

Аэлин приподняла брови и снисходительно улыбнулась.

— Неужели?

Даниэль будто только сейчас почувствовал неладное и неловко переглянулся с Мейзнером. Тот лишь растерянно пожал плечами.

— Я пойму, если вы откажетесь, — осторожно произнес Даниэль. — Это лишь самонадеянная просьба.

Аэлин некоторое время стояла молча, затем заложила руки за спину и посмотрела на Мальстена. Он почувствовал этот взгляд и поднял глаза, готовясь к возможной буре. Отчего-то сейчас он знал, что от реакции Аэлин на затею Даниэля не стоит ожидать чего-то хорошего.

— Что ж, мне не раз доводилось быть марионеткой данталли. Может, мастер покажет вам класс? — Она сделала шаг к Мальстену, буравя его взглядом. — Давай. Покажи, как данталли могут прорываться сквозь красное. Тебе же не впервой проделывать это со мной. Я все думаю, не проник ли ты в мое сознание тогда, осенью, чтобы я спасла тебя вместо того, чтобы убить? С тебя бы сталось.

Мальстен стиснул челюсти, понимая, что угадал насчет бури.

Аэлин нехорошо улыбнулась и сделала к нему еще один шаг. Он оттолкнулся от ствола дерева и шагнул навстречу.

— Боюсь, тебе придется смириться с тем, что то решение ты принимала сама. — Он пронзительно посмотрел на нее. — Жалеешь об этом?

Аэлин приподняла подбородок.

— Откуда мне знать, что ты не лжешь?

Парирование вопросом, — отметил про себя Мальстен. Как он и боялся, на его провокацию она решила не отвечать ни «да», ни «нет». Значит, она и сама уже не знает, не зря ли решила связать свою судьбу с анкордским кукловодом.

Мальстен невесело усмехнулся.

— Если бы лгать было в моих правилах, я бы соврал насчет того, как оказался в западне в Малагории. Но я этого не сделал.

По лицу Аэлин пробежала тень, она отвела глаза, но Мальстен уловил в них смесь печали и злости.

— Лучше бы ты солгал, — тихо сказала она.

Мальстен закрыл глаза и вздохнул. Знала бы она, сколько раз он сам успел пожалеть о том, что сказал ей правду.

Выдержав паузу в несколько мгновений, он снова нашел взгляд Аэлин и мягко произнес:

— Это не в моих принципах. К сожалению. — Он покачал головой. — А теперь, если позволишь, мы продолжим занятие.

Аэлин склонила голову набок, будто изучая Мальстена. Лицо у нее оставалось злым — буря не утихла.

— Ты ведь наверняка уже начал? Твое влияние невозможно почувствовать.

— Нет. — Мальстен покачал головой. — Я тебя не контролирую. Я против того, чтобы привлекать тебя к этим занятиям. Смею надеяться, что и остальные это уяснили и более не побеспокоят тебя.

Даниэль, устав наблюдать за этим странным противостоянием, нахмурился и сделал шаг по направлению к ним.

— Гм... леди Аэлин, если моя просьба показалась вам недопустимой, прошу прощения. Это недоразумение — моя вина. Похоже, я чего-то недопонял. Я не хотел вас обидеть.

Охотница не обернулась к нему, продолжая смотреть на Мальстена.

— Тогда я, пожалуй, пойду, — сказала она и, развернувшись, направилась в сторону лагеря.

Мальстен проводил ее взглядом. Он понимал, что виноват перед Аэлин, но ее холодность и колкое желание мстить злили его.

— Я не знал, что у вас затяжной конфликт, — сухо бросил Даниэль. — Мог бы и предупредить, что она не станет помогать нам, потому что вы в ссоре. Если у нее к тебе такие претензии, почему она еще здесь?

Мальстен терпеливо вздохнул.

— Не хочу показаться грубым, но наши личные дела никак не касаются тебя.

Даниэль понимающе покривил губы и кивнул.

— Пожалуй, ты прав. Извини. Кажется, я слишком привык обо всем знать и все контролировать.

Он говорил искренне, и Мальстен отчего-то почувствовал себя неловко, услышав извинения. Он передернул плечами и вновь привалился к дереву, у которого стоял прежде.

— Давайте продолжим тренировку, — сменил он тему. Олень, будто почуявший, что данталли снова нацелились на него, заметался из стороны в сторону пуще прежнего.

Конрад всплеснул руками.

— И как ты предлагаешь брать его под контроль? Он же ни минуты на месте не стоит!

— Возможно, для начала вам стоит потренировать навык постоянно напрягать зрение и не терять цель из виду. Нужно, чтобы концентрация на нитях не отвлекала вас от того, что вы видите.

Даниэль издал усталый стон.

— Судя по тому, как это звучит, на это уйдут годы!

— К сожалению, мне нечем вас утешить. Я с самого детства инстинктивно учился напрягать зрение и рассматривать тех, кто в красном. А мой учитель напоминал мне о том, что если я что-то такое делаю, никто не должен это замечать. При этом я продолжал думать, что прорваться сквозь красное невозможно, поэтому даже не пытался. А однажды я сделал это, не задумываясь, чтобы спасти своего друга на войне. — Вспомнив о Бэстифаре, Мальстен ощутил, как к горлу подкатывает тяжелый ком, и он постарался, как мог, отогнать от себя мысли о погибшем друге. Он столько раз задумывался о том, что, догадайся он тогда о возможностях красной нити, Бэстифара можно было бы спасти.

Дыхание сделалось прерывистым, горло сдавило от сдерживаемых слез.

Нет, — одернул себя Мальстен. — Ты не можешь сейчас себе этого позволить.

Даниэль, Мейзнер и Конрад с любопытством прислушивались к тому, что он рассказывал, ожидая продолжения. Будто они все еще надеялись, что Мальстен откроет им тайное знание, как прорываться сквозь красное.

— Что было потом? — подтолкнул Даниэль.

Мальстен пожал плечами.

— Я понял, что ошибался, и прорыв сквозь красное возможен. После того случая на войне я просто пользовался этим умением. Делал все то же самое: держал свои цели в фокусе и связывался с ними с помощью нитей.

Мейзнер восхищенно кивнул, Конрад призадумался, а Даниэль всплеснул руками.

— Проклятье, да не может же быть такого, что нет никакой секретной технологии, и надо просто годами развивать умение смотреть на людей в красном! — Он воинственно посмотрел на мечущегося оленя и снова попробовал с ним связаться. После очередной безуспешной попытки, он ожег Мальстена взглядом и требовательно указал на животное. — Покажи, как ты это делаешь! Пока ты только рассказываешь. Мы ни разу не видели тебя в действии!

Мальстен стиснул зубы. Показать прорыв сквозь красное в действии значило после пережить расплату при своих учениках. Мальстен продолжал свои ежедневные упражнения, которые должны были приучить его к новой силе расплаты, но у него далеко не всегда получалось пережить ее стойко — она стала слишком сильной.

— Что вам это даст? — севшим голосом спросил он.

— Больше понимания, — упорствовал Даниэль. Он прищурился, рассматривая Мальстена так, будто искал в нем какой-то подвох. — В чем дело? Может, ты слегка приукрашиваешь свои способности?

Мальстен принял вызов и сделал несколько шагов к оленю. Зверь продолжал беспокойно рваться из своих пут. Перед глазами Мальстена, привыкшего смотреть на враждебный красный цвет, силуэт животного даже не расплывался.

— Можешь его успокоить? — спросил Мейзнер. В голосе слышалось нетерпение.

Мальстен не стал демонстративно приподнимать руку, хотя иногда делал это для большей наглядности. Сейчас он решил продемонстрировать то, чему его учил Сезар, поэтому повернулся к оленю боком и медленно зашагал в сторону Мейзнера и Конрада.

— В идеале никто не должен видеть, что вы с кем-то связываетесь нитями, — сказал он, едва заметно шевельнув правой рукой. Две черные нити вырвались из его ладони и, ведомые боковым зрением данталли, связались с оленем. Мейзнер, Конрад и Даниэль прекрасно видели это, поэтому, не отрываясь, наблюдали за тем, как лесной зверь успокаивается и замирает под контролем демона-кукольника.

Мальстен обвел взглядом лес. Олень, ставший второй парой его глаз, тоже осмотрелся в поисках других лесных зверей.

— Красная цель может не быть единственной среди тех, что вы контролируете, — ровным голосом продолжил Мальстен. Нитей стало больше, и они потянулись в разные стороны: к птицам и зверькам, которые, в свою очередь, замечали друг друга и множили цели.

Даниэль растерянно огляделся по сторонам.

— С кем ты связываешься? — спросил он.

— С другими зверями, — ответил Мальстен, прикрывая глаза. Ему не нужны были собственные, когда он видел уже десятком пар глаз зверей и птиц. Чтобы продемонстрировать и этот навык, он поймал еще несколько целей.

— Что?! — воскликнул Конрад, который заметил это первым. — Как ты делаешь это с закрытыми глазами?

— Мои цели видят друг друга, — пояснил Мальстен. — Этого вполне достаточно, чтобы установить связь.

Даниэль сокрушенно приложил ко рту кулак.

— Боги... — прошептал он. — Это... невероятно.

Больше двух десятков птиц и зверей, привлеченных нитями, начали постепенно стягиваться к месту тренировки данталли. Мальстен открыл глаза и посмотрел на Даниэля, в котором не осталось и толики от недавней требовательности и подозрительности.

— Какого еще представления тебе не хватает? — спросил он. — Может, мне заставить их станцевать? — Звери принялись перемещаться и двигаться, выполняя простые танцевальные фигуры. Впрочем, для Мальстена это было ничто в сравнении с тем, что он делал в гратском цирке. Олень в красной накидке встал на задние ноги и начал кружиться вокруг себя. — Или скомандовать им стать нашим ужином? — Олень опустил передние ноги и покорно склонил голову, несколько птиц подлетели ближе и замерли возле вооруженных данталли. — Придумывай, Даниэль, я исполню, если уж тебе так нужна демонстрация.

Даниэль стоял, словно пораженный громом, не в силах отвести взгляда от того, что видел.

Мейзнер покачал головой, закусив губу.

— С ума сойти, — сказал он. — Страшно спрашивать, что еще ты можешь.

— Если вы будете много заниматься, сможете так же. У меня нет никаких особых сил, недоступных другим данталли. Я просто умею пользоваться тем арсеналом, что у меня есть.

Даниэль смиренно опустил голову.

— Я все понял, можешь прекратить.

А вот теперь пришло время взять себя в руки, — напомнил Мальстену внутренний голос, который был подозрительно похож на Сезара. Он одним незаметным движением втянул в ладонь все нити, которые выпустил, и приготовился к страшной боли, которая не заставила себя ждать.

Она ударила кузнечным молотом, разливаясь от корпуса к рукам, ногам и голове. Ее атака была такой резкой, что Мальстен с громким выдохом согнулся, с трудом оставшись стоять на ногах. В теле полыхал жидкий огонь, выжигающий каждый нерв.

Терпи молча, — напомнил внутренний голос, вмиг заставивший стиснуть челюсти и подавить рвущийся наружу крик. — Крики не помогают, они делают только хуже.

Дыхание стало лихорадочным и рваным. Мальстен надеялся, что Даниэль, Мейзнер и Конрад тактично отвернутся, ведь им самим известно, что такое расплата, однако, подняв взгляд на своих учеников, он увидел, что они безотрывно смотрят на него, изучая каждое его движение.

Расплата — зрелище.

Зрители захотят еще.

В теле Мальстена напрягся каждый мускул, перед глазами все поплыло, в висках застучало, дышать стало труднее. Появилось странное желание сбежать как можно дальше отсюда, и, видят боги, он бы это сделал, если б на это были силы. Лицо покрылось холодной испариной, смахнуть которую горящими руками было слишком больно.

Титаническим усилием Мальстен заставил себя выпрямиться и ухватился за ствол ближайшего дерева, чтобы не упасть. Мейзнер сделал к нему шаг, чтобы помочь, но Даниэль остановил его жестом.

— Погоди, — отрывисто бросил он.

Просто уйдите, — взмолился про себя Мальстен. — Или хотя бы отвернитесь. Не надо на это смотреть.

Он вспомнил Дезмонда, который жаждал сочувствия к своей расплате, и от этих воспоминаний по телу пробежала волна нервной дрожи. Быстрый перестук двух сердец, не переставая, отдавал в виски.

Я сейчас упаду... — подумал Мальстен и крепче ухватился за ствол, держась за него, как утопающий за соломинку. Мысли кружились вокруг красной нити, которая могла избавить его от боли, однако показывать ее остальным данталли было слишком опасно — их реакцию невозможно было предсказать. Тот же Дезмонд был шокирован этой способностью Мальстена и обвинил его в некромантии. Вместе с Даниэлем здесь было еще одиннадцать данталли. Решив, что Мальстен обладает запретной магией, они могли устроить ему и Аэлин показательную казнь.

Держись. Терпи, контроль был недолгим, — напомнил внутренний голос.

Мальстен постарался сосредоточиться только на дыхании и ждал. Время растянулось для него на целую вечность, но, в конце концов, расплата пошла на убыль. Боль все еще мучила его тело, однако теперь ее можно было терпеть.

Даниэль продолжал изучающе смотреть на Мальстена.

— Цая говорила мне, что расплата за прорыв сквозь красное всегда сильнее, чем обычно, — сказал он.

— Она сильнее, — устало кивнул Мальстен. Он злился на Даниэля, Конрада и Мейзнера за то, что те не дали себе труда даже отвернуться, однако у него не было сил на упреки.

— По тебе толком и не скажешь, что сильнее. Ты даже не упал. — Даниэль сложил руки на груди, а Мальстен невольно поморщился. Тем временем Даниэль упорствовал: — Может, все-таки есть какой-то секрет, о котором ты не говоришь?

Мальстену надоели эти подозрения.

— Единственный секрет — в силе привычки. Если хочешь, чтобы после применения нитей тебя не вычислили по расплате, придется научиться переживать ее так, чтобы это было максимально незаметно.

И с этим я, кстати, не справился, — внутренне отругал он себя.

— С прорывом сквозь красное так можно? — аккуратно поинтересовался Мейзнер. Похоже, его единственного среди присутствующих немного смущала увиденная картина.

— Можно. Если привыкнуть, — буркнул Мальстен.

— А ты, стало быть, не привык? — спросил Даниэль.

Мальстен ожег его взглядом. На миг захотелось вывалить этому данталли всю свою историю, начиная от захвата Хоттмара и заканчивая сражением в гратском дворце, чтобы этот самонадеянный идиот понял, что ему не довелось познать и толики той расплаты, которую Мальстен привык переносить на ногах. Однако от мысли, что он вызовет жалость своим рассказом, ему делалось дурно.

— Я работаю над этим, — холодно ответил Мальстен.

— Учитывая то, как давно ты это умеешь... ты говорил, что прорываешься сквозь красное с войны. И все еще не привык?

Конрад оценивающе кивнул, соглашаясь с собственными мыслями.

— Я полагаю, тут дело в работе с аркалом, — сказал он. — Ты ведь и с ним тоже с самой войны знаком? Я прав?

Мальстен устало вздохнул.

Мысли о Бэстифаре укололи его, распалив тяжелое ноющее ощущение в груди. Однако отчасти он был рад, что при этой расплате Бэс не присутствовал — иначе соблазн отдать ее ему был бы слишком велик.

Теперь, когда боль отступила, тело снова чувствовало себя хорошо, но в душе Мальстен был измотан расспросами, и у него не было никакого желания как-либо отстаивать свою репутацию перед этими данталли, которые с самого дня своего прихода только и делали, что требовали от него что-то.

— Займитесь лучше своими умениями. Я рассказал и показал вам все, что знал. Практикуйтесь, пока не получится.

С этими словами он повернулся спиной к растерянным ученикам и направился в чащу леса, в противоположную сторону от лагеря, где он мог столкнуться с неутихающей злостью Аэлин Дэвери.