Поцелуй врага

Математика — строгая, бесстрастная, лишённая душевных полутонов — звучала в классе как чужой, ненужный язык. Галатея сидела, механически записывая формулы, но едва ли могла вспомнить, что означают цифры перед ней. Каждая строчка была как звук в густом тумане — неразличимый, далекий. Её мысли срывались и возвращались, как мотыльки, бьющиеся о стекло.

Сердце билось слишком быстро. Слишком громко. Где-то в груди оно гулко отзывалось эхом — будто знало, что приближается нечто ужасное.
Рисунок. Листок с карикатурой. Он уже не был просто шуткой. Он стал предвестником бури.

Бури, имя которой — Райден Вальмонтрейн.

Он сидел неподалёку, как всегда — идеально прямой, будто выточенный из обсидиана. Его пальцы переворачивали страницы учебника с ленивым изяществом, а лицо оставалось бесстрастным. Но Галатея знала — он чувствует. Где-то внутри, на дне холодного сердца, шевельнулось предчувствие. Его плечи чуть напряглись, движения стали замедленными.
Он уже знал.

И тут оно началось. Сначала тихо. Едва слышно. Смешок в коридоре. Потом другой. Громче. Веселее. Звонче.

— Вот это да... кто это сделал?!
— Ты видел? Это же... он!

И вот уже — грохот хохота. Хриплый, искренний, с налётом восторга и ужаса. Кто-то, не стесняясь, проговорил вслух строчку с рисунка. Голоса нарастали, как водоворот, как разлившаяся река.

Райден поднял голову.

Движение было резким, отточенным, почти угрожающим. Он посмотрел сначала на дверь. Потом — на неё.

О, этот взгляд... Галатея почувствовала, как по спине пробежал ледяной ветер. Он не закричал, не вспыхнул гневом. Он просто... встал. Молча. Без эмоций. Но в его глазах мелькнуло нечто опасное — безмолвное обещание кары.

И он пошёл к двери.

Как хищник, почувствовавший запах крови. Спокойно. Бесшумно. Жутко.

За ним потянулись остальные — класс встал, как по команде, как тень за своим властелином. Только Сэм обернулся на Галатею. Его лицо побледнело, в глазах был настоящий страх.

И тут он вошёл обратно в класс.

Райден Вальмонтрейн ступил за порог учебного зала с той же холодной невозмутимостью, что бывает у северных льдов перед началом бури. В нём не было ни ярости, ни гнева — лишь ледяная, давящая тишина, столь густая и плотная, что казалось, можно было вдохнуть её как яд.

Он был спокоен, как надвигающаяся на путника лавина. И эта лавина, эта безмолвная глыба, со всей своей монументальной угрозой направилась прямиком к ней — к Галатее.

Сидя за партой, она на мгновение почувствовала себя той самой девочкой, которой когда-то, много лет назад, случилось остаться одной в зверинце мастера Тарска. Тогда всё было почти сказкой — весёлый визит, бесконечное восхищение экзотическими животными... до того момента, как из клетки вырвался тигр.

Она навсегда запомнила его глаза — жёлтые, немигающие, полные звериной силы и хищной сосредоточенности. Он шёл к ней, мягко пружинисто ступая, прогибая могучее тело, словно с каждой секундой приближая гибель. Тогда её спасло чудо — вбежавший смотритель, крики, сеть. Спасение. Жизнь.

Но сейчас — некому было прийти.

Райден подошёл к ней, остановился вплотную, словно отгораживая от всего остального мира, и с хищной неторопливостью положил на её парту знакомый листок. Злополучный. Обличающий.

Карикатура.

Он даже не смотрел на неё — просто произнёс, тихо, вкрадчиво, без единой фальшивой ноты:

— Я жду объяснений.

И этот голос, едва слышный, прозвучал в ушах Галатеи как раскат грома, как взрыв за спиной в тишине ночного леса. Холод пробежал по позвоночнику. Но она не была из тех, кто сдаётся сразу. Она прикусила губу, стараясь выровнять дыхание.

— Каких?.. — её голос предательски дрогнул. Тонкий, неуверенный, но в нём была искра.

Райден медленно опустил взгляд, а затем, с ленивой жестокостью, наклонился и вырвал из её пальцев карандаш. Одним точным движением он провёл по рисунку неровную, издевательскую линию, как будто втаптывая её дерзость в грязь.

Карандаш, конечно, был тем самым — её.

Отпираться было бессмысленно. Да и она не стала.

Она молча вырвала карандаш у него из рук, развернула лист и крупными, чёткими буквами, как вызов, как плевок в лицо, написала:

«Я ЖДУ ОБЪЯСНЕНИЙ!»

А затем, в полной тишине, Галатея взяла карандаш. Пальцы дрожали, сердце колотилось так, будто собиралось пробить грудную клетку. Но она, напрягая волю до предела, наклонилась над листком и, вдохновившись обостренной злостью и страхом, быстро вывела несколько штрихов. Через минуту на бумаге появился кролик. Ушастый, с пышными кудряшками, и бантом, словно пародия на школьный. Кролик лежал на спине, лапки его были безвольно раскинуты, а глаза закатились — он явно был в обмороке. Рядом нависала высокая черная фигура с холодными глазами, и крошечные буквы под изображением гласили: «Вторжение Короля Смерти».

— Объяснения исчерпывающие? — спросила девушка, едва сдерживая дрожь в голосе, стараясь не зареветь в голос прямо при всех. Янтарные глаза её, блестящие от слез, смотрели на него с тонкой смесью дерзости и боли.

— Более чем, — ледяным, отточенным тоном отозвался Райден, и его голос был как удар морозного ветра в лицо. Он медленно опустил взгляд на рисунок, и уголки его губ скривились в издевательской усмешке. — Но, знаете, Лаурескан, стоило вместо кролика изобразить худого, общипанного цыпленка с жалким желтым бантиком. Тогда аналогия была бы более реалистична.

Галатея вздрогнула, как от пощечины. Этот холодный сарказм хлестнул её хуже любых насмешек. Она будто сжалась, словно щенок под окриком, инстинктивно втянув шею в плечи. Но, вопреки подспудному желанию исчезнуть, не отвела взгляда. Янтарь её глаз затвердел, стал стеклом — она не отступит.

— Это я забираю, — Рионар, по-прежнему ледяной и властный, указал на листок. Его пальцы сжались на краю бумаги так, будто он сжимал не шутливый рисунок, а нечто, что могло по-настоящему ранить. — А вы, леди Галатея Лаурескан, можете начинать собирать вещи. Надолго вы здесь не задержитесь.

Он ушёл, и воздух словно сгустился. Весь следующий урок Галатея сидела, не смея даже пошевелиться. Руки у неё онемели, буквы в тетради расплывались, а сердце, казалось, билось прямо в висках. Она чувствовала его взгляд — тяжелый, прожигающий, исполненный такой ненависти, что змеи бы от зависти удавились. Но она сидела, выпрямив спину, и терпела. Как бы ни горела от стыда и ярости, она не даст ему победы. Не сегодня.

Три бесконечно длинных урока завершились, и, словно по команде, ученики начали подниматься со своих мест, перешептываясь, зевая, натягивая перчатки и перехватывая ремешки сумок. Тонкий звон голосов, шелест бумаг, скрип стульев и шаги по мраморному полу слились в привычную мелодию окончания учебного дня. Но только одна фигура не шелохнулась.

Галатея Лаурескан по-прежнему сидела на своем месте у окна, будто приросла к парте. Её взгляд был устремлён в учебник, но глаза — застекленели. Она не читала. Просто смотрела, не мигая, на строки текста, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть спокойно. У неё было такое чувство, будто сердце, всё ещё сжимаемое ледяными пальцами страха и ярости, стучит так громко, что его могут услышать все.

Её руки дрожали. Пальцы вцепились в ручку так сильно, что побелели костяшки. Она бы подскочила и выбежала первой, как делала раньше — весело, звонко, непринуждённо. Но, увидев, как Райден Вальмонтрейн вышел первым, откинув назад черные волосы, даже не удостоив её прощальным взглядом, Галатея решила, что смысла в поспешности больше нет.

Словно издалека донесся голос:

— Леди Галатея?

Сэм, застегивая пуговицы на своей ученической мантии, подошёл к ней с выражением тревожного сочувствия на лице.

— Позвольте проводить вас. Вы ведь сами не дойдёте — споткнётесь о злость. Или о Райдена, если повезёт меньше.

Галатея медленно повернулась к нему. Щёки её пылали, глаза блестели от унижения и гнева, который она тщетно пыталась спрятать под маской ледяной вежливости.

— Он меня убьёт, да? — сдавленно выдохнула она, с такой яростью сжимая ручку, что та почти хрустнула. — Лучше пусть убивает... чем выставит меня отсюда перед всем королевством! Униженной, растоптанной... Опозоренной! Ненавижу его. Ненавижу!

Голос сорвался, и одинокий, предательский всхлип вырвался из груди. На мгновение она прижала кулак к губам, чтобы заглушить дрожь, но было уже поздно.

Сэм, будто чувствуя что-то, что сама Галатея ещё не осознала, вдруг напрягся и слегка отшатнулся. Он посмотрел в сторону двери, и на его лице застыло выражение обреченности.

— Только не оборачивайся резко... — пробормотал он, но было уже поздно.

Словно по команде, Галатея резко повернула голову. В проёме стоял он.

Райден Вальмонтрейн.

Высокий, как мраморная статуя, с глазами цвета чёрного обсидиана, в которых холодно плескалась насмешка. Он молча смотрел на неё с такой язвительной надменностью, будто наблюдал за театральной сценой, где актёр переигрывает.

И тогда он усмехнулся.

Медленно, без единого слова, с ледяным презрением, от которого внутри Галатеи всё съёжилось, Райден развернулся и бесшумно исчез за поворотом коридора, как призрак из детских кошмаров.

— Вот теперь, — мрачно выдохнул Сэм, всё ещё не двигаясь, — точно убьёт. Или хуже — проигнорирует. Хотя, если честно, я даже не знаю, что хуже.

Он попытался рассмеяться, но вышло неубедительно. Галатея молчала. В горле стоял ком, в висках стучало, а ладони были мокрыми от того, как крепко она держала проклятую ручку.

— Но ты не расстраивайся, — добавил Сэм, стараясь хоть как-то поддержать её, — после занятий Вальмонтрейн никогда не остаётся в Академии. Он живёт в каком-то невероятном доме в городе, с собственным фонтаном, гардеробом, наверное и гробницей на будущее... Он считает студенческие комнаты недостаточно... элегантными. Так что ты хотя бы сегодня можешь выдохнуть.

Он протянул ей руку.

— А вообще... — добавил он, стараясь улыбнуться по-настоящему. — Учись. Учись лучше всех. Тогда тебя никто не сможет вышвырнуть... ну, или почти никто. Только если не король. Или Вальмонтрейн. А может, они одно и то же?

Галатея посмотрела на него и слабо улыбнулась. Это был первый проблеск света после мрака.

— Пойдем. — выдохнула она. — Пока я не передумала и не бросилась в окно. Правда, оно слишком узкое, увы.

— Не бойся. В следующий раз мы подберем окно пошире.

Вечер опустился на Академию Вечного Света, как тяжелый бархатный занавес — сине-фиолетовый, с прорезями золотых звезд. Комнаты студентов, подобно крошечным лампочкам, затеплились огнями свечей, тускло освещающих мрачные стены, заставленные книгами, перьями, атласами. В одной из этих комнат — крошечной, угловой, с узким окном и едва заметным видом на северную башню — сидела Галатея.

Она вытирала слезы уголком тетради и одновременно пыталась вбить в себя сухие, бесконечно занудные формулировки правил арифметики, в которые, как ей казалось, втиснули все возможные способы мучить живого человека. Буквы плели перед глазами паутину, а цифры танцевали злобный хоровод.

Внезапно — стук.

Легкий, почти вежливый, но с такой холодной чёткостью, будто это был не гость, а приговор. Галатея замерла. Сердце сжалось. Она поднялась с постели, откинула волосы с лица, вздохнула, подошла к двери.

И открыла.

На пороге стоял молодой мужчина в темно-серой ливрее, с совершенно непроницаемым выражением лица. В руках он держал аккуратно перевязанную стопку предметов — черная кожаная сумка, угольно-чёрные тетради с золотым тиснением по краям, перо и флакон чернил, словно вышедшие из-под руки мастера-ремесленника, служившего не иначе как самому Верховному Канцлеру.

— Посылка для леди Галатеи Лаурескан, — произнёс он глухо. — От лорда Вальмонтрейна.

Секунда тишины.

Затем в голове девушки что-то с глухим треском оборвалось. Никогда в жизни, ни в своей благополучной резиденции в Немерисе, ни в обществе строгой тётушки, ни даже на званых приёмах, Галатея Лаурескан не произносила ругательств. Ни одного. Даже в мыслях. Её учили, что эмоции нужно превращать в улыбки, гнев — в иронию, а раздражение — в вежливое молчание.

Но сейчас... на кончике языка вспыхнуло слово, которое она где-то, возможно, слышала от упряжника, когда проезжала мимо конюшен.

— Иди ты к мантиям Пожирателей Света! — сдавленно выдохнула она, вытирая руки о юбку. — Передайте лорду Вальмонтрейну, что у Лауресканов есть честь. Мы не принимаем подачек от тех, кто сам же и унижает.

Слуга едва заметно склонил голову — возможно, это была усмешка, а может просто тень от свечи пробежала по его лицу.

— Как пожелаете, миледи. — Он развернулся, не проронив больше ни слова, и скрылся за поворотом коридора, унося с собой чёрную, как полночь, сумку.

Галатея осталась стоять в дверях, дрожа от смеси злости и облегчения. Секунду спустя она со всей силой захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, пытаясь унять бешено колотившееся сердце.

Она не приняла «подарок».

Но, увы, была уверена — на этом Райден Вальмонтрейн не остановится.