Глава 26
Даня
— В общем, это такая штука, — Юля распихивает по ящикам и холодильнику продукты, которые закупили сегодня вечером. — Нужны специальные пакеты, кладешь туда мясо и откачиваешь воздух этой штукой, вакууматором, потом этот пакет отправляешь в кипящую воду, и оно готовится под воздействием высокой температуры…
— Звучит отстойно… — прислонившись к стене, за ней наблюдаю.
— Это называется здоровое питание, — изучает срок годности на упаковке молока.
— Здоровое питание может быть вкусным, — отвечаю, складывая на груди руки.
— Это вкусно! — заверяет с энтузиазмом. — Я попробовала… говядину…
На ней спортивные легинсы и спортивный лифчик. Толстовка валяется на диване.
Сложно абстрагироваться от того, что ее округлая задница вся, как на ладони. Как и грудь тройка, и плоский смуглый живот.
Ей нравится готовить. А мне нравится есть то, что она готовит. Я даже помогал несколько раз готовить. Впервые в жизни помогал готовить. Мне понравилось.
Блять.
Сжав зубы, пытаюсь выдавить улыбку, но улыбаться не выходит.
Если я что-то и уяснил за то время, что знаю ее, новости лучше афишировать сразу, но к этой новости не знаю, как подъехать.
Слишком зол. В груди слишком давит от понимания, что мне целый год придется провести далеко, и это ощущается так, будто мне отсекают руку. Помимо того, что мне придется поставить свою жизнь на паузу и того, что я абсолютно не готов отдать контроль над собой другим людям, которые будут решать когда мне спать и когда мне ссать. Это перспектива коротит мои мозги, потому что мне нихрена не понятно, как подстроиться под такие клещи.
Ее волосы заплетены в свободную косу. Глядя на то, как она порхает по кухне, представляю все то же самое, но только в моей фантазии у нее живот не плоский, а округлый. Беременный.
От этой фантазии штырит. Я хочу, чтобы она была беременна от меня. Сейчас, через год, когда угодно.
Прожигая дыру на ее упрямом затылке, думаю именно об этом. Если бы она знала, о чем я думаю, скрутила бы мне яйца.
Я хочу услышать от нее одну простую вещь. Подсознательно, я знаю ответ на свой вопрос, но я хочу его услышать. Хочу, чтобы ее пухлый рот произнес то, что мне нужно. Хочу, чтобы дала мне это, твою мать. Сегодня.
— Хочешь вакууматор? — спрашиваю Юлю.
— Не-е-ет! — пищит. — Я рассказала, потому что ты любишь узнавать про всякие новые штуки…
Сдув с лица прядь волос, тычет в меня пальцем:
— Серьезно, Милохин, не вздумай мне его подарить. В моей квартире его все равно ставить некуда, а в твоей…
Замолкает, заправляя за уши волосы.
Я тоже молчу. Слишком мозг устал, чтобы помогать ей выбраться из этой ловушки.
— Ты все равно здесь не задержишься… — находится она.
— Угу… — отвечаю ей.
Потерев ладонями бедра, смотрит на меня хмуро.
У нее щеки раскраснелись. Глаза такие яркие, что могу ослепнуть. Хочу ее. Приблизительно все время. Но у меня и правда настроение говно.
— Что с тобой сегодня? — спрашивает тихо.
Глубоко вдохнув, склоняю набок голову.
— Любишь меня? — смотрю на нее терпеливо.
— Хм… — тянет.
Крутит на пальце косу, кусает губы, обводя глазами потолок.
— Сегодня или вообще? — картинно дует губы.
— Одно другому не мешает.
Вздохнув, идет ко мне.
Заставляет разжать руки и опустить их вдоль тела. Встает на носочки, обнимая за шею.
Склоняюсь навстречу. Обнимаю руками тонкую спину, вдыхая сладкий аромат ее дыхания.
— Люблю тебя… — шепчет мне в губы. — Я так хочу тебя нарисовать… — гладит мой затылок.
— Нарисовала уже… — бормочу.
Карандашный лев приколот на холодильник двумя магнитами, которые она сама и купила. Два сердечка, но я бы хотел обличить атрибутику в слова.
Прыснув от смеха, смотрит в мои глаза.
— Я уже сто раз пробовала, но мне все не нравится, — поясняет. — Не знаю, каким хочу тебя показать. Ты… разный. Хочу не по фотографии, а по памяти…
Если бы я мог рисовать, нарисовал бы ее где-то между оргазмом и точкой кипения. Исключительно для себя. Чтобы до пенсии на эту картинку дрочить.
— У тебя будет дофига времени, чтобы меня нарисовать, — говорю ей. — Год примерно.
— Я не такая черепаха… — фыркает.
— Я в армию ухожу, — забиваю свой гол.
Юля
Полтора месяца спустя
— Не передумали, Гаврилина? — Лев “крейзи-мэн” Константиныч, заведующий моей кафедрой, рисует в моей зачетке оценку моих знаний, которую я даже не берусь прогнозировать. — Вас ведь никто не гонит. За лето подсоберетесь и продолжите очно учиться.
— Не передумаю… — забираю у него зачетку. — До свидания…
— Надеюсь, еще увидимся, — кивает он.
— Обязательно, — вымучиваю из себя улыбку.
Еще три месяца назад я испытывала диссонанс от того, что придется оставить свою группу и привычный формат учебы, но это быстро прошло. А сейчас… сейчас я так наэлектризована, что вообще ни о чем думать не могу.
У меня в горле ком. И кирпич в груди.
Я даже не заглядываю в зачетку, выходя из экзаменационной аудитории. Просто заталкиваю ее в сумку, убирая со спины прилипшие к затылку волосы.
Всю неделю июнь терроризировал город тридцатиградусной жарой, а сегодня парит так, что дышать нечем. Обещают грозу, я даже получила сообщение от МЧС с советом не шататься по улицам после восьми вечера.
У меня слишком много дел, чтобы ориентироваться на погоду.
Анька ждет меня на парковке рядом с моим “пежо”.
Ветер собирает с тротуаров пыль вместе с мелким мусором и кружит всю эту гадость в воздухе. Небо жутко свинцовое, и в воздухе озон.
Почему этот день должен сопровождать чертов дождь?!
— Давно ждешь? — спрашиваю Аньку, снимая блокировку с дверей.
Забираясь в машину, она придерживает свое свободное летнее платье, потому что оно раздувается от ветра, как парашют.
— Нет… но я писать хочу… поехали быстрее… — отвечает сестра, пристегивая ремень.
Ее живот уже видно невооруженным глазом, но не в этом платье. В этом вообще ничего не видно. Но ее лицо округлилось так, что любому человеку, который знает ее достаточно давно, понятно — она беременна. Это просто видно, и все.
Эта картинка не может надоесть, но у меня… у меня в горле проклятый ком.
Я держалась долго, но сегодня я терпеть не хочу!
— Ты как? — спрашивает сестра, когда выезжаю с парковки.
— Нормально… — отвечаю сдавленно.
— Да уж… — бормочет она.
— Все нормально… — настаиваю.
На мой телефон падает сообщение.
Снимаю гаджет с панели и читаю.
“Сам заеду в ТЦ. Дуй домой. Сейчас дождь начнется”
Эта ничем не примечательная забота только сильнее сжимает горло. Обычные вещи, к которым я привыкла, как воздуху, воде и прочим базовым вещам.
— Знаешь, что я решила? — с наигранным весельем спрашивает Анька.
— Что? — переключаю какую-то тоскливую песню по радио.
— Я закажу дизайн дома у тебя! — сообщает она.
— У тебя что, опять токсикоз? — спрашиваю сокрушенно.
— Нет. Я хочу, чтобы это сделала ты.
— Я не дизайнер.
— Ну ты же готовила как-то проект.
— Да… два года назад для поступления. Я уже все забыла.
— Ну… у тебя все лето впереди. Есть время… кхм… освежить память…
Не знаю, что ей ответить. Сегодня я не могу разбрасываться обещаниями, тем более обдуманными. Не хочу ни о чем думать.
На стыке проспекта с горизонтом вспыхивает молния. Я успеваю досчитать до тринадцати, прежде чем над нами раздается гром.
— О… бли-и-ин… — пищит Анька, положив руку на живот. — Твою ж…
— Пинается? — душу свои слезы, посмотрев на нее.
— Да… вот же блин…
Ее телефон звонит.
— Да? — отвечает с шипением.
Голос ее мужа в трубке трудноразличим, но я знаю, что это он. Только с ним она разговаривает так — особенным голосом.
— Буду через пять минут… не надо, я уже подъезжаю… потому что Юля задержалась, я уже подъезжаю, мы уже на проспекте… но не начался же… — имеет она в виду подступающий со всех сторон дождь.
За последний месяц за рулем я освоилась достаточно, чтобы увеличить скорость своего движения и менять полосы более нагло, чем делаю это обычно. Это позволяет мне сэкономить пять минут и доставить Аньку к воротам многоэтажки, в которой они с Дубцовым живут, раньше, чем он оборвет ее телефон.
— Пока, — целует меня в щеку. — Созвонимся.
Развернувшись, направляюсь домой, чтобы повидаться с мамой и Васькой.
— Мам? — зову, влетая в квартиру.
— Юля? — кричит она из кухни.
Последний месяц я появляюсь дома наскоками. Сейчас у мамы отпуск, а у Васьки каникулы. Завтра они уезжают в Кисловодск на две недели, и это событие венчает новый статус мамы…
Она теперь официально разведена.
Мать встретилась с ним еще в апреле. Он предложил притормозить с разводом и взять “паузу”, но, кажется, за то время, что он пытался оседлать новую жизнь, мама выплакала все слезы и поняла, что ее жизнь не сошла с оси. У нее есть мы…
Она послала его к черту и подала на развод сама.
Пару недель назад он забрал Ваську из школы, и она побывала у него в гостях. Он живет в квартире, которая была куплена когда-то давным давно. Там беда с ремонтом, но жить можно.
Со мной он тоже хочет увидеться, но мне не до него…
На полу в “большой комнате” их открытые чемоданы. На диване стопки вещей. Васька ведет возбужденный разговор с Камилой, курсируя в этом хаосе.
— Вот этот контейнер… с синей крышкой… — мама в фартуке кружит вокруг плиты. — Это Дане. На ужин… Ему можно что-то взять с собой? —
спрашивает, посмотрев на меня.
— Нет… — отвечаю, обнимая себя руками.
— Куда он едет? — начинает сгружать посуду в посудомойку.
Черт, черт, черт…
— Он не знает… — сжимаю губы в тонкую линию, чтобы они не выдали штормового предупреждения внутри меня самой.
— Ладно, ничего… — кивает сама себе. — Все хорошо будет…
— Угу… — отвечаю бесстрашно.
От раската грома за окном начинают пищать сигнализации машин. В кармане моего сарафана тоже пищит.
— Мам… мне ехать надо… — начинаю суетиться.
— Господи… — выглядывает в окно. — Нам бы на поезд не опоздать…
— Если нужно, я вас отвезу…
— Заранее поедем. Не переживай.
Пакую в бумажный пакет контейнер с ужином, который она приготовила для моего парня. Я знаю, что там. Голубцы, которые так ему нравятся, хотя до знакомства с голубцами моей матери он не особо жаловал это блюдо.
— Если что, звоните я… — снова давлю предательский ком. — Я всегда на связи…
Мама целует мой лоб, отпуская на все четыре стороны.
— Пока… — шепчу, выходя из кухни.
Выбежав из подъезда, шлепаю сандалиями по асфальту.
Почему этот день летит так быстро?!
Каждый час съедается с бешеной скоростью, хотя все идет, как обычно.
Когда сажусь в машину, на стекло приземляется тяжелая капля дождя. С таким громким шлепком, будто я приняла эту каплю лбом.
Успеваю обогнать этот дождь, быстро вырвавшись из родного района, но он нагоняет меня, когда снова выезжаю на проспект. Мне остается всего ничего, когда внутри все начинает откликаться на эту мокроту вокруг.
Глаза застилают слезы.
Сдерживаю их, как могу. Сдерживаю до тех пор, пока заезжаю во двор многоэтажки, в которой живу уже почти полтора месяца.
Припарковав машину на свободном месте, я начинаю реветь, игнорируя то, что вокруг меня бушует вселенский потоп.