Глава 25
— Подождем еще минуту… — говорю, всматриваясь в проезжую часть и забитую машинами парковку. — Он уже должен быть рядом…
Сегодня поднялся страшный ветер и погода совсем не весенняя, хотя апрель в этом году самый что ни на есть весенний. Юбка моего платья колышется вокруг колен, и ноги в капроне замерзли.
— Сфотографируй меня… — просит маму Васька.
Принимает очень картинную позу у дверей ресторана, выставив вперед одну ногу в ботинке на каблуке и перебросив на плечо накрученные на плойку волосы.
Я волнуюсь.
Заниматься этим глупо, но я все равно это делаю — волнуюсь от того, что сегодня мой парень познакомится с моей семьей. Во мне кипучая смесь собственничества и… глупой гордости от того, что мой парень — самый настоящий мистер совершенство. Чертовски умный, чертовски воспитанный (только не тогда, когда мы голые) и чертовски красивый, и, даже если с этим кто-то не согласен, мне плевать…
Его громадина появляется на горизонте спустя секунду после того, как я достаю из кармана телефон, чтобы Даню набрать.
Живот щекочут бабочки, губы разъезжаются в улыбке.
Неужели я когда-нибудь привыкну к тому, как он двигается, как улыбается, как выглядит его лицо в те минуты, когда его тело… принадлежит мне…
Ловлю на своем лице мимолетный мамин взгляд. Он достаточно ласковый, но она прячет от меня свою улыбку, и я уверена, что причина этой улыбке в том, что я выгляжу, как безмозглая влюбленная дурочка.
Но ведь это так. Хоть я и пытаюсь маскировать свои чувства от всех вокруг.
Прикусываю губу, наблюдая за тем, как Даша выходит из машины и двигается прямо на нас, пересекая дорогу. Жутко серьезный и собранный, как обычно. Джинсы сидят на его подкачанных бедрах так, что мне хочется его раздеть. Просунуть руки под тонкий свитер и коснуться каменного плоского живота. Теплой кожи, которая на вкус солоновата…
— Привет… — лепечу, когда оказывается передо мной.
— Привет…
Его рука обматывается вокруг моей талии, вжимает в тело, от которого я черпаю энергию, как наркоманка. Вдыхаю запах его туалетной воды, смешанной с ветром. Забираюсь под его расстегнутую куртку руками и тянусь вверх. Даша касается моих губ легким поцелуем, но лукавые искры в его глазах намекают на то, что он, как и я, хочет большего.
— Добрый день, — невозмутимо кивает моей маме. —
Даниил.
— Очень приятно, — улыбается она. — Надежда.
Он смотрит на нее пару секунд, оценивая тот факт, что я очень на маму похожа.
— Это Лина, — представляю ему Ваську, хотя о моей сестре он знает предостаточно.
Он знает даже о моем отце. Я рассказала ему не специально, просто так вышло само собой.
— Здрасте… — Васька краснеет и отводит глаза, теребя бахрому моего шарфа, который объявила своим.
Ее реакция мне понятна. Я и сама была такая же.
— Привет, — отзывается Милохин.
Плюнув на все, утыкаюсь носом в его грудь.
Мы расстались вчера днем. Вечером у меня была смена в Музкафе, и я поехала домой. Мне мало дней в неделе, чтобы быть с ним, ведь по выходным я работаю, а по будням стараюсь учиться. Мне нужно закончить семестр, он был оплачен еще в прошлом году, и за свои деньги я бы хотела получить хоть какие-то знания.
— Пошли? — слышу над своей головой.
— Угу… — бормочу, выбираясь из его куртки.
В последние недели я жутко вымоталась, потому что закрывала хвосты в универе и втягивалась в новый рабочий график, но никакая усталость не может убить во мне желание видеть моего парня.
Я чувствую себя кошмарно, критически и катастрофически уязвимой… Ведь приближается июнь. Тогда он получит свой диплом и… уедет, черт возьми.
Я мучаюсь в своих страхах и сомнениях, в то время как Милохин не делает ровным счетом ничего, чтобы их развеять. Не заверяет меня в вечной любви, не клянется в вечной верности и в прочей чуши. Он просто повсюду в моей жизни. Внимательный, нежный, иногда раздражающе рассудительный или командующий, безбожно сексуальный и такой горячий, что мои мозги превращаются в желе…
Единственное, чего он НЕ делает, так это не просит меня поехать с собой. Я знаю — это его попытка щелкнуть меня по носу. Знаю, что он попросит, но если уж он затеял всю эту браваду, доведет ее до конца, и мое нутро сжимается, потому что мой парень, черт его дери, пленных не берет.
В ресторане тихо. Как раз то, что нужно для тихого семейного ужина.
Василина превратилась в безмолвную копию себя. Она молча роется в меню, поглядывая на моего парня круглыми глазами.
— Даня нас угощает, — объявляю, чтобы немного разрядить обстановку, ведь мама тоже не спешит забрасывать его вопросами о планах на жизнь или на меня.
— Постараемся его не разорить, — хмыкает мама.
— Не стесняйтесь, — бормочет он. — У меня сегодня зарплата.
Прыснув от смеха, отпиваю из стакана воды с лимоном. Ловлю его искрящийся весельем взгляд, ведь мы не обсуждали его спонсорство, я придумала это только что.
Два дня назад он вручил мне новенький айфон в качестве подарка, у которого нет никакого повода. Он объяснил это тем, что обновил собственный гаджет и мой «за компанию». В отличии от подарка, который сделал мне его брат, этот я приняла.
Он будто знает, как обойти все мои барьеры…. Черт его возьми…
Просунув под стол руку, кладу ему на его бедро свою ладонь. Под темно-синими джинсами каменная мышца. Даня накрывает мою ладонь своей, и по моему телу растекается тепло.
Я точно знаю, чем мы займемся через пару часов, и мне ужасно стыдно перед самой собой, потому что я думаю об этом, сидя за столом очень приличного ресторана с компании своей матери и своей малолетней сестры.
Мама дожидается, пока официант примет наш заказ, потом откашливается и, подперев подбородок кулаками, спрашивает:
— Эм… как вы, ребята, познакомились?
Безобидный вопрос заставляет меня на время потерять дар речи. Не могу же я сказать ей, что встречалась с Владом.
— Я прошел без очереди на кассе супермаркета, — спасает Милохин ситуацию. — Юле это не понравилось, — произносит, пожимая широким плечом.
— Надеюсь, все решилось без драки? — весело выгибает мама брови.
Яркие голубые глаза перемещаются с нее на меня. Осматривают мое лицо, будто освежают в памяти те события.
Скользнув взглядом по моим губам, он тихо и почти интимно произносит:
— Без.
Будто позволяя мне самой решить, как много стоит за этим коротким ответом. То, что он запомнил меня, а я… я не могла развидеть его невозмутимое лицо…
— Я возьму еще мороженое… — голос Лины проплывает между нами, как фоновая радиоволна.
— Ты все это не съешь, — пытается урезонить ее мама.
— Но я хочу попробовать…
Вздохнув, смотрю на сестру.
Мы давно никуда не выбирались вот так, вместе. Кажется, все, что случилось с нам каких-то два месяца назад было в другой жизни, но отпечатки всего этого дерьма до сих пор больно жалят под кожей, особенно маму, но сегодня она много улыбается.
Мы болтаем о всякой ерунде. Абсолютной ерунде, втягивая в девчачьи разговоры Даню и заставляя его нас веселить, чем он и занимается.
— Кем ты хотел стать, когда вырастешь? — спрашиваю его, будто мы на интервью.
Я знаю, что он не боится внимания к себе. Не боиться смотреть людям в глаза, не боится светить своей точкой зрения.
— Космонавтом, — отвечает, не таясь.
Он с аппетитом поглощает огромный стейк и запивает его гранатовым соком.
— Ну, у тебя еще не все потеряно, — растягиваю в улыбке губы,
— Меня это больше не вставляет.
— Почему? — цокаю.
— Слишком дальние командировки.
Смеюсь, как моя мама.
— Юля в детстве хотела стать балериной, — сдает она меня.
— Да, — дую губы. — Только ростом не вышла.
— Глупости…
— А я хочу быть стюардессой, — подает голос Василина.
— Сто из ста, — бормочет Милохин себе под нос, снова заставляя меня прыскать от смеха.
Покончив с десертами, мы отправляемся “по домам”. Я не брала машину, потому что планировала выпить бокал вина, но я явно с вином переборщила, потому что моя голова пустая и беспечальная, хотя у меня полно причин не быть пустоголовой ни единой минуты.
Даня отвозит маму с Василиной домой и, когда они выбираются из машины, оставляя нас одних, делаю то, чего хотела с того момента, как увидела его сегодня.
Хочу целоваться.
Забрасываю руки на его шею. Покрываю его серьезный рот быстрыми, но очень нескромными поцелуями. Прикусываю нижнюю губу, обвожу ее языком. Хочу, чтобы он ответил мне так, как обычно это делает: вдумчиво и чертовски профессионально.
— Значит, стюардессы?.. — шепчу.
Его язык проталкивается в мой рот, разнося по рецепторам вкус, который запускает во мне самые примитивные на свете инстинкты. Даня снимает мою руку со своей шеи и заставляет накрыть ладонью свой пах.
Скулю в его губы, чувствуя твердость, от которой в глазах круги.
Широкая ладонь накрывает мою шею под волосами, рот прижимается к моему. Так, что каждое сказанное им слово становится мурашками на моих губах.
— Моя одноклассница стала стюардессой пару лет назад. После колледжа… — произносит подхриповато.
— Заткнись! — взвизгиваю со смехом.
Даня
Стараюсь не топить по проспекту слишком быстро, но я спешу. Телефон на панели трещит без умолку, на нем куча входящих сообщений. От подрядчика, от матери, от Юли. В ее сообщение проваливаюсь первым делом.
Улыбаюсь.
Никаких слов, просто батарея из знаков препинания, которые тремя сообщениями складываются в большое графическое сердечко.
Сбросив ей поднятый вверх палец, концентрируюсь на дороге.
Она на занятиях, потом будет готовиться к какому-то зачету.
Утром меня разбудил звонок от отца, он хочет со мной поговорить, и это заведомом меня напрягает. Любой разговор, требующий личной встречи уже кажется мне напряжным. Это новая традиция в нашей жизни, кажется, нам пора из этой традиции выбираться. Все просто для меня. Я сделал свой выбор и озвучил его, им нужно просто напросто принять новую реальность. Сам я в этой реальности осваиваюсь со скоростью света. Я бы сказал, что уже освоился. Меня прет от новых идей. И в целом от жизни, потому что с недавних пор я краем глаза смотрю на нее через очки Юли. Любую банальную вещь она умеет подсунуть мне через призму собственного восприятия, и оно у нее, пиздец, какое нестандартное и противоположное моему. Нихрена не воинственное. Очень богатое и очень женственное.
Такое, какого я не видел раньше, а может быть просто не чувствовал так, как чувствую именно ее причудливое восприятие.
Я бы сдох, если бы меня его лишили. Как ее самой.
Гараж открыт, но машины брата в нем нет. Из этого возникает свободное место, но я решаю припарковаться во дворе, потому что надолго не задержусь. Мне нужно принять отделочные работы на кухне дома, и я не хочу застрять там до ночи.
В доме тихо, мать сидит на диване у входа, сложив на коленях руки. Прямая и серьезная, как никогда. Это состояние так не бьется с моим, что создает реальный диссонанс в воздухе.
— Привет, — разуваюсь и снимаю куртку. — Случилось что-то? — хмурюсь.
— Пойдем в кабинет, — встает, расправляя юбку.
Напрягаюсь.
Начало так себе.
Сунув телефон в карман толстовки, иду за ней.
Отец в кабинете. Мешает ложкой чай. С виду безмятежный, но я его достаточно знаю, чтобы понимать — вид у него не особо позитивный. Конкретно с отцом я тусовался в детстве чаще и больше, чем с любым членом своей семьи. Он часто брал меня с собой на фирму, на встречи с партнерами, где в меня как-то сама собой вливалась информация, и мне было достаточно интересно болтаться по складам и зависать в его рабочих буднях, чтобы это стало для всех нас нормально. Между нами есть разница, он флегматичный немного. Ровный. А я… я нет.
— Привет, — улыбается мне кривовато.
— Привет, — становлюсь посреди комнаты, кладя на талию руки. — У вас все нормально? — обращаюсь к обоим.
Пройдя по комнате, мать берется за цветочную лейку и принимается поливать цветы.
Перевожу глаза с нее, на отца.
— Садись, — вздыхает. — Чай будешь?
— Нет, — сажусь в кресло, складываю на животе руки.
Повисает тишина.
— Пум-пум… — отец постукивает по столу пальцами.
Смотрю на него вопросительно.
— Мне сказать? — мать смотрит на него через плечо.
— Че у вас тут происходит? — морщу лоб, как старый дед.
— Ничего смертельного, — заверяет отец.
— Слава Богу, — отзываюсь.
Это, твою мать, радует.
Напряжение отпускает. Если ничего смертельного, то я спокоен.
— К тебе из военкомата приходили, — откашливается отец.
— И?
Армии в моих планах нет. Вопрос даже не обсуждался, это и так очевидно. Отдам долг родине трехметровыми налогами и рабочими местами, которые так или иначе создам когда-нибудь.
— Мы с отцом посовещались и пришли к выводу, что тебе стоит сходить в армию, — вплывает в мозг заявление матери.
— Предложение отклоняется, — смотрю на нее с весельем.
Оно настолько абсурдное, что воспринимать его всерьез сложно.
Мать смотрит в окно, отец смотрит в свой чай.
— Это не вопрос выбора, — говорит она. — Это уже решенный вопрос.
— Каким образом решенный? — обрубаю. — Я ничего не решал.
— Иногда родителям виднее, — заявляет она.
— Я не собираюсь в армию, — ставлю точку в разговоре.
Развернувшись, она смотрит на меня с видом прокачанного авторитета. Я никогда не отрицал ее авторитет, но сейчас она говорит не совсем нормальные вещи.
— У тебя такой период в жизни, когда нужно остановиться и подумать… — поясняет. — Ты под влиянием… девушки. Я понимаю, вспыхнули чувства, такой возраст. Тебе нужна пауза, чтобы мозги проветрить, — крутит пальцем в воздухе.
Из всей абсурдности ее заявления я вычленяю главное: мой выбор снова ставят под сомнение. Я предполагал, что это будет проблемой, но для меня она уже в прошлом.
— Мне не нужно ничего выветривать. У меня в жизни полный порядок, — заверяю ее.
— Сын, — вздыхает отец. — Это ведь обычная практика. Я сам два года служил. Это не фантастика для молодого человека. Обычное дело. Сходишь, вернешься…
— Это не входит в мои планы, — во второй раз закрываю тему.
Обсуждать это просто абсурдно.
— Это не вопрос выбора, — снова давит мать.
— В моем случае - это вопрос выбора, — отвечаю.
Мы все знаем, что избежать призыва для меня вопрос плевый. При нужном финансировании все решаемо.
— Нет, не вопрос выбора, — настаивает.
— О чем ты? — перевожу на нее глаза.
— Инициатором предложения был Петр Павлович, — смахивает с плеча невидимую пылинку. — И мы с ним согласны. Это то, что тебе нужно. Любые попытки уклонения он возьмет под собственный контроль. Не стоит подставлять людей и себя тоже.
Перевариваю ее слова в ступоре.
Смотрю на отца.
Стучит по губам сжатым кулаком, глядя на меня задумчиво.
— Вы надо мной издеваетесь? — спрашиваю люто спокойным голосом.
— Нет, — трясет отец головой.
— У меня проект Московский в состоянии разработки бизнес-плана, — напоминаю ему.
— Подождет. Не убежит, — замечает просто.
Мой ступор длится долго. Пока смысл всего этого мероприятия, в котором сейчас нахожусь, волнами обогащает мозг. Когда понимаю, что это не шутка, накрывает гневом. Он плещется в крови так, что сжимаю кулаки.
— А у нас Петр Палыч теперь решает, как мне жить? — смотрю в глаза одному, потом второму.
— Утрируешь, — бормочет отец.
Утрирую, блять?!
— Ты уверен? — смотрю в его глаза.
Отводит, но не сразу. Видимо, во мне претензий больше, чем у него логики. И они, сука, обоснованные!
— Это не смертельно, — встревает мать. — Полезный опыт. Ну а девушка твоя… дождется тебя, если ты ей нужен.
Смеюсь.
Просто смеюсь, опустив лицо в ладони. Тру его, охуевая.
— Блять… — бормочу. — Мне это не снится?
Армия?!
Это не моя система координат. Меня к этому ничего не готовило. Это огромный диссонанс, помимо того, что это предательство.
Я вдруг неожиданно понимаю Юлю.
В самом деле, почему бы не разучиться верить в людей, когда самые близкие подсовывают испытание, которое совершенно мимо кассы.
Чужая прихоть, от которой мне не убежать.
— Действительно, — киваю отцу. — Это опыт, который я запомню на всю жизнь.
— Это не трагедия… — пытается он.
— Это трагедия, — встаю, имея в виду НЕ свои планы на ближайший год. — Петру Палычу привет.
— Даня… — летит мне в спину голос матери. — Остынешь, и мы поговорим…
Задерживаюсь у двери, чтобы посмотреть на нее в последний раз на ближайший год точно.
— Не заставляй тебе грубить, — прошу ее вкрадчиво.
Покидаю дом, со стопроцентной уверенностью, что больше здесь не появлюсь. Не будет ни времени, ни желания, как и думать о чувствах оставленных в кабинете родителей.
Они не перестали для меня существовать, но вкус предательства слишком острый, чтобы его можно было забыть в ближайшее десятилетие, а моя девушка… в призме ее восприятия мира, уверен, мой отъезд через полтора месяца будет взрывом сверхновой черной, блять, дыры.