Глава 22
Вся эта шумиха, как гонг, который закрывает все поднятые за столом темы, но не отменяет того, что в моей голове сумятица. Сев боком, поворачиваюсь к Дане спиной, чтобы видеть происходящее на маленькой сцене, где сейчас находится невеста в потрясающем платье с корсетом и пышной юбкой и жених в костюме и бабочке. Я вижу его впервые. Даня сказал, что парень жил за границей какое-то время, и вернулся недавно.
Ладонь моего парня все еще лежит на спинке моего стула, и я чувствую его присутствие сзади каждой своей клеткой.
Главные герои вечера выглядят вполне счастливыми. Разумеется, ведь это их свадьба.
Я надеюсь на то, что среди всех этих гостей нет бывшей девушки Дани. Не потому что боюсь, а потому что чувствую себя… виноватой? Да, наверное. Я люблю его. Эта любовь делает меня эгоистичной, поэтому вина быстро растворяется в том факте, что он сам поцеловал меня. Сам!
Два глотка вина делают голову значительно легче.
Я не собираюсь вести с ним дебаты на такие щекотливые темы в присутствии других людей. Любых других людей. Мы за неделю ни раз не спорили, и это было восхитительно. Тело отзывается рябью в животе. Ситуацию омрачает лишь то, что, судя по всему, его мать вряд ли станет делиться со мной его детскими фотографиями за милой беседой у камина.
Я ей не понравилась.
Она и не собиралась проникаться ко мне симпатией. Она не хочет видеть меня здесь. Но ведь я и не напрашиваюсь в гости.
После череды поздравительных тостов мероприятие выливается в танец молодых. Они к нему явно готовились, потому что их танец выглядит так, будто они брали уроки у Майкла Джексона.
Когда объявляют танцевальную паузу для всех, я пытаюсь проглотить что-нибудь, обратив внимание на тарелку с салатом перед собой.
Бросив косой взгляд на Влада, вижу, что он зависает в своем телефоне, развалившись на стуле. На его лице максимально скучающее выражение. Я вдруг в панике понимаю, что и думать забыла о том, чем мы занимались в доме его родителей в тот день, когда его брат…
Уронив вилку, смотрю на Даню. Поедая свой салат, он ведет размеренную беседу со своим отцом и, реагируя на движение моей головы, смотрит на меня в ответ. Чуть выгибает брови, как бы спрашивая, какая змея меня ужалила.
Его мать в курсе?
В курсе того, что я встречалась с Владом?
Отвернувшись, гоняю кусочки салата по тарелке.
Я избегаю смотреть на нее. Вплоть до того момента, пока она не присоединяется к беседе.
— Ты не поменял свои планы? — обращается к старшему сыну.
Он не задает уточняющих вопросов. Прожевав салат, коротко отвечает:
— Нет.
В его исполнении это звучит так, будто он не хочет развивать тему.
Не знаю, о каких планах идет речь, у него их всегда море. Примерно на каждый день недели. Он вечно чем-то занят. Своим домом, семейной фирмой, закрытием хвостов в университете, хотя там он не появляется. Последние полгода он “на дипломе”, так что занятий у него больше не будет. Он и до этого не особо часто там появлялся, зато проходил специализированные курсы по экономике в столице. У него несколько разных сертификатов.
— И когда это все случится? — интересуется Людмила Милохина.
— Пока не знаю, — отвечает он.
— Тебе нужно такое жилье, чтобы мы все могли комфортно у тебя бывать.
Прислушиваюсь к их разговору, пытаясь понять о чем они, черт возьми, рассуждают.
— Разберемся… — бормочет Даня.
— Я понимаю, что это всего лишь триста километров, но переезд есть переезд.
Повернув голову, кошусь на Милохина.
Что происходит?
Он не может не чувствовать на себе моего взгляда. Не может. Он слишком хорошо чувствовал любой мой взгляд все те сотни часов, которые мы провели вместе до этой минуты, а теперь он его игнорирует.
Спокойно жует и запивает все это вином, слегка взболтав бокал перед употреблением.
— Ты разобрался с новым софтом? — обращается к отцу, меняя тему.
Ловлю на своем подозрительном лице внимательный взгляд его матери. Подняв руку, она неторопливо теребит свой кулон какое-то время, после чего прерывает их разговор и обращается ко мне:
— Юля, ты тоже собираешься в Москву?
Тоже?!
Кажется, ответ на этот вопрос интересует даже Влада. Он не поднял глаз от своего айфона, но я нутром чувствую, что он слушает.
У меня не получается спрятать растерянность.
— Я… эмм…
— Пошли, потанцуем, — мой парень дергает меня за локоть, поднимая со стула, как куклу.
Пока мы движемся к танцевальной зоне, в моей голове созревает один единственный вопрос, который озвучиваю, как только она подхватывает мою ладонь и сжимает рукой талию, заставляя впечататься в свое тело.
— Ты переезжаешь? — спрашиваю, подняв к нему лицо.
На шпильках я еле-еле достаю до его упрямого подбородка.
Меня обдает паникой. Такой ужасной, что впиваюсь пальцами в его плечо, прямо там, где бугрится каменный бицепс. Я уверена, что в глазах тоже паника.
Вокруг нас полно людей, но я даже музыки не слышу.
— Успокойся… — велит очень убедительно. — Все под контролем.
— Что под контролем?!
— У-спо-кой-ся, — проговаривает он. — Поговорим дома.
Дома?
Впившись глазами в выступающий над воротничком рубашки кадык, бездумно двигаюсь вслед на его телом. Он медленно раскачивает нас из стороны в сторону, но мы почти стоим на месте.
Я теперь не могу расслабиться.
Прокручивая в голове их разговор, снова поднимаю на него беспокойные глаза.
Это ведь не шутка.
Он переезжает! С перспективой обзавестись в столице жилплощадью, которая вместит всю его семью в случае необходимости.
А я?..
Что буду делать я?
Я не собираюсь переезжать. Я не могу оставить маму и Ваську! В нашей семье черная полоса, и она не рассосалась, только чуть притихла.
Он и не звал меня с собой…
— Ты слышала, что я сказал? — рушит он мои мысли, опустив лицо так, чтобы я наверняка его слышала за грохотом музыки вокруг.
— Ты много чего наговорил сегодня…
— Да, я человек-разумный. Мне свойственно разговаривать.
— Не юродствуй… — выпаливаю сдавленно.
— А ты немного притормози свой трафик, — советует. — У тебя сейчас микросхемы сгорят.
— Я человек-разумный. Мне свойственно думать и анализировать!
Прикрыв глаза, он делает глубокий вдох, будто набирается терпения.
С ним мне тоже нужно много терпения, но ведь я смирилась!
— Дай мне два часа, — просит, встречая мой упрямый взгляд. — Осилишь такую задачу?
— Как скажешь… — шепчу вяло. — Отпусти, мне нужно в туалет
Его рука сгребает в кулак джемпер у меня на талии, заставляя оставаться на месте. Прижавшись щекой к моему виску, Милохин тихо смеется и сообщает:
— Провожу.
Заявленные два часа я посвящаю тому, чтобы изображать свое участие в обстановке, хотя это очень громко сказано.
Я не рискую вклиниваться в чужие беседы, а сама их заводить не стремлюсь и подавно.
Рука Дани по-прежнему блуждает где-то в районе спинки моего стула и моего плеча. Задевает его пальцами, чертит маленькие круги на джемпере, в то время как он сам ведет «безопасные» разговоры с отцом и матерью. Даже Влад пару раз подал голос, пару раз я поймала на своем лице его колючий взгляд, большего он себе не позволял, и я не знаю, чья это заслуга — Дани или воспитания родителей.
Кажется, портить людям жизнь мой бывший парень предпочитает исподтишка.
Мне показалось, что где-то в толпе я видела Лену, но здесь столько народу, что даже слон бы потерялся.
Где-то между второй музыкальной паузой и третьей очередь произнести поздравления доходит до родителей Дани и его самого. Влад тоже снисходит. Произносит короткую речь, как и Даня, а их мать — оратор от Бога. У нее очень располагающий голос и манера речи, когда она ставит себе такую цель. Все это они делают, не покидая стола, куда организаторы доставили микрофоны.
Возможно, это мое воспаленное воображение, но все те пять минут, пока длится “выход” семьи Милохиных, я чувствую себя, как под лупой. Ловлю на себе взгляд женщины из-за соседнего столика, и еще одной правее него.
Даня объявляет о том, что нам пора, когда поздравления сменяет музыка.
— Что, уже? — удивленно спрашивает Людмила Александровна.
— Да, — Даня встает. — Завтра заеду, — обещает.
То, что ее это не устраивает даже озвучивать не нужно. Все написано на ее лице. О том, что в этом уходе виновата я, объяснять тоже не нужно. Кажется, здесь это всем понятно, но меня спасает мысль, что Даня не сделал бы подобного, если бы не был уверен в том, что может себе такое позволить.
— До свидания, — произношу, вставая со стула.
Я смотрю на всех членов его семьи не смотря ни на кого конкретного.
— Была очень рада познакомиться… — добавляю к этому взгляду. — Хорошего вечера…
— Вза имно, — отзывается отец Дани.
Это единственные “нежные” слова, которыми мы обмениваемся. Его мать молчит, как и его брат.
У меня нет опыта, но нутро подсказывает, что это самое неудачное знакомство с родителями, какое только можно придумать.
От этого я прихожу в состоянии ужасного внутреннего волнения. Беспокойства, от которого хочется зарыдать.
Не представляю, что должна сделать, чтобы стать в этой семье “своей”. Может быть, я вообще их больше никогда не увижу…
Будто сговорившись, в гардеробе одеваемся молча.
Ловлю его взгляд в зеркале, пока застегиваю пальто. Стоя в стороне, он набрасывает на плечи куртку, посылая мне взгляд исподлобья.
На улице весенний ветер забирается под мою юбку. Самая сумасшедшая весна в моей жизни. Второй такой у меня не будет, уверена, потому что невозможно так влюбиться дважды в жизни. Я и не хочу. Мне не нужен никто другой. Никогда…
— Пошли… — поймав мою ладонь, Даня сжимает ее в своей и тащит мимо снующих у ресторана машин.
Теснит меня на сидении, забираясь вслед за мной в такси. Усаживается так, будто он здесь один: широко разводит колени и забрасывает руку мне на плечо.
Моя кожа за эту неделю будто пропиталась его запахом. Возможно, мне это только кажется. Возможно я принимаю желаемое за действительное и это что-то подсознательное.
— Спрячь шипы… — бормочет, обняв свободной рукой мое лицо.
Хочу отвернуться, но Милохин склоняет голову и жадно сминает губы своими. Целует так, будто ждал этого весь вечер. С тихим шипением и напором, на который я не могу не ответить.
Хватаюсь за борт его пиджака, отвечая на каждый выпад умелого языка. На нем вкус вина, как и на моем. Это кружит голову. Приправленный вином мой любимый парень незабываем…
Дернув за пуговицы моего пальто, он расстегивает верхние и просовывает внутрь ладонь.
— М-м-м… — выгибаюсь.
Большая горячая ладонь сгребает мою грудь, посылая импульсы в самые потаенные места моего тела.
— Вот так… умница, Юля-любимая, — хрипло шепчет мне в губы
— Ф-ф-ф-ф… — втягиваю в себя кислород, которого он меня лишил.
Рой бабочек ударяет в голову.
Это коварно… коварно, черт возьми!
— Убери свои лапы… — шепчу ему в шею.
Шумно выдохнув, достает ладонь из моего пальто и трет ее о свое бедро.
Отбросив назад голову, прикрывает глаза и замолкает.
Прислушиваюсь к стуку его сердца через тонкую ткань белой рубашки.
Мне не нужно проверять, я и так знаю, чем он занимается, когда берет себе вот такие паузы. Он борется с теснотой у себя в штанах. В его теле есть по крайней мере одна мышца, которая подчиняется ему так себе. Точнее, вообще не подчиняется.
Нам ехать пять минут, и девяносто процентов этого времени я прихожу в себя после поцелуя, которым он меня наградил.
Молча выходим из такси, минуя двор многоэтажки, в котором с недавних пор по вечерам полно детей. Они заполнили детскую площадку под присмотром родителей.
Мы здесь новенькие. Нас здесь никто не знает.
Квартира на одиннадцатом этаже, и это настоящие апартаменты. Мрамор, авторский дизайн и бытовая техника на миллион.
Протопав на кухню, выхватываю с подноса стакан и подставляю его под кран. Жадно пью, игнорируя движение за спиной.
Опускаю стакан на мраморную столешницу и оборачиваюсь через плечо.
Неторопливо двигаясь к холодильнику, Даня стягивает с шеи галстук и бросает его на барную стойку. Берет коробку апельсинового сока и пьет прямо из горлышка, оставаясь в пиджаке и брюках, которые делают его задницу образцом мужской привлекательности.
Вернув коробку на месте, хлопает дверцей и разворачивается ко мне. Кладет на пояс руки, отодвинув полы пиджака.
— Я рассчитывал обсудить все в более нормальных условиях, — говорит он. — Вышло через жопу.
— Ну что ты, — отворачиваюсь. — Все просто супер.
— Юля…
— Ты уезжаешь, — произношу, как факт.
— Мы уезжаем, — говорит Милохин. — Ты и я.
Боже. Мое сердце плачет и смеется. Внутри шторм из страхов, неуверенности, кучи причин, которые давят на меня.
Развернувшись на пятках, сообщаю:
— Милохин… я не собираюсь переезжать. Я… не могу.
— Все меняется, — пожимает плечом. — Теперь собираешься.
— Я не могу! — повторяю, если он не расслышал.
— Почему?
— Почему?!
Причин куча. Куча! Начиная с того, что все это, твою мать, неожиданно, закачивая тем, что я не могу…
Он выгибает брови, предлагая мне ответить на этот вопрос.
— Я на втором курсе, если ты не заметил, — начинаю с самого простого.
— Переведешься.
— В Московский ВУЗ?!
— Да, это не проблема.
— И кто будет платить за мою учебу? — спрашиваю его. — Я и здесь-то с трудом ее оплатить могу. Для чего по-твоему мне нужна работа? От скуки?
Мне не стыдно сознаваться в этом. Он знает, кто я такая. Знает, что я живу в квартире, которая меньше половины от этой. Знает, что даже на ремонт моей машины у меня не было денег.
Он молча разминает шею и хрустит позвонками, после чего говорит:
— Я ее оплачу.
— Что? — округляю глаза.
— Твою учебу оплачу я.
Мой рот, черт возьми, приоткрывается. Предательское тепло струится под кожей, даже несмотря на то, что это неуместно! Я не знаю, что подобный жест значит для него, но для меня это… эта забота, она согревает до кончиков волос. Так, что слезы подкатывают к глазам. Но это неправильно. Не правильно!
— Ты не можешь платить за мою учебу… — говорю хрипло.
— Почему?
Этот вопрос уже меня достал. Тем более в его исполнении.
— Потому что это неправильно!
— Почему?
— Потому что! — довожу до него. — Потому что это не решит мою проблему. Даже если бы я заплатила за учебу, мне нужны деньги, чтобы содержать себя.
— Я в состоянии тебя содержать, — сообщает.
— Господи… — качаю головой. — Мы и правда из разных галактик.
— Теперь мы из одной.
— Ты не можешь меня содержать, — выпаливаю. — И если спросишь почему, я тебя ударю.
— В чем проблема? — на его щеке дергается мускул. — Я обеспеченный человек. Я могу содержать себя, тебя и, блять, маленький детский сад.
— Я не могу от тебя зависеть! — озвучиваю свой главный страх. — Ни от тебя, ни от любого другого… мужчины…
Мой отец преподнес мне отличный урок. Такой, который я уже запомнила на всю жизнь. Мужчины… им нельзя доверять…
Будто читая мои мысли Милохин спрашивает:
— Ты мне не доверяешь?
— Дело не в этом…
— А в чем тогда? — почти лает он. — Я не любой другой. Или я чего-то не догоняю?
Вокруг нас образуется гнетущая тишина, потому что я не спешу подтвердить его теорию. Он не любой другой, но… я… я не доверяю… никому…
Его глаза впиваются в мое лицо. Мои щеки горят. Но как бы не давил на меня его взгляд, я не могу сказать то, что он хочет услышать. Не могу. Я доверяла своему отцу, и что из этого вышло?!
— Мы мало знаем друг друга… — говорю сипло.
— Серьезно? — усмехается. — Я тебя люблю. Вот тебе новый факт обо мне, — под бешеный стук моего сердца продолжает. — Я предлагаю тебе поехать со мной. И я озвучил решение для всех твоих “но”.
— Это не решение.
— Потому что ты не хочешь от меня зависеть?
— Что тебя удивляет?!
— Блять… отлично, — кивает. — Я не буду тебя содержать. Будешь на меня работать.
— Это то же самое… — шепчу, прекрасно понимая, что у меня нет навыков, чтобы работать на него и приносить реальную пользу. — Я не могу брать у тебя деньги. И на учебу в том числе.
— Не хочешь, — поправляет он.
— Я… не могу… — стою на своем.
— Это просто деньги.
— Так может рассуждать только человек, который родился с золотой ложкой во рту.
— Так вот в чем моя проблема? — он изображает смех. — Я должен был родиться нищим?
— Я не нищая.
Блеснув глазами, он молчит, но этот блеск намекает мне на то, что с моим утверждением он не согласен.
Наверное, в сравнении с ним я нищая.
Это обжигает сильнее любой пощечины. Словесной или настоящей.
— Спасибо, что поделился мнением обо мне, — развернувшись, медленно иду в прихожую.
Одеваюсь слепо, радуясь тому, что он не пытается меня остановить.
Только выйдя на улицу понимаю, что мои глаза сухие. Лучше бы они были мокрыми, ведь я больше не хочу видеть Данила Милохина.
Никогда.