Глава 10
Пару раз моргнув, я кусаю губы и перечитываю сообщение опять и опять.
Ник отправителя не говорит мне ровным счетом ничего. Это просто набор случайных цифр, но сердце уже подскочило к горлу и вовсю колотится о ребра.
“Зависит от того, кто это спрашивает”, — стучу пальцами по старомодной клавиатуре выделенного мне компьютера.
В тишине опустевшей бухгалтерии эти звуки отражаются от потолка и стен и сыплются мне на голову, заставляя ерзать по стулу. Кажется, для меня весь мир вдруг резко перестал существовать.
“У тебя много вариантов?”, — получаю логичный вопрос.
Нет. У меня, черт возьми, совсем не много вариантов. Если бы их было много, меня бы не выворачивало наизнанку, как сумасшедшую.
“Чокнутый сталкер, сумасшедший маньяк, Даниил Милохин…”, — решаю все же набросать вариантов и жму “энтер”.
“Последнее”, — отвечает он. — “Так что, ты собираешься здесь заночевать?”
Я сглатываю.
Черт, как же я волнуюсь!
Решаю не задавать ему дурацких вопросов, вроде “почему ты интересуешься” или “зачем тебе эта информация”. Он здесь. Возможно, за стеной. И он явно не заблудился.
“Я почти закончила”, — отвечаю на его вопрос.
“Что для тебя значит “почти”?”, — читаю на экране.
Тоскливо посмотрев на стопку оставшихся документов, печатаю:
“Это приблизительно пятнадцать минут”
“Ок”, — получаю ответ.
Чтобы вернуться к работе мне требуется титаническое усилие над собой. Буквы и цифры разбегаются из головы, особенно когда пять минут спустя он появляется в дверях кабинета.
Смотрю на него через всю комнату, сжимая бедра и почти не дыша.
На нем толстовка без капюшона и джинсы, которые сидят потрясающе на узких тренированных бедрах. Подмышкой зажата парка, лицо гладко выбрито, волосы небрежно зачесаны набок, ссадины на скуле почти не видно.
Он красивый настолько, что у меня в глазах слепит.
Линолеум скрипит под его ботинками, когда шагает ко мне, обводя помещение таким взглядом, будто видит все это впервые.
Я не спускаю с него глаз, а его глаза падают на меня.
Остановившись над моим столом, Даня изучает мое лицо, персиковый пушистый свитер, в который я одета, лежащую на груди косу, в которую я кое-как собрала свои волосы.
Смотрит в мои глаза, и я почти лишаюсь дара речи.
— Привет… — вылетает из меня.
Повернув голову, он смотрит вокруг себя и, бросив свою куртку на подоконник, отвечает:
— Привет.
После этого берет свободный стул и усаживается в двух метрах от меня. Вытянув вперед длинные ноги и забросив за голову руки, принимается молча на меня смотреть, будто пришел в кино.
Переведя глаза на монитор, пытаюсь работать, но за мной пристально и расслабленно наблюдают два голубых глаза, и это, твою мать, нервирует!
Возможно, я вбиваю в таблицы абсолютную белиберду, но меня почти не мучает совесть.
— Что с твоей машиной? — слышу и поднимаю глаза.
Черт, черт, черт!
Он такой привлекательный, что мне хочется его съесть.
Я напоминаю себе о том, что парням не нужны проблемы девушек. Этому и подавно! Но он интересуется моей машиной, потому что в тот день, когда Васька застряла у черта на куличках, я обмолвилась о том, что моя машина сломалась.
Он запомнил.
Почему бы и нет, он же не идиот.
На меня обрушивается слепая потребность высказаться, черт возьми.
— У нее что-то стучит, — снова смотрю в свой монитор.
— Где стучит? — уточняет Даня.
— Где-то справа…
Он молчит, а я не могу себя заткнуть.
— Еще, у нее шины проколоты, — впиваюсь глазами в экран. — Даже не знаю, чем можно проколоть шины? Вдруг я тоже захочу кому-нибудь их проколоть?
Я закипаю. От собственного бессилия и злости.
Воздух вырывается из носа, и я с вызовом смотрю на сидящего напротив парня.
Он чуть хмурит брови, глядя на меня задумчиво.
— Шины можно проколоть разными способами, — говорит медленно. — Например, охотничьим ножом. Можно и канцелярским, но придется повозиться. Как давно проколоты твои? — интересуется, будто между делом.
— Дай-ка подумать, — изображаю задумчивость. — А знаешь, плевать когда. Я просто хотела узнать, чего еще могу ожидать от твоих дружков? Может, мне камень прилетит в окно? Или на коврик подкинут дохлую крысу?
От всего этого у меня щиплет в глазах.
Он выпрямляется и упирается локтями в разведенные колени.
— Я не психоаналитик, но думаю, с крысой никто заморачиваться не будет, — отвечает хрипловато.
— О, — фальшиво улыбаюсь. — Это успокаивает. Я крыс ненавижу.
Он смотрит мне в глаза, а сейчас для меня это слишком, поэтому отворачиваюсь и смотрю в темное окно.
Помолчав, он спрашивает:
— Ты знаешь, кто это сделал?
— Нет, — выплевываю.
— Что-то еще произошло?
Произошло много чего. Моя семья развалилась, и меня преследуют гребаные хейтеры, но если я начну говорить об этом, боюсь просто расплакаться.
— Ничего не произошло, — отвечаю тихо. — Я закончила.
В тишине я слышу его дыхание. Чувствую его взгляд на своем лице.
— Тогда пошли, — говорит Даня.
— Куда? — смотрю на него.
— Тут недалеко есть “Макдональдс”, — отвечает, вставая.
Поднимаю глаза вверх вслед за ним.
Прикусив губу, молчу.
Протянув руку, забирает с подоконника парку и надевает ее, просовывая руки в рукава, а когда встаю я, он исподлобья проходится взглядом по моему телу.
По груди, бедрам.
На мне джинсы с высокой талией, и его взгляд цепляется за пуговицу чуть выше моего пупка.
От этих взглядом мое тело под одеждой горит.
Я тоже хочу смотреть на его тело, а еще больше — до него дотронуться и почувствовать.
Пряча глаза, я надеваю собственную куртку и снимаю со спинки стула сумку.
В полной тишине мы выходим из кабинета. Стараюсь не отставать и поспевать за широкими шагами парня, который пропускает меня вперед, когда попадаем на склад. Как ни странно, внизу на складе настоящее столпотворение. Кажется, здесь грузят товар.
На улице я быстро натягиваю на голову шапку и смотрю на черный джип, который пищит и моргает габаритами, когда ее хозяин отключает сигнализацию.
Возможно, мне стоит отсюда бежать, вместо того, чтобы садиться в его машину, но моя логика сдохла в тот момент, когда он объявился на пороге бухгалтерии, и, забравшись в эту многотонную тачку, я обреченно наблюдаю за тем, как Даниил Милохин занимает водительское место.
— Ключи от машины у тебя с собой? — спрашивает он, отъезжая с парковки.
Его голос действует на меня убийственно.
По коже искрами расходятся мурашки. Пытаюсь уверить себя в том, что это от контраста температур, ведь салон машины прогрет автозапуском, а на улице жуткий холод.
— А что? — кошусь с подозрением.
— Дай их мне, — говорит Даня.
— Зачем тебе ключи от моей машины? — хмурю брови, глядя на его профиль.
Выехав на перекресток, он молчит и осматривается по сторонам, прежде чем тронуться и только после этого сообщает:
— Вызову для нее эвакуатор и отправлю в сервис.
Я теряю дар речи, пялясь на него, как на инопланетянина. Это чертовски смахивает на заботу. Заботу обо мне! Но я тут же гоню от себя эту мысль, потому что она слишком опасная. От нее у меня сосет под ложечкой, и если все это только мои фантазии, я не хочу разочаровываться, поэтому выпаливаю:
— И зачем тебе это делать?
Задумчиво глядя вперед, сообщает:
— Хочу компенсировать ущерб.
Пытаю его своими глазами, не понимая: то ли я злюсь, то ли это пекло в груди — приступы гребаной эйфории.
— Ты… — прокашливаюсь. — Ты что, всем так помогаешь? Спасаешь котят на улицах? Переводишь бабушек через дорогу? Просто хочу понять, насколько ты добрый. Ты чинишь машины всем знакомым? Или только некоторым…
Послав мне взгляд, от которого хочется скукожиться, обрывает и проговаривает:
— Я чиню машины тем, кто задает дохрена вопросов.
— Ну а я сама в состоянии починить свою машину, — сообщаю ему.
Разумеется, это ложь, но принимать от него помощь… это… это как привыкать к чему-то очень хорошему, а потом обломаться, потому что лавку со сладостями прикрыли.
Я не могу принимать его помощь.
Не могу. Не могу. Не могу.
— Просто дай мне эти долбаные ключи, — требует он отрывисто.
— Я справлюсь сама, — говорю упрямо.
Он тормозит на светофоре, и мы сверлим друг друга глазами.
— Тебя определенно нужно употреблять дозированно, — говорит зло.
— Никто никогда не жаловался, — бросаю ему.
— Это очень странно.
— Там горит зеленый, — задираю подбородок.
Он не спешит трогаться, даже когда позади раздается раздраженный сигнал застрявшей за нами машины.
Медленно переведя глаза на дорогу, Даня нажимает на газ, и машина с рычанием срывается с места.
В полной тишине мы добираемся до кафе с фирменной символикой. Рядом есть небольшой парк, о существовании которого я не знала, так как наша квартира находится почти в центре, а это почти загород.
Когда машина паркуется между двумя такси у входа, я отстегиваю ремень и выхожу из салона. Вернее, спрыгиваю на землю, пользуясь ступенькой, в которую конструкторы этого монстра превратили то, что в обычной машине считается порогом.
Внутри заведения почти никого.
Осматриваясь, поднимаю глаза на Даню, который остановился рядом, задевая мое плечо своим.
Его глаза чертят по залу круг и опускаются на меня.
— Уверен, что это осилишь? — спрашиваю с издевкой, имея в виду полное несоответствие его голубой крови этому заведению.
— Что посоветуешь? — бросает сухо, направляясь к автоматической кассе.
Прикусываю изнутри щеку, следуя за ним.
Все это чертовски странно, ведь я в жизни не встречала девственника по части фастфуда, и то, что он лишится этой девственности со мной, вызывает желание заснять это на камеру.
Поглядывая в его лицо, терпеливо жду, пока он разберется в меню автомата. Изучая картинки, он предельно серьезен, будто пришел в автосалон выбирать машину.
— Начни с чего-то классического, — говорю так, будто мы обсуждаем покупку произведения искусства. — Например, с чизбургера, — машу рукой на экран автомата.
— Что будешь ты? — листает он разделы меню.
— То же самое. И капучино.
Развернувшись, я направляюсь к столикам и выбираю тот, что в самом углу у окна.
Дерево за стеклом украшено гирляндой. В окне вижу свое отражение, и оно даже приблизительно не передает того, что творится у меня в душе.
У меня в голове пусто. Я уже полчаса не думаю ни о чем, кроме парня, который направляется ко мне с подносом. Ни о матери, ни об отце… ни о чем!
Даня опускает на стол наш ужин и раздевается, укладывая свою парку поверх моей куртки на стул. Садится на соседний, и его колено задевает мое бедро, когда он широко их разводит.
Наши глаза встречаются.
Он слишком близко, чтобы я могла с первого раза вдохнуть. Смотрит на мои губы, и я вижу, как напрягаются желваки на его скулах.
Упираюсь глазами в его шею с острым кадыком, бормоча:
— Приятного аппетита…
Наблюдаю за его руками, пока они разворачивают сандвич.
Его запястья широкие, на правом смарт-часы, тыльную сторону ладоней покрывают дорожки вен. Перемещаю глаза на широкую грудь, плоский живот и его ширинку.
— Выглядит дерьмово… — слышу хрипловатое замечание.
— Что? — бормочу, глядя ему в лицо.
Держа бургер напротив своего лица, Даня смотрит на меня с легким прищуром, от которого в позвоночник будто впиваются иголки, и становится дико жарко.
Он смотрит так, будто наверняка знает, о чем я думаю. Не о гребаных бургерах!
Может поэтому он просто роняет свой чизбургер на поднос и подается ко мне.
Я успеваю только задержать дыхание и увидеть в его глазах опасный огонь, от которого взрывается низ живота, а потом его губы оказываются на моих.
Даже близко я не понимала, как сильно на самом деле этого хотела.
Мои веки падают. От ощущений я теряю связь с реальностью. Реальность заменяют его губы.
Только губы, потому что больше ни в одном месте Даня меня не касается.
Его губы прихватывают мои. Немного жестко, немного грубо. Но все это оттого, что наши губы незнакомцы! Уже через секунду я делаю свои такими податливыми, что сминать их ему становится в десять раз проще, а когда горячий напористый язык находит мой, я издаю стон и обнимаю шею Дани дрожащими руками, стремясь приклеиться к нему, черт побери!
Боже, какой он вкусный.
Он разрывает поцелуй так внезапно, что я остаюсь в пространстве, как слепой котенок.
Шарахнувшись в сторону, сбрасывает с себя мои руки и упирается локтями в стол. Опускает лицо, кладя лбом на свои пальцы и рыча:
— Блять…
Я вижу, как тяжело он дышит. Как вибрирует его тело.
Мои губы горят.
Я хочу еще.
Я будто от жажды подыхаю!
— Я не хочу, чтобы ты
останавливался, — выдыхаю почти срывающимся голосом. — У нас с Владом ничего не было… я… у меня… у нас ничего не было…
Глядя в стол, он молчит. Я слышу свист его дыхания.
— Даня… — шепчу с мольбой. — Я не хочу, чтобы ты останавливался…
— У меня есть девушка, — произносит, не поднимая головы. — Я ее не брошу.
Я не чувствую себя обманутой. Ни черта подобного! Я хочу получить его гребаные губы обратно. Меня трясет и колбасит, и я прекрасно знаю о том, что у него есть девушка, но моей порядочности плевать на это с высокой колокольни. Я не могу думать о морали, потому что прямо сейчас мое белье становится дико влажным, а грудь ноет и тяжелеет, и я с позором понимаю, что хотела бы на ней его руки!
Я хочу его. Боже…
— Только что тебе было на нее плевать! — бросаю зло.
— Мне не плевать… — бормочет.
— Не плевать?! — взвиваюсь. — Ты поцеловал меня! Я не просила!
Вскинув голову, он опаляет мое лицо бешеным взглядом и рычит:
— Не просила?! А что ты, твою мать, делала?! Просто мечтала об этом почти вслух?
— А ты что, гребаный меценат, который не может отказать девушке? — рычу ему в лицо.
Я чувствую, что мое лицо горит.
Мои чувства в полном бардаке. И мысли тоже.
— Я не меценат, — приблизив ко мне свое лицо, чеканит он. — Я просто реагирую на то, что мне предлагают!
Раскрыв рот, теряю дар речи.
— Я… предлагаю себя?! — ахаю, расширяя глаза.
— Твою мать… — он закрывает свои и стискивает зубы. — Я не то хотел сказать…
— Пошел ты! — меня душит обида, от этого голос сипит.
К глазам подкатывают слезы, потому что я не так представляла себе послевкусие от поцелуя с любимым.
Вскочив со стула, сбрасываю на пол его парку и дергаю за рукав своей куртки. Хватаю сумку…
— Юля…
— Отвали! — выскакиваю из-за стола. — Забудь о моем существовании. Все оставьте меня в покое. Я не шлюха, ясно?! — ору, пихая руки в рукава.
— Я этого не говорил!
— Отвали…
Он выбрасывает руку и ловит мое запястье, вставая и нависая надо мной.
— Вали к своей девушке, — цежу, запрокинув голову.
Крылья его носа почти раздуваются.
— Извини… — проговаривает очень вкрадчиво.
— Не извиняйся, — бросаю я. — Мы все равно больше никогда не увидимся. Отпусти.
— Я отвезу тебя домой, — перебросив вверх руку, сжимает мое плечо.
— Ты что, глухой?! Я с тобой никуда не поеду. У меня на тебя гребаная аллергия, ясно?
— Ты можешь хотя бы на секунду закрыть рот и послушать меня?! — рявкает, тряхнув мое тело.
— Только если ты мне за это заплатишь! — шиплю.
— Молодые люди… — раздается за его спиной тревожный голос. — Не могли бы вы продолжить на улице?
За его спиной пожилой охранник.
— Легко, — бросает Милохин.
Тисками сжимая мой локоть, наклоняется и забирает с пола свою куртку. Вытащив меня на улицу, он направляется к машине, не трудясь одеться.
Я точно знаю, что не сяду в его машину. Мне нужно побыть одной. Сбросить с мозгов это наваждение, от которого перед глазами все скачет и вращается.
Под ногами скользкий снег, но Милохин вколачивает свои ноги в землю, уверенно, как терминатор, а вот мои ноги, твою мать, заплетаются!
Сейчас я ни в чем не уверена.
Не уверена в себе и в том, на что готова пойти, чтобы получить то, чего хочу. Парня, от которого слабеют колени и разжижаются мозги, даже несмотря на то, что у него есть девушка, которая хочет его не меньше. Уверена в этом! Какая дура может его не любить?
Он же… мистер совершенство.
Умный, красивый, и целуется так, что у меня в глазах побелело!
Я просто интрижка на стороне.
По щеке бежит слеза
Это ужасная, кошмарная неделя.
— Садись… — Даня толкает меня к двери, которую успел открыть.
Вывернувшись, я упираюсь ладонями в его грудь и вскидываю на него глаза.
— Юля… — хрипит, видя, что в моих глазах стоят слезы. — Ты не шлюха… Я сморозил, блять, херню! Извини меня!
Он все время держится на расстоянии. Будто боится подходить ближе, чем на шаг. От этого мои губы кривятся.
— Я знаю, кто я, — мой голос сиплый. — И ни ты, ни твои дружки не убедят меня в обратном. А теперь садись в свою долбаную машину и уезжай, а я вызову себе такси. Просто отправляйся к своей девушке, и оставь меня в покое. Мне ничего от тебя не надо!
Он сверлит глазами мое лицо.
Воздух со свистом вырывается из его носа.
Не знаю, о чем он думает, но через секунду я свободна.
Выпустив мой локоть, отходить назад, молча разводя руки, будто говорит: “Прошу”.
Дрожащими пальцами я смахиваю со щеки слезу, а потом обхожу его по дуге и направляюсь к тротуару, чувствуя себя так, будто из меня вынули душу.