102%

                             ***
— Я ещё молод, чтобы умирать. Ты же в курсе? — подошва скользит по полу.
— Успокойся, он просто следит за тактом.
— Зачем, если в него вгрызлась та тётка в скатерти?
— Я думаю, это платье.
— Или ты стал слишком нежным, или я ослеп. Джисон, какое нахрен платье?
— И ещё раз! — раздаётся эхом по просторному бальному залу. — Вперёд на
ногу партнёра. Господи, я же не в прямом смысле! Ни на кого не наступаем! Раздва-три, раз-два-три.. Молодцы, все дружно!
— Не пойму, — кидая озадаченные взгляды под ноги, продолжает хмуриться
Феликс, — ты на каких-то успокоительных сидишь или что?
— Ликс, не задавай тупых вопросов.. только не сейчас, — шипит Джисон в ответ,
в очередной раз случайно наступая на своего партнёра по танцу. Сегодня не его
день. И ему бы не помешали успокоительные, о которых всё выпытывает
Феликс.. честно.
— Тебе нормально, что он буквально испепеляет нас взглядом?
— Не нас, а тебя. Это во-первых.
— Спасибо, ага.
— А во-вторых, — Хан тут же пнул Феликса, цокая сквозь чужое приглушённое
ругательство, лишь бы перестал бубнить под руку. Или под ногу? — Минхо тебя
не тронет, идиот. Он, конечно, импульсивный, но не настолько. Знает, что убью.
— Ты уверен? Вспомни, как он недавно..
— Заткнись и веди, ты опять не в ту сторону это делаешь.
С Ли Минхо, как в этом грёбаном движении вальса — бесишься от того, что не
получается. Не получается быть с ним и без него. Слишком уж настойчиво
заявил свои права на целителя, обрубая любую коммуникацию с, как ему
кажется, любым потенциальным врагом. Оно как бы и ладно, ни горячо, ни
холодно, эти идиоты не интересуют, а наоборот, только нервируют, но Феликс
прав, не так же агрессивно реагировать? Вводя в ужас и смятение. Два новых
штрафа — это вам не шутки, соулмейтство здесь уже не катит, правда,
наказание в виде дополнительных тренировок на поле не такое уж и наказание.
На эти поблажки есть свои причины, о которых думать не особо охотно. С Ли каждый день в огне. Чёрном пламени. Без него, зараза, тоже уже сложно,
въелся в мозг, и совсем не хочется отпускать. Джисон даже не думал, что
способен на такую ревность в ответ, а потому и сам без штрафа не остался,
поджигая чужие ручки, что тронули его соулмейта за запястье слишком
настойчиво. Два оголённых провода — от них получают все в радиусе километра.
Наверное, поэтому Феликс так бледнеет, когда встречается взглядом с
кошачьими глазами. Старший цепко следит за каждым шагом. Каждым
прикосновением к коже и эмоциям своего соулмейта, держа усиленную связь без
перерыва на отдых, который, к слову, не так-то и нужен. Это уже привычка
контролировать ситуацию вокруг своей мелкой злючки, что сегодня ещё ниже
из-за отсутствия внушительной платформы конверсов. Друг другом, но
малейшая негативная эмоция в его сторону.. берегитесь. У Джисона интересный
эмоциональный фон, негатив тоже делится на части. Прибить можно за тот, что
выйдет за красную зону.
Напрягает, но понимаемо. Терпимо.
Ещё и этот дурацкий бал Полной Луны, взявшийся абсолютно из ниоткуда. В их
университете собираются устроить ночное таинство, обмен подарками и
чувствами, посмотреть на волшебные фейерверки и запустить свою звезду в
небо. Всё прекрасно, вот только мучить зачем? Могли бы и спросить, хочет ктото пытку или нет. А теперь каждый курс беспрекословно танцует вальс: нужно
выучить все шаги и не затоптать своего партнёра раньше времени. А Хану это не
надо. Вот вообще. Он, конечно, по-своему гибкий, но совершенно бестактный
(кстати, порой и в прямом, и в переносном смысле). Запинается, идёт не в ту
сторону, путает ноги.. Красиво получается разве что покружиться вокруг своей
оси. Остальное сложно. Невыполнимо. И если ему это стало ясно после первой
попытки, то их учитель явно над ними издевается и признавать эту данность
пока не собирается.
Мало того, что нужно наряд искать, так ещё и учить все эти манеры назубок. Кто
вообще придумал ввести новый предмет в середине учебного года? Для какогото бала. После трудной сессии, с которой некоторые из старших вернулись
только через несколько месяцев. Ну, приедут королевские шишки, пускай. Для
них же не только столы накрывай, выплясывай! Проблем от этого меньше не
становится: Джисон не хочет стоять ни с кем в паре, кроме Чонина или Феликса,
но тех уже прикрепили. Сейчас спасает лишь то, что бо́льшую часть
однокурсников дружно повязали перетаскивать коллекционных павлинов
ректора из кабинета в кабинет, поэтому танцуют с теми, кто есть в зале. А
завтра что? Поставят в пару с очередным придурком, который будет или странно
смотреть или избегать? Или ещё найдутся здесь смелые, кто готов пойти против
одного хладнокровного тёмного? Уж вряд ли. Минхо тоже не в восторге,
предпочитая не комментировать свои недовольства на тему вышеизложенную,
задравшую каждого мага, кто танцами в жизни ни разу заниматься не
планировал.
Интересно, а сам с кем в паре? Их только сегодня поставили, ибо старших
коснулось самых последних, опять-таки, из-за сессии.
— Чёрт, прости, — Хан обеспокоенно прерывает танец, в очередной раз наступая
на ногу Феликса, что ойкает и болезненно мычит. — Я полный профан в этом.
— Всё в порядке, я не лучше, — Ликс вздыхает, украдкой смотря на их учителя,
строгую крупногабаритную тётку Жабо́в фирменном платье скатерти
придворной дамы. Приехала из столицы, вся из себя: короткая закрученная на
бигуди причёска, много украшений и яркая красная помада, которую видно с
другого конца зала, словно пиратский флаг на горизонте. Та совсем не походит
на учителя такого тонкого искусства, как вальс, но объясняет хорошо. Структуру
рассказала, ноги поставила, темп задала. Стоит уже целый час, машет руками в
сраном раз-два-три. Ни раз, ни два у Джисона не получается. На три пришла
мысль взорвать не только свою тяжёлую от информации голову, но и весь
бальный зал в придачу. Ликс это тоже заметил и, вроде бы, молча поддержал
идею, но им всё равно пришлось вернуться друг к другу обратно, когда
почувствовали на себе ядовитый придирчивый взгляд.
— Не отстаём, мальчики, — красная помада недовольно растягивается на лице. — Раз-два-три, раз-два-три! Живее! Темп, держим темп! Элегантнее, мать вашу!
Грациознее!
— Ага.. а ещё чего? — пыхтит Хан, когда друг разворачивает его, вроде бы, в
правильную сторону. Или нет?.. Да, блять.
В бальном зале тренироваться удобно, он ещё не украшен толком, декорации не
мешают. Пустое помещение одной из башен с длинными панорамными окнами в
пол, увесистыми люстрами, в несколько хаотичных рядов спускающимися в
направлении пола и дающими блестящий свет софитов во все стороны,
величественные колонны и.. скользкий пол. Его хорошо натёрли воском, видно
своё мрачное отражение. Вдоль стен разбились старший и пара младших курсов,
им объясняют теорию и наглядно показывают уже другие учителя с чего
начинать и как правильно двигаться. Некоторые так воодушевились
атмосферой, что даже напялили пышные платья в пол с оборками, о которые
сами же сейчас спотыкаются, пытаясь повторить такт вальса. Бред полнейший,
они в себе? Джисон в своём привычном чёрном амплуа уже порядком
задолбался, а здесь целое платье.. каблуки.
Ладно, он отчаялся, конечно, но нужно держать голову. Не покажет слабость
другим, только не в этом. Не сдаётся, а упорно продолжает, чувствует ладонь
Феликса на голой талии и старается успевать за чужими шагами назад, ступая
вперёд. Всё ещё деревянно, не синхронно и совершенно не плавно. Им бы кто
индивидуально показал, как правильно. Ни черта не поняли ведь.
— Я в вашем возрасте и не такое умела. Держим темп!
— Так и осталась бы.. в своём возрасте, — Хан кусает губы, пока его ведут в
танце.
— И в весе.
Оба несдержанно хихикают. В моменте смотрят друг на друга, однако ловят
злобный взгляд и тут же бледнеют в лицах, сосредоточенно наступая друг другу
на ноги. Блять.
— Ли Феликс, Хан Джисон. Вам ещё долго будет весело? — Жабо складывает
руки на внушающего размера грудь и поднимает бровь. — Вышли в центр, —
акцент у той, думается Хану, как у какой-то француженки из глубинки. И
выглядит так же. И ругается.. Придворная дама, как же. От этого слова можно
взять только причастность к улице.
Местоположение проблему никак не решило. Джисона разворачивают в сторону,
запинаются и в конечном итоге совершенно незапланированно валятся на пол,
пока сам Джисон испуганно выдыхает и быстро шепчет заклинание. Падение
смягчает пышное чернильное облако, что ловит его в свои лапы и аккуратно
сажает на пятую точку. Взгляды чернота всё ещё собирает, хотя прошло уже
больше двух месяцев с изменения цвета энергии, но Хану плевать. Его научили
правильному укладу длинных продолговатых предметов на чужое мнение, да и..
он привык к своей энергии. Какая бы ни была, она именно его. Родная. Между
тем на фоне старшего та и правда усилилась, помогая мало-помалу догонять
боевых магов в изучении новых заклинаний. В испытании их же на
тренировочном поле. Джисон хорош. К сожалению, это не говорит о том, что он
стал всесилен — блядский вальс всё ещё его слабая сторона. Самая бесячая.
Поэтому сидит на полу в исчезающем потихоньку облаке, злобно пялясь в ответ
на Жабо, и сжимает кулаки. Ну, хватит издеваться!
— Отвратительно. Просто ужасно, — комментирует без стеснения женщина,
давая возможность другим поплыть в дурацких улыбочках. На самом деле
незачем, у них тоже нихрена не получается. — Никуда не годится, встаём и
начинаем заново. Вы вообще хоть что-то запомнили?
— Мисс Жабо.. — сквозь зубы. — Со всем уважением, честно.. мы видим, как
надо, но не получается. Нас обязательно ставить в танец?
— Обязательно, — задумчиво тянет Жабо. — Однако, вас двоих никто вместе и
не поставит. Я тоже считаю, что идея плохая, поменяйте себе партнёров и
репетируем дальше. Живее! — хлопок в полные ладошки оглушающий. — Чтобы
вместе больше не видела.
Вы не Жабо, вы жаба.
Джисон возвращается с другом в блок поздно вечером, совсем уставший и без
ног в прямом смысле слова. Он их все изрядно отдавил с новым партнёром,
которого вырвали буквально из толпы какого-то другого курса, как и для
Феликса, ибо однокурсников не хватило на их деревянные передвижения по
воображаемому квадрату. Доюн, конечно, разговорами и странными взглядами
не донимал, он из той группы магов, что только недавно перевелись в середине
обучения из-за смены магических умений, как сам, в общем-то, и сказал вначале,
но хватка у него необычайно жёсткая. Он ведёт неплохо, в отличие от
запинающегося на каждом шагу Хана, однако, опять-таки, не настолько же,
чтобы ставить их в одну пару буквально через пять минут ходьбы. Какое это
было идеально? Жабо фыркнула и сообщила, что все сформированы, можно
продолжить завтра. Так вот встаёт вопрос. Как себя быстренько убить, чтобы не
ходить на протяжении недели в гребаный бальник после пар? Ещё и так поздно.
Стоит ли поджечь башню? Нет, после библиотеки их точно могут отчислить..
наверное. Их, в смысле, что на дело пойдёт не один, нужны сообщники.
Подумает об этом когда-нибудь, сейчас сил нет даже на подумать позже.
Их нет и на горячий душ. Ликс заталкивает под него собственноручно, потому
как тебя трогал какой то персонаж, ты вспотел, мышцы расслаблять полезно..
залезешь сам или тебя утопить? На последнее Джисон согласен, но говорить
ничего не стал. Они оба выдохлись, шутка будет не шуткой, и Феликс
обязательно поможет. А потом пойдёт следом. Быстрый душ, ужин и
болезненный стон в потолок, когда тело коснулось мягкого матраса. В комнате, где он так любит сидеть на широком подоконнике среди горшков хищных
растений и смотреть за стекло во внешний мир, на второе потрясающее место он
всегда ставил именно свою кровать. Пушистая большая иногда усыпана
красными лепестками дикой лилии, которую часто треплет ветер, отрывая от
общего бутона по частям.. в углу комнаты как раз рядом с открытым во всю
стену окном и рабочим столом, заваленным нерассортированными пачками
семян, колбами и конспектами. Травничество его ещё одна головная боль
последнее время. Да, так бывает, особенно в период практик. Обитель и так
всегда выглядела, как мечта садовода-огородника, а сейчас и вовсе пришла в
степень запущения — заросли всё собой заполонили. Растут себе живчики на
полках и подоконнике, цепляются друг за дружку лапками-стебельками на
стенах и люстре, распускаются. Распыляют на всю комнату свежий лиственный
аромат. Послушные, совсем безобидные в руках Джисона, пускай и ядовитые в
большинстве своём.
Пересадил, как и хотел, кого надо было, пустил плющ по изголовью и шкафу,
напитал энергией и опрыскивает каждый день зельями, лишь бы не теряли
защитных свойств. Это не только красота, но ещё и хорошее оружие в руках
целителя, сосредоточенного на боевой магии. Ещё бы перестали проказничать.
Ночник на тумбе выключается по щелчку пальцев, Хан устало смотрит в
неопределённую точку и сгибает ноги в коленях, позволяя шёлковым пижамным
шортам плавно сползти ближе куда-то на уровень тазовых косточек. Раскинул
руки рядом с влажными волосами, лежит, медленно моргает. С блаженством
чувствует разливающееся тепло по телу, отчего глаза закрываются сами собой.
Горячий импульс под рёбрами бьёт уже как несколько минут, но Джисон ничего
не говорит. Не делает. Позволяет направлять себя на расстоянии, пока нежится
в энергии, и лишь приподнимает уголки губ, слыша такое мурчащее в темноте:
— Опять ложишься с открытым окном, мальвина, — прохлада улетучивается
вместе с закрывшимися створками, что сами скрипнули своими стёклами и тихо
стукнули защёлкой. Хан едва выдыхает сквозь приоткрытый рот, когда
чувствует прикосновение графичных губ к своему колену. Карие глаза
встречаются с двумя красными огнями в темноте.
— Так делают только маньяки, — шёпот. — Эй, ты должен заходить через дверь,
как все воспитанные люди. Предупреждать, что зайдёшь.. Я говорил, помнишь?
— В прошлый раз, когда был подо мной без одежды?
— В тот раз, когда ты без стука зашёл в ванную. У тебя меткая способность
появляться в моменты моего обнажения.
— В следующий постараюсь разобрать эту просьбу между твоими стонами,
мальвина, — ещё один поцелуй, который спустился чуть ниже предыдущего. —
Кажется, ты не сильно желаешь, чтобы я уходил.
— Дьявол.. — прикрывая обратно глаза, но уже в смешке. — Непослушная
своенравная преисподняя.
— Тебе нравится мой ад, не канючь.
— Нравится, — Джисон спускает ноги на одеяло, вытягивая их в полный рост, и
встречает преграду на пол пути в виде колен старшего. Благополучно поднимается крашенными пальчиками по двум разведённым коленям, пока под
икры хватаются горячими руками, и огибает ступнями талию Ли. Он тянет на
себя старшего и уже чувствует его тело меж своих бёдер в то время, как чужие
ладони проходятся по всем плюшевым изгибам и останавливаются на лежащих
рядом с головой запястьях. По мягкой коже с белым пионом гладят пальцами.
— Ты же знаешь, что невыносим? Или мне напомнить? — Ли усмехается на
озвученную с придыханием фразу и наклоняется к проколотому ушку, давая
возможность Джисону скрестить свои ноги на его спине, ещё ближе к себе
пододвигая. Обнять. Просто обнять, растворяясь в человеке. Младший чувствует
под домашней футболкой подтянутые от изнурительных тренировок грудь и
торс, что прижаты к нему вплотную, присущий только тёмному аромат кожи и
тепло тела.. приятную тяжесть на себе. То, что хотелось последние пару часов.
Спокойствие. Его укромное место, где можно ото всех спрятаться. Нашёл его
совсем недавно, но полюбил крепко.
— Знаешь, — поцелуй в мочку, плавно переходящий в шею, выдаётся до
мурашек обжигающим, продолжает обмен волнами энергии. — Ты ледяной.
Постоянно, — Ли останавливается, ощущая дрожание в плечах, и упирается
губами уже в одно из них. Такой контраст — пижамная футболка прохладная, а
кожа под ней раскалённая. Почему ноги и руки всегда такие холодные?
Коннекта с телом нет совершенно, оно будто частями само по себе. — Ты же
знаешь, что это не нормально? Или мне напомнить?
— Это мои слова, — пальцы на руках сгибаются, дотрагиваясь до чужих. Их
перехватывают, скрепляя со своими, а после поднимаются лицом к лицу,
заглядывая в уставшие карие глаза. У Минхо появилась странная привычка —
долго и непрерывно смотреть в глубину чужого взгляда, искать там ответы,
чувствовать связь.. или что он делает? Джисон не знает, никогда не спрашивает.
Позволяет изучать себя под микроскопом.
Тебя вырубает, мальвина.
Целитель тихо согласно мычит и медленно моргает, рассматривая в ответ
точёные линии лица этого красивого подлеца со стажем. От него так и веет
усталостью. В комнате темно, слабый свет даёт лишь окно, но этого вполне
достаточно, чтобы проследить, как старший припадает к сухим губам и
оттягивает нижнюю, скользя языком в приоткрытый рот. Хан выдыхает, опуская
ресницы вниз. Направляют глубже. Голова идёт кругом, пока он отвечает на
тягучий ленивый поцелуй. Его руки освобождают, спуская свои по бокам на
талию и мягко сдавливая плоский живот большими пальцами под одеждой.
Связывая энергией. Джисон знает, что его считали буквально сразу, да и в
бальном зале отчётливо видели, куда деваются конечности у партнёров по
танцу, поэтому не удивляется и не мешает, когда изгибы метят своими
прикосновениями. Стирают чужие после того, как ранее их стирали мочалкой в
горячем душе. Ли собственник, но с мозгами, понимает, что в жизни
присутствуют и другие прикосновения. Те, что не вредят, вполне временно
позволительны, а после их сотрёт чёрный огонь.
Пяти минут достаточно, чтобы укачать в полудрёмное состояние Джисона,
подарить ему такое нужное расслабление в мышцах и восполнить шкалу
спокойствия до 102%. Сползающие со спины ноги подхватывают, стараясь не
разбудить, и опускают на кровать. Юношу перекладывают под одеяло, умещая голову на подушке с подсушенными от тёплых импульсов прядями волос, пока
кошачий острый взгляд проходится по мебели в комнате, что примерно в таком
же количестве, как у него самого. Стоит по углам, создавая пустоту в виде
плюшевого ковра только совсем немного в её центре, но это даже уютно —
шкаф для одежды, комод рядом с ним, винтажное зеркало в пол, запутанное
диким плющом.. Всё, как и было, вот только со временем стало знакомыми
чёрными оттенками. Сюда даже Феликс перестал заходить, ибо страх берёт, а
Джисону по душе, такой же тёмной, как его соулмейт. Как он сам. Не сказать,
что стал копией, скорее добавил к своему стальному Я пару новых выражений —
старший не собирался кого-то переделывать, нет, не приложил и грамма усилия
для этого. Души связались друг с другом, самостоятельно перенимая себе то,
чего так не хватало для искорки. Кто-то стал мягче, кто-то закошмарил
собственную комнату, не пуская в неё близких. Те и сами, честно говоря, не
горят желанием, благополучно видятся в зале, на нейтральной территории
(правда, туда плющ тоже пророс, проев кусок стены под дверью, нужно будет
загнать обратно).
Маг осмотрел комнату, довольно хмыкнув её преображению за последнее время,
и отметил, что следов взлома и пакостей нет, чужих энергетических отпечатков
тоже. Он затрагивает углы под потолком, где напичканы его защитные амулеты
из тканевых мешочков, прошитых золотой нитью и наполненных всякой
всячиной, начиная от перьев, заканчивая драгоценными камнями — Джисон
просил без крови, но внутрь всё равно не заглядывал, а потому и спит спокойно.
Прямо, как сейчас. Пускай. Главное, чтобы никто не врывался без спроса туда,
куда не надо, а то были любители. Ключевое слово были. Защита есть, работает,
отлично. Территория и её житель в полной гармонии, вокруг царит спокойствие,
едва покачивается ловец снов у изголовья, что охраняет сон. Можно исчезнуть в
чёрном поглощающем дыму, оставляя после себя небольшой сквозняк. Искры
красных огоньков.
Пора бы уже забрать всю эту прелесть под своё вороное крыло.
***
Дни летят друг за другом, словно укушенные. Изнурительные репетиции
продолжаются, приходится ходить на те строго по графику и задерживаться
допоздна в бальном зале. Раздражаться и пытаться терпеть неудачи. Дышать
чаще, считать до пяти про себя. Благо, что тренировок на боевом поле в два раза
больше, чем обычно. Хоть где-то пар выпустить дают. Но не в этот раз. Сегодня
один из таких дней, когда всё идёт не по плану. С последних пар неожиданно
отпустили, загнали в душный зал и держат под прицелом пистолета. Скоро
вечер, тело сходит с ума от боли, а музыка все ещё играет.. и играет.
— Видела? Вон танцуют. Госпожа Жабо их вместе поставила, а как же проклятие
от злосчастного Ли Минхо?
— Какое проклятие? Не неси ерунду. Те случаи лишь неудачные стечения
обстоятельств. Бывает же? — фыркают в ответ. — Ну, небольшая вспышка
произошла, пока возвращался в блок, нечего в грозу во двор выходить.
— Половина лица моего однокурсника обожжена, какие неудачные
обстоятельства?? Это тёмная ворожба! Гроза была, но молнии ни одной.. Его
таким в холле рядом с лестницей нашли, вообще-то! — Половина слухов такая, половина другая. Вы хоть определились бы уже.
Многое было сто лет назад, забейте, а?
— Ты новенькая, ты не понимаешь!
— Мне их заткнуть? — не отрываясь от учебника по пошаговой мутации
обитателей подземных видов, спрашивает Чан, пока абсолютный слух направлен
в сторону двух спорящих студенток, что "незаметно" подглядывают в узкую
щель двери бального зала и тыкают во всех пальцами. Заняться нечем? Старшие
подошли совсем тихо, не специально, просто такой шаг, и встали в паре метрах
за ними, облокачиваясь о противоположную стену.
— Они хотят поработать голосовыми связками, Чан. Кто я такой, чтобы рушить
чужие желания? — Минхо ничего не шепчет. Лишь думает о нужном заклинании,
побуждая свою кровь вскипать в венах, и отворачивается от закричавших во всё
горло девушек, что начинают быстро убегать в другой конец коридора, пока за
ними с трупным завыванием летит призрачная окутанная чернильным дымом
голова. Капает бордовой жидкостью на пол, опять-таки, призрачной и широко
открывает обезображенный рот, явно пытаясь сожрать. Ли уже не помнит, чья
она, знает только, что когда отрубал, нечисть скривилась достаточно
неприятной гримасой. Ну, прям очень неприятной. В его арсенале много таких,
не жалко. Зрелище сподвигает всех, кто встретился на пути, быстренько
слинять с этажа башни. А этих студенток только так и ставь на место, лишь бы
рот на замке держали в следующий раз. Поняли, как вляпались, только когда
подпрыгнули на месте и увидели острый вырез глаз.
Ничего, перевоспитает. С остальными проблем не было, как шёлковые теперь. А
Ли очень любит шёлк. Привычно чистит ряды студентов, как может, заставляя
самолично покидать своё учебное место. Оттого и новеньких больше, но слухи,
правда, всё ещё словно заражение — постепенно касается всех.
— Ты даже меня иногда пугаешь, хотя это сделать трудно, — качает головой
Чан, осуждающе смотря на друга. Их общение часто наполнено поучениями с
одной стороны и закатыванием глаз в потолок с другой. — Зачастил не по
правилам использовать магию крови, сколько в тебе энергии? Ты ядерный
реактор?
— Не конкретно я, но такой имеется. Метр шестьдесят девять, постоянно
сквернословит и помещается в руке, — Минхо показательно поднимает свою
ладонь и не до конца сжимает ту в воздухе, подмигивая. Чан на это лишь
добродушно смеётся, постепенно вспоминая, с кем дружит уже долгое время.
— Говорят, на сессиях вас ставить будут теперь только вместе. Как много
времени проводите над очищением центра твоей грешной души?
— Раз в месяц хватает. Ким следит за показателями.
— Да, я слышал его громкие эпитеты, когда вас недавно закрепили за ним до
конца обучения, — Чан понимающе кивает, с сожалением вспоминая лицо
лекаря. — Он тоже не в радостях от твоих нарушений, но, кажется, Джисону не
тяжко? Между тем, раз в месяц? Такого не может быть, это делается каждую
неделю. Попахивает враньём.
— У меченых всё иначе. Я бы сказал не завидуй, но.. — наглое мычание сопровождается косым взглядом, — завидуй?
— Ага, как же. Завидовать. Ректор скоро повесится от твоих посещений.
— Не понимаю, зачем тогда вызывать к себе.
— Выбора нет, профессора жалуются. Для вида нужно тебя приструнить. Чем вы
хоть занимаетесь, пока ты у него на ковре?
— Чай пьём. В прошлый раз играли в шахматы, — Ли складывает руки на груди и
пристально смотрит сквозь закрытую дверь. По ногам вдруг проходится резкий
сквозняк, но совсем бесшумно, что цепляет внимание. — Он тратит моё время.
— Ректор слишком добрый, — вздох. — Не будь ты сраным номером один.. он бы
на тебя не посмотрел, вышвырнул бы ещё на первом курсе, — Чан уже не
вчитывается в абзацы, то и дело глядит в ответ на собеседника. — Теперь ещё и
меченый. Блядство. Лояльность растёт с той же скоростью, что и твоя
вседозволенность. Не стыдно?
— Я не виноват, что лучше всех, — Ли хмыкает, отталкиваясь от стены.
— Заканчивал бы. Магия крови до добра не доведёт, Минхо. Ты слишком много
её используешь с момента, как восстановился. Я серьёзно, — боевой маг
захлопывает учебник. — Тебя поэтому раньше и лечили по три целителя подряд,
пока не навернулся на сохранении скверны. Пожалей Джисона.
— У него всё отлично, не лезь.
— Ты куда? — поднимает бровь Чан. — Если решил слинять от разговора, то
спешу огорчить, я не отстану. Считай, что я твой здравый голос! Сильный не
значит, что бесконечный, ясно? — он идёт следом за другом, что без стука и
другого лишнего жеста открывает перед собой высокие дубовые двери бального
зала, приводя воздух в движение. Понятно, почему не пропускают шум. —
Какого хрена? Что за?..
Их встречает хаос. Света нет, все лампочки на вековых люстрах выбиты и
скрошены на натёртом воском полу маленькими сугробами стекла, а их там, как
минимум, было больше тысячи, стулья и часть прикреплённых декораций
разбросаны по углам. В панорамные окна башни громко стучит дождь, погода
под вечер такая же плохая, как и атмосфера внутри зала. Как освещение
природным светом — его практически нет, тучи собой навели жуть, приглушая
видимость. Народу не так много, но студенты плотно столпились у стен
подальше центра зала, лишь бы не попасть под горячую руку мисс Жабо. Женщина бледная, что-то кричит на воспламенившегося чёрнильным огнём
Джисона, что стоит, опустив руки, и раздражённо смотрит на своего вставшего в
позу партнёра по танцу. Доюна. Вокруг троих накинут защитный купол, который
не пропускает звук и, кажется, не выдерживает напора целителя, трещит по
швам. Ли сужает глаза и медленно растворяет на волокна слои защиты,
вслушиваясь в закрытый ото всех диалог. Засовывает руки в карманы брюк и
спокойно идёт в их сторону.
— Прекратили! Оба! Это несерьёзно, — размытый возглас.
— Конечно. Намного серьёзнее заставлять нас заниматься всякой фигнёй, — отрезает Хан. — Если меня не хотят отстранять, я сделаю так, что вам придётся.
А вам придётся. А ты.. — взгляд на студента прожигающий. — Ещё раз тронешь,
останешься без рук. Обещаю.
— Да я ничего такого не..
— Хан Джисон, это элемент танца. Спокойнее, — Жабо снисходительно вздыхает
и машет руками, обратно влезая в достаточно импульсивный диалог. Удивилась,
когда узнала от ректора о статусе двоих учеников университета, что посещают
уроки танцев раздельно, а потому стала на порядок мягче с конкретно одним из
них. Блять, эти грёбаные привилегии сведут с ума. Могла бы и в пару тогда их
поставить, нет? Нет. Все курсы поделены на нескольких преподавателей,
младшие со старшими не танцуют. Доюн вон всего лишь второй курс, им можно
с первыми, поэтому на том и решили. Да и поздно уже меняться, празднование
скоро, — Давайте ещё раз. Бал общий, вы, как представитель меченых, обязаны
там появиться. С партнёром по танцу. И станцевать вальс. Чтобы это было по
всем прави..
— Не хочу, — перебивает ту Хан.
— Распоряжение ректора, я не могу ничего с этим сделать. У вас всё получится,
мы просто начнём сначала, ладно? Не нужно никого атаковать, это не
тренировочное поле!
Очевидно, Джисон не планировал затевать драку, у него, к слову, к Доюну
вообще претензий, кроме жёсткой хватки, нет. Ну, и того липкого обхвата двумя
руками за талию, чтобы поднять и покружить. На нём терпение, к сожалению, и
лопнуло, было неожиданно. Счёл выходом за рамки и едва успокоил своего
внутреннего покровителя, чтобы не успел ещё чего натворить помимо
лопнувших во всём бальном зале лампочек и взрывной волны в сторону Доюна.
Мисс Жабо тоже успела — спасла студента, ограничивая их троих защитным
куполом, иначе вылетел бы сквозь окно, пробивая толстое двойное стекло
панорамы. Хан яро протестует, это двое уже уяснили. Ну, не получается, не
выходит красивого вальса. Он дерево. Какого чёрта эта выдуманная обязанность
стала так сильно бить по самооценке и настроению? Ещё и эти нововведения в
танце.. почему никто не предупредил? Хочется снести зал, если он
единственное, что держит весь этот грёбаный праздник. Пытается успокоиться,
выдыхает, однако ловит на себе завистливые злорадные взгляды и всё
начинается по новой. Репетировать перед зрителями, что тебя недолюбливают,
это самолично даваться в лапы голодному зверю.. плюс в копилку к
раздражению.
— Если мне выделят время для приватных занятий, я подумаю заткнуться и
послушно пойти на этот чёртов бал.. — размеренно. — В противном случае от
этого зала сейчас ничего не останется. И плевать я хотел на штрафы или
исключение.
— Никто вас не исключит! Вы мечен.. вы очень способный и редкий на талант
студент, таких университет будет всегда беречь, не несите ерунду, — Жабо
смотрит на каждого из парней по очереди и немо просит поставить точку. В её
практике такие ситуации происходят редко, кто бы мог подумать? — Я чтонибудь придумаю с индивидуальными уроками для вас двоих. Ладно? Мы можем
уже перестать пугать студентов??
— Некоторым иногда полезно, — Джисон смиряет внутренний огонь, соглашаясь,
и укрощает внешний. Угольные волосы едва подлетают, когда чёрная дымка
исчезает вокруг тела. Он поднимает с пола брошенный именной бомбер с
заглавными LM, оттряхивает его и прижимает к себе, нервно выдыхая в сторону. — Доюн, сорян.
— Всё нормально, — кивает парень в паре метрах от него, заметно расслабляясь.
Магия в чужих руках растворяется, Доюн тоже убирает ту подальше. — У нас
есть время, чтобы всё выучить, я и сам не подарок. А тебе просто нужен
медленный сосредоточенный темп и.. пластичность. Хотя бы немного, — он
серьёзен и достаточно учтив, вот только по смыслу слов попаданий ноль.
Совсем.
Это задевает.
— Что, прости? — целитель оскорблённо сдвигает брови и прищуривается,
наклоняя голову вбок, будто не расслышал. В венах начинает вновь закипать
кровь. Он сейчас точно кого-нибудь прибьёт.
— Это.. просто совет. Даже мнение со стороны, — Доюн кашляет, успокаивающе
приподнимая свои руки в сторону взвинченного Джисона. Смотрит напряжённо
на юношу, а после сдвигает глаза за его спину и чуть выше, удивлённо замечая
вместе с мисс Жабо проникший под купол силуэт. Вопрос как вырисовывается у
всех, кто следит за происходящим. Он относится и к взрывной волне защитного
заклинания ранее и к проникновению под купол. Чертовщина. Между тем,
фигура, как и ранее Хан, сгущает вокруг себя чёрный дым клубнями, сквозит
абсолютной бездной. В этой темноте ярко горят два красных кристалла.
— Воздержись от никому не нужного.. бесполезного.. своего мнения, советчик
хренов, — глухо шепчет ветер, заставляя всех, кроме Джисона, поморщиться от
стали тона. — Тебя не спрашивали.
— Ли Минхо, вы.. как вы?.. — мисс Жабо озадаченно смотрит на выходящего из
собственного сумрака студента, совсем не понимая, где просчиталась в
заклинании. Помнит наставления вышестоящего о превосходящих способностях
соулмейта, но сбивается на его ловком обходе всех слоёв защитного микса. Эта
парочка точно что-то не договаривает.
— Выполняйте свою работу, которую вам дал ректор, а не задавайте мне лишние
вопросы.
— Позвольте, я не..
— Раз теперь ваша прихоть переносится на индивидуальные уроки, будьте
любезны позже сообщить, во сколько и когда. Это, кажется, в ваших же
интересах, — Ли встаёт рядом с целителем и непрерывно смотрит в глаза Доюну,
пока беседует с поджавшей крашенные губы женщиной. — Конечно, если вы
компетентны.
— Разумеется, — Жабо тушуется, но твёрдо кивает. — Вы можете оба покинуть
зал, больше не держу. Уж тем более вас, Ли Минхо.
— Чудно, — тёмный наигранно мягко улыбается ей, отчего Жабо мгновенно
покрывается румянцем. Кашляя, хлопает в толстые ладошки, что помогает быстро снять вокруг них защитный купол, и отворачивается к остальным
студентам с просьбой не расходиться. Нужна срочная уборка, и можно
продолжать общую репетицию. Будьте уверены, справятся со всем сами в
считанные минуты, в том числе и с освещением. Магия это не только быстро, это
ещё и удобно.
Джисон не прощается. Не говорит ни слова, разворачивается в сторону выхода и
уходит посреди шумных шептаний прочь, всё ещё прижимая к себе именную
вещь в слабой поддержке. Не хотел устраивать цирк, но как иначе, если его не
слышат? Все эти взгляды и.. слова Доюна. Нет, он прав в чём-то, конечно, но
неужели настолько? Джисон деревянный? Почему не получается? А если
индивидуальные уроки не помогут? Опозорится не только перед другими
курсами, но и всеми гостями бала. Ректор пускай и добряк, но не пойти на бал не
позволит. Уже каждая крыса растрепала, что меченые редкое явление, уж тем
более в их университете. Испортить репутацию нельзя никак, это понятно, но он
не выбирал быть таким, дайте свободы выбора. Как оказалось, да, связь равно
привилегия, но важно держать планку в любой ситуации, быть примером и
сотрудничать с вышестоящими. Поэтому делают поблажки. Поэтому прибавляют
ничего не решающие штрафы и не исключают. Поэтому наказывают теперь
простенькими вещами. Совсем уж безобидными. Достояние, блять,
университета. Хан чувствует себя зверушкой в клетке. Товаром на витрине.
Экспонатом в музее? Смотреть можно, трогать нельзя. Хотя последнее уже под
вопросом, есть, оказывается, ещё смелые. Нет, таких уже в разы меньше, но изза новеньких статистика неумолимо меняется. Приходится вести себя адекватно
до момента выхода за личные границы, а дальше он уже не виноват.
Старается. Очень старается. Прямо, как сейчас, подавить злость и собственное
кипячение.
На улице, к тому же, до сих пор льёт противный дождь. Ещё +1 в копилку для
испорченного настроения. Быть может, Феликс скрасит угрюмый вечер? Нет,
снова мимо. Этот пучок блонда пропускает репетицию в кабинете своего
профессора Хвана по уважительной причине, выписанной самим Хваном в
секунду, когда на пороге кабинета появился полуголый юноша с невинным
взглядом. Бесстыдник. Ладно, Джисон тоже взял на заметку, что рубашка на
обнажённое тело и больше ничего выглядит вкусно. Но сейчас не об этом.
Погода. Дождь. Нервы. Точно. Пары закончились, все откисают на вальсе, можно
без лишнего внимания добраться до своего общежития под магическим навесом,
чувствуя под рёбрами нестихаемый горячий импульс. И ведь знает, что лучше
сейчас не трогать, но всё равно испытывает.
— Не иди за мной, — бросает приглушённо Джисон, раздражённо шагая по
коридору. Ему хочется побыть в одиночестве. В тишине. Рядом с чем-то тёплым и
мягким.. что обнимет. Выслушает, поддержит. Нет, не так. А как? В голове
противоречия и убитое настроение. Грусть? Не понимает, что конкретно, но то,
что расстроен до дебильного дрожания губ — знает наверняка. Ощущает. Давно
ему так скользко на душе не было, чтобы до степени истерики. Хан и провалы в
учебной деятельности? Пф-ф. Вот вам и пф-ф, его задевает собственная
неуклюжесть.
— Успокоишься сегодня или как? — раздаётся холодно в ответ.
— Отвали, Минхо. Просто отвали от меня.
Не на того скалишься, милый.
— Съеби, Ли. Не доставай меня, попросил же! — Джисон ядовито огрызается, не
сбавляя темп шага. Зло выдыхает. Вот сам ведь лезет, когда не надо, зачем,
спрашивается? Чтобы что? Так нравится надоедать? Прямо сейчас? Он в себе? В
голове проносится ураган злых вопросов, что пинают друг друга, не в силах
остановиться. Но. Есть одно но. Хан едва хмурится, когда сквозь поток
собственного бреда резко перестаёт чувствовать и слышать. Ни связь, ни шаги
за спиной. Он облизывается, приглушая нервы, и озадаченно хлопает ресницами.
Минхо.. правда ушёл? Только что был здесь, буквально сзади. Целитель кусает
губы, всё же сбавляя быстрый темп шага, и нервно мнёт между пальцами
бомбер. Нет же. Он серьёзно? Не мог он уйти, это не в стиле тёмного, он же.. не
ранимый. Не до такой степени, нет. Джисон уже не совсем уверен и всё ещё
распалён, но как-то с натягом, впервые чувствуя осуждение своей злости. К
разочарованию в самом себе прибавляется теперь и подкрадывающаяся
ненависть. Не хотел ссориться и так отталкивать. Он ведь только что именно это
и сделал, верно? Нет же. Какой бред. Хан заворачивает за угол и идёт дальше.
Идёт, в какой-то момент медленно останавливаясь. Стоит пару секунд на месте
и неуверенно оборачивается. Никого не видит. Всё тот же тёмный мрачный
коридор: закрытые двери, пыльные гобелены, парочка горшков с хищниками.
Пустой. Прямо как Джисон сейчас. Его оставили, как он и попросил.
По коже бегут мурашки, пока в голову стукает осознанием. В горле ком.
Старший помог. Первоначально пришёл к нему и помог, не сделал ничего
лишнего. За прошедшее время они нечасто конфликтовали, успеваешь
привыкнуть к какому-никакому затишью, и это удивительно даже для
вернувшегося с отпуска Сынмина, который, с блаженством натираясь лечебной
мазью от ожогов (нечего филигранно распивать алкогольносодержащие напитки
до отключки под палящим солнцем), всё выпытывал причины укрепления их
связи — дебильный график показал новые данные. Не будут же они в открытую
говорить, что всему виной секс? Это, как минимум, не его дело, а, как максимум,
с энергией всё в порядке и отвалите уже от них. Между тем, Джисон всё ещё
язва и совсем не умеет нормально разговаривать, когда бесится, но пытается
близких никогда не трогать. А Минхо, кажется, стал его близким. Тоже входит в
круг неприкосновенных.
Довели. Его довели.
Что за привычка всех от себя отталкивать? Даже собственного соулмейта,
который ни в чём не виноват. Целитель сквозь трепет ресниц опускает глаза в
пол, постепенно осмысляет. Заменяет гнев на разочарование, что в разы хуже.
Сам виноват. Сам.
Да, Ли всё тот же говнюк с манией величия, что берёт от их привилегий столько,
сколько может, и даже больше, порой сыплет колкими издёвками и решает за
двоих, уверенный в том, что знает, как лучше (и это так). Холодный, острый,
такой же непредсказуемый, как поток ветра внутри торнадо. Тем не менее эта
бесовщина часть души младшего, его спутник и связь со спокойствием,
стабильностью, его плечо. Хаотичный, но ведь Джисон и сам такой. Собрал
сочетание несочетаемого, между тем какой был, такого Хан и принял, что
поделать? Так же, как и его самого приняли, со всеми закидонами и жутким
нравом. У Ли вон тоже на фоне произошедшего плохое настроение, и он тоже
успел побеситься — не огрызался же? Молча шёл следом, держал дистанцию и не мучил вопросами. Задал один единственный. До этого дал время и не трогал,
а взамен получил.. Взамен его послали. Грубо и без веских причин. Не неженка,
но явно не оценил. Всякое бывает с его сложным характером, однако, к слову, за
последнее время срывов в сторону Джисона было.. не было. Понимание
добивает.
Мудак здесь Джисон, а не его партнёр.
— Прости, — шепчет еле слышно целитель в давящую тишину. Сглатывает ком в
горле, всё ещё подавленно смотря под ноги. На душе появляется странный
режущий осадок, который удушливо требует внимания. Довёл себя и
окружающих, молодец. Разочарование, ненависть, грусть и слёзы, что-то ещё
будете? Вам с собой или прямо здесь начнёте использовать комбо? Хану,
пожалуйста, прямо здесь и сейчас. Это из-за погоды штормит или что? Всё
ужасно раздражает, тело непослушно дрожит, хочется уже просто разреветься.
Он несдержанно шмыгает носом, стараясь успокоиться, и надламывает брови,
разворачиваясь обратно. Выдыхает, держа себя в руках, как может. Да уж, это
больно, когда делаешь больно близким. Так ему и надо.
Сейчас бы дышать не так часто, в целости дойти до кровати, упасть в неё лицом
и выпустить всё, что накопилось. Побудет один, а позже сам подойдёт к Минхо,
как остынет. Хотя, честно признаться, он бы пошёл прямо сейчас, но нет, не
гордость. Скорее не хочет показывать своё уязвлённое состояние. Это жалко и
тупо, наорал, а теперь что? Пхах, от него когда-нибудь точно откажутся. И будут
правы. Ладно. Что-нибудь обязательно придумает, когда голова заработает в
правильном направлении, не впервые его жизнь такая сложная, даже если
касается других людей. Разворачивается в сторону своего блока, собирая
остатки сил по крупицам, но неожиданно сталкивается с чьей-то грудью. Чьейто. Судорожно выдыхает. Не понимает. Желание закрыть мокрые глаза и
поджать губы всё же пересиливает, когда доходит. Утыкается носом прямо в
льняную чёрную рубашку и замирает, вздрагивая в плечах. Раз.. два..
— Принимается, мальвина, — слышит поплывшее от резко успокаивающей
энергии сознание, а после переворачивается. Нет, в прямом смысле — Минхо
едва наклоняется, обхватывая ладонями под бёдрами, и с лёгкостью закидывает
на своё плечо всхлипнувшего на три младшего. Тот всё ещё не выпускает из рук
бомбер, прижимает к себе и сквозь слёзы смотрит, как коридор становится всё
дальше.. и дальше, пока горячий импульс чувствуется не только под рёбрами, но
и на заднице, обтянутой тканью бермудов, когда по той смачно прошлись в
целях благих.
Перевоспитывающих.
***
В комнате слышен знакомый стук уже утихшего, едва моросящего дождя по
окну. То открыто настежь и вдувает в помещение запах озона. Лиственный
аромат удачно смешивается с ним, даря такое нужное умиротворение, пока
хищники в горшках напитываются ночным ферментом. Свет от ночника на тумбе
рядом с изголовьем кровати совсем небольшой, но его достаточно, чтобы видеть
предметы в полутьме. Видеть перед собой юношу, что сидит на бёдрах Ли и
греет холодные ладони в чужих руках. Точнее, ему их насильно греют, ибо с
момента, как старший завалился к стене на кровати, прошло уже около
получаса, а Джисон ничего не сделал. Не шевельнулся, хоть и замёрз. Распалился на недолгую истерику, позависал в мыслях, прячась в горячей шее
напротив, а потом отодвинулся. Конец. Всё ещё молчит и смотрит вниз, на
прижатые друг к другу ладони. Думает?
— Что я говорил про мнение окружающих? — Ли пристально следит за
выражением лица Хана, которое совсем не меняется. Тот и сейчас не отвечает.
Вообще не реагирует, будучи погружённый в себя. — Игнорировать не
получится, ты же знаешь, — за руки тянут ближе к себе, буквально лицом к
лицу, и отпускают их, обнимая за талию. Железно не выпускают, когда Джисон
впервые за долгое время двигается и пытается отодвинуться. Бросает попытки
быстро. Едва приподнимает покрасневшие глаза на старшего и долго
подавленно смотрит, ничего не говоря. Снова. И Ли решил бы, что тот опять о
чём-то думает, но в их контакте мыслей ноль. Целитель монотонно молчит
внутри себя, пока его тело окутывает тёплая энергия, которую специально
подогревают, лишь бы воздействовать на сопротивление. — Поговори со мной,
мальвина. Тебе станет легче.
Ты не один, я ведь рядом.
Последняя фраза ощутимо отдаёт учащённым биением сердца где-то в раненом
нутре. Хан опускает глаза вниз и отворачивается, чувствуя, как к щеке
прислонились горячие губы. Выдыхает тихо, прижимаясь наконец-то ближе.
Упираясь ладонями в грудь. Да, он не один. Ему часто напоминают о том, что
больше нет смысла прикидываться сильным и во всём непоколебимым, иногда
можно отдать свою ношу в надёжные руки. Руки Ли Минхо. Джисон совсем
недавно распустился в своей нежности, доверился до степени её обнажения.
Ему трудно показывать все свои стороны, но иногда получается само собой.
Чужое отношение не то, чтобы меняет характер, скорее прогибает, даёт понять,
что так можно и нужно. Что это не страшно. Однако, всё ещё неловко и так..
смущает. Он учится доверять. Старается отдавать свою ношу другому.
— Что я.. прекрасно живу и без него, — тихий ответ наполнил тишину. Минхо
согласно мычит в кожу, поглаживая пальцами позвоночник до копчика и
обратно. Укачивает энергией, следя за спадающим волнением напротив. Пора бы
уже, иначе точно скоро развалится на атомы от напряжения.
— Это не так?
— Так, — шёпот.
— Тогда зачем реагируешь на пустые слова? — подушечки пальцев считают
каждый позвонок под короткой кофтой, что задралась на спине. — Позволяешь
себя задевать, думая, что с тобой что-то не так. Хочешь зависеть от других?
— Нет.
— Хочешь быть в их глазах таким, каким тебя считают?
— Не хочу.
— Тогда пошли все к чёрту, Сони, — грубее отрезает Ли, вызывая стадо мурашек
по коже. Старшему тяжело находить каждый раз всё новый и новый подход к
чужому потоку негатива, но он это делает. Постоянно. Всё ещё рубит с плеча, но
говорит по фактам. Пытается и себя успокоить, лишь бы не разнести всё вокруг. Как это существо жило до него? Неужели испытывало это всё так же часто и
непрерывно? Минхо плевать на других, он этого понять никогда не сможет. В
этом его сила, способная усмирить своего соулмейта, научить жить проще.
Только ты и твой комфорт. Только так. — Никто не идеален, нельзя уметь всё и
сразу. Даже танцевать блядский вальс. Ты хочешь участвовать в нём?
— Нет.
— Поэтому и не получается. Захотел бы, всё бы получилось, разве не так?
Придираются к твоим возможностям те, кто о них не знает, — Джисон
сжимается в плечах от нервного цоканья. — Это в частности и о твоей
пластичности. Остальным обязательно быть в курсе неё?
— Нет.. — выдыхает, чувствуя, как его крепче обхватывают за спиной, сцепляя
пальцы в замок. Всё ещё прижимаясь губами к бледной коже щеки. Объятия
между ними вещь интимнее секса, очень странно всегда осознавать, что они
выполняют функцию не только дотронуться, но и поддержать. Показать, что
понимают и жалеют. Это какой-то новый уровень в их взаимодействии, который
был принят практически сразу. В ту ночь.
— Прекрасно, — низкий голос в кожу приглушён. — Ты разобрался в себе, — Ли
позволяет аккуратно обнять себя за шею, наклоняясь для удобства вниз от
стены. Отодвинуться от его губ и спрятаться где-то там, в вороте рубашки.
Закрыть глаза с облегчённым вздохом. Лучше. Хану лучше. Очень бы хотелось
иметь такую же безграничную уверенность в себе, как и у старшего, но это
роскошь, которая не всегда доступна. Нет, он любит себя таким, какой есть,
однако у всех бывают затяжные депрессивные периоды, вызванные каким либо
фактором. Бывают выскакивающие из ниоткуда комплексы и желание просто
закрыться ото всех. У младшего это продолжительное давление со стороны
студентов. И это не исправить, для бесконечного внимания всё давно уже было
сделано — пока обучаются, должны мирно сосуществовать в своём маленьком
учебном обществе. Джисон не может понять, как ему лучше. Чтобы в открытую
показывали лицо или шептались за спиной и странно поглядывали. Он успел
опробовать оба варианта и, честно говоря, все плохие. Хан терпелив и не даёт
себя в обиду, никогда не покажет свою слабость другим. Больше никогда. Но
вдали от глаз и усмешек, вдали от злых языков.. он может вытащить то, что
тревожит. Быть сильным, не значит искоренить свою слабость. Быть сильным,
значит вовремя доставать её и бережно жалеть. — Ты расстроен. Снова.
Минхо констатирует факт, ощущая уже давно этот гнетущий импульс под
рёбрами. Сейчас он в очередной раз усилился, всё благодаря самокопанию. Чтоб
его.
— Это моё обычное состояние, — Джисон выдыхает. Собирается с силами и
закрывает на сегодня на ключ свои потёмки. Настраивается на конструктивный
диалог. Сложно, но важно. — Я привык.
— В курсе. Если так и продолжится, я отправлюсь в карцер за тотальный
геноцид.
— Ты этого не сделаешь.
— Поспорим, мальвина?
Невозможный.
— Не нужно каждый раз сносить за меня головы, Минхо, — Хан облизывает сухие
губы, придирчиво смотря в стену, что, казалось, теперь виновата во всём. — Ты
ничего никому не сделаешь, ясно? Хочешь добить меня окончательно? Я в
состоянии за себя постоять, но да, бывает сложно восстановиться, потому что их
много, а я.. — он берёт паузу. — Я один. Это всё равно моя отдельная с ними
борьба, твои вбросы лишь усугубляют.
— Мне плевать, — кажется, Ли серьёзен. Это и удручает, сложно повлиять на
одну из присущих ему активных черт бесовщины. — Раздражает твоё
отношение, которое вообще не меняется. Ты непробиваемый там, где
совершенно не нужно. Не понимаю, как помочь иначе, и это блядски
выбешивает, — вроде и рычит, а вроде и привычно холоден. — Если
единственный вариант устроить общий костёр, значит будем гореть в огне.
— Поджигая чужие лица, ты не помогаешь. Все думают, что я натравливаю тебя
или.. — мягко проводя ногтями по коже головы пепельных волос, — да многое
говорят, неважно. Просто не делай так больше, ненормальный.
— Пускай думают, если есть чем, что хотят. Это их не спасёт ни в каком из
случаев, если откроют рты. Кто они, и кто я? Блять, — цокая, — подумай тоже,
пока сидишь на мне, мальвина. Вы все можете конкретно расплавиться, стоит
мне захотеть.
— Дьявол.. — тихо ругаясь в ответ. — Ты мне сейчас тоже угрожаешь? Я остыл,
хоть и остался осадок, но всё же перестань разбрасываться словами, пока я тебя
не убил.
— Допустим.
— Сейчас есть проблема важнее, чем какие-то придурки, — усталый вздох
вырывается первее. — Если не общая репетиция, то позор мне на балу
обеспечен. Все хотят увидеть большой потенциал, манеры и нашу причастность
к привилегиям.. А я всё испорчу, Минхо. Абсолютно всё.
— Могу снести башню.
— Твои возможности мне прекрасно известны, — равнодушно бубнит в шею Хан,
едва касаясь губами горячей кожи. Вопрос только: речь про здание или чью-то
голову? В целом, суть одна — исполнит. — Я не хочу убегать от проблемы таким..
образом. Хочу доказать себе и всем остальным, что и это мне по силам. Хочу, но
ты сам всё видел, это ужасно. Я дерево.
— Хочешь сказать, у меня дерьмовый вкус? — Джисона отрывают от объятий и
заглядывают в удивлённые карие глаза, что быстро хлопают ресницами. —
Мальвина, у тебя ужасный характер, ты постоянно на грани и ведёшь себя, как
самая настоящая стерва. Вот это правда. А про дерево полный бред, я прекрасно
знаю потенциал твоего тела.
— Минхо.
— Прикуси свой грязный язык, пока это не сделал я. Херню несёшь уже.
Вот как можно в одном предложении и засрать и поддержать, Ли Минхо? —
злобно смотря в ответ. — Это получается только у тебя.
— Комплимент? — приподнимая бровь. — Сочту, что да. Вставай, — он резко
шлёпает по заднице ладонью, спустившись на ту в какой-то достаточно
неожиданный момент. А не совсем ли он прихре.. стоп.
— Что? — вздрогнув даже не от жеста, а слов. — Зачем?
— Научим тебя вальсу, мальвина. Базу дать могу, остальное сделает твоё
кипящее упорство — то, что мне в тебе нравится.
Хан не смущается, расползаясь румянцем по щекам, он краснеет. Лишается
воздуха. Опускает глаза вниз и, нервно поправляя и так хорошо лежащие пряди
волос у лица, слезает со старшего на кровать. Так, запомнить на будущее:
заклеить скотчем рот этому дьяволу. Что он только что?.. Пока целитель отходит
от мимолётного признания, Минхо поднимается с кровати. Не шутит, а серьёзно
разворачивается и начинает закатывать рукава рубашки на побагровевших от
вен запястьях, отходя в центр комнаты. Пристально смотрит своими кошачьими
огнями на юношу на кровати и протягивает к нему ладонь. Приглашая. Джисон
же неуверенно смотрит на ту, отмечая про себя несвойственную бледность кожи
(не просто же так вены видны?), а после опускает глаза на пушистый ковёр, на
котором, по всей видимости, они будут репетировать. Не совсем то, что нужно,
но.. попробовать? Целитель босиком ступает за старшим. Останавливается
напротив и недоверчиво сканирует руку, поднимая свою к груди. Сжимает
пальцы, взвешивая решение, а после плавно вкладывает свою ладонь в ладонь
Ли, нежно проводя по меченой коже. Пион едва светится чёрной дымкой.
Приятно.
— Это.. плохая идея, — ресницы вздрагивают, когда на талию ложится
свободная горячая рука. Тело едва притягивают и взглядом указывают смотреть
вниз, опираясь на плечо. Хан послушно исполняет, сжимая ткань рубашки, и
опускает голову. Энергией напитался, сил прибавилось, можно и.. попробовать.
— Любой танец это, как бы я сахарно ни выразился, прежде всего чувства, —
размеренный голос Ли помогает настраиваться. Из него вышел бы неплохой
наставник, но тот пока об этом не думает, интересуется совершенно другим. —
Их необязательно выставлять напоказ, но если не использовать совсем,
результата не будет. Не следуй счёту, просто чувствуй партнёра. Ясно?
— Звучит сложно, — Хан поджимает губы. Быть обузой не хочется, уж тем более
тратить время своего соулмейта впустую. — Я не чувствую Доюна, он..
— Его здесь нет. Есть я, — отрезает Минхо, проглатывая чужое имя с особым
желанием уничтожить. Об этом не скажет. — Чувствуй меня, сейчас я твой
партнёр. Я делаю шаг назад левой ногой, ты делаешь зеркальный шаг вперёд
правой. Начнём с базы.
На улице перестаёт моросить дождь к моменту, когда оба медленно
переставляют ногами, повторяя незамысловатый танец. В тишине, под редкий
стук капель с крыши. В комнате свежо и уже как-то намного уютнее, даже
хищники с любопытством внимают вибрациям пола, совсем не видя двух
танцующих магов. Чувствуя их. Слепыши. — Прости.. чёрт, — Джисон оступается, но его легко удерживают, позволяя
опираться во весь свой вес. От этого, конечно, намного проще.
— Ты боишься ошибиться. Ошибки важны, без них ты ничего не выучишь,
мальвина. Отключи голову, здесь, кроме меня, никого нет. Оступился —
начинаешь заново. Вперёд.
— Ладно, — сглатывая, кивает Джисон и сжимает плечо Минхо. Старается,
правда старается. Повторяет за тёмным, следит за ногами и не верит, вроде бы,
слаженному дуэту, пока карие глаза вновь неуверенно не встречаются с
бездной. Оступается. В очередной раз. Подлость какая-то, только ведь
получалось?
Ужасно. Это ужасно.
Ещё раз.
Минхо.
У тебя неплохо выходит. Будь медленнее, не торопись.
Джисон не любит ошибаться. Он под впечатлением, что Минхо напротив —
нормально к этому относится. Терпеливо принимает чужие промахи и мягко
указывает на то, что стоит подкорректировать. Не кричит, как Жабо, и не
смотрит осуждающе, так злорадно, как однокурсники. Это расслабляет.
Деревянно, всё ещё неловко и совсем не комильфо, но уже намного лучше. С
внутренним пониманием, что от него хотят. Что бояться и стыдиться нечего. И
вот как на себя не злиться? Послал человека, который с собственной
инициативой учит чему-то максимально странному, потому как, чтобы это
делать.. ну.. нужно уметь? А уметь танцевать вальс странно. Очень. Для
Джисона очень странно. Ещё и время тратит. Он во всём хорош, да? Целитель
прокручивает в голове ситуацию уже более равнодушно, чувствуя только
остаточное осуждение и.. нет, опять странно. Карие глаза с недоверием смотрят
на старшего. Почему они рядом, а он, как и тогда в коридоре, не чувствует его
внутренне? Он ведь тогда тоже никуда не ушёл, лишь скрылся. Где тот
оглушающий импульс под рёбрами? Ощущение чужого дыхания и близости? В
прошлые разы это так же прослеживалось, но достаточно редко. Явно мутит чтото тёмное.
— Как ты.. это делаешь? Ты вне поля моей чувствительности, Ли Минхо, — по
взгляду уже понимает, что что-то здесь не чисто. Хмурит брови, прислушиваясь
к себе. Нет, никаких импульсов. Совершенно.
Всё думал, когда же ты заметишь.
Заметил. Отвечай.
— Практикуюсь.
— Зачем?
— Чтобы появляться в самые неожиданные моменты твоей жизни, мальвина.
Этому учить не собираюсь, оставайся в поле моего зрения.
— Эгоист, — фыркает Хан, но, вообще-то, совсем не обижается. Звучит
интересно, даже очень. Знает, что если попросит, его научат. И как додумался
до этого? Где-то вычитал? — Чтоб ты знал, я быстро догоняю. Выучить пару
новых заклинаний для меня не проблема. Не советую устраивать старые игры по
соперничеству, милый.
— Считай, я испугался, — усмехается Ли, сужая кошачьи глаза. — Целитель и
магия крови звучит, как сенсация.
— Кровавая преисподняя — вот это сенсация. Смотри, не утопись. Любишь же
всю эту дрянь трогать.. Не противно?
— Закрой свой громкоговоритель и следи за темпом, мальвина. Сбиваешься.
Слова действуют, как отрезвитель. Джисон быстро возвращается к своим
баранам, нервно закусывая нижнюю. Ладно, 1:0 в пользу манерного нахала.
Осадил ловко, блин. Разберётся с ним позже, сейчас главное вернуть настрой, а
не раскидываться искрами. Оба двигаются то шагом вперёд, то шагом назад.
Увеличивают по два шага вперёд, зеркалят по два шага назад. Сложно, но
понятно. Вокруг приятная приглушённая атмосфера тёплого света, шелест
листьев плюща, что решил выйти погулять в открытое окно и пополз по
кирпичной стене куда-то вниз по зданию (нет, он вернётся, ничего страшного,
просто очень мечтательное растение, которое любит свободу и невесомость —
попытка повеситься на люстре неудачная для этой самой люстры, а вот летать с
окна любит), мягкое скольжение голых накрашенных пальчиков по плюшевому
ковру.. приятно. Не в тему, что без музыки, но она им не нужна. Тёмный хочет,
чтобы погружение было в человека, а не музыку или такт. Без этих факторов
далеко не уедешь, конечно, но не сейчас. Успеется.
— Видишь? — Ли резко совсем незапланированно делает шаг в сторону,
добавляя новое движение вальса, и Джисон теряется, но слаженно повторяет за
ним. Не думает, когда его ведут по невидимому квадрату. От него будто ничего
не зависит. Ни танец, ни его темп. — И где не получается? Мы это не
репетировали, мальвина.
— Не знаю, — целитель удивлённо выдыхает и поднимает голову к старшему. —
Это всё ты.
Минхо соврёт, если скажет, что чужое восхищённое выражение лица не лучший
комплимент его временной преподавательской деятельности. Это необычно,
приятно и как-то.. несколько смущает? Его злючка никогда так раньше на него
не смотрела. Что ж, новых эмоций и чувств, словно открытий, с каждым днём всё
больше и больше. Это интересно. До усмешки.
— Ты сегодня щедрый на комплименты.
— Потому что твоему партнёру по танцу явно повезло, — Хан мычит, словно
совсем равнодушен. — Интересно, и кто же это?
— Может быть и увидишь.
— Может быть? Тебе достаточно сказать имя. Курс. Параметры. Она красивая?
Если это она.
— Мне льстит твоя ревность, пускай и такая бессмысленная, мальвина, —
вздёрнув бровью. — Я не люблю делиться точно так же, как и ты, запомни.
— Уходишь от ответа, — Джисон несдержанно улыбается, ладонью оставляя
слабый удар на чужом плече, и буквально светится. Опускает взгляд из-под
ресниц обратно в ноги, продолжая дарить возможность тёмному лицезреть свои
приподнятые уголки губ. У него получается, и это воодушевляет. Это заметно,
что танец стал не ношей, а чем-то интригующим. Запинается иногда, да, без
этого никуда, но уже без психов и разочарования в самом себе. Появились
уверенность и такт. Появилась надежда, что ли? Правду говорят, что когда на
тебя смотрят, ничего не выходит. Джисон клянётся, так и есть. Энергетический
фон яркий и лёгкий, такой же, как и его владелец. Ли мягко улыбается в ответ,
следя за целителем. Это и его гордость тоже. Ведёт аккуратно, подсказывает,
как и когда лучше всего кружиться вокруг своей оси. Отводит руку в сторону,
пока за ней шагают, отпуская плечо, и поднимает её над угольной макушкой.
Пристально наблюдает, как Джисон тихо и несколько осуждающе смеётся, но
послушно делает пару красивых оборотов вокруг себя, после сбивчиво попадая в
объятия тёмного, что притягивает к себе за голую талию. Пальцы скользят по
нежной коже, обхватывая тело. Гладят в хвальбе. Какая роскошь видеть
подобное в первом ряду.
— Мальвина стала принцессой?
— Только попробуй.. — цокает Хан, со всей своей привычной вредностью
сощуривая глаза. Укладывает руку на плечо старшего и поднимает лицо, когда к
нему наклоняются.
Тебе не нравится? Я думаю, подходит идеально.
Ли Минхо, я тебя убью. Не смей.
Принцесса.
Джисон покрывается смущённым румянцем и опускает глаза вниз, пряча
волнительный блеск за ресницами. Не отодвигается и даже как-то.. не злится?
Даже самую малость? Сердце резкой ударной волной напоминает о своём
существовании, пока дыхание вновь прерывается, замирает. Становится тише.
Эта истома мучает.
— Совсем не умеешь скрывать эмоции, — шёпот. — Тебя так легко разносит
рядом со мной, мальвина. Нравится, когда ласково называю, м?
— Придурок, — губы приоткрываются для сбитого выдоха, когда рука с талии до
спины ведёт к бермудам на низкой посадке и, сжимая пояс, двигает к себе
ближе. Пространства нет, их тела чувствуют друг друга отчётливо. Знакомо. Хан
уже не держится за плечо, отпускает его, проглаживая пальцами по закатанным
рукавам рубашки до внутренней стороны локтя, обтянутого заметной паутинкой
вен. Бледноватая кожа буквально кипит, это в новинку на фоне багровых полос
сосудов. Джисон царапает её, ощущая горячую ладонь Ли на себе куда ниже
пояса. Распалиться рядом с тёмным не трудно, тот делает всё, чтобы захотеть
сгореть заживо. Вместе.
— Учту, раз нравится, — голова уходит вбок, прикасаясь к дрожащим губам
напротив. По комнате разносится сладкий причмокивающий звук, когда половинки нежной едва сухой кожи между собой сталкиваются и на пробу
обхватывают друг друга. Сжимают, оставляя влажный скользкий след, и
отпускают. Хан трепетно вздрагивает ресницами. Блять. Приторно. Поднимается
на носочки, проезжаясь по графичным губам своими, и закидывает обе руки за
шею тёмного, наконец целуя. С Ли Минхо целоваться, будто есть вязкую,
воздушную вату. Так же сахарно, так же липко. Не оторваться. Дышит через раз,
когда его сгребают под бёдрами и рывком заставляют обхватить своими икрами
чужую талию. Становится на голову выше, но это не мешает ответить на
беспорядочный толчок языка в рот. У Ли лицо запрокинуто для удобства, можно
подстроиться под нужный угол.
Младший уже не знает, к чему такому прохладному его прижимают спиной
(зеркало?), но точно уверен, что под задравшимися бермудами гуляют
обжигающие ладони блядского Ли Минхо, никак иначе. Хан судорожно выдыхает
сквозь мычание в новый развязный поцелуй, когда его оглушают потоком
энергии. До дикого пульса под кожей. До немения кончиков накрашенных
пальцев рук.
— Стой.. а вальс?.. М-Минхо.
— Это часть урока, мальвина. Запоминай.
***
Усталость какая-то отличительная последнее время. Вероятно, это виновата
практика по гравитации? Много сил уходит, чтобы поднимать предметы
взглядом, а уж связывать ту с варкой зелий? Профессора — жулики, объединили
пары и теперь дают совместную работу: без помощи рук нахулиганить какоенибудь интересное снадобье. Так сами ведь просили? Он и нахулиганил. Чем их
не устроило зелье быстрого роста волос? И что, что на руках? Профессор Чон сам
виноват, что полез помогать, так бы без волосатых ладошек сейчас ходил. К
тому же, с помощью пары-тройки заклинаний опробовали метод лечения
облысения, круто? Не круто.. А может из-за вальса? К слову, тот начал
получаться куда лучше, но всё ещё отнимает энергию. Уже в тишине пустого
бального зала под тихий счёт Жабо, что одобряюще кивает головой.
— Вы делаете успехи.
Доюн и Джисон смотрят на неё странно, однако верят. Со стороны видно лучше.
Не сказать, что сработались, тем не менее оставили все ошибки прошлого
знакомства и начали заново. Теперь только партнёрство и рот на замке. Это
маленькое требование со стороны Хана, которое восприняли сразу. Интересно,
почему? Поддержка всё ещё плохая, плавности мало, запинаются. Спасает
техника и уже какое-то сращивание темпа с музыкой, ну, и наставления Ли
Минхо, о которых целитель помнит. С благодарностью. Правда, прибить того всё
равно охота — чужое резкое повышение сил и интерес к новым разрушительным
заклинаниям, что раньше были недоступны из-за запущенного центра души,
приводят к отсутствию чувствительности. Ли часто применяет побег с поля
зрения Хана, тренируя его слои и не только. Под рёбрами горит всё меньше, это,
вроде бы, и не мешает, но как-то.. Он никогда в жизни не признается, что хочет
всё назад. Смущение или гордость? Намного спокойнее всегда чувствовать
партнёра, знать, как и что он, а не быть в неведении, как раньше. Сейчас же
абсолютно всё, не как раньше. Особенно силы каждого отдельно взятого.
Джисон даже иногда побаивается собственного соулмейта, потому что тренировочное поле после него в упадническом состоянии, не то, что после
самого целителя. Совсем плохо. И совсем ненормально, кажется? Что в нём
проснулось? Зачем столько всего и сразу?
— Ты задумчивый сегодня, — Чонин не смотрит на друга. Идёт рядом по
лестнице, держа в руках ящик с материалом для будущей пары. Опыты он
любит, это не отнять, а вот тащить всё на последний этаж в лабораторию —
чухня полная. — Опять вальс?
— Нет, с ним всё нормально. Вроде.
— Опять кто-то приставал? Ты же знаешь, мы с Ликсом и профессором Хваном
всех на тряпки пустим.
— Каким боком в нашу компанию приплели профессора Хвана? — фыркает. —
Феликс ударился головой?
— Не знаю, но Хван Хёнджин любимчик у старших курсов, влияние и доверие
имеет. Чан с ним вообще на ты. — пожал плечами Чонин. — Глядишь, прижмут
младшие курсы, чтобы меньше трепали языком. Дебильные слухи сейчас в
большей степени распускают конкретно их детские фантазии.
— М-да.
— А что ты хотел? Сейчас тесно общаемся только мы все, бо́льшая часть
знакомых отпала, как ты с тёмным начал водиться. Ну, и я тоже. Кхм, — пауза. —
Пошли они все?
— Верно.
Немаловажное событие. Да. Джисон поджал губы, вспоминая о некотором
расформировании своих близких. Многие знакомые оборвали связь, игнорируя
на парах или в коридорах университета. Встают напротив на тренировочном
поле и даже позволяют себе спокойно выслушивать скользкие слухи про
бывшего друга, в курсе его слабых мест. Пока что. Скоро и сами начнут плести
интрижки, зная информации больше остальных. Хан это принял. Гордо подняв
голову принял, уходя прочь, пока на сердце тупым ржавым ножом выводят
корявое изгой. Ему больно и неприятно, сложно. Предательство вещь
неизмеримая, непростительная. Начинаешь задумываться, как бы не
отвернулись остальные? Что, если это всё-таки случится? Останется один.
Морально давно умирает, но физически это будет быстро и без сожалений, так и
поступит. Рана внутри растёт, превращаясь в уродливый шрам. К тому же
неэффективный — соулмейт настоящего бедствия, что с каждым днём
накрывает кошмаром закоулки университета. Странная бесноватая парочка, что
мило общается только друг с другом. Ли Минхо острым взглядом чернильных
глаз заставляет резко, так испуганно отвернуться любопытных студентов к
своим местам за партами, сгущает раскалённый воздух вокруг себя и хочет
просто-напросто наградить двумя дырами вместо глазниц. Сшить? А после
переводит всё своё спокойное внимание обратно на Джисона. Тот сидит сбоку,
тоже упирается спиной в спинку длинной скамьи их ряда, и о чём-то оживлённо
спорит с Чаном, отбирая у того горшок из рук, который хотят скоммуниздить,
видимо, для пробы выращивания плюща, что ещё совсем крошечный, совсем
малыш. Хватит с университета ползущих хищников, вон один уже пол кирпичной
кладки на крыше проел, ректор ругался. А Хан что? Он всего лишь разрешил побродить на свежем воздухе, пока сам вырубился за рабочим столом. Ну,
забыл. Задремал. Это не он виноват, это всё практика и недостаток сил. Не
понимает, почему так штормит последнее время.
— Никакой крови, нет. Это мои дети, не трогай, — целитель хмурится,
отодвигаясь всё дальше на скамье от Чана, всё ближе из-за разворота корпуса
спиной к Ли. Прижимает к груди горшок с ничего не понимающим плющом и
закрывает растение рукой. Оно то и дело выглядывает, принюхиваясь к
импульсам, слепое же, но уползти не может. Не доросло. Цепляется листьями за
пальцы и немо спрашивает, почему у его родителя поднялись нервы. — Их
нельзя кормить кровью, с ума сошёл? Ты варвар? — звучит возмущённо. —
Минхо.
— Чан, — низкий голос режет уши. В аудитории, где парты поднимаются вверх
по ступенькам до самого конца задней стены, становится на порядок тише,
шептания затыкаются, пока студенты гремят посудой и учебниками,
подготавливаясь к практике. Столы широкие и снабжены всем нужным, вплоть
до мини раковин и розеток с варочными панелями. Век технологий, ага, могли бы
индукционные уже поставить.
— Я просто предположил, — поднимает в капитуляции ладони Чан, отсаживаясь.
Не получилось, ладно. А очень бы хотелось себе для эксперимента маленького
живчика. — Серьёзно, успокойтесь. Мозги-то у меня на месте, просто интересно.
— Пользуйся иногда ими, тебе полезно, — Ли смотрит на Чана и видит насквозь.
Друг у него порой сумасшедший учёный, хотя с виду так и не скажешь.
Чернильные глаза опускаются вниз, когда тёмный чувствует на рукаве
накинутого бомбера (иногда носит именную вещь, но редко, не сложно понять
почему) цепкое прикосновение. Горшок поставили рядом на скамью,
любопытный плющ потянулся к теплу, закручиваясь от запястья до плеча.
— Ты ему нравишься, — слышит сбоку. Поднимает глаза. Хан мягко улыбается,
адресуя эмоцию своему соулмейту, что без стеснения теперь пялится в ответ и
впитывает ту, пока его руку обнимают хищные листья. Долгие изучающие
взгляды и разглядывания всё ещё неловкая история, но Джисон привыкает.
Постепенно. Это лучше, чем злорадные взгляды остальных, это намного
приятнее? В глазах Ли читается связь, тактильная жадность и желание
запоминать черты лица, никак не уродовать покалеченную натуру. Тот редко
видит эти трогающие холодную душу улыбки, для него это всё научное
исследование. Не было бы влияния, не интересовался бы, но оно имеется.
Странное такое, покоряющее. Младший расслабленно поправляет пряди
угольных волос за ухо и обращает внимание уже на своего ребёнка. — Эй,
хочешь получить? Не лезь.
— Я ничего ему не сделаю, мальвина, — цокает Ли, наблюдая из-под ресниц, как
тонкие крашенные пальцы распутывают его руку от растения, едва сжимая у
локтя. Эта мелочь его даже не бесит. Прилипала, да, но спокойная, совершенно
пассивная. У целителя вся флора такая, не агрессивная в сторону соулмейта,
уже имели возможность познакомиться.
— Я знаю, — мычит Джисон и наклоняется ближе, всё ещё методично спасая от
хищника. Дело не быстрое. — Но от тебя не отстанут. Не хочу, чтобы ты в
моменте взбесился, он ведь маленький, не понимает, — тело замирает, когда
свободная рука Ли появляется рядом с шеей, а после цепляет одинокую цепочку. Оттягивает ту в сторону указательным пальцем, давая знак прерваться.
Почувствовать натяжение и поднять вопросительные глаза на старшего.
Сомневается, читая ответ во взгляде. — Точно? — с недоверием. — Они очень
приставучие, я не.. — пауза. — Ты напугаешь его, когда разозлишься. А злишься
ты страшно, Минхо.
— Не собираюсь. Он тебе важен, я понял, — Джисон тушуется, но быстро
переключается, когда его за украшение плавно тянут уже к своему лицу и без
сопротивления мажут сухими губами в губы напротив. — Пахнешь сладко. Что
это?
— Бальзам, — смотря вниз, на соприкосновение нежной кожи с чужой.
— Попробую?
— Как.. хочешь.
Старшие часто заходят к целителю на пары, порой остаются там, когда есть
окошки, и помогают с практикой ещё и Чонину, что с ним сейчас в проекте.
Точнее будет сказать, что этой заике помогает добродушный любитель опытов — Чан, в котором явно вспыхнул интерес к недотроге, выпадающем из мира сего
от вида крови после крошечного пореза (своего же). Любовь к опытам у них
обоюдная, кстати. Близко общаются, уже хорошо, даже с отстранёнными
помешанными на боях Чанбином и Вон Илем сошлись в четвёрку. Вообще,
компания Ли приняла целителей достаточно тепло, никто не ожидал такого
коннекта. Это несомненно повлекло свои определённые проблемы, но кто будет
в открытую им высказывать? Им. Чонин не из робкого десятка, ему примерно так
же, как и Ли Минхо, плевать. В этом плане все сильно отличаются от Джисона,
что каждый раз обжигается, но пытливо молчит. Глушит в себе. Жизнь вообще
не справедливая штука, почему такого отношения к Феликсу и Чонину нет, как к
Джисону? А, энергия. Точно. Соулмейт, внешность, интерес к боевой магии. И
ещё пара тысяч пунктов. Что ж, компания видоизменилась, показала пример, что
боевые маги и целители умеют дружить. Даже разными курсами. Даже с
противоположными характерами. Даже имея разную родословную, цели и
умения. И кто там говорил про шайку грозных магов? Вдарить могут, да, там
каждый отличается своими превосходящими силами, но адекватные все, это
подкупает.
Чувство защиты растёт с каждым днём. Хотелось бы, чтобы это работало и с
внутренними составляющими. Так сказать, взять от их контакта и судьбы всё,
что прилагается.
Привилегия, да? Ли плевать, он пользуется профессорами и их расположением
так же, как когда-то они воспользовались случаем поверить предсказанию и
свести две абсолютно разные, но такие похожие души. Параллель проводит
каждый из соулмейтов, замечая, как вести разговоры становится всё легче и
легче. Как дарить тёплые эмоции не так и страшно? Соприкоснуться пальцами в
неожиданный момент не вызывает отторжение или чувство неуместности —
наоборот, рук никто не убирает. Ли не любит говорить, слова часто
превращаются в ненужные слухи и домыслы, он привык действовать и
показывать свою привязанность тактильно. И если Джисон сомневается, слабо
оттягивая ладонь к себе, то тёмный возвращает ту на место и сцепляет обоих
пальцами. Смотрит раздражающе пристально, смущает, заставляя карие глаза
доверчиво смотреть в ответ. Изучать на уровне соулмейтства штука интересная, это целая научная работа. Погружаешься, расставляя приоритеты, прикипая.
Холодный лицемер уже и не такой холодный. Уже и не такой высокомерный.
Глубокий, спокойный, вдумчивый — Минхо отстранённый для тех, кто не
заслуживает, пока Хан не такой уж и бесстрашный, стервозный и наглый. Скорее
в постоянной защитной скорлупе, не позволяет смотреть на себя свысока,
прыгая куда выше, предпочитает быть вдали, нежели на расстоянии грязных
вседозволяющих рук. Многое не знаешь о другом человеке, пока не начнёшь
слушать. И оба слушают. Слышат.
Ли хочет знать от и до. Впитывать причины и последствия, позволяя
выговариваться, что Хан делает неумело, предпочитая закрыть тему и нервно
прикусить нижнюю. Тёмный знает больше, чем нужно, давя на верные рычаги
аккуратно, так искусно проникая в самые потёмки. Оседает внутри его
связанного, залечивая шрамы, которые, вроде бы, и лечить бессмысленно?
Однако, получается же? Влияние на жизнь друг друга стало весомое. Когда
хочет, Ли пропускает пары, занимаясь дистанционно, имеет разрешение на
наложение защитных заклинаний (про Джисона краем уха узнали, но без
подробностей), доступ к архиву и сакральному залу для своей ворожбы, когда
места в блоке маловато. Приходит на пары своего соулмейта, помогает сдавать
практики, чему-то учит его из магии крови, удовлетворяясь результатами.
Совсем немного боевой, ибо там своих успехов хватает. Раз вокруг опасность, Ли
будет не просто защищать, он будет вбирать энергию, знания, силу и бить
первым так, чтобы запомнили. Чтобы даже не смотрели. А смотрят и правда
часто, в этом хладнокровный Ли Минхо и сам убедился, становясь в разы жёстче.
Казалось бы, куда ещё? Есть куда. Поверьте. Пока его мальвина молча страдает,
он чувствует и действует, доказывая всем, что привилегия значит привилегия.
Во всех смыслах. Всегда. И распространяется такая на обоих меченых.
Не зайти бы слишком далеко.
***
— Замечательно, все молодцы!
— Она это точно про всех говорит? — поднимает бровь Доюн, отпуская бомбер
Джисона. С недавнего времени на уроки вальса тот надевает его, чтобы меньше
чувствовать ненужные прикосновения. Это тоже помогает сосредоточиться.
— Разве плохо было? — задумчиво тянет целитель.
— Нет, но точно не замечательно.
Оба усмехаются. Индивидуальные уроки приходится совмещать с редкими
общими, чтобы поставить всех студентов и увидеть конечный результат, что не
может не радовать Жабо. Да и Хана, честно говоря, тоже — утёр нос всем тем,
кто в него не верил. Не выбивается из картины, всё ещё старается плавнее и
видит успехи. Конечно, это заслуга и Доюна, что тоже видит цель и выполняет
ту, вкладываясь. Бывает спорят и иногда даже кричат, но это всё мелочи.
Интересно, у Минхо там как? Наверное, все в полном восторге, как и его партнёр
по танцу. Узнать бы ещё, кто это. Нет, не ревнует, просто хочет немножко
пустить на материал для практики. Ладно, он адекватный (блять, нет).
Со стороны слышится радостный возглас Феликса, что попрощался со своим
партнёром, и уже вприпрыжку бежал к другу.
Доюн, будь добр, — Хан отступает за поднявшего бровь студента, а после
слышит его громкое столкновение с Феликсом. Нет, он уставший и совсем не
хочет лишнюю тяжесть на плечах. Выходят те из зала под эмоциональный
рассказ о невозможно потрясающем профессоре, что сводил блондина на
свидание в столицу. Накупили сувениров, вкусно поели, даже роскошный дом
сняли — пришлось воспользоваться связями, как и всегда, чтобы не заметили
уважаемого Хвана Хёнджина под руку со своим студентом. Скрываются, как
могут. Да, в их университете сплошь и всюду принципы и мораль отчаянного
серого цвета. Плевать? Мир прогнил — не только ваш человеческий, но даже
этот выдуманный.
— Чонин там как? Слышал, пропадает на тренировочном поле в компании Вон
Иля.
— Они сдружились, — кивает Джисон. — Всё хорошо, он в надёжных руках Чана,
в обиду не дадут.
— Прекрасно. Нам нужно собраться втроём и устроить ночёвку, как думаешь?
Перемыть кости парочке придурков не помешало бы, ты слышал, что они про
нас говорят? Чонину тоже досталось.
— Слышал. Слышу каждый день, — натянутая улыбка срезает хорошее
настроение в моменте. — Рад, что вы спокойно к этому относитесь. Это
правильно и того не стоит.
— Так и есть, — друзья идут по коридору в следующий корпус, минуя редкие
шушукающиеся группы студентов. У них конец занятий, можно отдохнуть.
Сходить перекусить, позависать в саду и спрятаться в своём блоке. Сначала бы
свалить со старшего корпуса. — Вообще по боку, кто там и что, — фыркает. —
Пускай только тронут, я сварю из этих смельчаков суп. А готовлю я хорошо, да?
— Да, — мимолётно усмехается Хан.
— Как на счёт устроить ночёвку сегодня? У тебя нет планов?
— Я весь твой, — карие глаза цепляются за следующий поворот, а после
озадаченно смотрят вглубь нового пустого коридора. Не совсем пустого. —
Минхо? — удивлённо зовёт тёмного Джисон, как только замечает знакомый
силуэт. Точнее его спину. Льняная чёрная рубашка, чёрные брюки — всё, как и
всегда? Почему тот стоит, упираясь рукой в стену?
— Что с ним? — вопрошает рядом друг, едва трогая Хана за плечи. Тот ими в
неведении пожимает. Сейчас и узнают, что ж. Возможно, планы всё же появятся,
а потому сорян, Ликс.
— Минхо, — целитель делает шаг в сторону старшего, но тут же
останавливается и замирает, когда видит, как Ли резко сползает на колени на
пол, всё ещё не отпуская стену. Буквально рухнул, склоняя голову вниз. По
хаотично вздымающейся спине заметно, что тяжело дышит. Какого чёрта?
Джисон срывается с места настолько быстро, насколько может, подлетает и
тоже падает на колени напротив, обхватывая ладонями бледное лицо, — Минхо,
что с тобой? Эй, ответь мне? Минхо? Мать твою.. — он судорожно бегает
взглядом ужаса по погружённым во тьму глазным яблокам. Те совсем не похожи на обычные человеческие — покрылись чернотой, радужки нет, как и
разграничения зрачка. В моменте накрывает страхом. Эта обманка выглядит подьявольски красиво, так завораживающе, но лишь в виде подмены физической
оболочки, маски. На деле же, когда у вас не битва с нечистью и не какой-либо
кровавый ритуал, это неуместно. Совершенно. Так быть не должно. Старший под
влиянием чего-то потустороннего и, видимо, это серьёзно, раз не отвечает, всё
больше пропадая. — Минхо!
— Я позову Ким Сынмина, — выдыхает в шоке Феликс, унося свои ноги к
винтовой лестнице. Джисон не слышит друга, он всё ещё в ужасе. Разглядывает
точёные черты лица и аккуратно поглаживает большими пальцами скулы
тёмного, что совсем не здесь. Не с ним. Сердце бешено стучит, пока в голове
полный взрыв. Он успевает подхватить Ли, когда его рука сползает дальше по
стене, а тело валится вперёд. Тяжело, но терпимо. Немыслимо от осознания.
— Что с тобой? Ответь мне. Минхо, ответь, — переходит на нервный шёпот Хан,
обнимая под лопатками повисшего на нём без сознания Ли. Горячий, будто под
температурой, и не подаёт признаков малейшей вменяемости. — Минхо. Почему
я не почувствовал? Почему, блять, ты не дал мне это почувствовать? Ты просто..
Х-ха.. Ответь мне. Отвечай! — он хочет прижаться подбородком к бледной шее,
но останавливается, когда видит на той бордовые нити вен. Глаза в шоке бегут
ниже. — Нет, не говори мне, что это давно. Минхо, — целитель трепетно хлопает
ресницами и, как может, одёргивает рукав льняной рубашки. — Нет. Нет-нет..
Минхо.
По запястьям тянутся взбухшие потемневшие сосуды, что отчётливо пульсируют
под, казалось, прозрачной кожей. Собственное тело накрывает не то, что дрожь,
а безумная паника. Почему? Почему он не почувствовал? Почему ему не дали это
сделать? Это настолько серьёзно, что даже Ли подкосило?
— Всё будет хорошо.. Всё хорошо, — сквозь одышку повторяет Джисон,
расширяя стеклянные глаза. — Минхо, ты же сильный. Сынмин тебе поможет.
Всё будет хорошо, только.. очнись, ладно? Минхо, — раскалённое тело
обнимают, крепко прижимая к себе. Младший носом утыкается в шею Ли и
смаргивает непрошенную влагу с глаз, вдыхает большими порциями
свойственный только старшему запах. Не время лить слёзы, он не будет. Не
будет. Это просто какое-то заклинание тёмных, которое скоро спадёт. Всё так.
Хан будет рядом и залечит всё, что потребуется. Это, в первую очередь, его
обязанность, как соулмейта. Потом уже целителя. Только потом. Пытается
собраться, совсем не чувствуя чужого дыхания, и проговаривает про себя
заученные строки. Пальцами гладит по спине, поддерживая, как может, и
судорожно проскальзывает обменом энергии в центр души. Резко прерывается,
ощущая болезненный удар по собственному сердцу, и едва не валится со
старшим на пол.
Обмен энергией, кажется, здесь уже не поможет. От неё идёт красноречивый
отказ, который импульсом ножевого ранения проходится по телу Джисона. Тот
скулит, не выдерживая ожогов, и только крепче обнимает Ли. Страшно. Теперь
ему страшно. Связь с соулмейтом потеряна? На неё не повлияешь? Или можно
попробовать ещё раз? Тяжёлое дыхание душит. Кислорода мало, в лёгких будто
просверлили дыру. Хана трясёт, пока он с зажмуренными глазами направляет
всё, что имеет, но как целитель. Боль не сходит, попробует обмен позже. Не
понимает, помогает или нет, но упорно теряет энергии столько, будто кормит не
обычного боевого мага, а выкидывает силы в чёрную дыру. В пустоту. Отдачи нет.
— Нет, отойди от него. Живо, — вдруг звучит строгий голос рядом. — Тебе
нельзя, Джисон. Феликс! — отрывают жёстко, разлучая в моменте двух
соулмейтов. Хан в сопротивлении кричит и сквозь мутное апатичное состояние
следит, как рядом присаживается Ким Сынмин и начинает быструю проверку
студента без сознания, укладывая того осторожно на пол. По коридору
проходится знакомый сквозняк, отделяя троих от общего пространства. — Ли
Минхо, если ты выживешь, я тебя убью, — зло бросает лекарь. — Феликс, открою
телепортирующее окно, помоги занести Хана.
— Пусти! Сынмин, что происходит?? Что с ним? Ответь!
— Понял, — слышится нервное где-то за спиной Джисона, которого крепко смяли
в руках, лишь бы перестал дёргаться и рваться к тёмному. — Хан-и.. я рядом,
пожалуйста, успокойся.
— Ликс, если ты мне друг, — мотает головой тот, — пусти.. Отпусти! Сейчас же!
— Держи его, иначе натворит глупостей.
— Сынмин, он..
— Держи, я сказал!
Истерика побуждает взорваться, используя силу покровителя, забрать себе
обратно своего соулмейта, но рядом его близкие люди, он не хочет их ранить. Не
сейчас. Не сейчас. Не когда у тебя их осталось так мало.
***
В медкабинете противно пахнет спиртом. Тусклый свет всех горящих ламп,
белые стены и закрытая в отдельную палату дверь в дальнем углу помещения.
Ту явили сразу, как нашёлся больной — удобства в медицине от магии тоже есть
и ещё какие. Джисон сидит на скамье у выхода, связанный невидимыми нитями,
и неживым взглядом пялится в эту злосчастную дверь, не в силах подняться на
ноги. Ему запретили. Оставили одного, прогнав обеспокоенного Феликса в блок.
Ким Сынмин уже как час не выходит из палаты, утащив туда Минхо. Не
отзывался первые двадцать минут на крики и просьбы младшего, не пришёл
даже тогда, когда Джисон распалился на угрозы. А после наступила тишина. Хан
бледный. Кажется, совсем, как его соулмейт. Слёз не осталось в бесцветных
потухших глазах, всё потратил. Дрожь в теле уже не постоянная, а редкими
толчками, когда как мыслей в голове целый рой. Ничего не понимает. В мыслях
заплывшие чернотой глазницы и побагровевшие вены по всему телу. Отсутствие
дыхания Ли в то время, как пульс идёт слаженно. Высокая температура тела на
фоне осветлённой кожи. Противоречивые симптомы, вызванные чем-то, с чем
целитель никогда не сталкивался.
— Тебе нужно отдохнуть, — карие глаза наконец видят силуэт в белом халате.
— Он жив? — всё, что сейчас волнует.
— Пока да.
Вдох.. Джисон сглатывает, медленно закрывая глаза. Выдыхает..
— Дай мне убедиться, что с ним всё.. в порядке.
— Нельзя. Начнём с того, что..
— Он буквально, — сбивчивый шёпот, — за твоей спиной. В паре метрах от меня.
Почему?.. Почему я не могу увидеть его?
— Потому что нельзя. Туда сейчас вообще никому нельзя, даже мне. Давай по
порядку, ладно?
— Сынмин.. прошу..
— Ты же понимаешь, что он и сам бы не хотел, чтобы его все таким видели?
— Но я не все. Я не.. все, — выговаривая как можно тише.
— Нельзя, — Ким напряжённо играет желваками и садится на корточках перед
целителем. — Я кое-что должен рассказать. Это тяжело, но тебе придётся
принять. Мне также нужно будет, чтобы ты ответил на все мои вопросы, — Хан
трепетно вздрагивает ресницами, смотря точно на Сынмина.
— Он бледный, как смерть, но его кожа.. Он горит.
— Так и есть. У него дисбаланс, снова.
— М?.. — удаётся только вопросительно промычать, поджимая губы.
— Тревожный звоночек на Минхо у меня не первый год. Как ты знаешь, мы долго
пытались вылечить его центр души, — Ким опускает голову на скреплённые меж
собой пальцы. — Удалось это сделать только благодаря соулмейтству. Он не
сократил свою жизнь, не умер. Однако, ты знаешь, почему у него вообще
случился переизбыток скверны? — пауза. — Отказ от помощи целителей не
потому, что он у нас маг с отвратным характером, а потому что их помощь уже
недейственна. Была когда-то, когда его лечили по трое, но это время быстро
ушло. Не тогда, когда ты практикуешься с малых лет магией крови. Не тогда,
когда забиваешь на суточную норму переработки энергии, беря и колдуя
больше, чем может твой сосуд. Не тогда, когда.. — отводя нервный взгляд, — ты
любитель проводить кровавые ритуалы с призывом, Джисон. На крови всё
держится крепче. Так он тебе сказал?
— Он тёмный, это его сущность, — шепчет Хан. Не понимает абсолютно ничего.
— Не каждый тёмный выбирает путь крови, сейчас это редкость. Энергозатратно
и опасно, но.. влечёт расширение собственных границ. Главное отличие от
остальных путей, где предел всегда есть. Ли не просто первый студент по
превосходящим силам, он у нас, так скажем, здесь первый, кто их должен
поубавить, — короткая пауза заменяет собой хмурое выражение лица. Ким
облизывается. — Это обратная система, при которой энергия держится на строго
определённом уровне. Если раньше он был аккуратным и страдал только от
накопительного эффекта скверны, который ты помог устранить за раз, то в
последнее время он, как бывает, ходит по грани. Наращивает зачем-то силы,
тратит слишком много энергии. Я пытался с ним разговаривать, но он опять хочет дойти до новой точки. Точки, теперь о них. В его некоторой.. — лекарь
мычит, возвращая сосредоточенный взгляд на застывшего юношу, — силе есть
точки отсчёта. Мы это назвали именно так, коряво, но понимаемо на примере.
Чем больше доходит до пика, тем больше растёт в силе. Это как начать набирать
вес: ты стараешься есть больше и чаще, растягивая желудок. В следующий раз
ты сможешь съесть больше, чем обычно. Так и с точками — он ловит дисбаланс и
расширяет свои возможности. В чём минус и вся опасность? Эффект у него
разный, не предсказуемый, но самое главное: сможет ли выйти.
— Может и не выйти? — голос дрогнул. — Откуда?
— Его дисбаланс на фоне кровавой магии — это целенаправленное заточение
себя в центре души. Видимо, не рассчитал дни, раз был на виду. Ещё может
влиять степень увеличенной силы, что скорее всего и подкосила его. Не знаю,
что там сейчас происходит и что будет происходить, но помочь здесь может
только он сам. Тебе запрещено подходить к нему и производить обмен энергией,
иначе летальный исход путём остановки сердца. Он сильнее тебя, он тёмный
маг с жуткой родословной, а ты всего лишь целитель. Суть ясна, я надеюсь, —
Ким строго кивает. — Рассказываю, потому что ты его соулмейт и должен знать.
Мне жаль, что слышишь впервые и вообще.. слышишь это. Конфиденциальная
информация, дальше работы с лекарями никогда не выходила. И ректора,
разумеется.
— Он ничего такого мне не говорил, — Джисон опускает шокированные глаза в
свои колени, быстро и так обеспокоенно моргая.
— И правильно делал, иначе бы ты так же, как и я, старался бы уберечь его от
дальнейших расширений. Он на это сильно.. злился. Мне также сообщили, что он
втянул тебя в ритуал призыва. Это так?
— Он не втягивал.. Я сам согласился.
— Это было опасно, Джисон, — смотря на растерянного студента перед собой,
что, казалось, пребывает на ступени осознания своей нелёгкой участи. Он ведь
соулмейт, его это тоже касается. — Никогда в жизни не соглашайся на ритуалы,
связанные с собственной кровью, призывом и уж тем более адом. Ясно?
— Если это Минхо, мне не страшно, — поджимая губы.
— Только в этом случае, да. Но.. я всё равно прошу тебя больше не соглашаться,
даже если это он. В этот раз всё прошло быстро и гладко только потому, что он
так захотел. Вы связаны, это влияет на его решения, — Сынмин поднимается на
ноги и уходит к рабочему столу. — К сожалению, Ли Минхо и его безграничная
любовь к тьме на вечном замке. Думаешь, не было неудачных ритуалов? Или
специальных неудачных ритуалов? — пауза, пока собирает в стопку материалы. — Знаешь, он не высокомерный и совсем не злой, не поэтому скалится на мир.
Он просто родился с особенными силами, которые пугают остальных. Прямо, как
ты. Удивительно, да? В аду, как родной. Не при тебе будет сказано, но это
родство по папиной линии его когда-нибудь погубит.
— Прямо.. как я? — информации через край. Джисон не успевает её
обрабатывать, всё ещё не понимая, что будет с его Минхо. Так получается, он
тоже когда-то был изгоем? Или.. как это назвать? Он и сейчас в центре
внимания, но совсем иного, не как Хан. Слухи вещь противоречивая, где-то любят, где-то осуждают. Значит, когда-то смог отвоевать место под солнцем?
Значит, поэтому укрепил такое отношение в сторону учащихся. Поэтому плюёт
на правила и использует магию, перечит профессорам и указывает ректору,
который его поддерживает? Поэтому смог так правильно и.. так доходчиво
поддержать. Всегда это делает и с особым попаданием. Но почему при их
ранних отношениях не стёр Джисона в порошок, как остальных? Раз он.. мог.
Если его догадки были верными.
Целитель перестаёт дышать, задерживая воздух в лёгких. Его слегка трясёт от
крупного осознания, что перевернуло всё мнение об этом отстранённом
загадочном человеке. Поэтому не любит чужаков? Не злой, а просто
защищается, как привык. Как делал всегда.
— Пора запомнить, мы боимся того, чего не знаем, Джисон. Общество именно
такое. Злые языки в сторону Ли были и всё ещё есть, но уже очень и очень
короткие, если вообще остались. Угадай, кто в своё время постарался, пока ты
сюда не попал? Именно. Вспомни Минги, — приглушённо добавляет Ким. —
Думаешь, выжил? Не суть. Минхо смог стать стабильнее и даже уменьшил
влияние, опять-таки, скверна и спасла и нанесла вред. Сейчас же он
возвращается и это снова становится моей головной болью. Опасно. Я не знаю,
из-за чего, но разберусь, если сможет выйти.
— А если.. нет? — Хан с болью смотрит в спину белого халата Сынмина, что
вдруг остановился от сортировки бумаг.
— Его сожрёт собственное расширение.
Молчание в кабинете длится недолго.
— Что я могу сделать? — шёпот.
— Ждать. Ни на шаг не приближаться, пока оболочка вокруг него в уязвлённом
состоянии, способном нанести вред. Ждать и верить, Джисон, что твой соулмейт
знал, на что и ради чего шёл, — Ким развернулся к нему и щёлкнул пальцами,
дабы снять связывающие путы. — Теперь твоя очередь отвечать на мои вопросы.
Личные или нет, забудь о границах, сейчас важно всё.
***
Ночёвка отменилась, никто ничего не спрашивал. Конечно, к медкабинету
пришли все, кто с Ли Минхо тесно взаимодействует, но никого по понятным
причинам не пустили. Джисона забрали в младший блок, усадили в зале на
диван и дали успокоительных микстур. К горячему чаю тот не притронулся. К
еде тем более. Погряз в мыслях, не в состоянии коммуницировать с остальными.
Разговаривать, смотреть, отвечать на объятия Феликса, что очень за него
переживает. Даже наглый плющ, что почувствовал неладное и выполз из-под
двери мрачной комнаты, так напоминающей одного конкретного мага, не смог
расшевелить своего родителя. Обвил его ноги и затих, не позволяя
присутствующим приближаться. На вопрос, что же случилось, Сынмин тоже не
ответил, попросив не распространяться. Чан, как единственный, кто в курсе хоть
каких-то деталей, поведал всем, что были раньше проблемы со скверной, это
так, но не до такой степени. Виновата ли она? Все ждут ответ от Джисона, но
тот пытливо молчит.
Вы не знаете ничего.
Были бы силы, прошептал бы это. Больно. Почему ему постоянно должно быть
больно и тяжело? Почему он не знал всего этого раньше? А смог бы помочь, если
бы знал? Если бы почувствовал ухудшение состояния? Поэтому Ли выучил
лазейку и закрыл доступ к собственной чувствительности? Придурок.. боже.
Какой же он придурок. Но пожалуйста, пускай этот взбалмошный вернётся.
Пускай найдёт выход. Джисона не пустили даже посмотреть на старшего. Даже
не заходя в палату. Хотя бы убедиться, что тот не умер и Хана не успокаивают,
чтобы подготовить к печальным новостям. Всё равно не поверит, это
невозможно. Сильный и самоуверенный Ли Минхо и совершить ошибку?
Кажется, в прошлом их было предостаточно, чтобы сейчас стать идеалом.
Джисон уверен, что он знал, что делает, и с каждым днём всё сильнее хочет
взглянуть на знакомое лицо вблизи. Проходит ровно неделя, а ему всё не
разрешают, сообщая лишь, что новостей нет, лекари из столицы возобновили
старую добрую работу с нетипичным подвидом. Это подбивает. Хочется
истерить, рыдать, бить всё и вся, но.. в то же время, не хочется больше ничего.
Они разделены. Один на грани смерти и пытается спастись, пока другой
бездействует. Осознание таких чувств к тёмному, как понимание и сожаление,
спускает на дно. Кто Джисон, если не может помочь ни как целитель, ни как
соулмейт? Учёба, студенты, скорый бал.. Уже ничего не интересует. Ничто не
важно так, как возвращение его смысла жизни к жизни.
— Бал? Смешно. Ему даже партнёра не успели распределить, как он загремел ко
мне на проверку. Никуда бы он не пошёл, — кидает как-то между делом Сынмин,
заставляя сердце в очередной раз облиться кровью. Джисон не уследил. Не
заметил. Это его вина. — Он ходил ко мне уже как неделю, проверяясь, всё ли
стабильно. Хоть чему-то жизнь научила.
Целитель пропускает нудные пары, пропускает встречи с друзьями, пропускает
ненужные уроки танцев. Без Минхо вальс уже не вальс. Какой в нём смысл, если
его не учат, как правильно? Не цокают так с усмешкой? Не называют мальвиной.
Он забился в собственной комнате, думая о самом плохом, что есть и может
быть. В такой тяжёлый период он далеко, не рядом с тем, кому, возможно, всётаки нужна помощь соулмейта? Не знает. Сынмин строго запретил подходить к
медкабинету в радиусе километра, ему так тем более. А Хан и не подходит. Он
вообще не ходит. Лежит день за днём в кровати, завёрнутый в одеяло, и смотрит
в стену. Конечно, по вечерам Феликс вытаскивает его сходить в душ и хоть чтото съесть, но чаще всё ограничивается только тем, что младший сидит в ванной
под напором горячей воды и подавленно смотрит в плитку. Прорывает иногда на
слёзы, но терпит. Убирает их подальше, не разрешая себя жалеть. Он виноват.
Всё, что есть вокруг, старается напомнить об этом. О Ли. Будто специально.
Специально пахнет травами, специально висят на видном месте тканевые
вышитые золотыми нитями мешочки по углам, специально мрачнеет чёрный
интерьер, погружая Джисона в ад к его дьяволу. Специально отмечен белый
пион на ладони, за который последнее время держатся, словно за спасательный
круг. И мысли нет навещать пустой старший блок, это его только сильнее начнёт
убивать. Быстрее. Очень хочется, но не станет. Сдержится ли? Столько вопросов
и ни одного ответа. Неужели он всю жизнь будет терять близких просто потому,
что обречён быть таким, какой есть? Каким родился. Это какое-то его
проклятье? Что всё через одно место. Жалеет о многом. Что плохо думал про
Минхо. Плохо обращался, не зная всех деталей такого вычурного отстранённого
поведения. А стремился ли узнать? С самого начала. Было много времени
подумать. Очень. Новый день так похож на прошлый. Отличается только внезапным появлением
ректора на пороге блока под руку с Ким Сынмином. Новости о повторном
отстранении двух студентов — новая сплетня, но Джисону уже плевать. Его
сейчас не волнуют эти обмывания костей, не волнуют взгляды, когда тот всё же
выходит в свет, потому как сопровождающий вышестоящий разрешил самолично
навестить больного под его чутким присмотром. Сынмину можно сказать
спасибо и внести в список самых чутких заботливых людей — инициатива
принадлежит ему, даже уговаривать не пришлось. И для целителя нет лучше
слов, чем эти. Он накидывает поверх пижамы первую, что попалась под руку,
кофту на молнии и с каким-то страхом идёт вслед за Кимом по коридору. Если до
этого все мысли были забиты встречей, то сейчас, когда та должна состояться,
Джисон испугался. И хочет и не хочет видеть то, от чего точно потекут слёзы,
которые уже долго сдерживает.
А медкабинет всё такой же, никак не поменялся. Разумеется. Стерильный,
пахнет спиртом и целебными микстурами, что привычно стоят возле входа.
Навевает воспоминания.
— Никакого энергетического контакта, — напоминает ему Сынмин, открывая
перед взволнованным лицом дверь в палату. Хан слабо кивает и в мнимой
самозащите сгибает руки в локтях, сцепляя свои пальцы между собой. Никогда
такого не чувствовал. Вот это, витающее в воздухе. Чувство скорой смерти?
Хорошо освещённое помещение, в которое он входит, очень похоже на прошлое,
но оно намного меньше и занимает всю его часть габаритная одноместная
койка, в которой немо лежит он. Джисон замирает на пороге, тут же прикрывая
рот ладонью. Старается не трястись и сделать глубокий вдох, сделать шаг
вперёд под мягкий толчок руки Кима в спину. — Он тоже по тебе скучает.
Слова выстрелом проносятся сквозь сердце.
Плотно поджимая губы, юноша медленно обходит койку, обтянутую белой
чистой тканью простыни, и останавливается у изголовья. Приседает рядом,
поправляя пижамные шорты. Ли Минхо неподвижен и всё так же бледен. Лежит
в той самой одежде, в которой его Хан видел в последний раз, сложа руки по
бокам от себя на матрасе. Шелковистые волосы едва подрагивают от
естественного сквозняка, трепещут длинные ресницы. Кажется, что это шутка.
Что он здесь, с ними. Сейчас откроет глаза и скажет что-то в своей дурацкой
манере, подкалывая дока или смущая целителя. Так только кажется. Так.
Только. Кажется. Чужая неприступная красота ранит. Красота неосознанная,
где-то потерянная. Выглядит Ли достаточно свежо, Сынмин постарался наваять
заклинание, сохраняющее тело во временной петле. Выглядит совсем, как
раньше. В осознание происходящего окунают только несвойственная бледность
и эти вены, паутиной ползущие по шее до самого лица. Джисон приподнимает
свою ладонь и подносит её к щеке Ли, едва касаясь пальцами горячей кожи. Тот
самый симптом. Странный и.. причиняющий боль.
— Эй.. — нежно шепчет целитель, сглатывая первые слёзы. Распадаясь на части, — преисподняя, ты горячий, ты знал? — он несдержанно поднимает своё лицо к
потолку, дабы не дать волю мокрой слабости. Как же быстро наступает грань. —
Ты должен проснуться, чтобы ответить мне.. так, как ты всегда это делаешь.
Должен выбесить меня, — зажмуривается, поджимая губы. Сложно. Чертовски
сложно. Он пришёл, чтобы увидеть своего близкого, но смотреть никак не
получается. Это слишком больно. Слишком задевает. Чем он может помочь? Что значит просто сидеть и ждать? Нет. Позвольте ему сделать хоть что-то. Сквозь
мысли пробивается звук скрипнувшей двери со стороны выхода, а после и вовсе
слабый хлопок. Сынмин не то, чтобы впечатлительный или чувствительный, но
ни он, ни ректор не выдержали чужого состояния, этой злосчастной картины,
смаргивая влагу со строгих глаз. Джисона оставили одного, и он уверен, что не
надолго. Ему мало столько времени с Минхо, очень мало. Но это всё, что сейчас
есть, а потом неизвестно, появится ли.
— Знаешь, — шмыгая носом, Хан свободной рукой вытирает дорожки горячих
слёз с щёк и шумно выдыхает, чтобы продолжить, — я, вообще-то, скучаю по
тебе, придурок, — карие глаза вновь смотрят на бесстрастное выражение лица
Ли. Притягательное, такое родное на вид. Приносящее столько эмоций от одного
взгляда. Кажется, Джисон прямо сейчас осознаёт, почему его сердце так быстро
стучит. — Я тебя жду. Где же ты?.. — корпус тела наклоняется ближе к
бессознательному, осторожно обхватывая дрожащими ладонями. Медленно
проводя большими пальцами по скулам. — Возвращайся, милый. Ладно? Прошу
тебя, — долго сканирует графичные черты, бегая глазами туда-сюда. Нарочито
долго, восполняя пробелы в памяти. Сохраняя образ, чтобы бережно вернуться к
нему позже. Неуверенно, но всё же наклоняется к чужим губам, оставляя
ощутимое продолжительное прикосновение. Этих губ не хватает. Будет всегда
не хватать. Больше нет.
Вернись ко мне, Хо. Любым способом. Попроси помощь, если она нужна.. я всё
сделаю для тебя.
Тяжело не приходить и видеть своего родного в палате, а уходить оттуда,
оставляя кусок разбитого сердца на прощание.
***
— Хан-и, ты куда пропал? Я.. — Феликс запнулся, быстро открывая дверь в
прихожую блока, когда увидел своего друга в компании Ким Сынмина, —
потерял тебя. Всё нормально?
— Следи за ним, — единственное, что ответил лекарь, удаляясь прочь. И
Феликсу не нужно повторять вопрос, он замечает подавленное состояние
Джисона. Болезненно корчась, будто вот-вот и сам заплачет, он притягивает
поникшего друга к себе и крепко обнимает. Не чувствует объятий в ответ,
однако это нисколько не волнует. Дверь закрывается за ними, отрезая от общего
шума. Только звенящая тишина и полумрак. Горящий ночник в комнате
блондина, что ждал так долго.
— Чанбин и Вон Иль передавали тебе привет, приготовили печенье с шоколадом.
Очень вкусно, будешь? — успокаивающе утыкается носом в шею Хана, вновь не
слыша ответ. Ждёт, он терпеливо ждёт. — Сходи в душ, ты ледяной. Хочешь,
наполню тебе ванную? — пауза. Выдыхает, поджимая губы, от очередного
молчания. — Ты был у него?
— Мгм, — тихо. Джисон смотрит в темноту зала и, кажется, ничего не чувствует.
Совсем. Только тянущую удушающую ломку по человеку, что за короткий срок
стал ему каким-то смыслом. В этом всём. Вдохновил на открытость, на
абсолютную веру в себя. Болит где-то внутри, вон там. Убрать это, вытеснить
или забыть нельзя. Ты здесь и сейчас, но ничего не можешь. Стоишь на месте,
дышишь, слышишь мир вокруг, но его здесь нет. Его будто не существует.
Помнишь, что был.. но где же.. где? Режет щекотливо в груди, не проходит. Этот
груз запрещает полноценно жить, мыслить. Что за чувство? Последнее время
такое яркое, опустошающее. Когда рядом этого человека нет. Когда не
ощущаешь его. Его присутствия, значимости. Когда безумно тянет, но куда?..
Когда не видишь его. Не ловишь встречный взгляд в толпе. Больно. Как не
любил прощания, так до сих пор не любит. Уходить было трудно, но Хану
помогли и вывели. Он не сопротивлялся. Слёзы высохли, осталась только мелкая
дрожь и немота. Непонимание. Прикосновение губ и кончиков пальцев к коже.
Слушает наставления Сынмина, ничего не запоминая, и ощущает на себе
проницательный взгляд ректора, что стоит рядом. Заживо гаснет. Это значит
потерять своего соулмейта? Что будет, когда его совсем не станет?
Что он.. как он будет жить дальше?
— Сынмин, оставь нас на минутку, — просит тот. И Ким выходит за дверь
медкабинета, предоставляя целое помещение для тихого разговора. Джисон
смотрит на вышестоящего без вопроса, просто ждёт, чтобы уйти, пока его
сканируют, понимающе качая седой головой. — Он сильный парень, — на плечо
легла рука, мягко похлопывая. — Вы оба сильные, — пауза. — Послушай меня,
Джисон. Внимательно послушай. Ваша связь нерушима, это то, что определяет
двух меченых. Это природа. Предопределённая судьба, — его голос стал тише. — Верь ему. Полностью и без остатка. Если тебе протягивают руку, доверься.
Наш Минхо именно такой, каким позволяет себя видеть, а видят все, так уж
случилось, по-разному.
Хан всё ещё не совсем понимает, что имел в виду вышестоящий. Нет настроения
для метафор и великих слов мудрых. Ему бесконечно больно. Тоскливо. Он в
пассивном отчаянии. Даже объятия Феликса не помогают, они не те, он
выпутывается из них и идёт по заученному маршруту к себе в комнату. Его
ведёт. Дурно. Хочется уснуть — сон стал именно тем местом, где можно
спрятаться от всех проблем. Забыть о бьющем осознании одиночества, будучи
окружённым людьми.
Состояние отравляет.
Хана вырезает из внешнего мира. Кто-то специально ведёт ножом и отделяет.
Ему хочется закончить страдания. Закрыть неизвестность чем-то весомым. Не
понимает себя. Сложно.
— Я переживаю, — шепчет блондин, нервно обхватывая себя руками. — Мы все
переживаем и ждём того же, что и ты. Он обязательно очнётся. Обязательно. Он
тебе дорог.
— Я его люблю, — кидают приглушённо, так обречённо. Держа ладонь на ручке
двери, пока взгляд устало завис в воздухе.
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.  
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.
Больно.

— О.. м. Это здорово, Хан-и, — активно кивает Феликс, смахивая накатившиеся
слёзы с глаз. Ему трудно видеть своего друга таким, но приходится. День ото
дня. — Вы отличная пара. Очень рад, правда. Ты молодец.
— Мне от этого больно.
Закрывая за собой дверь, Джисон прислоняется к той спиной. Вокруг сплошной
мрак. Такой знакомый.. такой внутренний.. такой определяющий. Пахнет
свежестью открытого окна, никто ведь больше не закроет. Хищники не ползут
навстречу, печально забились по углам и едва шелестят листьями, ощущая
чужое настроение. Состояние. Ведут себя, словно их здесь нет. Оно и к лучшему.
Ничего не хочется. Ничего. Стягивает кофту, расстёгивая молнию, и в пижаме
забивается в самый угол кровати, накрываясь одеялом с головой. Закрывает
мокрые глаза, стараясь забыться. Сон сейчас его лучший друг. Если бы была
возможность заснуть на время, до возвращения Ли Минхо, он бы это сделал. С
радостью. С облегчением. Не хочет чувствовать всё и сразу, этот шквал
противоречий.
Его вырубает быстро, но и просыпается он сразу, как слышит чей-то хриплый
кашель под боком. Не понимает, сонно хлопая глазами, и смотрит сначала долго
в потолок, осознавая, что он в своей комнате, а после поворачивает голову в
сторону. Он явно не один, рядом лежит чей-то силуэт и сдавленно кашляет.
Трясётся, адски задыхаясь от нехватки кислорода. Джисон быстро садится на
кровати и откидывает вторую половину одеяла, в шоке смотря на лежащего
рядом с ним Ли Минхо. Какого?.. Всё ещё бледный, всё ещё в паутине бордовых
вен.. но здесь. Рядом. Очнулся. Хан срывается к нему ближе и обхватывает лицо
старшего руками.
— Эй.. эй, тише. Минхо? Ты чего? — чувствует, как по рукам течёт тёплая вода.
Бегает глазами по лицу, но ничего не видит. Не понимает. Щелчок пальцев и
свет озаряет комнату. Хан в ужасе замирает, когда различает в тёплой воде —
кровь. Чужую кровь. Расширяет зрачки, наблюдая, как Ли отчего-то давится и
кашляет этой самой кровью, что стекает по графичным губам вниз. Джисон
резко подставляет руку под рот, пытаясь перевернуть Минхо, дабы откашлялся,
но сил не хватает. Накрывает паника. — Минхо, боже, потерпи. Что с тобой?
Пожалуйста, Минхо, — судорожно обхватывает пепельную макушку и прижимает
к груди, пачкаясь в крови. — Не умирай.. нет. Нет-нет. Минхо! — истошный крик
разносится по сознанию, подкидывая тело на кровати. Хан тяжело дышит, мотая
головой по сторонам, пока упирается в матрас локтями. Всё ещё лежит, чувствуя
на теле мягкую струящуюся ткань, и не может определить из-за темноты, что
происходит. Ничего.. не происходит? Ничего.. не происходит.. В нос резко
ударяет запах травы и воска. Он испуганно садится на кровати и интуитивно
упирается спиной в её изголовье. Он один. Один.. один..
Сон.. это был.. сон..
Джисон сжимает в пальцах одеяло, привыкая к темноте. Дышит через раз,
облизываясь. Чертыхается, в моменте зажмуривая с силой глаза. Зачем же так?
Это первый его кошмар за последнее время. Не по себе. Хочет успокоиться, но
не может, почему настолько темно? Ему нужен свет.. пожалуйста.. свет. Обычно,
его окно даже ночью даёт слабое свечение, да и фокусировка быстрее, нежели
сейчас. Судорожно трёт меж косточками ткань, пока не замирает. Осознавая.
Смотрит медленно вниз, на ощупь чувствуя.. шёлк? Не видит одеяло, но точно чувствует отличительную черту нежного пошива. Неуверенно проводит ладонью
рядом с собой по простыни. Шёлк. Или его сознание с ним играет, или он
серьёзно находится в спальне под чёрным тюлем. Поэтому.. так темно? Карие
глаза осматривают вокруг себя пространство. У него глюки. Это какой-то
синдром? Сглатывает, натягивая до носа одеяло, и пугливо выглядывает,
совершенно ничего не понимая.
Ему нужно минуты две, чтобы более-менее успокоиться, вдыхая такой родной
запах ткани, и начать ясно видеть в полумраке. Не ошибся — спальня старшего.
Вот только как он здесь?.. Джисон замечает краем глаз шевеление и сразу туда
поворачивает голову. Силуэт. За тюлью стоит высокий силуэт, который начал
плавно обходить комнату. Хан не ощущает опасность даже физически, ибо это
то место, где ему точно никогда и ничего не сделают, но он жутко растерян.
Приоткрывает губы, трепетно хлопая ресницами, пока силуэт движется. Снова
кошмар? Его напугают? Доходит до края, откуда ближе всего к целителю, и
протягивает руку к тюли, просовывая ту прямо к Джисону. Карие глаза
упираются в очертания человеческой ладони. Непрерывно разглядывает, боясь
двинуться. Не до конца проснулся, чтобы думать быстро, но ему подсказывают
шевелением пальцев, чтобы тот протянул свою ладонь в ответ. Хан послушно
выпутывается из-под одеяла и аккуратно присаживается рядом, практически
свешивая ноги у края кровати. Может.. ему кажется? Как отличить явь от
очередного сна? Неуверенно тянет руку и дотрагивается до горячих пальцев, что
тут же знакомо гладят по коже. Сердце стукает первым сильным ударом. Его
обхватывают за ладонь и тянут на себя, заставляя спуститься на пол и встать.
Выходя в менее тёмное пространство босиком, Хан становится напротив
высокого силуэта и пытается понять. Это дымка, не настоящий человек,
иллюзорное поле, но у него есть разум.
Оно смотрит. Пристально, так остро. Глаз нет, но холодная сталь ощущается
сразу.
Юношу ведут к винтажному зеркалу. Тот не сопротивляется, сгорая только от
одной мысли, кто может явиться в таком обличии. Переместить именно сюда и
ласково взять за руку. В отражении Хан видит себя — бледноватое от стресса
лицо, взъерошенные угольные волосы, сонный взгляд, короткая пижама. Всё,
как всегда, вот только силуэт рядом стоит, не отражаясь, и чего-то ждёт. Ему
что-то нужно. И Джисон не понял бы, чего именно, пока ему не указали пальцем
на один из висящих на стекле остроконечных камней. Кровь. Ресницы дрогнули.
Целитель с выдохом оборачивается на силуэт и не верит. Это он. Точно он.
Смотрит прямо в размытое нечто, что должно быть лицом. Смотрит и готов
отдать всё, что требуется.
Минхо, тебе нужна моя помощь?
В теле загорается слабый огонь, знакомой волной проходясь от макушки до ног.
Энергия. Джисон сдерживает внезапные слёзы, когда под рёбрами происходит
горячий толчок. Он хватается за сердце и ошеломлённо смотрит перед собой, не
веря, что каким-то образом смог ранее не только передать послание, но и
получить на него ответ. Что к нему пришли. Что это Минхо, пускай и в таком
обличии. Это он. Он здесь. Прямо сейчас. Через столько дней разлуки.
— Я понял, — Хан обещал Киму. Он обещал не впутываться больше в ритуалы,
которые завязаны на крови, но, чёрт побери, если это вернёт его соулмейта,
пускай забирают хоть душу. Отправляют в ад или выписывают приговор. Он уже у него есть, он ничего не теряет. Резко поворачивается обратно к зеркалу,
срывая один из камней, и смотрит на свою дрожащую руку с меткой. — Тебе
ведь она нужна? — прикрывает глаза, ощущая новый плавный толчок огня под
рёбрами, и открывает вновь. Так, ладно. Ладно. Ему всего лишь нужно сделать
порез. В сравнении с тем, что он чувствует внутри, эта боль будет ничтожна. Не
думая, остроконечный камень подносят к коже и вдавливают, резко проводя
вдоль. Целитель болезненно шипит, роняя вскипевшее в моменте режущее на
пол, пока его ноги сами отчего-то не подгибаются, лишаясь сил. Он оседает так
же на полу, наблюдая, как вокруг вспыхивает чернильное пламя. Тело пронзает
агония. Раздаётся приглушённый собственный вскрик, когда за порезанную руку
хватаются, соединяя с призрачным силуэтом. Ровно в том месте, где у старшего
имеется своя метка.
Связанные.
Слышится шёпот. Словно ветер, такой низкий, едва различимый на отдельные
слова. Огонь пылает, доходя до потолка. Окутывая всё помещение. Соединяя
грани двух пространств — внешнего и потустороннего. Чужая ладонь
чувствуется отчётливее.
— Больно.. Минхо, м-мне больно.. — скулит Джисон, склоняясь ниже, а после
давится новым криком. Не знает, что происходит, но чувствует, как его
разрушают, передавливая все жизненные импульсы. Вытягивают энергию и
скручивают в жгут сердце, ударяя ровно по нему. Это не так страшно, как когдато, он знает наверняка, что помогает, однако это ужасно больно. Терпит,
зажмуривая глаза. Ему больно. Его будто иссушают. Пожирают. Убивают.

"Больно. Больно. Больно."

Хан падает без сознания, в последний вздох замечая два вспыхнувших красных
кристалла в темноте.