постфактум

From Ashes — TTM

Скрытое в тени узкого переулка, ничем не примечательное здание борделя с вывеской «Dream» едва выделяется среди других строений. В этом тихом районе почти нет ни машин, ни прохожих, поэтому, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей персоне, Чонгук предусмотрительно оставляет свой автомобиль и охрану за ближайшим углом.

Идти в логово врага без охраны, конечно, глупо, но холодный металл пистолета, спрятанного за поясом, придаёт Чонгуку немного уверенности и смелости. К тому же охрана предупреждена: если он не вернётся через пятнадцать минут, они должны будут войти в бордель и найти его. Однако Чон надеется, что все обойдется, и Донхён, даже если каким-то образом узнает о его прибытии, не решит прикончить его прямо там. Хотя вряд ли Ким вообще решится его убить. Точно не сейчас, когда нет прямого доказательства того, что именно Чонгук пытается всеми силами разрушить его бизнес.

Двое охранников, стоящих у дверей обители порока и разврата, пропускают альфу внутрь без лишних вопросов, лишь несколько секунд просканировав его внимательными взглядами. Это только подтверждает предположения Чонгука о том, что Донхён ещё не знает точно, кто именно под него копает. Скорее всего, он только догадывается.

Будь иначе, имя Чон Чонгук наверняка уже стояло бы на первом месте в чёрном списке.

Едва он переступает порог, его сразу же встречает любезный администратор-омега с миловидной внешностью и приторно-сладким, навязчивым ароматом персика. Он вежливо приветствует нового клиента, уважительно кланяется и с улыбкой предлагает электронный каталог в виде небольшого планшета. Здесь царит строгая анонимность — имён не спрашивают, и это негласное правило известно каждому посетителю. Чонгук осведомлён об этом, поэтому даже не удивляется и, не тратя времени на долгий выбор, наугад указывает пальцем на первого попавшегося в списке омегу.

Пока услужливый администратор отходит к стойке ресепшена и тихонько отдаёт кому-то распоряжения по телефону, Чонгук неторопливо осматривается.

Интерьер холла неброский: тёмно-бордовые стены, тёплый свет, а вдоль стен расставлены несколько чёрных кожаных диванчиков, предназначенных для ожидания. Однако заставлять Чонгука ждать, судя по всему, никто не собирается. Администратор практически сразу жестом приглашает его следовать за собой по узкому коридору, стены которого освещает красная неоновая лента, тянущаяся непрерывной линией под потолком, и приводит в одну из комнат для встреч.

— Хорошего вечера, господин, — с дежурной улыбкой произносит омега и как-то уж слишком заинтересованно осматривает Чонгука с ног до головы, но, не увидев ответного интереса, разочарованно выдыхает и бесшумно покидает помещение, закрыв за собой дверь.

Оставшись в абсолютном одиночестве, Чонгук с неприкрытым любопытством осматривает обстановку. Ему даже самому сложно поверить, что за свою довольно долгую жизнь он ни разу не бывал в подобных заведениях. Оказывается, здесь всё выглядит куда прозаичнее и обыденнее, чем он себе представлял. Никаких плёток, наручников и вызывающе красного света. Всё вполне пристойно: тёплый, приглушённый свет льётся из настенных светильников. В центре комнаты стоит широкая двуспальная кровать, застеленная чёрным шёлковым бельём. По обе стороны от изголовья — две небольшие тумбочки. Пол покрыт тёмным паркетом, стены оклеены светлыми обоями в пастельных тонах. Напротив кровати плотно задёрнуто окно, скрывающее происходящее внутри от посторонних глаз. У стены примостился небольшой деревянный стол. Замечает он и ещё одну дверь, которая, по всей видимости, ведёт в ванную комнату.

Ничего такого, что могло бы удивить.

Единственное, что делает Чонгук, это на всякий случай проверяет немногочисленные предметы, находящиеся в помещении, на наличие скрытых видеокамер и прослушки: пару картин, светильники, тумбочки со всех сторон и дно кровати. От такого ублюдка, как Донхён, всего можно ожидать. Но, к счастью, ничего необычного и подозрительного он не находит, что позволяет ему окончательно расслабиться.

Чонгук присаживается на край мягкой кровати как раз в тот момент, когда дверь бесшумно открывается, и в комнату входит молодой омега, на вид не старше двадцати лет. От него исходит лёгкий, ненавязчивый аромат спелого яблока. Его светлые, слегка вьющиеся волосы аккуратно уложены, а на юном, миловидном лице — совершенно неуместный, яркий макияж, делающий его старше своих лет. Омега неуверенно переминается с ноги на ногу, нервно отводя взгляд в сторону и беспокойно перебирая тонкими пальцами край белоснежной рубашки, словно испытывает неловкость и стеснение.

Совершенно не так, конечно, Чонгук представлял себе поведение шлюх в борделе. Хотя, вполне возможно, этот юный омега здесь совсем недавно и ещё не успел сбросить маску невинности и полностью раскрыться.

— Как тебя зовут? — спрашивает Чон, слегка наклонив голову, решив разрядить максимально неловкую атмосферу.

— Гону, — на грани шёпота отвечает тот, глядя в пол.

— Присядь, — негромко просит Чонгук, мягко улыбаясь и похлопав ладонью по кровати рядом с собой.

Омега едва заметно вздрагивает, словно от неожиданного прикосновения, но всё же поднимает голову, немного неуверенно подходит ближе и осторожно опускается на край кровати, всё это время стараясь смотреть куда угодно: на узор обоев, на край тумбочки, но только не на Чонгука. При этом он выглядит слишком напряжённым.

— Если ты всегда будешь так себя вести, твои клиенты будут недовольны, — едва заметно улыбается альфа, наблюдая, как щёки омеги покрываются ярким румянцем.

— Простите, — судорожно шепчет тот, бросив испуганный взгляд на альфу, — я сейчас же исправлюсь.

Гону вдруг хватается трясущимися пальцами за пуговицу на рубашке Чона и пытается расстёгнуть её, но безуспешно. С лёгкой снисходительной усмешкой Чонгук осторожно касается его запястий, чувствуя под пальцами мелкую дрожь, отводит руки в стороны и отпускает, чтобы не напугать ещё сильнее.

— Успокойся, я пришёл сюда не за этим, — мягко говорит Чон, стараясь расположить омегу к себе спокойным, полным понимания тоном.

Тот вскидывает голову и смотрит на альфу широко распахнутыми глазами, полными непонимания.

— Тогда зачем вы здесь? — голос его тихий и немного дрожащий, видимо, он всё ещё сильно волнуется.

— Я пришёл поговорить с тобой.

— О чём? — тихо спрашивает Гону, теребя край рубашки.

— Обещай отвечать мне честно.

— Постараюсь, — едва слышно произносит тот.

Большие тёмно-коричневые глаза омеги сейчас наполнены недоумением. Чонгук смотрит в них и понимает, насколько Гону невинен. Видимо, это действительно его первый день здесь.

— Скажи мне, как ты попал в этот бордель? — вкрадчиво интересуется Чон; голос звучит мягко, но в нём чувствуется настойчивость, а внимательный взгляд скользит по лицу омеги, чтобы не упустить ни одной эмоции.

Омега тут же тушуется, плечи его непроизвольно сжимаются, в глазах мелькает болезненный страх, и он спешит отвернуться, поджав чуть пухлые губы, которые начинают мелко дрожать. Чонгук прищуривается, наблюдая за чужой реакцией. Он и не думал, что ему с первого раза повезёт наткнуться именно на того омегу, которого вынудили работать здесь силой. Но, видимо, сегодня сама Вселенная на его стороне.

— Я пришёл сюда сам, — как-то уж слишком неуверенно отвечает Гону, голос его едва слышен и звучит неубедительно, словно он сам не верит в свои слова.

Чонгук осторожно касается его чуть дрожащей ладони, лежащей на коленях, и слегка сжимает. Омега едва заметно вздрагивает, напрягается, но руку не одёргивает, лишь судорожно выдыхает, продолжая смотреть в пол, будто там он ищет ответы на какие-то известные только ему вопросы.

— Ты можешь мне доверять, обещаю, тебя никто не тронет, — уверенно произносит Чонгук, большим пальцем мягко поглаживая чужую ладонь, тем самым пытаясь успокоить.

— Мне нельзя об этом говорить, — тихо шепчет Гону, словно боится произносить эти слова вслух.

— Почему? — мягко, но настойчиво спрашивает Чонгук, не отрывая взгляда от чужого профиля.

— Меня убьют, — с дрожью выдыхает он и нервно оглядывается по сторонам, словно ожидает, что вот прямо сейчас кто-то войдёт в дверь и действительно убьёт его.

Чонгуку его искренне жаль, и будь у него другой выбор, он бы не мучил этого омегу расспросами.

— Не переживай, никто не узнает, просто расскажи мне, и я уйду, — Чонгук продолжает говорить тихо и вкрадчиво, стараясь не напугать своим напором.

Он чувствует, как чужая ладонь под его пальцами то ли от страха, то ли от волнения становится ледяной. Но как бы то ни было, Чонгуку необходимо услышать из уст этого омеги, что все его подозрения по поводу бизнеса Донхёна обоснованы.

Внезапно омегу словно прорывает; он начинает говорить быстро, сбивчиво и слишком эмоционально, едва не плача. Слёзы блестят в его глазах, готовые вот-вот хлынуть потоком.

— Знаете, я ведь только что закончил школу, собирался поступать в университет. Мечтал о новой жизни, думал, наконец стану взрослым и самостоятельным, даже квартиру уже нашёл и планировал перевозить вещи. Но… меня… меня похитили, — на этих словах его голос срывается, а по помещению разносится громкий, судорожный всхлип. Чонгук не лишён сочувствия, поэтому сжимает его ладонь сильнее, стараясь поддержать этого сломленного юношу.

— Всё хорошо, Гону, успокойся, — мягким, успокаивающим тоном произносит Чонгук, — и расскажи, что было дальше.

Омега кивает, его плечи всё ещё вздрагивают от сдерживаемых рыданий. Он снова громко всхлипывает и, вытерев тыльной стороной ладони слёзы с покрасневших и опухших щёк, продолжает:

— Это случилось месяц назад. Я шёл домой от друга поздно вечером. Ничего вокруг не слышал, потому что в наушниках громко играла музыка. В одном из тёмных переулков меня кто-то внезапно схватил со спины, грубо зажав рот рукой, и сильно ударил по голове. Очнулся я уже в каком-то сыром и вонючем подвале. Мне сразу сказали, что либо я буду работать на них шлюхой, либо умру жалкой смертью. Я правда не хотел этого делать, но мне угрожали пистолетом. Поэтому я был вынужден согласиться. У меня не было ни единого шанса на спасение.

— Сегодня твой первый рабочий день? — уточняет Чон, едва контролируя обжигающую злость, вскипающую в груди после всего услышанного. Вторая рука невольно сжимается в кулак. Ему приходится приложить титанические усилия, чтобы хоть немного успокоиться. Сейчас ни в коем случае нельзя давать волю чувствам, чтобы не спугнуть хрупкую откровенность омеги.

— Да, до этого меня целых две недели обучали всяким мерзким штучкам, ну типа… — он смущённо поджимает губы, опуская взгляд к полу, но всё же с усилием продолжает, — способам удовлетворения сексуальных потребностей альфы. Оральный секс, обычный и всё такое. Они показывали и заставляли повторять… это было ужасно.

Гону ещё сильнее краснеет и, стараясь спрятать покрасневшие щёки, низко опускает голову.

— А твои родители, разве они не ищут тебя? — недоумевает Чонгук, сведя брови к переносице.

— Искали, — с тяжёлым вздохом отвечает омега. — Но когда ко мне пришла полиция пару дней назад, эти… они заставили меня сказать, что я работаю здесь по собственному желанию и искать меня не надо. Они угрожали убить моих родителей, если я скажу правду. Но я так отчаянно хочу уйти отсюда, — Гону внезапно выпрямляется и, крепко схватив Чонгука за руку обеими своими ладонями, с мольбой смотрит прямо в глаза. — Прошу вас, помогите мне. Вы ведь не просто так всё это спрашиваете. Вы хотите что-то сделать. Прошу, я так хочу вернуться к своей обычной жизни. Хочу вернуться к моим любимым родителям и друзьям. Пожалуйста…

Чонгук и рад бы сейчас пообещать Гону свою помощь, вот только суровая реальность больно бьёт по его благородным порывам. Да, этот юный омега оказался здесь не по своей воле, и если поднять шум, привлечь внимание общественности, то его наверняка освободят. Вот только другие такие же несчастные омеги, погрязшие в этом грязном бизнесе, вряд ли подтвердят его слова. Под страхом смерти они могут побояться открыть рот и рассказать правду. А из-за одного лишь Гону влиятельного Донхёна точно не упекут за решётку — тот легко откупится от правосудия, в этом Чонгук абсолютно уверен. Тогда всё станет лишь намного хуже: Донхён станет ещё более осторожным и скрытным, заметая следы своих преступлений, и в итоге нарыть на него информацию будет совсем невозможно.

— Я постараюсь тебе помочь, — произносит Чонгук, и в этих словах нет ни чистой правды, ни откровенной лжи. Лишь крошечная, едва заметная искорка надежды для этого хрупкого, сломленного омеги.

Чонгук напряжённо размышляет, пытаясь в спешке придумать хоть какой-то план, как вызволить Гону из этого кошмара без лишнего шума и огласки. Но, к сожалению, ничего путного на ум не приходит. И даже если что-то получится придумать, то явно не сегодня, и омеге в любом случае придётся ещё какое-то мучительное время притворяться и работать здесь, подчиняясь чужой грязной воле.

— Спасибо, — всхлипывает Гону, и в его глазах впервые за всё время появляется слабая тень облегчения. Он даже слегка расслабляется, наконец отпуская руку Чона, которую продолжал судорожно сжимать всё это время.

— Но пока тебе придётся вести себя так, словно ничего не произошло. Делать вид, что всё так же, как и прежде. Работать тебе тоже придётся, — с искренним сожалением в голосе произносит Чонгук.

Омега тут же сникает, роняет голову на грудь и судорожно выдыхает, беспокойно сжимая и разжимая сцеплённые в замок пальцы.

Омегу до глубины души жалко, но прямо сейчас помочь ему невозможно. Поэтому Чонгук с тяжёлым чувством поднимается с кровати и молча покидает комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Предварительно он расстёгивает пару верхних пуговиц на рубашке, небрежно взъерошивает волосы и слегка растирает щёки ладонями, стараясь придать себе вид человека, который только что занимался сексом.

— Как-то вы быстро, — с лёгким смешком замечает стоящий за стойкой уже знакомый администратор, чьи глаза лукаво поблескивают, когда Чонгук выходит обратно в небольшой холл.

— Бывает, — коротко усмехается Чонгук, стараясь не задерживаться и не вступать в дальнейший разговор, и, не дожидаясь ответа, быстро выходит на улицу.

Уже удобно расположившись на заднем сиденье автомобиля, Чонгук бросает водителю указание ехать домой, затем слегка приоткрывает окно, достаёт из пачки сигарету, прикуривает её и тут же набирает номер Юнги.

— Да, — отвечают практически мгновенно, словно Мин всё это время не отходил от телефона.

— Я был в борделе, — сухо констатирует Чонгук, выпуская первую струйку дыма из лёгких.

— Надеюсь, с тобой была охрана? — хмуро интересуется Юнги.

— Нет, — морщится Чон, прекрасно зная, какой будет реакция друга.

— Боже, Чонгук, — гневно восклицает Мин, — у тебя что, с возрастом мозг совсем усох? Как ты мог пойти в бордель к Донхёну один? А если бы он попытался там тебя убить? Ты не подумал об этом?

— Тише, не кипятись, — с лёгким смешком отвечает Чонгук и, крепко затянувшись, выпускает дым в окно. — Конечно, я думал обо всем этом. Но у Донхёна нет никаких причин меня убивать, по крайней мере на данный момент. Он ведь не в курсе, что это я пытаюсь нарыть на него информацию.

— Тебе просто повезло, ты ведь не мог быть до конца уверен, в курсе он или нет, — устало вздыхают по ту сторону трубки.

— Возможно, но всё прошло хорошо. Не разводи панику, — морщится Чонгук. Ему, конечно, приятна забота друга, но иногда в подобные моменты она даже немного раздражает.

— Хорошо, — слышится смиренное в ответ. — Ты хоть узнал что-нибудь стоящее?

— Поговорил с одним омегой. Он говорит, что его похитили и под угрозой смерти заставили работать в борделе.

Думая об этом, Чонгук чувствует, как в его груди медленно, но верно разгорается уже знакомая, обжигающая злость. Сколько ещё таких же безвинно сломленных судеб томится в этих проклятых стенах борделей Донхёна?

— Это, конечно, важная информация, но её явно недостаточно, чтобы что-то предпринять, — с тяжёлым вздохом признаёт Юнги.

— Да, я прекрасно это понимаю, — устало вздыхает в ответ Чон. — Нужно будет тщательно придумать какой-нибудь действенный план. Попытаться незаметно пообщаться с другими омегами, выяснить, как обстоят дела у них. Но если это будем делать я или ты, наша заинтересованность сразу же бросится в глаза, и Донхён моментально всё поймёт.

— Я обязательно об этом подумаю, — обещает Юнги с решимостью в голосе.

— Спасибо, — искренне благодарит Чонгук.

— Куда сейчас едешь?

— Домой, — Чонгук делает глубокую затяжку, медленно выдыхая горьковатый дым в приоткрытое окно, наблюдая, как он тут же растворяется в ночной прохладе.

— Кстати, не забудь про барбекю, — напоминает Юнги, словно боясь, что друг в своих мрачных мыслях совсем забудет об отдыхе.

— Я помню, не беспокойся. Увидимся завтра.

Чонгук первым кладёт трубку, откидывается на кожаную спинку сиденья и невидящим взглядом смотрит в боковое окно. Яркие, мелькающие огни ночного города сливаются в один раздражающий визуальный шум, и, чтобы не тревожить и без того измученную и разрываемую противоречивыми мыслями голову, Чонгук без сожаления выбрасывает недокуренный окурок в окно и устало прикрывает тяжёлые веки. Подумать действительно есть о чём, но сейчас совершенно не хочется. Поэтому до самого пентхауса он просто наслаждается тихой, расслабляющей музыкой, льющейся из динамиков автомобиля, и впервые за долгое время действительно ни о чём не думает, позволяя себе хоть ненадолго отключиться от гнетущих проблем.

***

ITTY BITTY — Mishaal Tamer

Скучно.

До ужаса скучно сидеть в этих четырёх стенах, которые за два дня превратились в подобие изысканной, но всё же клетки. И Чонгука, как назло, нет. Хотя, если так подумать, то даже его присутствие вряд ли бы что-то кардинально изменило. Тэхён ведь сам старательно избегает его после того разговора у клуба. Уже целых два дня прошло, а Ким всё никак не может простить себе ту минутную слабость, когда эмоции под действием алкоголя взяли верх и он вывалил на Чонгука всё, что накопилось на душе. Теперь даже как-то неловко пересекаться с альфой, хотя, если быть до конца честным с собой, очень хотелось бы. Кажется, Тэхён медленно, но верно сходит с ума от недостатка живого общения. Работая в борделе, он хотя бы общался с другими омегами, а сейчас может разве что безучастно поговорить со своим бледным отражением в холодном зеркале, да и то не о чём.

Выходить куда-либо из квартиры тоже нет ни малейшего желания, ни особого смысла. Куда ему идти? Снова в пропитанный алкоголем и чужими запахами клуб? Тэхён недовольно морщится лишь от одной этой мысли. Нет, в клуб в ближайшее время он точно не поедет. Последнего раза ему хватило с лихвой.

Ехать на когда-то полюбившуюся смотровую площадку в Намсане, откуда открывается завораживающий вид на ночной Сеул, тоже совершенно не хочется. Ведь Ким прекрасно понимает, что, находясь там в полном одиночестве, он неминуемо снова погрязнет в своих мрачных, самобичующих мыслях.

Тогда чем же ему занять себя, чтобы хоть ненадолго прогнать эту липкую, удушающую тоску и не погрузиться с головой в тягостное самокопание?

С тяжёлым, полным безысходности вздохом Тэхён откладывает на журнальный столик толстый том любовного романа в глянцевой обложке, который он безуспешно пытался читать, надеясь хоть как-то отвлечься от гнетущей реальности, и медленно идёт из тихой библиотеки в просторную гостиную.

Раз Чонгук всё ещё не вернулся, нужно срочно придумать хоть какое-то мало-мальски подходящее развлечение, чтобы скоротать этот бесконечный вечер. А уже потом, собрав остатки самообладания, можно будет хотя бы парой формальных, ничего не значащих фраз перекинуться с этим альфой, как бы ни было стыдно за недавние откровения. Им всё-таки ещё целых полгода предстоит вынужденно сосуществовать под одной крышей, и рано или поздно общаться всё равно придётся.

Ну а сейчас, чтобы хоть немного расслабиться и отвлечься от гнетущей тоски, ему необходимы всего две вещи: немного алкоголя и громкая музыка.

Не теряя ни секунды, Тэхён направляется на кухню. Ловким, отточенным движением достаёт из затемнённого мини-бара запотевшую бутылку красного сухого вина, умело, со знанием дела откупоривает её штопором и возвращается в просторную гостиную. Там он находит пульт от огромного телевизора, затерявшийся среди мягких диванных подушек, включает первый попавшийся музыкальный канал и увеличивает громкость на максимум, пока бас не начинает ощутимо вибрировать в груди. Какая, в конце концов, разница, что стрелки часов уже давно перевалили за одиннадцать вечера? В этой элитной квартире наверняка должна быть отличная звукоизоляция, а если нет, то даже к лучшему. Хоть появится веский повод поругаться с соседями, чтобы для разнообразия разбавить эту удушающую скуку.

Улыбаясь своим мыслям, Тэхён выключает в гостиной яркий свет, погружая её в уютный, обволакивающий полумрак. Затем он решительно отодвигает массивный кофейный столик ближе к телевизору, освобождая себе ещё больше места для движения. Громкая музыка приятно ласкает слух, проникая в каждую клеточку тела, и Ким, ни о чём не думая, плавно двигаясь в такт зажигательным ритмам, полностью отдаётся танцу, периодически отпивая терпкое вино прямо из горлышка бутылки, чувствуя, как приятное тепло разливается по венам. Трек за треком он не останавливается ни на секунду, продолжая извиваться, словно гибкая змея. Он любит танцевать — ещё один проверенный способ сбросить накопившуюся тяжесть с души и выплеснуть негативные эмоции. В такие моменты он чувствует себя по-настоящему свободным и окрылённым. Даже учащённое дыхание, обжигающее лёгкие, и влажные пряди тёмных волос, прилипшие ко лбу от пота, не способны омрачить его прекрасное настроение.

В какой-то момент Тэхён оставляет бутылку недопитого вина на полу и ловко запрыгивает на мягкий диван, поворачивается лицом к огромному панорамному окну и продолжает свой импровизированный, страстный танец, с упоением любуясь сияющими, переливающимися огнями ночного города, раскинувшегося внизу. В эту минуту ему живо представляется, как чьи-то восхищённые, невидимые взгляды скользят по его изящной фигуре, как невидимые зрители аплодируют каждому его грациозному движению, отчего он не может сдержать громкого, заливистого смеха. Он ведёт себя сейчас как ребёнок, и ему это безумно, до головокружения, нравится. Быть вот таким лёгким, беззаботным, полностью отпустить себя. И плевать, что ему уже целых двадцать пять лет. Кто посмеет ему это запретить? Правильно, никто.

***

Картина, которую видит Чонгук, войдя в свою просторную квартиру, поражает его до глубины души и, на удивление, искренне радует. Прислонившись плечом к косяку двери гостиной, он с удовольствием наблюдает за веселящимся на его собственном диване омегой, который, полностью отдавшись музыке, танцуя и заливисто смеясь, совершенно не обращает на него никакого внимания. Видимо, ещё не заметил его присутствия.

Тэхён сейчас такой беззаботный, сверкает, словно начищенный до ослепительного блеска бриллиант. Значит, вот он какой, настоящий, без своих излюбленных масок, за которыми он прячет истинного себя. Чонгук, честно говоря, хочет, чтобы Ким всегда был таким — лёгким, смеющимся, искренним. Чтобы ничто не тяготило его по-настоящему светлую душу, чтобы Донхён не душил его своими грязными лапами. Чтобы Тэхён был по-настоящему счастлив. Ему так неимоверно идёт эта искренняя, широкая улыбка, которая доходит до самых глаз, и этот яркий, живой взгляд, полный озорства.

Осознание приходит неожиданно. Чонгук понимает, что скучал все эти два дня, пока Тэхён избегал его. Тот эмоциональный разговор у клуба будто что-то изменил в их странных, непростых отношениях и открыл для него омегу с совершенно другой, ранее неизведанной стороны. Только вот если Чонгук принял для себя твёрдое решение сблизиться и помочь, то Ким, очевидно, снова выбрал привычную тактику — закрыться в себе и возвести вокруг себя новые, невидимые стены. Это невероятно огорчает альфу.

Но ничего. Тэхён похож на маленького запуганного котёнка, который никогда в своей жизни не знал настоящей ласки и доброты. А Чонгук своей заботой, терпением и поддержкой медленно, но верно завоюет его доверие. Это лишь вопрос времени, и Чонгук готов ждать столько, сколько потребуется.

***

Тэхён уже буквально задыхается, горло пересохло, на лбу проступила испарина, а сердце бьётся так быстро и неистово, что кажется, нестерпимо желает вырваться наружу, лишь бы его не заставляли так усиленно работать. В комнате невыносимо жарко, а лёгкая футболка неприятно липнет к потному телу. Пожалуй, стоит сделать небольшой перерыв и немного отдохнуть.

Ким ставит очередной клип с энергичным треком на паузу, намереваясь немедленно пойти на кухню, чтобы выпить чего-нибудь освежающего и смочить пересохшее горло. Обернувшись, он от неожиданности подпрыгивает на месте и тут же инстинктивно прикладывает ладонь к груди, где сердце сделало кульбит от испуга и забилось ещё быстрее, набатом отбивая ритм в ушах.

— Боже, ты меня до смерти напугал, — нервно смеётся Тэхён, стараясь скрыть замешательство, глядя на стоящего в дверях Чонгука.

Тот расслабленно прислонился плечом к косяку и едва заметно улыбается, наблюдая за реакцией омеги.

— Развлекаешься? — хмыкает Чон, нечитаемым, но пронзительным взглядом проходясь по омеге с ног до головы, словно сканируя каждую деталь его явно растрёпанного вида.

Тэхёна внезапно обдаёт волной жгучего стыда от осознания того, в какой именно момент его застали. Какой же позор! Вот нужно было Чонгуку возвращаться так рано, когда он был в самом разгаре своего безудержного танца? Хотя рано ли? Может, Ким просто потерял счёт времени, самозабвенно предаваясь танцам и забыв обо всём на свете? Хочется немедленно сбежать и скрыться от этого тёмного, пронзительного взгляда, который словно видит его насквозь. Однако он этого не сделает. Как-то нет никакого желания выставлять себя последним трусом, и так избегал его последние два дня.

— Я не развлекаюсь, — Тэхён растягивает губы в мягкой, почти нежной улыбке и, легко спрыгнув с дивана, подходит к Чонгуку, остановившись всего в шаге от него, неосознанно вдыхая глубже запах кедра. — Просто… знаешь. Иногда так невыносимо хочется немного расслабиться, а танцы — идеальный для этого способ, они словно освобождают душу и разум. Но тебе-то откуда знать? — Тэхён состраивает забавную, грустную гримасу, наигранно надув губы. — Ты, наверное, и понятия не имеешь, что такое танцы и развлечения.

Брови Чонгука едва заметно сходятся на переносице. Тэхён, заметив это, озорно подмигивает ему и, легко обойдя, направляется на кухню. Пить хочется неимоверно.

Достав из холодильника запотевшую бутылку холодной воды, Тэхён жадно присасывается к горлышку, выпив почти половину одним махом. Позади раздаются приглушённые шаги.

— С чего ты взял, что я не умею развлекаться? — недоумение в чужом голосе, звучащее на удивление искренне, веселит Тэхёна, поднимая и без того хорошее настроение.

Тэхён убирает бутылку обратно в холодильник, поворачивается к Чонгуку, стоящему в проходе, и, оперевшись задом на прохладную столешницу, непринуждённо складывает руки на груди. Дыхание уже полностью пришло в норму, сердце успокоилось, и теперь он чувствует себя совершенно готовым к продолжению разговора.

— Весь твой вид, Чонгук, говорит о том, какой ты скучный, — произносит насмешливо Тэхён, многозначительно, с лёгким вызовом оглядывая альфу с ног до головы и подмечая каждую деталь его строгого, но лишённого всякой изюминки образа.

— А что с ним не так? — вскинув брови, искренне удивляется Чонгук, невольно оглядывая себя, словно пытаясь найти изъян. — Обычный костюм.

Он снова смотрит на омегу, прищуривается и хмурится.

— Вот именно, что обычный, — Тэхён, с видом искушённого эксперта, медленно подходит ближе, обходит Чонгука кругом, задумчиво потирая подбородок двумя пальцами, словно оценивая произведение искусства, а потом, остановившись прямо напротив, добавляет с уверенностью: — С твоим телосложением, с этими широкими, мощными плечами и невероятно тонкой талией, — Ким взглядом проходит по нему с ног до головы, словно изучая каждую линию, и, остановившись на лице, театрально вздыхает, продолжая: — и этой внешностью, от которой у половины омег города, я уверен, наверняка перехватывает дыхание, можно одеваться куда более стильно и интересно. Вот даже при нашей первой встрече, когда на тебе была та чёрная рубашка, так выгодно подчёркивающая твой силуэт, и узкие брюки, ты выглядел куда интригующе и привлекательнее. Но дело не только в одежде, Чонгук.

Заметив неподдельный интерес, мелькнувший в чужих глазах, Тэхён дёргает уголком губ в лёгкой, торжествующей улыбке, отходит и грациозно садится за стол, а Чонгук тут же занимает место напротив, явно желая продолжить этот неожиданный разговор. Альфа соединяет пальцы в замок на столе и, подавшись вперёд, слегка прищуривается, цепким взглядом впиваясь в лицо омеги.

— В чём же ещё, Тэхён? — его голос звучит низко, с лёгкой хрипотцой, а выражение лица выглядит действительно заинтересованным.

— Как я успел заметить, ты постоянно либо дома, либо на работе. Конечно, я не знаю точно, куда ты ходишь, когда тебя нет дома, но что-то мне подсказывает, что ты всё время посвящаешь важным делам. Вот скажи мне, Чонгук, когда ты в последний раз ходил куда-нибудь или делал что-то, не связанное с работой? Когда ты в последний раз позволил себе искренне расслабиться и по-настоящему насладиться жизнью, просто так, без задних мыслей? — Тэхён изящно выгибает тонкую бровь и, уперевшись локтями в блестящую поверхность стола, укладывает подбородок на сложенные в замок руки, ожидая ответ с искрой любопытства в глазах.

Чонгук поджимает губы и задумчиво хмыкает, продолжая смотреть на омегу так пристально, словно ответ на его вопрос кроется где-то на чужом лице. Тэхён же, ничуть не стесняясь, смотрит в ответ, не отводя взгляд, и с любопытством разглядывает его. Точёные скулы, прямой, чуть закруглённый на кончике нос, немного пухлые губы с заметно выделяющейся родинкой под нижней, и глаза. Тёмные, глубокие, но какие-то не живые. Словно человек, сидящий напротив, потерял ту яркую частичку своей души, которая обычно придаёт радужке искрящийся блеск. Но оно и понятно, Чонгуку уже тридцать пять, наверняка за такую долгую жизнь он уже знатно устал от всего. Тэхёну-то всего двадцать пять, а он уже чувствует себя потрёпанным судьбой настолько, что хочется просто лечь, уснуть и больше никогда не проснуться. Но он держится, выбирается каждый раз из пропасти отчаяния и продолжает жить, только вот, кажется, без всякого смысла. Грустно на самом-то деле.

Тэхён так глубоко погрузился в свои мысли, что даже вздрагивает от неожиданности, когда Чонгук внезапно начинает говорить, нарушая тишину.

— Ты прав. Последний раз я отдыхал лет двенадцать назад, когда учился в университете.

— Вот видишь, — с нотками насмешки в голосе отвечает Тэхён, легко пожимая плечом, словно это само собой разумеющееся. И, видимо, Чонгук это замечает, потому что тут же хмурится, а по его лицу пробегает лёгкая тень недовольства.

— Хочешь сказать, что твоя жизнь куда веселее моей? — спрашивает Чонгук прямо в лоб, и этот вопрос задевает Тэхёна за живое.

— Один-один, — тут же тушуется омега, слегка розовея щеками. Он тяжело вздыхает и выпрямляется, откидываясь на спинку стула, и чувствует себя ужасно неловко.

Действительно, сидит тут, учит жизни взрослого человека, а сам-то… Единственным развлечением Тэхёна являются редкие походы в клуб в полном одиночестве, бессмысленные разговоры с омегами в борделе отца и редкие бесцельные поездки на машине по ночному городу. Ничем не лучше. Такая же смертельная скука.

— Нужно это исправить, — вдруг воодушевлённо предлагает Чонгук, словно его осени́ла гениальная идея.

Тэхён вскидывает голову и удивительно выгибает бровь.

— Как же? — спрашивает он с любопытством.

— Ну, например, сходить туда, где мы оба по каким-либо причинам никогда не бывали, — предлагает Чонгук с несвойственным ему блеском предвкушения в глазах. Омега впервые видит его неподдельные эмоции, и, честно говоря, ему это нравится.

Тэхён хмыкает, закусив нижнюю губу, задумывается на мгновение, а затем резко выпрямляется и щёлкает пальцами.

— Придумал, — широко улыбается он. — Не знаю, конечно, был ли ты в кино, но я вот никогда не ходил.

Казалось бы, поход в кино — обычная повседневная вещь, которую каждый человек делает неоднократно в жизни, но у Тэхёна как-то никогда не получалось.

— Хорошая идея, — соглашается Чонгук, зеркально отражая его улыбку. — Никогда не был в кинотеатре.

Тэхёна это немного удивляет, ведь человеку уже тридцать пять лет, а он ни разу в жизни не ходил в кино. Но ничего, никогда не поздно сделать что-то впервые и испытать новые эмоции.

— Решено, идём завтра же, — видя, как Чонгук собирается открыть рот, чтобы, по всей видимости, что-то сказать или возразить, Тэхён решительно поднимает руку, вынуждая его помолчать, и продолжает: — Никакие отмазки не принимаются. Пойдём вечером, а на работу у тебя будет целый день, чтобы уладить все свои важные дела.

— Хорошо, — смиренно кивает Чонгук, видимо, поняв, что спорить совершенно бесполезно, когда Тэхён настроен так решительно.

— Вот и отлично, — хлопает ладонями по столу Тэхён, словно ставя жирную, окончательную точку в этом разговоре, и, поднявшись, с лучезарной улыбкой добавляет: — До завтра, Чонгук! — и, озорно подмигнув напоследок, уходит наверх, оставляя альфу одного.

После столь энергичных танцев ему определённо необходимо принять освежающий душ. Пока он идёт туда, с его лица не сходит довольная улыбка, а внутри всё приятно трепещет от предвкушения. Скорее бы наступило завтра. Ему не терпится испытать новые эмоции, пусть даже от такого обычного, казалось бы, похода в кино, который для него станет чем-то особенным.

***

На кухне всё ещё витает приятный, нежный аромат магнолии, и Чонгук, сам того не замечая, искренне улыбается, с наслаждением вдыхая этот лёгкий, успокаивающий запах. Разговор, состоявшийся минутами ранее между ним и Тэхёном, явно принесёт свои плоды, изменит их отношения к лучшему. И пусть Чонгук не особо горит желанием идти в кино, но это отличный, почти идеальный повод сблизиться с омегой, и упустить его было бы просто глупо. Тэхён так искренне светился, когда говорил об этом, с таким детским предвкушением и чистой радостью, что огорчать его совсем не хочется.

Да и действительно ведь, Чонгук уже лет десять круглыми сутками думает только о работе, поглощённый ею без остатка, будто она — единственный смысл его существования. Редким развлечением для него были немного формальные, безэмоциональные походы в ресторан с Лираном, которые больше напоминали деловые встречи. Но после того как тот ушёл из его жизни, Чон и вовсе забросил свою личную жизнь, словно она перестала существовать, и посвятил всего себя бизнесу и воспитанию сына. Возможно, отвлечься хотя бы на один вечер будет полезно, тем более в такой приятной компании, как Тэхён. Отчего-то Чонгук уверен, что скучно им точно не будет. Хоть Ким и выглядит временами поникшим и грустным, но и радоваться жизни он определённо умеет — в нём чувствуется скрытая, но мощная жизнерадостность, которая так и норовит вырваться наружу. Просто поводов для этой радости у него до сих пор не было, а Чонгук готов их находить, и, возможно, одним лишь походом в кино их совместное времяпрепровождение не ограничится.

Чонгуку очень хочется увидеть, как у Тэхёна снова будут гореть глаза тем ярким, живым огнём, как в тот самый момент, когда он с таким неподдельным воодушевлением говорил о кино. Только уже на постоянной основе, чтобы этот внутренний свет никогда не угасал, наполняя его жизнь смыслом и радостью.

***

Единственная тусклая лампочка под потолком еле-еле освещает небольшое подвальное помещение с серыми бетонными стенами. В самом центре, на холодном металлическом стуле, сидит омега, тяжело, прерывисто дыша. Его руки связаны за спиной, а лицо и рубашка залиты кровью. Он держится из последних сил, готовый в любой момент отдать богу душу.

Донхён, сидящий напротив на таком же стуле, хищно ухмыляется. Он не чувствует ни капли жалости к этому омеге; тот должен был думать головой, прежде чем открывать свой грязный рот. Зато теперь Донхён окончательно убедился, что именно Чон пытается разрушить его бизнес. До этого момента он лишь подозревал, сомневался, ведь доказательств не было. Он даже не добавлял Чонгука в чёрный список борделей, надеясь, что тот сам к нему придёт и выдаст себя. В итоге так всё и получилось. Оказывается, «идеальный» Чон Чонгук вовсе не идеален и способен допускать столь глупые ошибки.

С сегодняшнего дня Чон, естественно, пополнит его чёрный список и пожалеет о том, что посмел заявиться к нему. И омега, сидящий напротив, тоже горько пожалеет.

Конечно, он понимает, что Чонгук может подослать к нему своих людей, которых Донхён не знает в лицо. Но это не проблема. Завтра же со всеми шлюхами в борделях будет проведена жёсткая беседа, а в пример будет приведён Гону. Наверняка, увидев изуродованного омегу, те сто раз подумают, прежде чем решатся открыть свой рот.