4
Я выпрямилась в карете, когда та плавно остановилась в одном из самых дорогих районов столицы. Поправила складки юбки и взглянула в окно.
Особняк Чонгука Эр Чона. Мой новый дом.
Он сиял в полуденном солнце — величественный, светлый, с мраморными стенами цвета топленого молока. Витражи высоких окон отбрасывали на мостовую радугу, словно сам дом дышал светом.
Я смотрела на это архитектурное великолепие и не могла не задаться вопросом: как Чонгук добился всего этого? Пять лет назад он был простым аристократом, чей титул держался на даре щитов не выше второго круга. Тогда мне и в голову не приходило, что однажды я окажусь у его дома — после позорного аукциона, с разрушенной репутацией и жизнью, аккуратно упакованной в несколько сундуков.
— Леди, вам необходимо пройти через защиту пешком, — в карету заглянул Хосок. — Так только в первый раз. Барьер должен распознать вашу ауру.
Мужчина, что торговался за меня на аукционе и всерьез пугал одним своим внешним видом, подал мне руку, помог выйти.
И указал на калитку.
Магический барьер скользнул по моей коже, без сопротивления, как вода.
— Дальше я пройдусь пешком, — предупредила помощника Чонгука. — Осмотрюсь.
Дорога от ворот к дому занимала шагов сто, может, чуть больше. Вдоль неё росли декоративные лавры, аккуратно подстриженные. Поодаль, между деревьями, виднелись небольшие здания — домики слуг, мастерские.
Солнце мягко пригревало. В воздухе витал запах трав и цветов. В этом месте всё казалось неторопливым, спокойным — будто время здесь шло иначе.
А ведь Сонхван не планировал для меня такую жизнь...
Будь на то его воля, он бы ни за что не допустил, чтобы его бывшая жила в подобной роскоши. Особенно — рядом с Чонгуком.
Во-первых, он его ненавидел. Во-вторых, он знал, что я когда-то — да, безумно, глупо — любила Чонгука. В-третьих... теперь его враг был влиятельнее, богаче и уважаемее. А Сонхван... он после развода вылетел из круга магической аристократии, как пробка из дешёвого вина.
Губы расползлись в улыбке. Как приятно, что судьба щелкнула моего бывшего мужа по носу раньше, чем я могла надеяться. Пусть, не моими руками — но зато наверняка!
Да, Сонхван победил. Но эта победа обернулась поражением. Как если бы в эликсир бессмертия добавили каплю яда.
Чонгук ждал на крыльце. Он стоял на ступенях, не двигаясь, расслабленный и в то же время собранный. В простой, но безукоризненно сидящей одежде: светлая льняная рубашка с расстегнутым воротом, жилет, удобные брюки. Слабый ветер трепал его светлые волосы, на пальце сверкал перстень с руной Щита.
Спокойная, летняя повседневность аристократа.
Я невольно задержала взгляд.
От прежнего Чонгука — юного, чуть резкого, вечно доказывающего что-то миру — не осталось ничего. Он стал крупнее, шире в плечах. В его чертах появилось то, что даёт только время: спокойствие, вес, сила. Юношеская смазливость сменилась мужской красотой — зрелой, уверенной, не требующей чужого признания.
Он посмотрел на меня. Не просто глянул — задержал взгляд, как будто всматривался в человека, которого знал когда-то, и не был уверен, видит ли прежнее или уже новое.
— Добро пожаловать, — сказал он, когда я подошла ближе. — Я проведу экскурсию.
Чонгук вёл меня по дому с деловой, почти отстранённой вежливостью. Он показал столовую с длинным резным столом, гостиную с камином и библиотеку с витражными окнами и высокими полками. Всё было устроено сдержанно, но со вкусом.
Затем — мои личные помещения: приёмную с широкими окнами и светлым ковром, кабинет с тяжёлым письменным столом и полками для книг.
— Как тебе твой новый дом? — спросил Чонгук так, будто ему и правда было важно моё мнение.
— У тебя хороший дизайнер, — мягко отозвалась я, окидывая взглядом обстановку. — Мне всё нравится.
Мы словно ходили по льду: осторожно, шаг за шагом, избегая резких движений. Ни он, ни я до конца не понимали, как себя вести. Слишком многое было между нами — и всё неподъемное.
Чонгук кивнул, не комментируя, и открыл очередную дверь.
— И наконец, — сказал он, — наша спальня.
Я невольно напряглась. Слово "наша" прозвучало особенно — не громче, не тише, но слишком... лично.
Комната оказалась просторной и залитой мягким, рассеянным светом. Пол был устлан ковром, окна выходили в сад, и сквозь тонкий шёлк занавесок в комнату просачивался запах лаванды.
Я замерла у порога, не делая шаг вперёд.
В груди дрогнуло. Уже этой ночью... здесь. С ним. В этой комнате. В одной спальне. Даже если мы и дальше будем держать друг друга на расстоянии — сама близость, физическая, пространственная, будто нависала надо мной.
Взгляд скользнул по огромной кровати с высоким резным изголовьем и полупрозрачным пологом, опущенным с потолка. Пространства хватило бы и на двоих — и на целую пропасть между ними. Но я знала, как это бывает: случайное прикосновение ночью, тень плеча в темноте, дыхание рядом — слишком близко, чтобы оставаться просто соседями по спальне.
Такие мелочи обманывают. Стирают границы. Особенно ночью, когда темнота всё уравнивает. И рано или поздно это всё приведёт к очевидному.
Супружеский долг. Простая, почти механическая неизбежность. Ни он, ни я пока не говорили об этом вслух — но оба понимали: рано или поздно это случится.
Я почувствовала, как вспыхнули щеки.
— Мне нужна лаборатория, — сказала я, не дожидаясь, пока Чонгук продолжит экскурсию. Голос прозвучал чуть тише, чем я рассчитывала, но хотя бы ровно. — Я видела постройки в саду. Можно ли переоборудовать одну?
Он слегка наклонил голову, и в его взгляде что-то мелькнуло. Он понял. Понял, откуда взялась моя поспешность, и о чём я на самом деле думала, когда смотрела на эту чертову кровать.
А кто бы не подумал?!
— Идём, — сказал он спустя паузу. — Покажу тебе подходящее место.
Я едва заметно выдохнула.
Он мог бы сделать это неловким. Мог бы позволить себе взгляд с подтекстом, фразу с двойным смыслом. Но не сделал. Оставил мне пространство — и я, как ни странно, была за это благодарна.
Не потому, что боялась. Просто... слишком рано.
Мы вышли через боковую дверь и пересекли внутренний двор. Чонгук шёл чуть впереди, молча, и вскоре остановился у одной из пристроек — невысокое здание с широкими окнами, подбитое светлым камнем, обвитое плющом.
— Здесь, — сказал он и открыл дверь.
Помещение оказалось гораздо просторнее, чем казалось снаружи. Высокие потолки, крепкие полки, столешницы из тёмного камня. В углу стоял стеллаж для реагентов, пустой пока — но это было легко поправить. Подведенные линии магии — тонкие, почти незаметные, но я чувствовала их вибрацию.
Всё было уже готово к работе, как будто лаборатория просто... ждала меня.
— Подойдёт? — спросил Чонгук.
Я повернулась к нему. Он стоял, чуть склонив голову, и смотрел не на лабораторию, а на меня. Его изумрудные глаза, холодные, как кристаллы, будто взвешивали каждую мою реакцию.
— Зачем ты сделал это? — выдохнула я, не в силах больше сдерживать вопрос, который жег изнутри, как кислота. — Зачем участвовал в аукционе?
Я хотела правды.
Мне нужно было понимать, с кем я имею дело — чтобы знать, как с ним разговаривать. Как себя держать. Впереди — долгие месяцы под одной крышей. И если нам предстоит сосуществовать, пусть даже формально, я должна знать его мотивы.
Хоть в общих чертах.
— Не обольщайся, Лалиса, — сказал он наконец, с лёгкой, почти ленивой насмешкой. — Это не из-за того, что я когда-то тебя любил.
Любил?
Слово резануло, как осколок стекла под кожей.
Как же. Конечно. Любил.
По-настоящему любила тогда только я. А он... он играл. Да так правдоподобно, что я поверила. Но правда была проще: брак с Манобан был его билетом наверх. Тот же расчёт, что у Сонхвана. Только Сонхван хотя бы был честен в своём меркантилизме. Не рисовал картину совместного будущего, не говорил, что я — любовь всей его жизни. Он не притворялся. И сердце он мне не разбивал.
А вот Чонгук разбил.
Но я не собиралась ворошить прошлое.
Я не собиралась оправдываться или вытаскивать на свет то, что между нами так и осталось несказанным. Я знала, зачем он был рядом тогда, зачем ему нужен был наш союз — но не дала ни малейшего повода заподозрить, что его игра раскрыта.
Просто ушла на своих условиях. Не как жертва — как хладнокровная, расчетливая аристократка, для которой чувства — ничто по сравнению с положением и выгодой. Именно такую Лалису я показала ему напоследок. Так было проще.
Лучше выглядеть равнодушной, чем раненой.
— Я намерен уничтожить Сонхвана. А ты — лишь первая ступень в этом плане. Пешка в мужской игре.
Я расхохоталась.
Сухо, зло, без капли веселья — больше в насмешку, чем от удовольствия.
— Полмиллиона, Чонгук! — Я смотрела на него, как на дурака, которого обвели вокруг пальца. — Ты заплатил ему полмиллиона. Публично. На глазах у всей столицы. Это не месть — это щедрый подарок с бантом. Сонхван до сих пор, наверное, пересчитывает золото.
Чонгук не улыбнулся. Только взгляд стал жестче, голос — ниже.
— Так бы и было, если бы на моём месте оказался кто угодно другой. Сонхван ведь пытался сорвать сделку. Был готов отказаться от денег, лишь бы не допустить, чтобы ты стала моей.
Я застыла — и в следующую секунду всё поняла.
С самого начала это была постановка. Чонгук вовсе не опоздал на аукцион — он просто наблюдал из-за кулис, пока вместо него торговался Хосок. Молчаливый, угрюмый, со шрамом на всё лицо. Один его вид был достаточно пугающим, чтобы сбить с толку кого угодно.
Сонхван, наверняка, даже порадовался, что я досталась такому. Решил, что это финальное унижение.
Пока не понял, что истинный покупатель — его злейший враг.
— Ты всё спланировал! — выдохнула я, ошеломлённая.
— Конечно, — ответил он просто. — Но не потому, что люблю тебя. А потому что так больнее ему.
Он сделал шаг ближе, поднял руку и коснулся моего подбородка.
Не мягко. Холодно.
— Ты плохо знаешь своего бывшего мужа, если думаешь, что его волнует только золото, — тихо сказал Чонгук. — Всё, о чём он сейчас может думать, — это ты. У меня. В моём доме. За моим столом. В моей постели.
Он провёл пальцем по моим губам — жест внимательный, почти интимный, но в нём не было ни тепла, ни ласки.
Только демонстрация власти.
— Все наблюдают. Все сравнивают. И никто не пропустит, как ты расцветаешь рядом со мной.
Он отступил на шаг, и я поняла: он уже не видел перед собой женщину. Он видел трофей.
Шаг в партии.
И только это имело для него значение.
— Лалиса, я подниму тебя так высоко, что его жалкое тщеславие захлебнётся в зависти. И это будет только началом моей мести.
А что потом?
Когда месть завершится, когда Сонхван будет повержен и растоптан... Что Чонгук сделает со мной?
Столкнёт с той самой высоты?
Я посмотрела на мужчину, которого когда-то любила, и вдруг ощутила странное облегчение. Хорошо, что он сказал всё прямо. Без масок. Без притворства. Без жалкой попытки выдать расчёт за чувства.
Теперь я хотя бы не буду обманываться.
Он использует меня — осознанно, хладнокровно, шаг за шагом. И, может быть, это даже к лучшему.
Потому что если уж быть пешкой — то хотя бы понимать правила игры.
— Тогда поторопись со своей местью, — сказала я спокойно, даже холодно, мысленно отсекая всё лишнее: чувства, воспоминания, сомнения. — Потому что очень скоро ты лишишься своей пешки. Я намерена выкупить себя. И подать на развод.
Чонгук словно окаменел. Его взгляд вспыхнул — не гневом, а чем-то куда глубже: растерянностью, которой он не позволил себе показать. Он не двинулся. Не сказал ни слова.
Я развернулась и пошла к выходу, не оборачиваясь. Четко зная, что должна сделать.