2
— Леди Лалиса, — негромкий голос раздался рядом.
Я обернулась. Молодой распорядитель в сюртуке цвета старого золота склонил голову. В его взгляде — редком для этих стен алчности и холода — скользнула искра сочувствия.
— До начала аукциона осталось полчаса, — напомнил он.
Я кивнула, принимая приговор.
Великая Торговая Палата — сердце Лазории. Здесь уходили с молотка редчайшие драгоценности, фамильные особняки, манускрипты эпохи Древних Королей и чартеры, стоившие больше, чем целые графства. Здесь продавали мечты. Истории. Целые династии. И сегодня здесь продавали меня.
Зал «Гранд-Этериум» ломился от зрителей. Казалось, собрались все: от жеманных дамочек из высшего света, чьи бриллианты соперничали с блеском люстр, до толстосумов-дельцов, с алчностью во взгляде, мечтавших урвать хоть что-то, связанное с именем Манобан.
Даже если это «что-то» — последняя представительница некогда великого рода.
Я стояла за бархатным занавесом, сжимая брачный контракт. Позолоченные буквы поблекли, но печать деда жгла пальцы.
Он думал, что защищает меня.
Закон о перепоручении супруги — пережиток эпохи, когда честь ценилась дороже золота. Если род женщины угасал, если не оставалось мужчин, способных о ней позаботиться, муж должен был найти нового покровителя — достойного, сохраняющего её статус и имя.
Но Сонхван, скользкий, как ртуть в тигле, воспользовавшись размытыми формулировками исказил закон до неузнаваемости. То, что должно было стать моей защитой, он превратил в публичное шоу, в грязный и позорный фарс.
«Перепоручение» стало «продажей»
«Покровительство» превратилось во «владение»
А я, леди де Манобан, стала главным лотом Аукциона.
Мой бедный дед... Наверное, он сейчас в гробу переворачивается от того, что его последнюю волю превратили в скандал, от которого бурлила вся столица, словно кипящий котел.
Газетчики были ко мне беспощадны.
Они чуяли кровь, как стервятники над полем битвы, и знали — я беззащитна. Без влиятельных покровителей, без сильной семьи за спиной, я стала для них идеальной добычей: можно рвать, терзать и топтать — без страха, без последствий, без оглядки.
«Последняя Манобан — на торги! Редкий экземпляр благородной крови ищет нового владельца!»
«Аукцион века: кто станет новым хозяином Лалисе де Манобан?»
«Закон или месть? Скандальный развод потрясает высший свет!»
На витринах булочных, в лавках алхимиков, в приёмных банках — повсюду мой снимок: уверенный профиль молодой женщины, верившей в честь и справедливость, под жирными, хищными заголовками, словно афиша ярмарочного балагана.
Вся Лазория гудела, как растревоженный улей. Аристократы, упиваясь чужим позором, наперебой спорили, смакуя детали моей трагедии: одни кричали о варварстве, прикрывая лицемерным возмущением жажду зрелища, другие – сгорали от любопытства, пытаясь разгадать тайну моего падения, третьи... третьи уже подсчитывали, сколько я могу стоить, словно оценивали породистую кобылу на ярмарке.
— Прости меня, дедушка..., — шёпот растворился в нарастающем гуле зала, будто его и не было. — Я сделала всё, что могла.
Две недели я жила в тени закона.
Тени, которая росла с каждым днём, пока не поглотила даже иллюзию надежды.
Я утопала в архивах, стучалась в кабинеты юристов, срывала голос в спорах, но в ответ слышала лишь вежливое молчание.
Последней надеждой стал Совет Старейшин. Двенадцать седобородых хранителей закона неторопливо перетасовывали пожелтевшие свитки, шевелили перьями над древними печатями, и, наконец, самый старший, не поднимая глаз, произнёс:
— Контракт скреплен кровью. Закон не на вашей стороне, дитя.
Эти слова, как яд белладонны, оборвали последнюю надежду.
Мой мир рухнул — бесшумно, безжалостно.
И вот я стояла здесь — за тяжелой бархатной ширмой, глядя сквозь узкую щель на зал, полный зевак. Свет люстр слепил, шёпот толпы душил.
Но я цеплялась за иллюзию спасения. Вдруг покупатель окажется сговорчивым? Вдруг я смогу выкупить свободу, смыть грязь с имени Манобан?
Назло толпе, жадной до чужого унижения, этим кровожадным гиенам. Газетчикам, которые смешали моё имя с грязью, шлепая один гадкий заголовок за другим. Сонхвану, что расхаживал по залу торгов, словно король бала, обменивался короткими разговорами с потенциальными покупателями.
— Леди, — негромко спросил уже знакомый распорядитель, появившись у ширмы, его лицо было непроницаемым, как маска, — вы готовы?
Я сжала кулаки, чувствуя, как кольцо с гербом Манобан болезненно врезается в кожу, напоминая о долге и чести, и мысленно поклялась себе, глядя в бездну страха.
Что бы ни случилось – я выдержу.
Вопреки всему.
— Готова, — твердо ответила я.
На мгновение мужчина замялся, словно подыскивая нужные слова, а затем тихо добавил:
— Хочу сказать... Ситуация беспрецедентная, — его голос едва дрогнул, и он отвел взгляд, будто сдерживая бурю внутри. — Мы не посмели отказаться от проведения этого аукциона лишь потому, что здесь, в стенах Великой Палаты, вам гарантировано соблюдение закона.
Он поднял на меня взгляд — твёрдый, с горькой решимостью:
— Мы проверили каждого потенциального участника торгов. До мелочей. Отсеяли всех, у кого нашёлся хоть намёк на непорядочность, неподобающие наклонности или сомнительные связи. — Он выдохнул тяжело, как человек, принявший на себя больше, чем должен был. — Будьте уверены, всё, что в наших силах, будет сделано.
Я едва заметно кивнула, спрятав руки в складках платья.
— Полагаюсь на вас, — прошептала я, и впервые за долгие две недели почувствовала не одиночество, не обречённость... а поддержку. Маленькую, как искра в тьме, но такую необходимую.
Распорядитель жестом повел меня к залу. Гонг ударил — медный, гулкий, как молот на плахе.
— Прошу всех участников занять свои места, — голос аукциониста звучал громко и чётко. — Мы начинаем.
Второй гонг. Я шагнула из тени занавесей в ослепительный свет «Гранд-Этериума», ощущая себя последним экспонатом вымершей династии.
Сотни глаз впились в меня. Холодные взгляды аристократов, жадные взоры дельцов, любопытные вздохи дам, наслаждающихся моим позором.
Но я была непоколебима.
Мое платье сапфирового оттенка спадало до пола, а серебряная нить фамильного герба на груди оставалась единственным оплотом моей гордости. Волосы собраны в безупречную прическу, и ничто не выдавало внутреннего волнения.
Я была воплощением ледяного достоинства — последняя Манобан, гордо стоящая на краю пропасти.
— Сегодня, в рамках закона о перепоручении супруги, у вас есть возможность заключить брачный союз с леди Амалией де Манобан, — произнёс аукционист, склонив голову с уважением. — Она последняя представительница рода, получившего статус магической аристократии за заслуги перед короной. Обладает магическим даром третьего круга и дипломом Академии Высших Алхимических Искусств с отличием. В собственности леди — фамильное поместье в Золотой Долине и фабрика зелий «Манобан Альба». Внимание! — Он выдержал паузу, обведя зал взглядом. — Все имущественные активы остаются в её собственности и, в случае развода, не подлежат разделу.
Я стояла, как статуя, слушая, как аукционист превращает мою жизнь в список характеристик для продажи.
— Требования к новому супругу: статус не ниже аристократии, отсутствие судимостей, финансовая состоятельность, безупречная репутация в обществе.
Я сжала губы, скрывая гримасу.
Никаких ограничений по возрасту... Сонхван пал так низко, что продал бы меня и дряхлому лорду, лишь бы насладиться моим унижением.
— По завершению аукциона, — продолжил аукционист, — под контролем магического совета будет заключён новый брачный контракт.
Третий гонг. Старт Аукциона.
— Начальная ставка — 100 тысяч золотых.
Зал ахнул.
Я скользила взглядом по участникам торгов, чувствуя, что атмосфера изменилась. Селвин де Роше, чья фабрика долгие годы пыталась переманить мастеров с "Манобан Альба", нахмурился. Рауль Верван, солидный вдовец, опустил табличку с разочарованием. Молодые аристократы переглянулись и синхронно откинулись в креслах — для них я была слишком дорогим удовольствием.
В груди разлилось горькое облегчение.
Сонхван мог бы из чистой издевки установить стартовую цену в жалкие десять золотых, но не сделал этого. Не из чести, не из уважения к Монфорам — этот прагматичный гад знал, что низкая ставка превратит торги в балаган, недостойный его триумфа.
— Первая ставка сделана! — провозгласил аукционист. — Молодой джентльмен с табличкой №5.
Я чуть не задохнулась от злости, найдя взглядом претендента на роль моего супруга.
Шестнадцатилетний юноша, которому вчера ещё не позволяли подписывать контракты без опекуна, теперь с жадностью ловил указания от своего отца — известного банкира.
Но его ставку перебил мужчина постарше, чья приличная внешность казалась лучом в этом зверинце.
Следующая ставка. И ещё одна.
Торги разгорелись, как огонь в сухой траве.
— Кто предложит 200 тысяч золотых?! — раздался голос аукциониста, и зал замер, когда мужчина с суровым лицом и вытянутым подбородком поднял свою табличку.
Его фигура казалась массивной, как скала, а шрам, располосовавший его лицо, добавлял жестокости. Костюм, хоть и дорогой на вид, был явно не по фигуре — ткань еле сходилась, как будто её нарочито натянули. В его облике было что-то чуждое, дикое, напоминающее зверя, оказавшегося среди людей.
Я почувствовала, как ледяной пот скатывается по спине.
Кто он? Как он вообще оказался здесь?
Мне обещали, что сомнительных претендентов отсеяли! Но как никто не разглядел в нем опасность? Этот мужчина был похож на охранника мафиози, словно вышел прямо из грязных подворотен, только что оторвавшись от своих темных дел.
Аукционист, заметив, как внимание устремилось к этому мужчине, сдержал восторг за деловой улыбкой.
— Кажется, у нас новый претендент. Господин с табличкой №13 ставит 200 тысяч золотых. Кто готов предложить больше?
Мой взгляд невольно метнулся к герцогу де Ланже — другу дедушки, моей последней надежде, но его дрожащая рука опустила табличку. В его глазах было только одно: «Прости, дитя».
— 250 тысяч! — раздался звонкий голос юнца с табличкой №5.
Я вздохнула с облегчением. Лучше уж этот ребенок, которого можно будет держать под контролем, чем мужчина, от которого буквально веет опасностью. Но радость длилась лишь мгновение. Как только я успела перевести дух, голос с жесткой темброванной силой прокатился по залу.
— 500 тысяч, — громогласно заявил бугай.
Зал всколыхнулся шепотом.
Аукционист замер на мгновение, затем его лицо расплылось в восхищенной улыбке.
— Полмиллиона золотых за леди де Манобан! Такую жемчужину благородных кровей достойна лишь королевская цена! Её происхождение, дар и слава Манобан — сокровище для истинного ценителя!
Кто готов предложить больше?
Тишина, как тяжелая пелена, накрыла зал. Никто не шевельнулся.
Банкир, встревоженно взглянув на сына, придержал его руку с табличкой — ставки выросли слишком быстро.
Они сдались.
— Полмиллиона — раз! — воскликнул аукционист, словно веря, что найдется тот, кто поднимет и без того космическую сумму.
Зал молчал.
— Полмиллиона — два! — его тон стал резче, почти умоляющим. — Три! — и молоток рухнул, как гильотина.
Аукционист, глядя поверх очков, чётко объявил:
— Победитель аукциона — господин под номером 13.
Воздух застыл в легких. Кровь отхлынула от лица, оставив после себя ледяное оцепенение.
Боже правый.
Мои последние слабые надежды на то, что с будущим «покровителем» можно будет договориться, рухнули в одно мгновение.
Этот человек...
Нет, это не человек — это громила с лицом, изрезанным шрамами, с руками, которые могли бы разорвать меня на части. Холодные, свинцовые глаза, в которых не было ни малейшего следа человечности.
Он меня даже слушать не станет. А если и станет... где мне взять полмиллиона золотых?! При условии, что он не запросит проценты...
Горечь заполнила рот, будто я проглотила ядовитую косточку.
— Вторая часть торгов начнётся через полчаса, — продолжил аукционист, как ни в чём не бывало. — Будут представлены...
Дальше я не слушала. Моим вниманием завладел муж, теперь уже — бывший.
Сонхван стоял в углу зала, как победитель. Гордо расправленные плечи, в глазах — огонь победы. Он был горд собой, он наслаждался этим.
— Прошу вас пройти со мной, — тихо произнёс распорядитель, возникнув рядом. — Зал для подписания контрактов находится в боковой галерее.
Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Шаг за шагом, скрывая всё, что бушевало внутри, я сошла с подиума. Шёпот толпы, как ядовитый дым, окутывал меня: «Бедняжка Лалиса», «Кто этот здоровяк?», «Это ужасно...»
Кажется, впервые за весь этот кошмар лицемеры проявили сочувствие.
Распорядитель шел чуть впереди, но не забывая оборачиваться, словно боялся, что я исчезну, сбегу или, что еще хуже, упаду в обморок.
Нет, я держалась.
Мы свернули в боковой коридор, откуда не было слышно гомона зала.
— Вас ждут, — загадочно произнёс мужчина, тянув бронзовую ручку массивной дубовой двери.
Переступая порог, я мысленно поклялась:
«Ты заплатишь за это, Сонхван Пак. Не знаю как, не знаю когда, но я сотру тебя в порошок»