Кто твой папочка ночная бабочка
феликс пытается игнорировать хёнджина и его мутный взгляд до тех пор, пока тот не начинает его им раздевать, никого и ничего не смущаясь. ли, замечая его взгляд, вытягивает руки на талии чонина, с которым покачивается в танце под знакомый трэк, который они вдвоем напевают. сам же жмется к нему, такому же изящному, в объятия, и беловолосый снисходительно гладит его, позера, по пояснице, а во второй руке держит бокал, из которого потягивает уже совершенно другой напиток.
хван если и вставал за вечер, то отойти чего-нибудь перекусить, он все ждал момента, когда феликс расслабится и поддастся чарам алкоголя, который пьет уже вот полчаса нескончаемо; то к столу отходит, то со стакана чонина пьет. чанбин предлагает ему жестом вейп с кратким «курить будешь?», он по пьяни всегда добрый и ко всем, кто нравится, пристает с какими-то предложениями.
феликс, все так же плавно покачиваясь под песню, затягивается хорошенько чем-то приторным, со вкусом манго, выпускает тут же дым и делает самую охуенную волну телом, которую любой здесь когда-либо видел. хвану хочется спросить, какого хуя он ему никогда не говорил, что умеет танцевать, потому что, как оказалось, у него в голове десять разных хореографий, и это движение он тоже уже где-то видел. пока джин не начал просто следить за собой, он много танцевал в детстве, но быстро к этому перегорел, да и это была прихоть родителей — слить куда-то сына. йеджи так ходила в художественную школу, но ей хотя бы там нравилось, а хёнджина тренер каждый вечер заебывал до мозга костей.
ребята движению феликса рукоплещут, словно он тут целое представление устроил, и он хихикает вниманию к своей скромной персоне, а затем, когда все возвращается на круги своя, аккуратно переступает ноги хвана, ибо по-другому ему не пройти, но стоит ему попытаться осторожно прошмыгнуть мимо, как чужая сильная рука тянет вбок, заставляя усесться себе на колени, а после тянет ближе, чтобы никуда не выпутался. вторая рука джина по-хозяйски ложится на ноги ликса и обхватывает ляжку, слегка сжимая.
ли забывает, как дышать, потому что вставать уже и не хочется — удобно. хёнджин горячий и в прямом смысле, тепло его тела словно обдает через ткань его костюма. феликс уже не слишком трезвый, чтобы соображать в полной мере и сказать себе «встань сейчас же!», поэтому не противится и когда джин щекотно ведет носом за ушком.
— чего не вырываешься, м?
паренек поворачивает голову, чтобы оказаться в сантиметрах от чужого лица, поправляет розовую прядку нежно, заправляя за ушко. на них никто не обращает внимания — что тут необычного, всем и так все предельно ясно, — до тех пор, пока хёнджин не тянется за поцелуем и оказывается отодвинут маленькой ладошкой, чем находит для друзей повод поугарать. хван смотрит сердито, потому что желание поцеловать чудовищное, а ликс заносчиво лыбится. ему тоже очень хочется, правда, но подразнить — святое дело.
— как же я тебя выебу за это, — чуть откидывая голову и оголяя кадык, говорит пьяненький старший, замечает мурашки по оголенным ручкам, не настолько у него перед глазами плывет. он выдерживает паузу и расплывается в ухмылке. — а ты только этого и ждешь, я смотрю.
— тебя сложно не хотеть, в этом нет ничего странного. — честно отвечает ликс, до этого помалкивавший, и ведет пальчиком по контуру выреза рубашки, специально нажимая ноготком, чтобы припомнил, как младший расцарапал ему плечи в их первый раз, вызывает специально самые приятные воспоминания. царапины, кстати, хёнджин еще долго рассматривал.
— я знаю, — хёнджин гладит по бедру, слегка забирается под футболку и нежно касается талии, думая, что еще немножко, и у него встанет, а феликсу весело соблазнять хвана, он знает, что сейчас они за угол не отойдут, потому что это будет как минимум невежливо по отношению к остальным. вот когда все разойдутся по комнатам, уже можно будет заняться чем угодно. — но то, что ты хочешь меня, для меня важнее, а что там остальные — до пизды.
— любимчик? — ли прижимается к парню, чтобы мазнуть губами по виску и над ушком прямо ахнуть, как он умеет, невинно и переворачивая мозги набекрень. это уже ни в какие рамки. старший шумно выдыхает, контролируя себя на все сто процентов до тех пор, пока ликс пальцами не лезет под рубашку, оглаживая ключицы. почти незаметно, но ощутимо. хёнджин тогда сжимает с силой его бок, так, чтобы тот от внезапной боли вздрогнул и выпрямился, и говорит:
— хватит, иначе я хуй забью на все свои принципы и на тех, кто здесь сегодня присутствует, уложу тебя на стол и заставлю выстонать всю пошлость, что в тебе таится. — он расслабленно выдыхает, когда феликс перестает приставать и сидит смирно, не побаивается, просто знает, что так и будет. — в тихом омуте черти водятся.
— ты это разве не понял по порно, которое я смотрю? — с усмешкой в голосе говорит ли, потому что помнит, как кидал ему ссылку на понравившееся видео однажды. чем он тогда руководствовался — не знает, ему в тот вечер хотелось посмотреть что-то необычное, и хёнджин его постоянно отвлекал сообщениями от этого.
— наручниками как-нибудь потом обзаведемся. — говорит хван с полуулыбкой, поглаживая место, за которое щипнул мелкого. ему внезапно стало очень хорошо от осознания, что феликс ему по-человечески отвечает и спокойно сидит в его руках, никуда не намереваясь свалить. он начинает в какой-то момент поглаживать по волосам, и все будто снова нормально, вернулось на круги своя. ничто так не расслабляет, как то, как феликс умело перебирает отросшие локоны.
пьяный вничто джисон свистит, привлекая внимание остальных, встает посреди зала, не забыв пошатнуться комично, и объявляет пришедшую только что к ним с минхо в голову (одну на двоих, видимо) идею:
— леди и джентельмены, — он оглядывает присутствующих, и феликс с хёнджином ему глупо машут, как два придурка — у них уже своя атмосфера, опять. — предлагаю вам сыграть в великую игру, которая обязательно приведет к ссоре, а-то и не одной, — «правда или действие».
— если действием будет прыгнуть в окно, я выкину туда тебя. — предупреждает йеджи, смеша чанбина, который давится бутербродом с икоркой. рука его, кстати, весь вечер на колене девушки, но только сегодня, в виде исключения.
— ну что, тогда играем? — хан улыбается многозначно, и феликс переглядывается с хёнджином.
— мне как обычно попадется карточка с охуительным вопросом или действием, — шепчет ему ли, и хван понимающе кивает в ответ — с ним будет точно так же.
минхо высыпает на стол, с которого убираются полупустые бутылки и пепельница, карточки с вопросами и действиями. карточки с правдой — красные, с действием — синие. они решают идти по кругу, начиная с минхо и заканчивая феликсом, который замыкает круг, просто сидит не в самом конце, а на хёнджине, без всякой совести причем, развалившись.
чонин первым тянет карточку с действием, и это абсолютно дебильное «поцелуйте в коленку слева сидящего от вас человека». он смотрит отчаянно на кристофера, который подает ему свое колено, как королевского лобстера в ресторанах подают, и ян склоняется к нему, выполняя действие. кристофер предпочитает вытянуть правду, и ему попадается ироничный вопрос: «вам нравится компания, в которой вы сейчас находитесь?», на что он, еще не дочитав, начинает смеяться.
— да, крис, а нравится ли? — ехидничает чанбин. — мы тебя внимательно слушаем.
— вы меня все заебали со своими детскими терками, особенно вот эти двое, — он показывает на сидящих вдвоем светловолосых химер. — а так я, конечно, безумно вас люблю.
допустим, все ему поверили.
далее ход переходит чанбину, он решает выбрать действие — вдруг повезет, и вытягивает, как назло, «попытайтесь лизнуть локоть». ну, что делать, пытается выполнить и даже почти дотягивается, но попытки так ни к чему и не приводят. йеджи тянет правду — к черту эти ваши действия.
— «за какую звезду вышла бы замуж без вопросов?» — она замолкает на минуточку, и все молчат, словно думают вместе с ней. — известнейшей рэпер всея кореи со чанбин, конечно же. — и опрокидывает на переносицу очки, что до этого покоились в волосах, вызывая тем самым веселое улюлюканье и крепкие объятия рядом сидящего парня, пищащего что-то про то, какая она замечательная и как он до конца жизни будет ее любить за этот ответ.
когда очередь доходит до хёнджина, ему становится очень не по себе, но он тянет красную карточку и получает «о чем обычно врешь другим людям?», и все уже готовятся к следующему одиночному стендапу. очков у хёнджина нет, но хватает собственной харизмы, чтобы взорвать сидящих в зале:
— о том, что я натурал.
особенно крякает с этого феликс, которому лучше всех знакомо, какой хёнджин натурал. все натуралы предлагают лишить твою задницу девственности и восхищаются мужскому телу. когда очередь доходит до него и очередная карта оказывается отброшена (чтобы не попадалась снова), парень вытаскивает правду и читает:
— «нюхаешь свою одежду перед тем, как ее надеть?». нюхаю, потому что она вечно пахнет хёнджином и его сигаретами, блять, а не мной. — внезапно даже сам для себя отвечает ли, также вызывая ряд смешков, потому что неожиданно, что он так правдиво отвечает о подобном.
следующим тянет минхо. он вытягивает действие, потому что только скучные ребята выбирают правду (на самом деле, он просто не хочет отвечать ни на что каверзное). — «целуйте человека, выбранного группой».
ежу понятно, кого группа выберет, и все как один начинают скандировать имя рядом сидящего хана, а сам брюнет смотрит с преданностью собачки на ли и ждет обещанного поцелуя. не сказано, куда, но рыжий все равно тянется поцеловать в губы, даже увлекается слегка для игры в «правду или действие».
хан, оставшийся крайне довольным, тянет карту с правдой и даже не скрывает улыбку на все лицо.
— «сожаления насчет сексуальной жизни», — джисон вмиг потухает и перестает улыбаться, закатывает глаза, кидая карту в стол. — у меня не сожаление, а жалость к себе. даже феликс уже не девственник, а мне просто не дают.
— в смысле «даже феликс»? — отзывается австралиец, пихая смеющегося под ним хвана локтем, из-за чего он давится воздухом.
— что? ты не намекаешь даже! — восклицает рядом сидящий хо почти в унисон с возмущенным феликсом, заставляя посмотреть на себя пораженно. хан почти тянет его отсюда под смех остальных, но останавливается и решает все свести в шутку, хотя с удовольствием бы его увел взаправду.
игра постепенно превращается во что-то спокойное, пьяненькие подростки бездействуют и решают оставить только карты с правдой, и если попадается остренький вопрос, на который человек не хочет отвечать, — пьют по стопке неразбавленного виски. так гораздо увлекательнее, и разузнать о друг друге можно много нового. феликс в какой-то момент пересаживается на свободное место между кристофером и чонином и теперь не мозолит глаза никому тем, что постоянно наглаживает хвана, который под его касаниями забывает о присутствии других и, когда к нему обращаются, реагирует не сразу.
немного подустав, ребята лениво сменяют вопросы один за другим перед тем, как разойтись по комнатам и продолжить общение уже по двое. они должны будут решить сами, кто с кем будет ночевать, и все уже порядком очевидно, только феликс все же изменит чонину и точно пойдет спать с хёнджином, как уже представлял это в своей голове. вопросы начали отдавать какой-то горчинкой, ответы на них — не посмеяться, особенно для хёнджина, который почти на каждый вопрос о чувствах или опыте пьет, потому что не хочет отвечать. ну не хочет он даже вспоминать, как все было до феликса, и хочет отмыться от этого дебильного звания плэйбоя, факбоя и далее по списку, его по-разному за эти годы называли, в том числе и шлюхой обыкновенной. когда-то это не волновало, даже льстило, но стоило ему по-настоящему полюбить кого-то — и стало открытой раной.
феликс на него смотрел как-то сожалеюще что ли, когда он вновь пропускал вопрос и слушал ответ кого-нибудь другого. сам он отвечал на подобные на похуй, разве что вопросы про секс решал пропустить или отвечал завуалированно. все здесь знают, с чего бы он вдруг не девственник и чьи это заслуги, а делать хёнджину, которому и так хуево, еще хуже — он не хотел и поддерживал своей неискренностью.
хван снова тянет карточку и смотрит на нее стеклянно. он уже успел протрезветь и напиться заново и сейчас был несколько не в себе. прочитав вопрос, он устало выдохнул и кинул карточку в сторону, уже было хотев запрокинуть в себя очередную стопку, но остановился.
— а впрочем. че там, говорите. а, кто был твоей первой любовью, значит, — хёнджин удостоверился, что прочитал все правильно, и вновь выпрямился. сказать надо было быстро и четко. пусть так, но он признается себе, всем и заодно тому, кто больше всего хотел это услышать. — знаете, меня мало интересовали парни. хотя да, вы знаете, каждый из вас знает, кто я есть и что из себя представляю. — он опустил взгляд, чувствуя слишком много взглядов на себе. остальные его как-то излишне внимательно слушают и даже между собой не перешептываются. — и мне порой стыдно, что у вас есть такой знакомый, но сейчас не об этом. — он снова делает небольшую паузу, взгляд поднимать не осмеливается. — я не умею выражать чувства словами, а кое-кто не понимает моих действий, видимо, я недостаточно даю понять ими, да? ну да. короче говоря, моя первая любовь — феликс. да, сидящий здесь. он так же и первый человек, поцеловав которого я что-то почувствовал, а теперь спокойной вам ночи, ребята, был рад провести время вместе.
парень поднялся и спокойно себе пошел к лестнице, уходя на второй этаж под тишину, устоявшуюся внизу. феликсу стало не по себе от собственного поведения, но он не успел было расстроиться, как чанбин впервые сказал что-то умное:
— может, тогда пойдем по комнатам? хёнджин вряд ли вернется после такого.
— феликс, — начал крис, переводя взгляд на своего приятеля, пока остальные одарили бина рядом согласных кивков. — тебе бы сходить наверное, успокоить его. думаю, он не будет против.
— он, когда пьяный, сам знаешь, немного злобный. — еле различимо ответил ли, все смотря в пол и пытаясь не поддаваться подавленности. что-то не так он ожидал этого признания, не в такой обстановке, и не думал, что будет чувствовать себя таким виноватым.
— немного злобный он для нас, а не для тебя. — добавляет чонин, рядом сидящий и поглаживающий ликса по плечу успокаивающе.
— ладно, я. тогда я пойду. спокойной ночи, наверное? — неуверенно отзывается феликс, поднимаясь и несмело пересекая зал.
— я не думаю, что ваше «спокойной ночи» даст нам спать, — говорит йеджи, все такая же кислая, что весь вечер сидит с уже давно знакомым чанбином. — вы весь вечер зажимались, а теперь просто на словах помиритесь?
— тогда не обессудьте или присоединяйтесь, чего бубнить-то? — бросает феликс в ответ, не оборачиваясь, и идет к лестнице, по которой глухо поднимается и исчезает вслед за джином.
— слышала? — в шутку говорит со, приобнимая за плечи девушку, но та лишь тяжело вздыхает на него, пусть и кладет голову на плечо.
дверь он ищет недолго — где звучит зажигалка, а затем нервно откидывается, там и хёнджин. феликс поначалу тупит у двери, думая, как бы подступиться и что сказать, но затем плюет на все свои глупые мысли о том, что его пошлют куда подальше, и заходит в комнату. как оказалось, покурить у хвана не вышло — дощелкался зажигалкой, — и теперь он просто проветривался у открытого балкона, стоя к нему спиной. заметив вошедшего, тот ничуть не удивился его появлению, лишь безразлично отвел взгляд.
— поглумиться пришел?
— важный хуй бумажный. — феликс фыркает и закрывает за собой дверь, проходя вальяжно вглубь комнаты. замечает рюкзак хёнджина у тумбочки, в котором тот по привычке везде быть опрятнее любого живого существа притащил то, что на утро понадобится. комната, а вернее атмосфера в ней, вдруг накаляется, потому что они пропустили кое-что друг в друге за все это время, и теперь пазл встал конечной картиной, а что делать было — никак не понять.
— иди сюда, хёнджин. — просит ли, но получает невербальный отказ, тот просто машет головой отрицательно.
— нет уж. — хван является для феликса темным силуэтом с четкими очертаниями, выделенными бледной луной, повисшей в безоблачном небе. благодаря ее белесому свету он может видеть его лицо и поблескивающий взгляд, оттенок волос. ли включает лампу у кровати и садится на ее край, чтобы не ощущать себя на свидании с проклятым существом.
— если пришел пожалеть меня, лучше не стоит. — отмечает хёнджин, предполагая причину, и затем собирается было спросить зажигалку, но замечает, что феликс смотрит на него как-то больно серьезно, поэтому он закрывает балкон и смотрит в ответ, ждет, что ему скажут.
— я пришел спросить, какого хуя ты сразу мне не сказал, а влюбил в себя до беспамятства под маской друга и, ничего об этом не соизволив узнать, выебал.
феликс опускает взгляд, потому что накопилось. потому что нет сил больше терпеть то, что они умудрились развести, и он прикрывает лицо ладонями, теряя последние нервы. слышит пару широких шагов в свою сторону и чувствует, как рядом с ним садятся на корточки и тянут его руки от лица, чтобы в глаза заглянуть, и тогда-то ли изнутри прорывает, и пару одиноких слезинок все же скатываются по впалым щекам.
хёнджин не знает, извиниться ли ему, потому что он действительно не спросил, а должен был. с его губ слетает тихое «извини, я слишком долго думал, что мои чувства невзаимны», и феликсу от расслышанного только сильнее плакать хочется.
— я скучаю, хён, очень сильно. — всхлипывая, говорит сероволосый. — тебя нет нигде, сколько бы я не искал. я так больше не могу, мне всего тебя совершенно мало, а ты еще и терпишь до последнего вместо того, чтобы меня на место поставить. что ты за человек такой, хван хёнджин. — позволяет дать себе слабину и уже откровенно плачет, как если бы хёнджин его не послушал и ушел, но он рядом, все слышит и ненавидит свою тупую башку, хоть и не лучшее время. он садится рядом и тянется обнять, на что ликс тут же пересаживается на его колени и стискивает в крепчайших объятиях, каких уже давно хотелось. джин же утыкается парню в плечо и почти мурчит, потому что жутко приятно, и в груди все цветет от того, как ликс сжимает на нем одежду в кулачки.
— ты бы знал, как не хватает тебя мне. если я начну рассказывать, ты не выдержишь слушать, позволишь мне выразить это привычным способом? — джин без всяких намеков гладит по пояснице одной рукой, пока второй вытирает слезки с ровного лица. на удивление, тушь у ликса не течет, а вот тени смазываются чуток, но он остается таким же охуенно привлекательным, особенно в приглушенном свете.
— позволю, — скромно как-то отвечает феликс, тут же притянутый поближе, на хвановы бедра. старший, не раздумывая, его глубоко целует, так, чтобы даже сидя ноги подкашивались, а ладони размещает под футболкой, на талии. они оба выпили достаточно, чтобы сейчас феликс путался в происходящем и позволял себе многовато, сразу мокро ведя язычком по нижней губе хёнджина, который быстро перехватывает инициативу и ловит чужой язык собственным. ли, не унимаясь, путается пальчиками в чужих волосах где-то на затылке, больно покусывает нижнюю губу, так, чтобы микро ранки оставались и саднили, пока он жмется к чужим губам, никак не в силах ими насытиться. привкус алкоголя оседает на языке, но впечатление не портит, особенно когда хван с такой же жадностью до боли его целует, чтобы губы раскраснелись и припухли от его любви.
воздуха скорее от эмоций перестает хватать, и стоит ликсу на секундочку отстраниться, как жаркие поцелуи перекидываются на шею, а правая рука крепковато, но чувственно сжимает бедро в попытке остановить, чтобы ликс не ерзал. хван пальцем оттягивает чокер, чтобы оставить багровый засос на видном месте, и еще один, и еще, но феликсу все еще катастрофически мало хёнджина, поэтому даже крепкая хватка не останавливает от того, чтобы не давать покоя своей охуенной задницей — нарывается и даже не прикрывает это случайностью, а затухающие под конец полустоны только добавляют дров в разгорающееся пламя.
— блять, ли феликс, что ты творишь? — джин отчаянно хнычет одноразово, вгрызается небольно зубками в слабое местечко на шее парня, чтобы угомонить, но феликс знает, что делает, и знает, что хвану хочется этого не меньше.
— люблю тебя, а что? — ликс улыбается так очаровательно, пусть в глазах и догорает звенящая пошлость.
— господи, чудо. — светловолосый покорно трется об острое плечо щекой, готовый ради этого мальчика на все, в том числе и на то, на что он его тут бессовестно разводит. его вдруг ударяет осознание того, что он кое-что еще пообещал ему в переписке, и он вдруг как-то странно улыбается, поднимая на мелкого взгляд. поймет, это же феликс.
— м? — феликс невинно хлопает ресничками, на дне широких зрачков парня рыская ответы. — а. — и неловко улыбается, обманчиво робко. — могу я попробовать искупить свою вину?
— у тебя на уме есть идея, как? — джин гладит парня по ногам, никак не ожидая того, что тот поднимется и опустится перед ним на колени, подтягивая поближе к краю кровати и устраиваясь между длинных ног старшего. стоит только на неверящий взгляд хёнджина феликсу потянуть ручки к брюкам и расстегнуть пуговицу, как хван понимает, что ликс не шутит и придумывает что получше — поднимается и обходит ликса, чтобы тот оказался затылком к кровати. его намерения не сразу прослеживаются феликсом, он принимается расправляться с одеждой хёнджина, сейчас такой лишней. сердце громко стучит, потому что мысли об этом весь вечер его не отпускали, были где-то в подсознании. наконец добравшись до желаемого, парень кончиком языка ведет вдоль по успевшему полюбиться члену, поднимая блядский взгляд на джина, который ему по-дьявольски улыбается, совсем не дружелюбно. это было эдакое предупреждение.
ему пиздец.
стоит феликсу вобрать в рот головку, как хёнджин словно из простой неосторожности толкается бедрами так, чтобы тот взял полностью, а затем вытаскивает член и мягко бьет головкой по нижней губе. ликс с самым сексуальным звуком давится, будто был готов к этому и репетировал, и в голову старшему лезет картина его привычки вбирать пальцы в рот. фантазия сама додумывает, что его маленький извращенец делает с собой наедине и о чем еще не поведал, но об этом они поговорят потом.
— трахнешь меня в рот? — смазывая ниточку слюны с подбородка, спрашивает младший. — ты и вправду живешь в моей голове и точно знаешь, о чем я мечтаю, хён.
хван выдыхает «маленькая шлюшка», на что ликс лишь тянется обратно, в одобрении направляемый чужой ладонью. ли феликс с членом во рту — это лучшее, что можно увидеть, особенно когда в ответ на неспешные толчки он лишь гладит по ногам, а сам послушно сосет, не выученными в порно приемчиками, а как чувствует старшему будет приятнее, и не ошибается. выкрутасы не нужны, когда кто-то умудряется так работать ртом. парень втягивает щечки, поддаваясь на каждое движение хенджиновых бедер, хоть и нелегко полноценно вдыхать и не ощущать это чертово натяжение в глотке, когда еще чуть-чуть и рвотный рефлекс сработает, зато оставляет приятную раздраженность после, и ликс чувствует себя последним мазохистом.
хван не отказывает себе в удовольствии понаблюдать за ликсом отсутствующим взглядом, и стоит им встретиться глазами, а ликсу невинно сдвинуть бровки просто потому что он — хёнджин — слишком красивый, и старший выдыхает на грани стона, все же увеличивая темп и тут же опуская взгляд на младшего и замечая, что он сминает ткань штанов, словно не знает, куда руки деть.
— хочешь себя коснуться? — хрипит хёнджин, и феликс весь покрывается мурашками, потому что нереально хочет, но следующая фраза все рушит. — даже не думай, детка.
стоит парню сладко промычать, прося, как хван, с определенной силой давя на чужой затылок, нерезко толкается еще пару раз в откровенно текущего (он готов поспорить, что это так) ликса, а точнее в его горячий ротик, и он отстраняется, позволяя феликсу сглотнуть вязкую слюну и вдохнуть поглубже, прежде чем он покончит с его главным наказанием. стоит ликсу выдохнуть, как он вновь принимается «за работу», только уже самостоятельно, без чужой руки. хёнджин же расстегивает рубашку и позволяет наконец увидеть пресс, который так нагло скрывала от чужих любознательных глаз. феликс сосет уж очень старательно, так, что у хёнджина грозятся подкоситься ноги — обводит язычком головку, уделяя чувствительному местечку особое внимание, помогает себе ручонкой и вбирает до конца, как только чувствует по чужому напряжению в теле, что старший скоро кончит.
ликс специально плавно отстраняется под сдавленный, но таки сорвавшийся с чужих уст несдержанный стон, и позволяет увидеть картину на миллион: как блондин слизывает капельку полупрозрачной субстанции, чтобы все до последней, и показательно сглатывает. у хёнджина нет сил смотреть больше на эту красоту и не трогать руками. он грубовато поднимает феликса на ватные ноги и тут же толкает на кровать, попутно скидывая с себя брюки и туда же куда-то рубашку, из привычки вечно все разбрасывать. он смотрит на ликса, который в нетерпении стягивает футболку и расслабляет ремень на штанах, а затем нетерпеливо стягивает с него оставшуюся одежду и голодным взглядом смотрит на любимое тело, так, словно сто лет не видел.
— я надеюсь, ты не оставил дома. — феликс наблюдает, как хёнджин тянется к вещам и недолго в них роется, чтобы найти то, что он и имел в виду. — как я мог в тебе усомниться. всегда при тебе или ты знал, что я тебе сегодня дам?
— я знал, что мы сегодня помиримся, потому что на это и рассчитывал. повернись для меня на животик, солнце. — фраза только увеличивает возбуждение в разы, и ликс послушно переворачивается, выгибаясь в пояснице, сразу поближе к лицу тянет подушку. — и чувствовал, что твое тело по мне изголодалось. — он самодовольно лыбится, это феликс чувствует за версту, даже не видя его лица.
— я весь по тебе изголодался. — честно мурчит ли и, как только чувствует влажные пальцы у входа, утыкается в подушку, потому что тело вынуждает прогнуться сильнее и отдать себя на растерзание сиюсекундно. хван дразняще ведет по дырочке, а сам склоняется, чтобы укусить за ягодицу и легко по ней же шлепнуть. добавляет один палец, а затем, через некоторое время, — второй, млея от того, как ликс прерывисто дышит, пытаясь не выдавать лишних эмоций. по второму этажу слышны голоса, но довольно далеко от них, как никак, дом и вправду громадный, и расстояние от комнаты до комнаты тоже внушительное, но чтобы пройти вдоль по коридору, нужно пройти дверь, за которой они сейчас занимаются чем-то непристойным.
— ты так вздрагиваешь от шагов, — тихо говорит хёнджин, в отличие от прошлого раза намеренно ища простату, чтобы раздразнить ликса. — я бы не осмелился к нам в комнату зайти на их месте, но помни — дверь ты не запер, и я не буду. — парень ухмыльнулся, что феликс опять же ощутил нутром.
— я все равно в какой-то момент не выдержу просто вздыхать, — отзывается ли, максимально расслабленный и заведенный чужими пальцами в себе, и поддается слегка бедрами назад, тем самым давая знать, что все нормально, и дает зеленый свет на то, чтобы хёнджин добавил еще один палец, и феликс как-то замученно прорычал. не на это он надеялся, вообще-то.
— да блять.
хёнджин же только смеется на его слова, потому что не может все бросить на полпути и в душе слишком хочет, чтобы его попросили, если не умоляли взять. он сменяет два пальца на три, три — на два, создает контраст и все делает в умеренном темпе, которого не хватает для того, чтобы кончить от стимуляции, да и ручкой ликс двигает слишком лениво на собственном члене, предпочитает растаять под хваном. он даже не собирается его умолять, пока тот не начинает делать все ебически медленно и «пожалуйста» слетает с губ само.
— «пожалуйста» что, детка? — хёнджин нависает над частично лежащим на боку ликсом, чуть склоняется и целует его в висок.
— ты сказал, что выебешь, ну так сделай это, — подчиняясь, мямлит младший.
— лучше проси. — деловая колбаса, блять.
— хван хёнджин, отъеби меня уже, ради всего святого. — хныча, просит юноша, и хёнджин наконец слушается, тянет из коробочки квадратик с презервативом зубами, и феликс взглядом считает — реально с прошлого раза ни одного не поубавилось. верный, зараза. ли переворачивается на спину и манит к себе пальчиком, хван, заинтригованный, опускается к нему, и тот забирает презерватив. хватает за кончик и, держа противоположный меж клычками, в одно уверенное движение открывает. у старшего невольно закатываются глаза — как можно быть таким невероятным — и тот перенимает содержимое упаковки себе, в одно движение раскатывая по члену, а сам переворачивает хрупкого ликса обратно на живот и подтягивает к себе за бедра. колени у парня быстро разъезжаются по простыни, потому даже прогибаться не приходится.
хёнджин давит на порозовевший от манипуляций пальцами вход головкой и постепенно, не останавливаясь, пока феликс не попросит, проникает внутрь до упора. ликс же, собирая излишки смазки пальчиками, тянет их до члена, сам себя дразнит и от желания на легкий дискомфорт не жалуется, просто расслабляется для хёнджина как можно сильнее. тот в готовности поводит бедрами, но даже не знает, на что себя обрекает, потому что движения сразу очень ощутимые, и стоны сами собой рвутся из груди. младший утыкается в подушку, что-то невнятно пищит, пока хёнджин не ведет ладонью по его спинке вдоль и не толкается бедрами так, что вся кровать, кажется, содрогается. ликс громко выстанывает в подушку и вскидывает голову, подстреленно дыша.
— хён. — его прерывают еще одним таким толчком, а затем еще одним. хван подстраивается под умеренный, но грубый темп, и глазки ликсовы закатываются так, что какое-то время в таком положении и остаются. хванова нимфа старается не стонать громко, но воздуха в комнате как не остается, когда джин давит ему на поясницу, а сам меняет угол проникновения и намеревается стереть австралийца в звездную пыль, без каких-либо предупреждений. зрачки младшего расширяются на момент так, что перекрывают радужку и блестят всеми возможными цветами, к такому феликса явно ни жизнь, ни сам хёнджин не готовили.
его стоны уже скоро превращаются в хныканье, а руки цепляются за хвановы на его бедрах, с силой сжимающих бархатистую кожу, оставляя алые следы. джин лишь ухмыляется на немые просьбы не драть, как последнюю куртизанку, и с силой прижимает дрожащие ручки феликса к кровати, вслушиваясь в каждый стон, утопающий в наволочке, запоминая каждую попытку ускользнуть, высвободить руки. садист ли? немного. ликс жмурится до звездочек перед глазами, которые так и остаются назойливыми мушками. голову кружит хваном чрезвычайно, особенно когда тот нещадно втрахивает его в кровать, заставляя возбуждением потираться о простынь, что болезненно приятно от нарастающего с каждым таким движением возбуждения.
каждый противный скрип отдается в голове ликса эхом, он случайно звонко стонет, как недешевая порноактриса, когда головка в очередной раз проскальзывает по чувствительному местечку внутри, и хван слегка склоняется к нему, чтобы взять за шею, с которой так и не был снят чокер, и приподнимает, чтобы не пытался себя заткнуть — все свои, так кричи же, котик. почему-то вид этого скромного украшения на светловласке вызывает у хёнджина желание затрахать его до смерти.
старший шумно выдыхает, стиснув челюсти — ему самому дурно становится от такого дикого ритма, остатки алкоголя как выветривает из головы. он пальцами давит на губы ликса, чтобы тот вобрал их в рот, и тот берет, сладко постанывая, когда хван слегка давит на язычок пальцами. стоит хёнджину поставить руку обратно рядом с ним, тот уже совершенно не в себе и не знает, о чем просит.
— к черту резинку, кончи в меня, джин-а. — не своим голосом как будто тянет ликс, просьба шумом в голове стоит, и хёнджин уже думает свести все на внезапный приступ шизы, но сейчас ему тоже не показалось совсем. ослушаться он почему-то вдруг не в силах, желание необычайно велико выполнить чужую просьбу, и тот на секундочку оставляет мелкого, после чего тянет его за бедра обратно, невольно ахая от внезапно совершенно не притупленных ощущений, а феликс произносит низкое «fuck» как-то жалостливо, можно подумать, чтобы его поберегли такого миниатюрного, но на деле чтобы хван продолжил обходиться с ним как можно бесцеремоннее, и тот намек понимает, откидывается вбок и утягивает за собой младшего.
он теперь вплотную спиной прижат к сильному телу, широкая ладонь ложится на губы, заглушая неадекватно соблазнительные стоны, от которых крыша едет, а вторая приподнимает тонкую ножку совсем невысоко. в такой позе и без защиты хёнджина становится навалом, немало, дохуя. он чувствует себя совершенно беспомощным в его крепкой хватке и прижатым к такой же влажной коже, как его собственная.
хван кусается, и кусается так, чтобы оставлять на парне следы, хочет, чтобы плечи феликса украшали не только редкие веснушки, но и любовные метки в виде двух полумесяцев точечных и засосы, похожие больше на следы насилия. когда-нибудь он перестанет их оставлять, но не сегодня и не в этот поздний час.
любое движение чужих бедер пронизывает непозволительно и до дрожи, и чудо, что хванова рука сейчас прикрывает его пассии рот, потому что иначе от развязных стонов неопределенной степени развратности весь дом обратил бы на них внимание, хотя, скорее всего, обратил и без этого уже давно. феликсу хватает поглаживаний большим пальцем по головке, и тот содрогается, бурно кончая в свою ладонь. юноша сжимается на члене, и хёнджин не выдерживает следом, кусает его жгуче больно в последний раз и позволяет свести ножки, только за бедро тянет вплотную, вжимается в чужие ягодицы, вгоняет член по основание.
ликса еще долго не отпускает какой-то режим полета, в котором он не соображает и не хочет. его хватает сообразить вытереть ладонь о свою футболку и забить на то, во что потом оденется. хёнджин за его спиной тяжело дышит куда-то в загривок, пускает по телу мурашки. он в какой-то момент затихает и наконец выходит из растраханного тела, хлопает мелкому по бедру и, сжав его пальцами, отодвигает ягодицу, дабы понаблюдать, как из того смазка вперемешку с семенем неспешно вытекает.
— какая прелесть. — самодовольно хрипит хёнджин и фыркает на растрепавшиеся персиковые волосы, встречая никакущий взгляд феликса и точно такое же его состояние. на талии и бедрах начинают потихоньку расцветать следы их сегодняшнего времяпровождения, а на шее небольшие галактики.
— как думаешь, они все это время под дверью стояли? — едва складывая слова в предложения мямлит младший — ему словно мозг вытрахали, и он теперь, как пару лет назад, ни слова по-корейски. он уже не впервые случайно говорит с хёнджином по-английски, и его это определенно забавляет. для него это признак доверия.
— свечку держали и каждое слово записывали. — отвечает хван так же, на родном языке парня, ласково поглаживая чужую ножку. феликс, замечая это, хмурится.
— это ты так меня жалеешь? ты беспощадная стерва, у меня нет сил жить теперь. — ли выстреливает себе пальцами в висок и притворяется мертвым на долю секунды, пока не чувствует, как над ним нависает эта чертова бестия и мягко целует в губы, так, словно не пытался его душу только что забрать с собой в преисподнюю, и ликс тает перед нежностью.
— обожаю тебя. — неслышно говорит, будто не хочет, чтобы феликс услышал, но он слышит и хлопает парню по спине, чтобы упал на него и разлегся поудобнее, а приятная тяжесть только добавляет желания обнять и никогда не отпускать.
Фига как много
5510 слов