16
Пять месяцев пролетели, будто одно длинное, тёплое утро.
Иногда мне казалось, что мы просто научились дышать одинаково — спокойно, без лишних слов. Макс всё так же мотался по миру: Баку, Монреаль, Сильверстоун... Я уже знала расписание сезона почти наизусть. Но с каждой новой гонкой он звонил чаще, чем раньше. Иногда из паддока, иногда прямо из машины — коротко, но обязательно.
А я училась, занималась проектами, всё больше погружалась в архитектуру. И впервые в жизни чувствовала, что у меня есть дом. Настоящий. Светлое утро, кофе, Риччи на подоконнике, и тот редкий покой, когда не нужно ничего доказывать.
И вот сегодня — мой день. День рождения.
Я проснулась от того, что луч солнца пробился сквозь шторы и упал прямо на лицо. Тишина.
Риччи спал рядом, уткнувшись мордочкой в мою пижаму, и чуть подрагивал ушами. Я улыбнулась, погладила его по спине и взглянула на часы — десять утра.
Странно. Слишком тихо. Даже для Макса.
Обычно он уже либо на тренировке, либо с кофе и телефоном где-то на балконе.
Я села на кровати, провела рукой по волосам и зевнула.
— Ну и где же ты, чемпион, когда пора поздравлять? — пробормотала я.
Накинув халат, пошла в гостиную. И застыла.
Комнату было не узнать.
Повсюду — цветы. Не просто букеты, а целое море роз. Белые, кремовые, нежно-розовые, с золотыми лентами. На столе — открытки, конверты, коробки с аккуратными бантами.
Пахло сладко, свежо, как после летнего дождя.
А у окна стоял он. Макс.
В светлой рубашке, с чуть взъерошенными волосами, спиной ко мне. Он держал в руках открытку и рассматривал её с тем выражением, которое бывает только у него — сосредоточенное, будто он разбирает сложную стратегию гонки.
Я тихо сделала шаг вперёд.
— Макс?
Он обернулся. И улыбнулся. Та самой улыбкой, от которой у меня всегда будто выключается всё внутри.
— Доброе утро, именинница, — сказал он спокойно.
— Это всё... — я обвела комнату взглядом, не веря. — ...для меня?
— Нет, — сказал он серьёзно, но уголки губ дрогнули. — Это всё от Риччи. Я просто помог донести.
Я не удержалась и засмеялась.
— Конечно. Он же у нас очень щедрый кот.
— Особенно когда дело касается тебя, — добавил Макс, подходя ближе.
Он остановился прямо передо мной, и я вдруг почувствовала, как запах цветов смешивается с его парфюмом, и сердце начинает биться чуть быстрее.
— Ты даже... не представляешь, сколько это всё весит, — сказал он, чуть наклоняясь. — Поэтому цени.
— Ценю, — ответила я тихо, глядя ему в глаза. — Но это... слишком красиво. Даже для меня.
Он улыбнулся.
— Сегодня всё может быть слишком.
И в тот момент я вдруг поняла: сюрприз только начался.
Я стояла посреди гостиной, босиком, в своём халате, а вокруг — цветы. Столько, что казалось, будто я попала в какой-то зимний сад, где всё живое и пахнет свежестью.
Макс подошёл ближе и обнял меня со спины.
Его руки были тёплые, ладони уверенные, как всегда. Я чувствовала, как он просто держит меня, не торопит, не говорит ничего лишнего — и от этого становилось ещё спокойнее.
— Нравится? — тихо спросил он у самого уха.
— Очень, — прошептала я. — Хотя, если честно, я до сих пор думаю, что всё это сон.
Он чуть сильнее обнял.
— Нет. Это твой день. И, кажется, впервые за долгое время — без спешки.
Я повернулась к нему, улыбнувшись.
— Спасибо.
— Это только начало, — сказал он с тем самым тоном, от которого я всегда настораживалась. — Иди, смотри открытки.
На столе их действительно было много. Разных — от крошечных до больших, с золотым тиснением. Я села, взяла первую, развязала ленту.
— От Виктории, — прочитала я. — "С днём рождения, Мишель. Не забывай, что теперь у тебя есть семья и кот, который считает себя человеком. Люблю."
Я улыбнулась, чувствуя, как где-то внутри становится тепло.
Следующая — от его мамы.
Тонкий конверт с аккуратным почерком:
"Дорогая Мишель, пусть каждый день рядом с моим сыном напоминает тебе, что жизнь — это не только скорость, но и свет. С любовью."
Я замерла, перечитывая строчки снова.
Макс сел рядом, молча, просто слушая, как я шепчу слова.
— Она... такая добрая, — сказала я, чуть дрогнувшим голосом.
— Она тебя очень любит, — ответил он спокойно. — И говорит, что я стал мягче. Наверное, это твоё влияние.
Я усмехнулась.
— Возможно. Хотя иногда ты всё ещё ведёшь себя, как гонщик даже на кухне.
— Это профессиональное, — усмехнулся он.
Я взяла ещё одну открытку.
— А это... — я нахмурилась, — от ребят из университета. На лицевой стороне — рисунок в виде мини-здания, сделанного из бумаги.
Внутри:
"Мы не можем соревноваться с чемпионом мира, но хотя бы можем пожелать тебе не опоздать на семинар."
Я рассмеялась, качая головой.
— Они хотя бы честные.
Макс смотрел на меня с лёгкой улыбкой, и я вдруг заметила, как в его взгляде появилась та редкая теплая мягкость, которую я видела только дома. Он убрал прядь волос с моего лица, пальцами коснулся щеки.
— Ты сегодня особенно красивая.
— Без макияжа, в халате и с растрёпанными волосами? — засмеялась я.
— Именно, — сказал он просто.
Я как раз дочитывала последнюю открытку, когда Макс встал и посмотрел на меня тем самым своим взглядом — немного серьёзным, но с искоркой, от которой я всегда понимаю: что-то задумал.
— Одевайся, — сказал он коротко. — Мы едем.
— Куда? — спросила я, настороженно прищурившись.
— Просто... туда, где утро станет ещё лучше. —
Он взял телефон, мельком что-то проверил, а потом посмотрел на меня и добавил:
— У тебя полчаса. И не пытайся угадать.
Я рассмеялась.
— С тобой невозможно не пытаться.
Он только улыбнулся и ушёл из комнаты.
В спальне я долго стояла у шкафа, не зная, что выбрать. Но потом взгляд упал на то самое платье — нежно-розовое, струящееся, будто сотканное из рассвета. С маленькими блёстками, которые ловили свет, и с открытым декольте, настолько аккуратным, что оно выглядело изящно, а не вызывающе. Я уложила волосы мягкими волнами, нанесла лёгкий макияж — немного сияния, розовые тени, блеск. И когда посмотрела в зеркало, даже сама не поверила, что это я.
Макс ждал меня у двери.
Белая футболка, тёмные брюки. Ничего лишнего — но от него всегда веяло какой-то спокойной уверенностью, которой не научишься.
Когда я подошла, он провёл взглядом от головы до ног и слегка приподнял уголок губ.
— Вот теперь я понял, что мне придётся конкурировать с Монако, — сказал он тихо.
Я улыбнулась.
— И кто выиграет?
— Я, — ответил он просто, протягивая руку. — Потому что еду с тобой.
Через двадцать минут мы уже стояли у входа в ресторан. Один из тех, что показывают в путеводителях: мраморные ступени, стеклянные террасы, за которыми открывался вид на порт и сверкающее море. Всё вокруг — свет, золото, музыка, будто само утро было частью декора.
Меня провели к столику у окна. Белая скатерть, фарфор, два бокала шампанского.
Макс сел напротив, положил руки на стол и просто какое-то время молчал, глядя на меня.
— Что? — спросила я, чуть смутившись.
— Я просто... — он сделал паузу, — понимаю, что это лучший вид из всех, что я когда-либо видел.
Я улыбнулась, чувствуя, как где-то в груди становится странно тепло. Он умел так сказать — без пафоса, без театра, просто, и от этого сильнее.
Официант подал завтрак — круассаны, ягоды, свежий сок. Я сделала глоток, глядя на лазурное море, и сказала:
— Кажется, мой день начался слишком идеально.
Макс тихо усмехнулся.
— Ещё нет.
— В смысле?
— Завтрак — это только начало. Потом — сюрприз.
Я поставила бокал, чувствуя, как внутри просыпается лёгкое волнение.
— Сюрприз? Опять?
Он чуть наклонился ближе, и в его глазах мелькнула та самая улыбка — сдержанная, но обещающая слишком многое.
— Я же говорил, сегодня всё может быть слишком.
Я рассмеялась, не зная, чего ждать.
После завтрака мы вышли из ресторана, и солнце уже поднялось выше, заливая весь порт золотом. Монако в это время дня выглядело особенно красиво — яхты мерцали на воде, воздух пах морем и чем-то дорогим, что нельзя описать словами.
Макс шёл чуть впереди, руки в карманах, лёгкая улыбка на лице. Я догнала его, ткнула пальцем в бок:
— Ну? Куда мы дальше?
Он посмотрел на меня сбоку, не замедлив шаг.
— Это называется сюрприз, Мишель. Если я скажу — это уже не сюрприз.
— Но ты мог бы хотя бы намекнуть.
— Нет.
— Хотя бы маленький?
— Всё равно нет.
Я закатила глаза, но улыбнулась.
— Ты невозможный.
— Именно поэтому ты со мной, — ответил он спокойно, глядя вперёд.
Весь день прошёл как в одном длинном фильме. Он возил меня по Монако — без спешки, будто хотел показать каждый уголок.
Мы гуляли по старому городу, ели мороженое, смеялись над туристами, которые пытались сфотографировать его украдкой. Он пару раз специально повернулся в камеру, чтобы смутить их, и я не могла перестать смеяться.
Потом мы заехали в порт.
Макс стоял, глядя на воду, руки всё так же в карманах, ветер растрепал волосы. Я подошла ближе, облокотилась на перила.
— Всё-таки ты скажешь мне, куда мы едем?
— Нет.
— Макс...
— Нет.
Я фыркнула.
— Хорошо. Я всё равно узнаю.
Он повернулся ко мне, ухмыльнулся и сказал с тем спокойствием, от которого у меня внутри всё переворачивалось:
— Даже не пытайся.
Ближе к вечеру мы вернулись домой. Солнце уже садилось, небо окрасилось в розово-золотые тона, будто специально под цвет моего платья. Я стояла у зеркала, поправляла волосы, когда он вошёл в комнату — уже в чёрной рубашке и тёмных брюках.
— Мы едем? — спросила я.
— Да, — кивнул он. — Через двадцать минут.
— И ты всё-таки скажешь мне, куда?
Он подошёл ближе, обнял меня за талию и тихо произнёс у самого уха:
— Нет. Но скажу одно — тебе понравится.
Когда мы вышли из дома, воздух уже был прохладным, и в небе зажигались первые огни.
Машина мягко скользила по улицам Монако, а за окном мелькали огни, отражаясь в стекле.
Я пыталась угадать, куда он везёт, но он только усмехался и делал вид, что не слышит.
И вот, когда мы свернули к порту, я наконец-то увидела то, от чего дыхание сбилось.
На площадке стоял вертолёт. Белый, с золотой эмблемой, подсвеченный мягким светом.
Я обернулась к нему, шепнув:
— Ты серьёзно?..
Макс улыбнулся чуть шире обычного.
— Я же говорил, сюрприз.
Взлёт был мягким, почти беззвучным — только лёгкая вибрация, и земля под ногами начала медленно отдаляться. Я держала ладонь на колене Макса, чувствуя, как под пальцами чуть дрожит ткань его брюк, а потом... мир вдруг распахнулся.
Вертолёт был без дверей — открытый, как будто сам воздух приглашал нас дышать им.
Ветер бил в волосы, поднимал пряди, трепал платье. Всё вокруг светилось — закат растянулся над морем огромным золотым полотном, переливаясь от янтарного до алого.
Под нами — блестящие крыши Монако, сверкающие яхты, петляющие дороги, где машины казались игрушечными. Макс сидел рядом, с телефоном в руке, снимая всё — меня, горизонт, наши руки, солнце, опускающееся в море.
— Смотри, — сказал он, наклоняясь ближе, указывая рукой. — Это Канны.
Я посмотрела вниз — берег, где тянулись золотые пляжи, и город, залитый мягким светом. Дальше — линии дорог, уходящие в горы.
— А там... — продолжил он, — Ницца.
— Мой город, — улыбнулась я, глядя вниз.
— Да, — тихо ответил он, снимая мою реакцию. — Твой.
Я повернулась к нему, ветер растрепал волосы, и на секунду наши взгляды встретились. В этот миг не нужно было слов — только этот закат, воздух и то чувство, что мы стоим над всем, что когда-либо казалось невозможным.
Пилот повернул вертолёт, и теперь мы летели вдоль побережья. Под нами — Сан-Тропе.
Море блестело, словно стекло, а солнце уже касалось горизонта, превращая небо в огненно-розовое.
Макс опустил телефон, просто смотрел на меня.
— Знаешь, — сказал он, перекрикивая ветер, — я мог купить что угодно. Но ничего не сравнится с тем, когда ты вот так смотришь на это.
Я усмехнулась, с трудом перекрикивая шум:
— Скажи честно, ты меня сюда привёз ради видео?
Он усмехнулся в ответ.
— Ради видео? Нет. Ради тебя — да.
Я посмотрела вниз, где внизу медленно мерцали огни побережья, и тихо выдохнула.
— Это самый красивый день рождения в моей жизни.
Макс протянул руку, убрал с моего лица выбившуюся прядь и сказал:
— Тогда запомни его. Он ещё не закончен.
Когда вертолёт начал снижаться, небо уже потемнело, но закат всё ещё тянулся по линии моря — тонкая полоска золота, будто не хотела отпускать этот день. Я всё ещё не могла перестать улыбаться. Волосы растрепались, руки пахли солью и ветром, а в груди было то странное лёгкое чувство, когда счастье тихое, но настоящее.
Макс помог мне выйти, взял за руку, и пока мы шли к машине, я всё время ловила себя на мысли: всё это слишком красиво, чтобы быть просто днём рождения.
Мы ехали домой по ночному Монако. Улицы мерцали огнями, где-то далеко слышалась музыка, и город будто жил своим вечным праздником. Макс вёл молча, только иногда бросал на меня короткие взгляды, и по его выражению лица я поняла — вечер ещё не закончен.
— Что? — спросила я, не выдержав. — У тебя этот взгляд... как будто ты всё ещё что-то задумал.
— Может быть, — ответил он коротко.
— Макс...
— Не начинай. Ты же знаешь, что я не скажу.
Я закатила глаза, но улыбка выдала всё.
Когда мы остановились у дома, он вышел первым и обошёл машину. Я только открыла дверь, как он вдруг протянул руку и сказал:
— Подожди. Не смотри.
— Что? — я растерялась.
— Просто доверься.
Он подошёл сзади, мягко прикрыл мои глаза ладонями. Его руки были тёплые, сильные, и я почувствовала, как он чуть подтолкнул вперёд.
— Осторожно. Шаг... ещё один... — его голос звучал низко, спокойно, с лёгкой улыбкой.
— Макс, — я засмеялась, — если я сейчас споткнусь...
— Тогда я тебя поймаю.
Мы прошли несколько шагов, воздух вдруг стал прохладнее — значит, мы были уже во дворе.
Он остановился.
— Готова?
— Нет.
— Всё равно открывай.
Он убрал руки.
Я моргнула от света прожекторов у дома и... замерла.
Передо мной стояла машина. Porsche 911 Reimagined by Singer. Редчайшая, почти легендарная. Светло-зелёный, мягкий оттенок — как рассвет, как тёплое утро. Линии кузова — идеальные, тонкие, каждый элемент будто собран вручную с любовью и вниманием к каждой детали. Без банта, без театра. Просто — совершенство, стоящее под мягким светом фонарей.
Я не смогла вымолвить ни слова.
Просто стояла, прижав ладонь к губам.
Макс шагнул ближе, встав сбоку, и тихо сказал:
— Singer. Один из пяти, собранных вручную. Я знал, что тебе нравится классика.
— Макс... — я прошептала, не в силах оторвать взгляд. — Это... это же...
Он слегка пожал плечами.
— Я хотел, чтобы у тебя был твой первый по-настоящему взрослый подарок. Не просто машина. Что-то, что будет только твоим.
Я повернулась к нему, всё ещё ошарашенная.
— Ты с ума сошёл.
Он чуть усмехнулся, тихо.
— Возможно. Но ты стоила каждой детали.
Я сделала шаг к машине, провела пальцами по капоту — металл был прохладным, идеально гладким. Потом повернулась к нему, и просто шагнула в объятия.
Он обнял крепко, тихо, как всегда. Я слышала, как у него бьётся сердце, и выдохнула:
— Это самый безумный день рождения в моей жизни.
— Хорошо, — ответил он. — Тогда в следующем году постараюсь переплюнуть.
Я засмеялась, уткнувшись в его плечо, и подумала, что, возможно, для счастья не нужны подарки. Но если уж кто-то дарит тебе машину — пусть это будет именно Макс Ферстаппен.
Когда мы наконец зашли в дом, за дверью стало тихо. Снаружи всё ещё мерцали огни, отражаясь в окнах, а я всё никак не могла перестать улыбаться. Макс закрыл дверь, поставил ключи на полку и посмотрел на меня с тем спокойным выражением, где между сдержанностью и нежностью всегда оставалась тонкая грань.
— Ну что, — сказал он, — как ощущение?
— Как будто я всё ещё в воздухе, — ответила я, смеясь. — Только теперь не на вертолёте, а от всего этого.
Он подошёл ближе, обнял за талию, и я почувствовала запах его парфюма — тёплого, с ноткой дерева и чего-то, что всегда ассоциировалось у меня с ним.
— Значит, вечер удался.
— Это мягко сказано, — прошептала я.
На столе уже стояло ведро со льдом, бутылка шампанского и два бокала — он явно всё продумал заранее. Макс разлил по бокалам, протянул мне один.
— За тебя. За то, что появилась в моей жизни не тогда, когда всё было идеально, а тогда, когда мне действительно кто-то был нужен.
Я посмотрела на него, и в этот момент даже не могла ответить.
Просто подняла бокал и сказала тихо:
— И за тебя. За всё это.
Мы чокнулись, и хрустальный звон слился с мягкой музыкой, которую он включил — тихой, почти незаметной, будто специально, чтобы не мешать разговаривать.
Риччи появился как всегда вовремя. Он неторопливо вышел из спальни, потянулся, зевнул и посмотрел на нас так, будто хотел сказать: вы тут празднуете, а я голоден.
Я засмеялась, опустилась на пол, взяла его на руки.
— Даже ты сегодня выглядишь довольным, — сказала я, прижимая его к себе.
— Он просто рад, что я не купил собаку, — хмыкнул Макс.
— Ещё бы, — я улыбнулась. — С собакой ему пришлось бы делить внимание.
— Со мной, кстати, тоже, — заметил Макс, подходя ближе.
Я подняла голову, встретилась с его взглядом — и всё, что было вокруг, исчезло.
Он присел рядом, поцеловал меня в висок, потом чуть ниже, и шепнул:
— Ты даже не представляешь, как я люблю смотреть, когда ты улыбаешься.
Я тихо рассмеялась, пряча лицо у него на груди.
— Ты сегодня какой-то слишком... идеальный.
— Только сегодня?
— Нет, — ответила я, — просто сегодня особенно.
Позже мы сидели на диване, закутавшись в плед. Телевизор показывал старый фильм, шампанское давно закончилось, а я лежала, положив голову ему на плечо. Он поглаживал мою руку, не говоря ни слова — просто так, будто тишина между нами была самым правильным звуком на свете.
Утро было по-настоящему тихим.
Сквозь тонкие шторы пробивался солнечный свет, мягко заливая комнату золотом. Я медленно открыла глаза, чувствуя, как всё тело приятно ломит после долгого вчерашнего дня — закат, вертолёт, шампанское, смех.
На тумбочке рядом стояла чашка с кофе — чёрный, как любит Макс. И записка.
"Когда проснёшься — выходи на улицу. У тебя первое испытание."
Я приподнялась, нахмурилась, но не смогла сдержать улыбку. Испытание? Серьёзно?
Натянула футболку и шорты, собрала волосы в небрежный хвост и спустилась вниз.
На улице воздух был свежим, и солнце мягко отражалось в кузове Porsche 911 Reimagined by Singer — моей машины. Моей. Макс стоял рядом, опершись о капот, в чёрной футболке и джинсах, с той самой ухмылкой, которая всегда означала, что он вот-вот скажет что-то двусмысленное.
— Доброе утро, — сказала я, подходя ближе. — Что за испытание?
— Очень простое, — ответил он, держа ключи между пальцами. — Посмотрим, как ты справишься за рулём.
Я моргнула.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Я уже проверил давление в шинах и уровень топлива. Всё готово.
— Макс, я не гонщик.
— Я тоже не архитектор, — сказал он с лёгкой усмешкой, — но ты ведь не боишься показывать мне свои проекты?
Я вздохнула, отняла у него ключи, и он тихо хмыкнул.
— Только аккуратно, — сказал он, открывая мне дверь. — Она капризная, как ты.
— Значит, мы подружимся, — ответила я, садясь в салон.
Салон пах кожей и чем-то новым, неизведанным. Я провела рукой по рулю, сердце забилось быстрее. Макс обошёл машину, открыл дверь со своей стороны и сел рядом, спокойно пристёгиваясь.
— Ну что, — сказал он. — Заводи.
Я глубоко вдохнула, повернула ключ — двигатель ожил мягким, низким рычанием.
— О Боже... — прошептала я.
Макс улыбнулся.
— Приятно, да?
— Это не просто приятно, — сказала я, глядя вперёд. — Это как будто я держу в руках что-то живое.
— Именно, — сказал он, чуть повернувшись ко мне. — Теперь выведи её на дорогу.
Монако в утренние часы было почти пустым.
Я ехала медленно, осторожно, чувствуя, как каждая вибрация передаётся через руль. Макс сидел рядом, наблюдая, но не вмешивался. Только иногда бросал короткие фразы:
— Мягче на поворотах.
— Отлично.
— Не смотри под колёса, смотри дальше.
Ветер бил в волосы, дорога уходила вперёд, море переливалось справа — и я вдруг почувствовала себя свободной, по-настоящему.
— И как ощущения? — спросил Макс, не отрывая взгляда от дороги.
— Как будто я лечу, — ответила я. — Только без вертолёта.
Он рассмеялся.
— Тогда можно считать, что экзамен сдан.
— На "отлично"?
— На "великолепно", — сказал он тихо.
И когда я повернулась к нему, солнце осветило его профиль — спокойный, уверенный, мой.
Он был символом — того, что теперь у меня есть своя дорога. И человек, который всегда рядом, но позволяет мне держать руль самой.