2
Утро пришло слишком быстро.
Я почти не спала, просто лежала на кравати, слушая, как за стеной он храпит, проваливаясь в тяжёлый сон после алкоголя. Моё тело всё ещё помнило его хватку, его запах, его злость. Но внутри... там была пустота.
С первыми лучами солнца я встала и пошла на кухню. Сделала себе чай, села за стол, открыла ноутбук. Бессмысленно щёлкала по клавиатуре, лишь бы занять руки. Внутри меня всё дрожало, но я научилась скрывать это даже от самой себя.
Через какое-то время он появился. Волосы растрёпанные, глаза опухшие, но в руках уже кружка кофе. На нём была футболка и спортивные штаны, и если бы кто-то посмотрел со стороны, то мог бы подумать: обычное утро обычной пары.
— Доброе, — сказал он, словно ничего не случилось.
Я подняла глаза на секунду, кивнула и снова опустила взгляд в экран.
Он сел напротив, взял глоток кофе и будто ничего не было, спросил:
— Что сегодня делаешь? Учёба?
— Да, — коротко ответила я.
Он кивнул, абсолютно спокойный. Как будто не было ночи, как будто я не плакала, не сжималась от страха под его руками. Для него это был просто ещё один вечер, стёртый алкоголем и привычкой.
А для меня... это был ещё один кирпич в стене, которая давила на меня изнутри.
Я слушала, как он листает ленту в телефоне, как спокойно пьёт кофе, и внутри меня всё больше росло чувство: так дальше нельзя. Я не знала как, не знала когда, но впервые мысль стала чёткой и ясной — я должна уйти.
И именно в этот момент я поймала себя на том, что думаю не о нём, а о другой встрече. О набережной, о собаке, о спокойном голосе, который прозвучал для меня как спасение.
Макс.
В этим вечером я снова вышла пройтись. Мне казалось, что если я останусь в квартире ещё хоть на час, то задохнусь. Набережная манила своей тишиной, и я пошла туда, кутаясь в шарф.
Я не ожидала увидеть знакомую собаку снова. Она бежала по тротуару, поводок натянут, а за ней — он. Макс. В тёмном пальто, с тем же спокойным шагом. Собака, завидев меня, тут же дёрнулась вперёд и почти вырвалась из рук.
— Кажется, она тебя ждала, — сказал он, когда подошёл ближе. В его голосе слышалась лёгкая улыбка.
Я наклонилась, погладила собаку по голове. Внутри всё дрогнуло — слишком сильное чувство совпадения.
— А может, она просто знает, где искать свободу, — вырвалось у меня.
Он посмотрел на меня пристально, будто хотел что-то сказать, но в этот момент из тёмного неба посыпались первые белые хлопья. Сначала медленно, осторожно, а потом всё гуще.
— Снег, — удивлённо прошептала я. В Ницце это было редкостью. Огни набережной отражались в танце снежинок, и всё вокруг казалось нереальным.
Макс поднял голову к небу, позволил снежинкам ложиться на волосы и плечи, а потом снова посмотрел на меня.
— Похоже, тебе повезло, Мишель. Не каждый вечер в Ницце выпадает снег.
Я улыбнулась, на этот раз по-настоящему. Сердце билось чаще, чем обычно. Собака снова потянула вперёд, и он, посмотрев на меня, тихо сказал:
— Пойдём вместе.
И мы пошли вдоль набережной, а снег падал всё сильнее, накрывая город белым покровом. Всё было так тихо, будто мир решил подарить нам маленькое чудо.
Мы шли рядом, собака прыгала в снегу, оставляя следы лап на тротуаре. Белые хлопья ложились на мои волосы, и я чувствовала, как они тают на коже. Всё это казалось странным и волшебным — редкий снегопад в Ницце и мужчина рядом, которого я почти не знала, но рядом с которым было спокойно.
Макс шёл молча несколько минут, потом сказал:
— Ты выглядишь... иначе, чем вчера.
Я удивлённо посмотрела на него.
— В каком смысле?
Он пожал плечами.
— Тогда ты была очень закрыта. Словно боялась дышать. А сейчас... — он чуть повернул голову, его взгляд зацепил меня, — будто легче.
Я отвернулась, глядя на падающий снег, чтобы скрыть, как сильно дрогнуло внутри.
— Может, это снег, — пробормотала я, будто отшутилась.
Но он не рассмеялся.
— А может, ты слишком давно несёшь что-то тяжёлое, — сказал он тихо. — Я это вижу.
Эти слова обожгли. Я не привыкла, чтобы кто-то замечал то, что я старалась прятать даже от самой себя.
— У каждого свои тяжести, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Я... просто живу, как умею.
Он кивнул, не настаивая. Его молчание было другим, не давящим, а принимающим. И это пугало ещё больше — ведь я чувствовала, что рядом с ним могу сказать больше, чем собиралась.
Собака снова дёрнула поводок и остановилась, встряхивая снег с ушей. Макс посмотрел на неё, потом снова на меня.
— Если хочешь... я могу иногда гулять с тобой. Она всё равно будет тянуться к тебе.
Я замерла. Это звучало просто, почти буднично. Но внутри у меня всё перевернулось. Я кивнула, не смея поднять взгляд.
— Хорошо.
Мы продолжили идти, и снег всё падал и падал, укрывая улицы мягким белым светом. Я чувствовала, как впервые за долгое время у меня появилась не только надежда — но и желание дождаться следующего вечера.
Мы шли всё медленнее, будто оба не хотели, чтобы вечер заканчивался. Снег падал густыми хлопьями, тихо ложился на улицы Ниццы, делая город почти неузнаваемым. Собака, усталая от прыжков, теперь шла спокойно рядом.
Я вдруг осознала, что мы приближаемся к моей улице. Сердце сжалось — я не хотела, чтобы он видел, где я живу. Но он шёл рядом так естественно, будто это само собой разумеется.
— Тебя проводить? — спросил он спокойно, словно почувствовав мои сомнения.
Я хотела сказать «нет», но вместо этого кивнула. И мы свернули на тихую улочку.
У подъезда я остановилась и поправила шарф, лишь бы занять руки. Макс держал собаку на поводке, и та села прямо у его ног, будто тоже не хотела уходить.
Он посмотрел на меня внимательным взглядом.
— Ты здесь живёшь?
— Да, — ответила я тихо.
— Надолго в Ницце? — его вопрос прозвучал просто, но я уловила за ним что-то большее.
— Я здесь... почти всегда, — сказала я, не вдаваясь в подробности. — А ты?
Он кивнул.
— У меня квартира в Монако. Но часто бываю и здесь. Особенно когда нужно немного тишины.
Я чуть улыбнулась.
— Забавно. Обычно люди едут в Ниццу за шумом, а ты — за тишиной.
— У каждого свой смысл, — спокойно ответил он.
Между нами повисла пауза. Лёгкая, но напряжённая. Я почувствовала, как внутри теплеет, и впервые за долгое время мне не хотелось прятаться.
— Спасибо, что проводил, — сказала я, стараясь говорить ровно, но голос всё равно дрогнул.
Он слегка улыбнулся.
— Спасибо тебе. Ты сделала этот вечер... другим.
Сердце забилось быстрее. Я опустила глаза, чтобы он не увидел моё смущение.
— До встречи, Макс, — прошептала я.
— До встречи, Мишель, — ответил он, и в его голосе было что-то твёрдое, будто обещание.
Я вошла в подъезд и ещё долго стояла у двери, слушая, как его шаги уходят прочь по заснеженной улице.
Спустя две недели. 18 декабря.
Снег в Ницце уже растаял, но память о том вечере жила во мне до сих пор. Эти две недели пролетели так, будто я жила в другом мире. Каждый вечер я находила повод выйти — и всегда встречала Макса. Иногда с собакой, иногда просто одного. Мы гуляли вдоль моря, сидели на скамейке у набережной, заходили в маленькие кафе, прячась от ветра.
Макс был другим, чем я ожидала. Серьёзный, сдержанный, но за этой внешней холодностью скрывалась мягкость. Он не задавал лишних вопросов, но всегда слушал. Иногда молчал рядом так, что мне становилось легче дышать.
Мы обменялись номерами через пару дней. Его сообщение «Ты дома?» или «Гуляешь?» стало для меня чем-то большим, чем просто слова. Это был знак: я не одна. И каждый раз, когда телефон загорался его именем, сердце билось быстрее.
Я всё ещё жила в страхе, всё ещё возвращалась в квартиру, где Микель был хозяином моего дыхания, но теперь внутри у меня было что-то, что помогало выдерживать.
И вот в один вечер, когда мы с Максом возвращались с прогулки, я почувствовала, что всё может измениться. Мы остановились у моего подъезда. Он сказал что-то смешное, и я впервые за долгое время рассмеялась вслух.
Но в этот момент, наверху, за занавеской, блеснул свет. И я увидела знакомую фигуру.
Микель.
Он стоял у окна, неподвижный, и смотрел прямо на нас. Сердце упало в пятки.
Я замерла, перестав улыбаться, а Макс этого не заметил. Он продолжал говорить, пока мои глаза были прикованы к окну.
Микель не отводил взгляда. Его силуэт был тёмным, но я знала этот холодный прищур. Знала, что это значит.
Внутри всё похолодело. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног: он видел.
Я вошла в подъезд с дрожащими руками. Макс уже ушёл — он всегда ждал, пока я зайду внутрь, и только потом уходил. Я чувствовала на себе его тёплый взгляд, но не могла ответить — внутри всё уже переворачивалось.
Лестница показалась бесконечной. Каждый шаг вверх давался с трудом. Дверь квартиры открылась с первого поворота ключа. Внутри было тихо, слишком тихо.
— Где была? — раздался его голос из темноты.
Я вздрогнула. Он стоял в гостиной, руки в карманах, лицо холодное, но глаза полные ярости.
— Я... гуляла, — выдохнула я.
— Гуляла? — он сделал шаг ближе. — С кем?
Я замолчала. Сердце билось так громко, что заглушало слова. Он уже знал ответ, я видела это в его взгляде.
— Я видел тебя, Мишель, — сказал он низко, глухо. — Видел, как ты стояла там, у подъезда, с этим... — он сжал челюсть, — мужиком. Ты смеялась. С ним.
— Это не то, что ты думаешь... — я начала, но голос предательски дрогнул.
— Замолчи! — рявкнул он так, что стены дрогнули. — Ты, значит, шлялась за моей спиной, пока я ждал тебя дома?!
Я отступила назад, упираясь в стену. Слова застряли в горле.
— Ты думаешь, я буду терпеть? — он шагнул ближе, дыхание пахло алкоголем и злостью. — Думаешь, я позволю тебе позорить меня?
Его рука взлетела резко. Я едва успела вскинуть ладонь, прикрывая лицо. Удар был сильный, звонкий, по щеке. Меня качнуло, и я вцепилась пальцами в край стены, чтобы не упасть.
В ушах зазвенело, глаза наполнились слезами, но я не плакала. Я замерла, как всегда, когда он был в ярости.
— Запомни, — прошипел он, склонившись ко мне, — ты моя. Только моя. И если я ещё раз увижу тебя рядом с ним... тебе будет хуже. Поняла?!
Я не ответила. Просто кивнула, едва удерживая дыхание.
Он оттолкнул меня и ушёл в спальню, хлопнув дверью так, что посыпалась пыль с дверной коробки.
Я осталась одна в коридоре, держась за горящую щёку. В груди было пусто. Но где-то глубоко внутри, за страхом и болью, снова вспыхнуло имя.
Макс.
Следующий вечер.
Я вышла к подъезду, шарф натянут почти до носа. В груди всё ещё пульсировала боль от вчерашнего, щёка горела — я старалась замаскировать её волосами. Руки дрожали, я сунула их глубже в карманы, лишь бы он не заметил.
Макс уже ждал. Стоял у фонаря, высокий, в тёмном пальто, спокойный.
— Ты поздно, — сказал он тихо, но не упрекнул, просто констатировал факт.
Я кивнула, не поднимая взгляда. Сердце стучало так, что казалось, он услышит.
— Мишель... — он сделал шаг ближе, и в его голосе не было мягкости, только серьёзность. — Почему ты прячешь руки?
Я вздрогнула. Инстинктивно сжала кулаки в карманах пальто. Он смотрел прямо, слишком внимательно.
— Всё нормально, — прошептала я.
Он не поверил. Его глаза скользнули выше, по моему лицу. Волосы не спасли — он увидел. Я почувствовала, как дыхание сбилось, когда его взгляд задержался на щеке, где алел след.
Его челюсть напряглась, брови сошлись, и впервые я увидела в нём не только серьёзность, но ледяную ярость.
— Кто это сделал? — голос был низким, почти угрожающим, но не мне.
Я попыталась отвернуться.
— Не важно...
— Важно, — резко перебил он. — Очень важно.
Я замолчала. Слова застряли в горле. Макс сделал шаг ближе, так, что я почувствовала его тепло сквозь зимний воздух. Его глаза не отпускали меня.
— Я приехал, чтобы сказать, что сегодня уезжаю в Монако, — произнёс он ровно. — Но теперь всё изменилось. Ты собираешься — и едешь со мной.
Моё сердце замерло.
— Что?... — голос дрогнул.
— Я не оставлю тебя здесь, — сказал он твёрдо, будто ставил точку. — Поняла?
Я смотрела на него, и внутри боролись страх и что-то новое — чувство, что впервые кто-то говорит со мной не как с вещью, а как с человеком, которого хочет защитить.
Я стояла неподвижно, вцепившись пальцами в край шарфа. Его слова всё ещё звенели в ушах: «Ты собираешься — и едешь со мной.»
— Макс... — прошептала я, не веря, что это реально.
— Быстро, Мишель, — он говорил твёрдо, но не грубо. — У тебя мало времени.
Я кивнула, чувствуя, как дыхание сбивается. Дверь подъезда закрылась за мной, и я поднялась по лестнице. Каждый шаг казался вечностью. В квартире стояла тишина — Микель, к счастью, ещё не вернулся.
Я бросилась в комнату и дрожащими руками открыла шкаф. Сначала — сумка. Потом вещи наугад: несколько свитеров, джинсы, бельё. Я не думала, что беру, лишь бы быстрее. Но внутри было чувство: это не просто побег, это шанс.
В последний момент я задержалась у зеркала. Щека была красной, взгляд — усталым, но в глубине глаз блеснула искра. Я взяла телефон, документы, сунула всё в сумку и выбежала.
Макс ждал у подъезда. Его силуэт был резким в свете фонаря, руки в карманах пальто. Когда он увидел сумку в моих руках, только коротко кивнул.
— Молодец, — сказал он спокойно. — Пошли.
Мы пошли по улице, и каждый шаг отдавался в груди гулом. У обочины стояла его машина — чёрная, блестящая, с тонированными стёклами. Он открыл пассажирскую дверь и жестом показал садиться.
Я села, сердце колотилось так, что едва хватало воздуха. Когда он сел за руль и завёл мотор, звук двигателя прозвучал для меня как начало новой жизни.
Я посмотрела в окно: огни Ниццы медленно отдалялись. В груди смешались страх, боль и невероятное чувство свободы.
Макс вёл машину уверенно, взгляд сосредоточенный. Ни слова лишнего. Но именно эта тишина была для меня громче любых криков, которые я слышала раньше.
Мы ехали по ночной трассе. Огни Ниццы остались позади, и впереди был только чёрный асфальт, редкие машины и мерцающие фонари вдоль дороги. В салоне было тихо — только ровный гул мотора и редкое дыхание.
Я держала руки на коленях, сжимая пальцы так сильно, что ногти впивались в кожу. Всё ещё не верилось, что я в этой машине, рядом с ним.
Макс вёл уверенно, взгляд сосредоточен на дороге. Его профиль освещали мягкие отблески панели — высокий нос, сжатая челюсть, лёгкая тень щетины. Он выглядел спокойным, но я чувствовала напряжение в его молчании.
— Ты боишься, — сказал он вдруг, не отрывая взгляда от дороги.
Я вздрогнула.
— Я... — замялась, опустив глаза. — Я просто не понимаю, что будет дальше.
— Главное — ты не вернёшься туда, — произнёс он твёрдо. — Никогда.
Я замолчала. В груди сжалось — от страха и от облегчения одновременно.
— Макс, — тихо сказала я, — почему ты это делаешь? Мы едва знакомы.
Он на секунду перевёл взгляд на меня, потом снова на дорогу.
— Потому что я видел твои глаза, Мишель. — Его голос был низким, серьёзным. — И этого хватило, чтобы понять: ты живёшь в аду.
Я не выдержала и отвернулась к окну. Слёзы подступили к глазам, но я быстро моргнула. Он не должен был видеть меня слабой, но слова задели слишком глубоко.
— Я не знаю, получится ли у меня... жить по-другому, — призналась я еле слышно.
— Получится, — ответил он так уверенно, что я невольно повернулась к нему. Его взгляд был прямым, без сомнений. — Просто поверь мне.
Через час дороги огни Ниццы исчезли окончательно, и впереди засверкала роскошь Монако. Ночной город был залит золотыми огнями, яхты в порту отражались в чёрной воде, небоскрёбы поднимались ввысь, будто другой мир — слишком далёкий от того, из которого я только что сбежала.
Машина свернула в подземный паркинг. Макс припарковался у лифта, заглушил мотор и бросил на меня взгляд.
— Пошли.
Мы поднялись наверх. Лифт остановился на последнем этаже, и двери открылись прямо в просторную квартиру. Я переступила порог — и замерла.
Это было не жильё, а целый мир. Огромные окна от пола до потолка открывали вид на ночное море и сверкающий город. Высокие потолки, просторная гостиная в светлых тонах, минимализм, но в каждой детали чувствовался вкус. Вдалеке виднелась лестница на второй уровень.
Я сжала ремень сумки и не знала, куда смотреть. Всё было слишком другим, непривычным.
Макс снял пальто, бросил его на кресло и обернулся ко мне.
— Здесь безопасно, — сказал он просто, будто это было самым главным.
Я кивнула, всё ещё оглядываясь. В груди было странное чувство — смесь страха, облегчения и неверия.
— Ты живёшь здесь один? — спросила я тихо.
— Да, — он прошёл к окну, отдёрнул штору и посмотрел вниз. — Большую часть времени.
Я поставила сумку у дивана, чувствуя, как ноги дрожат после дороги. Это место было слишком большим для меня — я словно потерялась среди этих стен.
— Ты можешь быть здесь сколько нужно, — сказал он, не оборачиваясь. — Никто не найдёт тебя.
Я смотрела на его спину и чувствовала, как внутри разгорается искра. Может, впервые за всё это время я была в месте, где можно выдохнуть.
Я стояла у окна, всё ещё сжимая ремень сумки, когда Макс подошёл ближе. Его шаги по паркету звучали уверенно, и он заговорил так буднично, будто мы обсуждали что-то простое:
— Я покажу тебе квартиру.
Я кивнула, не находя слов.
Он провёл меня по просторной гостиной. Слева — большая кухня с блестящими поверхностями, современными приборами и высоким барным столиком.
— Здесь можешь готовить всё, что захочешь. Или просто открывать холодильник и брать, что угодно, — сказал он, словно это имело значение. Но для меня это было целым миром: никто раньше не говорил мне, что я могу «брать, что угодно».
Потом мы поднялись по лестнице на второй этаж. Там были спальни. Он открыл одну дверь: просторная комната, большая кровать, мягкий свет ночника, шкаф.
— Здесь будешь спать ты, — сказал он, слегка кивнув.
Я замерла, глядя на идеально застеленное бельё.
— У меня... будет своя комната? — слова сорвались сами, и в голосе прозвучало удивление.
Макс посмотрел на меня серьёзно.
— Конечно. — И добавил, чуть мягче: — Я же сказал, ты здесь в безопасности.
Мы прошли дальше. Он показал ванную — огромную, с мраморной отделкой, большим зеркалом и душем, где отражался свет огней с улицы.
— Здесь всё твоё, бери, что нужно, — его голос был спокойным, почти равнодушным, но именно это и успокаивало.
Мы вернулись в гостиную. Он указал на диван у окна:
— Здесь я обычно читаю. — Его губы дрогнули в тени улыбки. — Но если тебе будет тяжело — садись сюда. Вид из окна помогает думать.
Я кивнула, чувствуя, как внутри разрастается странное тепло. Мне хотелось сказать «спасибо», но слова застряли в горле.
— Если что-то понадобится, скажи, — добавил он и повернулся к своей комнате. — А теперь... отдохни. Ты слишком устала.
Я осталась одна, стоя в своей новой спальне. За окном шумел город, а внутри было тихо. Не крики. Не шаги. Не страх.
Впервые за долгое время я села на кровать и позволила себе вдохнуть глубже.