Глава 12. Фия.
Надежда. Казалось бы, для всех это понятие имеет одинаковое значение. Только, не в моем случае.
Надежда - это иллюзия на лезвие ножа. Она дышит мне в затылок, горячо, влажно, как призрак старого желания, которое отказалось умереть. Эта сука вонзается в ребра, но не убивает. Далеко нет. Она оставляет меня жить. Мучительно.
Надежда - это он, когда я чувствую его взгляд без ада в них. Как-бы успокаивая. Это как прикосновение, которое обещает спасение, хотя знает, что оно утопит. Она - как наркоз перед пыткой, как сладкий десерт который поменяет свой сахарный вкус на тошнотворную горечь, как крик, застрявший в горле.
Я пробовала избавиться от неё. Выжечь, раздавить. Но она, так же как и он, возвращается. В самом извращенном виде: нежная и одновременно жестокая, неотвратимая.
С его последнего визита прошло пять дней. И все чертовы пять дней я живу словно сижу на иголках, на конце которых яд. По правде говоря, за эти дни я ничего не делала: ела, но немного, пялилась в потолок и много спала.
Возможно, это способ моего организма сбежать от реальности? Во сне я чувствую себя гораздо спокойнее, но даже там этот ублюдок преследует меня в моих кошмарах. Гоняясь за мной, повторяя все то, что было в «Доме с приведениями». Но самое отвратительное заключается в том, что когда я просыпаюсь, обнаруживаю возбуждение между ног.
Понятия не имею почему мой организм реагирует на это подобным образом. Может ему нравится ощущение страха, или адреналина? Да, я люблю адреналин, но не когда он сводит конечности от откровенного ужаса.
Впервые за все это время беру свой ноутбук. Он отказался снимать маску, но я все равно узнаю кто он такой. И пока, использую свою единственную зацепку, связанную с ним и отбиваю на клавиатуре «Фин Баррингтон». Там точно должна быть информация об убийце моего друга.
Самые первые заголовки пестрят своей красноречивостью. «Зверское убийство гонщика в центре Орландо», «Любовь или личные счеты: мотив убийства Фина Баррингтона» и прочее дерьмо которое средства массовой информации разносят по сети, лишь бы привлечь просмотры, а вместе с этим и прибыль.
Мой взгляд падает на заголовок «Новые материалы дела об убийстве в Даунтауне» и я без промедлений щелкаю мышкой. На странице мелькают фотографии с места преступления и Фина еще когда он был при жизни. В груди начинает щемить. Мне чертовски жаль. Жаль, что он умер именно так, жаль, что это произошло из-за меня. Конечно, мой преследователь не говорил об этом прямо, но я в этом уверена. Иначе для чего ему стало бы убивать ни в чем невинного человека?
По щеке катится холодная слеза сожаления, которую я быстро смахиваю рукой, читая материалы дела. Убийца был пойман. Его зовут Адам Винстон, 1986 года рождения. Но в статье указано, что он полностью отрицает свою вину. Хмурюсь, понимая, что не все так чисто. Если «Крик» утверждает, что именно он убил Фина, тогда почему поймали виновного?
В поисковик молниеносно ввожу «Адам Винстон» и просматриваю все фотографии. Да, гениально, София. Ты ищешь в интернете Адама Винстона, когда таких по планете хренова туча.
Перебираю еще несколько статей о преступлении, пока не натыкаюсь на портрет. Темноволосый мужчина с легкой щетиной, впалыми глазами и худощавым лицом смотрит прямо в камеру. Его глаза абсолютно опустошены, в них нет жизни. Опустив взгляд чуть ниже, замечаю в его руках табличку с его именем.
На первый взгляд можно было бы подумать, что он просто какой-то бездомный или наркозависимый. И все же, меня смущает его без эмоциональность в глазах, Винстон не выглядит как человек, который так жестоко расправился над человеком.
Громкий звук телефона привлекает моё внимание, несколько погодя я все же отвечаю на входящий звонок.
– Лиам, привет, - радушным тоном приветствую.
– Как дела, Со?, - спрашивает он с еще одним идиотским прозвищем, которое я получала за всю жизнь.
– В порядке, просматриваю подробности дела Фина, - с раздраженным выдохом отвечаю ему.
– Может я приеду? Одна голова хорошо, две лучше, так ведь? - я слышу явную улыбку на его лице и безвыходно соглашаюсь.
Лиам Скотт - милый парень, но мне он кажется слегка навязчивым. Этакий такой «спасательный круг», хотя, может это и пойдет мне на пользу. Все же лучше чем тот ублюдок, помешанный на одном моем существе.
Во время того как жду, пока Скотт приедет ко мне в квартиру, чтобы мы вместе могли разобраться во всем и пролить свет на смерть Фина, дальше продолжаю изучать дело: механическая асфиксия, выдавленные глазные яблоки, отсутствие полового органа и несколько выбитых зубов. Даже если на самом деле, именно мой преследователь убил его - это делает его в моих глазах еще большим монстром, чем он есть сейчас.
Ближе к семи часам вечера Лиам уже стоял на пороге моей квартиры - все с теми же угольными завитками на голове, но что-то было не так в нем. Что-то изменилось с прошлой нашей встречи на памятном заезде.
– Привет, Со, - с улыбкой говорит он, небрежно поправляя волосы.
– Бога ради не называй меня так, - я лепечу, закатив глаза от раздражения.
Он замялся. Видно, что он смутился, и возможно даже обиделся, но мне плевать. Ему вряд-ли бы понравилось, если бы я называла его Лием.
– Проходи, ты вовремя, - отхожу в сторону, как-бы приглашая внутрь.
Не ходя вокруг да около мы сразу направились в гостиную, где я уже изучила некоторые детали дела самостоятельно. Лиам вовлечено начал помогать мне в поиске нестыковок дела.
Мы оба погружены в мрачную атмосферу сомнений и утрат, медленно листая статью за статьей о смерти Фина. Я держу ноутбук на коленях, чувствуя как мои пальцы слегка дрожат, когда я открываю очередную статью с подробностями преступления. Скотт наклонился ближе, всматриваясь.
– Смотри, - вдумчиво прошептала я, указывая на телефон Фина, лежащий на месте преступления, – Тут... не так, как в отчете полиции.
Он наклонился ближе и я увидела изменения в его взгляде - отстраненность исчезла, и появилась тревога, та же, что гнездится у меня в груди все эти дни. Мы сравнили показания, перечитали протокол еще раз. И вдруг все стало подозрительнее: время не совпадает, очевидец вспоминает детали, которых не должно быть, а камеры видеонаблюдения поблизости будто намеренно отключились в нужный момент.
Я почувствовала как во мне закипает ярость. Кто-то явно врет. Кто-то выкрал телефон Фина с места происшествия, для чего? Виновный не признается в содеянном. Но следов того, что это сделал кто-то другой нет. Или это было сделано чужими руками, или настоящий убийца очень хорошо умеет заметать за собой следы.
Я и Лиам сидим в тишине, среди разложенных документов, гаджетов с открытыми новостями и чужих слов, но теперь я знала - я не оставлю это просто так.
Спустя час Скотт уехал, снова оставив меня в гробовой, гнетущей и давящей на плечи тишине квартиры. Дом всегда был для меня убежищем, до недавнего времени.
Среди этой тишины я слышу лишь как тикают часы на кухне. Раньше этот звук убаюкивал, а сейчас - раздражает, будто отсчитывает время до чего-то плохого. Стены, такие знакомые, давят, создавая ощущение, что они сжимаются. Воздух - застоявшийся, тяжелый, в нем нет жизни. Даже холодильник молчит. Ни единого звука, ни скрипа, ни хлопка ветра за окном.
Я стараюсь не смотреть в темные углы, которые кажутся глубже обычного, словно из них может кто-то вынырнуть. Или уже вынырнул, просто я еще этого не заметила. Мои шаги по полу слышатся как выстрелы. Каждый - громкий, чужой, будто я сама стала нарушителем в собственной квартире.
Сидя в кресле гостиной хочу включить музыку - не получается. Телефон глючит. Сеть пропала. Лампочка в коридоре моргнула - и сгорела. Все говорит: сиди тихо, не двигайся, не дыши слишком громко. И я слушаюсь. Потому что в этой тишине что-то прячется, или кто-то.
Я начинаю чертовски хорошо это ощущать. Не звук, не движение, а присутствие. Будто воздух сгустился сзади меня, будто стало меньше места.
Мгновение - и все тело сковало холодом. Он подошел так тихо, что даже пол не скрипнул. Я не слышала ни шагов, ни дыхания, но знала: он там. Совсем близко. Настолько, что я могла чувствовать его тепло. Урод наслаждается этим моментом. Моим напряжением.
Я осталась сидеть в кресле, не в силах повернуться. Все тело оцепенело, как будто разум пытался уберечь меня от самого страшного - его взгляда. Он уже не чужой, как бы я не хотела это отрицать. Он знал меня, и знал слишком хорошо.
– Нашла то, что искала? - его голос прозвучал так, будто он произнес это внутри моей головы. Тихо, почти шепот. Но каждое слово словно вырезали по коже.
Стиснув зубы, я продолжила сидеть, не двигаясь. Сердце колотилось так, что заглушало все. Руки дрожали и покрылись потом, но я нашла в себе силы медленно - очень медленно - потянуться к телефону, лежащему на столике. Его экран черный, не включается. Он все уже знал. Все продумал.
– Тебе не следует совать свой маленький нос туда, куда не следует, - сказал он, теперь уже ближе, почти касаясь.
Собрав все мужество в кулак, наконец решившись - резко обернулась. И снова увидела перед собой гребаную серебряную маску «Крик». Я видела её в своих снах каждую ночь после того, как он заявился ко мне домой. Только теперь это был не сон.
Он не испугался, не отпрянул, когда я развернулась к нему. Наоборот, под этой маской я чувствовала его улыбку. Не спеша, спокойно, как будто мы старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки.
– Я скучал, лисичка, - тихо говорит он, протягивая руку.
Медленно, будто давая мне возможность уйти, отступить. Но я не могу пошевелиться ни на миллиметр. Мозг кричит: Беги. А тело не слушается в очередной раз.
Холодные пальцы касаются моей щеки. Легкий, почти ласковый жест - и от этого стало только хуже. Кожа под его рукой горела, будто он касался не плоти, а души.
– Ты такая хрупкая, - шепчет он, слегка склонив голову набок, как будто изучая меня, – В все пытаешься играть в сильную.
Его ладонь скользнула к моему подбородку, заставляя меня поднять на него взгляд. Я чувствую, как вдоль позвоночника бегут мурашки, холодные и острые. Все моё естество сопротивлялось этому прикосновению, но он держал крепко, почти бережно. И именно это вызывает у меня сильную панику. Он не спешил. Знал, что я не уйду, по крайней мере сейчас.
Я пытаюсь говорить, сказать хоть слово, но все что выходит из моего сжатого горла - хрип. Он склонился чуть ближе, пластик маски почти касается моего уха.
– Теперь ты в той части правды, из которой не выбираются, - ласковый тон слышен в его голосе.
Мое сознание мечется, ища выход, но все сжимается, как ловушка. Я как гребаная мышь в мышеловке. Он слишком близко, и я знаю - каждое его движение рассчитано. Он играет со мной. Только, в этой игре нет правил. Лишь страх.
– Тебе не обязательно бояться. Я бы мог показать тебе, лисичка. Объяснить. Если ты захочешь понять, - с ехидством шепчет он.
Мир качнулся. На миг. На кромке между ужасом и странным, искаженным доверием. И я стою на этом краю: между бегством и искушением узнать всю правду. Даже если она уничтожит меня.
Я не знаю, что именно движет мной в данный момент. Может, отчаяние. Может желание наконец понять, почему все это произошло - смерть Фина, тревожные знаки. А может я просто устала бороться с ним. Но все же я сделала один шаг вперед. Едва заметный, как будто не я, а кто-то другой двигал моим телом.
Он не удивился, будто ждал этого. Будто ждал, что рано или поздно я подойду ближе сама.
Между нами оставалось всего несколько шагов. Я слышу как бьется моё сердце - быстро, не в ритм. Не страх, уже нет. Что-то другое: гнев, усталость, желание добраться до истины.
– Хватит играть, - мой голос звучит хрипло, но твердо, – Снимай.
Он чуть склонил голову, будто не понимает. Или делает вид. Я смотрю на него, в глаза - те, что казались странно плоскими, неестественными. Маска. Боже, как она мне надоела. Она слишком идеальная, слишком гладкая, лишенная жизни.
– Что? - спросил он спокойно, но я уловила насмешку.
– Маску. Снимай её, - требую я, – В прошлый раз ты отказался, но раз мы говорим о правде... Я хочу видеть твое лицо. Настоящее. Не образ, не игру, не то, кем ты прикидываешься все это время.
Он смотрит на меня долго. Будто решает, заслужила ли я это? Будто колебался- или просто тянул время, чтобы еще немного держать власть. И, наконец, медленно, с небрежной грацией поднял руки к лицу.
Его пальцы скользнули по пластику, а затем - щелчок, легкий, почти неслышимый. Этот звук стал как точка невозврата, после которой все изменится. И мы оба это знали.
Он коснулся края маски и начал снимать пластик с лица. Медленно, словно каждый миллиметр раскрытия - часть какой-то страшной правды, которую я давно искала, но теперь не была уверена, хочу ли встретиться с ней лицом к лицу.