Я люблю тебя
Прошли месяцы.Город ещё не проснулся. Асфальт был прохладным, утренний воздух — терпко-свежим, и только глухие удары кроссовок по тротуару напоминали, что день начался.Я бежала уверенно, почти легко, чувствуя, как кровь разгоняется по венам, как сердце бьётся в ровный такт дыханию. Всё тело откликалось ритмом, и в этом был какой-то особый кайф — движение, свобода, тишина города, принадлежащего только нам.
Где-то позади раздалось характерное фырканье, а затем полустон-полукрик:
— Ария, я ненавижу бегать, чёрт побери! — простонала Эйприл, будто я тащила её за собой на казнь.
Я рассмеялась и обернулась через плечо. Она бежала с видом человека, который в любой момент готов рухнуть на землю и объявить забастовку.
— Подумаешь, три километра! — я фыркнула, делая вид, что мне это вообще ни о чём. — А ты сама хотела ягодицы, как у моделей. Так что придётся страдать, детка.
Эйприл закатила глаза так выразительно, что даже в полумраке рассвета я это заметила.Она выругалась себе под нос, но всё же не отставала.
Я остановилась у уличного фонтанчика, с жадностью сделала несколько глотков воды и вытерла пот со лба. Солнце медленно поднималось над горизонтом, окрашивая небо нежно-розовым. Было в этой утренней тишине что-то чистое... и очень нужное.
— Эйприл, — позвала я, когда та наконец добралась до меня, тяжело дыша. — Я всё думаю об Элли. Она вышла из клиники всего месяц назад. Арес не отходит от неё ни на шаг.
— Ну... неудивительно. Он через ад прошёл с ней, — пробормотала Эйприл, делая глоток из своей бутылки.
— Я знаю. Но сейчас у неё вот вот день рождения, — я посмотрела в небо. — И он всё ещё смотрит на неё, как будто боится моргнуть. Как будто если он на секунду отвернётся — она снова исчезнет.
Эйприл опустила взгляд.
— Ты ведь понимаешь его, да?
— Да, — кивнула я. — Он потерял слишком много. И он не верит, что в этот раз всё будет по-другому. Даже когда Элли смеётся... он всё равно напряжён.
— А ты?
Я улыбнулась, хотя в этом было чуть грусти.
— Я держусь рядом. Просто... рядом.
Я махнула рукой и, не дожидаясь ответа, снова рванула с места, чувствуя, как дыхание выравнивается, а сердце входит в ритм. Позади меня послышался возмущённый крик:
— Ари, ты просто сучка! — заорала Эйприл, спотыкаясь, но не сдаваясь.
Я рассмеялась и, не оборачиваясь, крикнула:
— Зато выносливая !
Асфальт мелькал под ногами, ветер трепал мои волосы, и я вдруг снова заговорила, сквозь дыхание, в пол-оборачивания:
— Арес говорит, что Элли не хочет отмечать день рождения. Но ведь это её совершеннолетие, Эйприл... Разве это не повод? Может, устроим сюрприз? Что-то тёплое. Без пафоса.
Позади раздалось тяжёлое сопение, а потом:
— Ну конечно устроим, — отозвалась она, — особенно если ты перестанешь тащить меня как на марафон, и мы доживём до этого дня!
Я захихикала и сбавила шаг, чтобы она догнала.
— Серьёзно, — сказала Эйприл уже тише. — Думаю, это может быть тем, что ей нужно. Даже если она откажется — она всё равно почувствует, что её не забыли. Что её любят.
Я кивнула, глядя вперёд.
Да. Это и была цель.
Мы продолжили бежать, уже чуть спокойнее, когда вдруг Эйприл неожиданно ущипнула меня за бок. Я вскрикнула, чуть не споткнувшись:
— Ты чё творишь?! — возмутилась я, отскакивая в сторону.
— У вас с Аресом завтра полгода, как вы вместе, да? — ехидно протянула она, вытирая лоб тыльной стороной ладони.
— Да... — выдохнула я, — но я не думаю, что он из тех, кто помнит такие "праздники".
Эйприл хмыкнула, закатив глаза:
— Ну ещё бы! Он же старый, ему уже двадцать семь!
— Эй! — я ткнула её локтем в бок. — Он старше меня всего на семь лет. И вообще... он просто такой человек.
— Хм, "такой человек"... — с иронией повторила она, — молчит, но за тебя голову кому угодно свернёт. Да ещё и с глазами "я никого не люблю, кроме своей девочки"...
Я чуть улыбнулась, опустив взгляд на беговые кроссовки.Да. Такой человек. И именно поэтому я его люблю.
После пробежки я вернулась домой вся в испарине, с лёгкой усталостью в ногах, но с приятной лёгкостью в груди. Кожа горела от утреннего холода, волосы чуть прилипали к вискам, дыхание ещё не до конца выровнялось, но внутри было то самое ощущение победы — маленькой, но своей.
Я толкнула дверь, вошла и не успела даже захлопнуть её за собой, как из кухни донёсся знакомый, холодноватый голос отца:
— Ари, — сказал он, отпивая кофе. — Ты опоздаешь в университет.
Я только закатила глаза и крикнула, сбегая по лестнице наверх:
— Не опоздаю!
Дома пахло корицей и поджаренным хлебом — мама, как всегда, умела сотворить маленький уют посреди утреннего хаоса. Запахи смешивались с теплом кухни, и на секунду мне показалось, что весь дом дышит этим спокойствием.
Я быстро прошла в ванную, включила душ, и горячие струи смыли усталость пробежки, слились с каплями пота, увлекая их в слив. С каждой секундой становилось легче, будто тело обновлялось, и впереди ждал совсем другой день.
Одежду я выбрала без колебаний: велосипедки, любимая свободная майка с байкерским принтом — немного дерзости, немного свободы. Глаза подвела легко, только чтобы взгляд стал выразительнее, а волосы уложила в мягкие волны. Они упали на плечи, и отражение в зеркале мне даже понравилось.Когда я спустилась вниз, у крыльца уже стоял байк. Арес. Я улыбнулась уголками губ. Он как всегда был точен до минуты.
Дверь открылась, и он зашёл в дом, чуть пригладив волосы. Сразу же столкнулся с моей мамой в холле. Она, не скрывая своей теплоты, подошла и с лёгкой улыбкой поцеловала его в щёку:
— Арес, дорогой, будешь кофе?
Он на секунду замер, немного смутившись, почесал затылок:
— Спасибо, миссис Роуз... можно.
За последние месяцы он стал почти частью семьи. Мама принимала его с открытым сердцем, всегда тепло улыбалась, шутила, угощала его своими домашними пирогами и разговаривала с ним, как с родным. А вот отец...
Он сидел за столом, с газеты поднял на Ареса короткий, колючий взгляд. Слишком часто он сравнивал его с Патриком. Слишком явно давал понять, кто, по его мнению, был «правильным выбором» для его дочери.
Но Арес... он держался.Горд, упрям, немногословен — но ради меня он терпел. Не спорил. Не уходил. Не сдавался.Отец не мог удержаться. Он отложил газету, отхлебнул кофе и, не глядя на меня, спокойно, но с нажимом произнёс:
— Арес, ты ведь понимаешь, что Арию нельзя отвлекать от учёбы? У неё университет. Будущее.
Тон звучал как приговор, не вопрос.
Арес спокойно стоял у входа, положив ключи от байка в карман кожаной куртки. Он взглянул на отца — взгляд твёрдый, но в нём не было ни злости, ни подчинения. И, как всегда, с той своей легкой, ленивой ухмылкой он ответил:
— Разумеется, сэр. Я всегда привожу её вовремя.Даже спать ей не даю , чтобы не проспала университет.
Я едва не прыснула от смеха, но прикрыла рот рукой.Отец прищурился. Его раздражало это спокойствие. Раздражала ухмылка. Раздражало то, что Арес ни разу не дал повода придраться... и всё равно не был тем, кого он бы хотел рядом со мной.
— Сарказм — это твоя защита? — холодно уточнил он, — или ты правда считаешь, что байки и драки — подходящая среда для моей дочери?
Арес не моргнул. Лицо стало чуть серьёзнее, но голос остался спокойным:
— Я не считаю, что для неё есть "подходящее" или "неподходящее". Она сама выбирает. И, как бы это ни удивляло, она справляется. Лучше многих.
Мама быстро перебила, будто почуяв нарастающее напряжение:
— Вы оба, хватит. Ари уже взрослая. И кофе стынет.
Я шагнула ближе к Аресу, взяла его за руку. Он тут же сжал мои пальцы, и в его взгляде я прочитала всё: "я держусь — ради тебя".
Арес молча пил кофе, держа кружку в обеих руках. Губы слегка коснулись края — он делал вид, что расслаблен, но я видела, как немного подрагивают мышцы на челюсти. Он ненавидел этот дом за лицемерие, но ради меня оставался в нём.Я доедала свой тост, мельком глянув на часы. Мы почти опаздывали, когда за столом повисло знакомое напряжение. Отец неспешно заговорил, не отрывая взгляда от своей чашки:
— Как дела у Патрика?
Всё замерло. Это было не просто любопытство. Это был выстрел — точный, нарочито спокойный. Он знал, как вывести Ареса из равновесия. Знал, что этим вопросом ударит точно по нерву.Я почувствовала, как пальцы Ареса, сжимающие мою руку под столом, будто стали крепче. Он не ответил. Я взяла инициативу на себя:
— Хорошо, пап. На этой неделе он купил себе новый байк. Всё такой же отрывной.
Я нарочно сказала это спокойно, легко — чтобы не дать Аресу повода сорваться.
Его взгляд скользнул в сторону, и хоть он и не проронил ни слова, я знала — его съедала ревность.
Отец, довольный, что попал в цель, добавил почти мимоходом:
— В эту пятницу мы идём на ужин к его семье. Будь готова.
Арес поднял на него взгляд. Медленно. Без слов.Но если бы взгляд мог убить — то отец давно бы лежал на полу.Я тут же сжала его руку крепче, едва уловимо покачав головой, умоляя не сказать лишнего. Он понял. Проглотил эмоции. Поднял кружку, допил кофе залпом и поставил её обратно на стол с глухим стуком.
— Поехали, принцесса , — буркнул он, почти шепотом, — пока я не забыл, что я держу себя в руках.
Отец это услышал. Но промолчал.
Мама тоже.И мы ушли — быстро, как из дома, в котором оставили слишком много огня и ни капли тепла.Мы вышли за ворота, и как только дверь дома захлопнулась за нашей спиной, Арес резко выдохнул — почти срываясь на вскрик:
— Твой отец меня ненавидит.
Он остановился у байка, провёл рукой по шлему и нервно усмехнулся, глядя куда-то в сторону, не на меня.
— Он всё ещё пытается свести тебя с Патриком?
Я подошла ближе, обвила руками его талию и прижалась лбом к его спине, сквозь ткань байкерской куртки чувствуя, как быстро стучит его сердце.Он был зол. Он был раним. Он был мой.
— Он может пытаться, сколько угодно, Арес, — тихо сказала я.
Арес резко обернулся, уставился в мои глаза — в них был огонь, ревность, страх, но и что-то уязвимо-настоящее. Он хотел услышать это от меня.Я провела пальцами по его щеке и добавила мягко:
— Я выбрала тебя. Не Патрика. Не чьё-то удобство. А тебя — с твоей грубостью, болью, со всем, что с тобой связано.
Он всё ещё был напряжён, но в его взгляде появилась та искра, которую я любила — опасная, притягательная, настоящая.
Он наклонился ближе, его губы почти касались моих:
— Ты мазохистка, принцесса. Влюбиться в меня — не самая безопасная ставка.
Я усмехнулась и прошептала:
— Зато самая правильная.
Он выдохнул, ухмыльнулся, будто сбросив с себя весь накопившийся яд, накинул мне шлем, а потом сказал:
— Ладно. Поехали.
Как только мы сели на байк, Арес завёл двигатель, и его гул приятно вибрировал подо мной. Я обернулась к дому — мама уже помахала нам из окна кухни, а отец, скорее всего, ушёл в кабинет с чашкой своего правильного кофе и убеждённостью, что знает, как должна выглядеть моя жизнь.
Но вдруг входная дверь распахнулась.
— Ари, подожди! — прозвучал тонкий, но звонкий голосок.
Из дома выбежал Маркус — мой младший брат, в пижаме с динозаврами и босиком, прижимая к груди свою плюшевую игрушку. Он сломя голову спустился по ступенькам и подбежал к нам, надув губы.
— Ты не зашла ко мне в комнату поздороваться... — пробурчал он, глядя сначала на меня, а потом — строго — на Ареса.
Арес удивлённо моргнул, а потом — в духе своего нового, "почти семейного" положения — снял одну перчатку и протянул кулачек.
— Извини, малой. Косяк. Исправляюсь.
Маркус серьёзно ударил кулачком в ответ и добавил:
— В следующий раз заходи. Ты теперь вроде как мой... почти брат, да?
Арес усмехнулся, чуть покачал головой, но не стал спорить. Только бросил мне взгляд: тёплый, чуть растерянный, но с тем особенным блеском, который появлялся у него, когда рядом был кто-то из "моих".
Я наклонилась и поцеловала Маркуса в лоб:
— Ты у меня самый лучший. И да — он теперь наш.
Маркус довольно улыбнулся и побежал обратно в дом, поднимая пыль босыми пятками по дорожке. Арес смотрел ему вслед, потом на меня — и сказал с улыбкой, полушёпотом:
— Вот теперь можно ехать. Ты как будто приручаешь меня понемногу... сначала мать, теперь брат. Остался только твой отец — но это вряд ли.
Я хихикнула, обняла его крепче и прошептала:
— Он просто не знает, сколько хорошего в тебе. Но ничего — узнает.
Байк рванул вперёд, и мы умчались по улице, оставляя позади дом, утро, и ворчание, что прозвучит позже за семейным ужином.
Арес высадил меня у входа в университет. Мы не спешили — я спрыгнула с байка, стянула шлем, а он смотрел на меня с привычной смесью притворной строгости и чего-то куда более глубокого. Его пальцы скользнули по моей щеке, прежде чем я успела что-то сказать.
— Будь умной, принцесса, но не слишком — а то забудешь, кто тут главный, — усмехнулся он.
— Угу, главный, ага, особенно когда я не рядом, — поддела я его в ответ, и он ухмыльнулся, но в глазах уже блестел тот знакомый, мрачновато-собственнический огонь.
Я махнула рукой и направилась к кампусу. И тут...
— Милееееди!
Передо мной, будто из воздуха, возник Патрик. Такой же светловолосый, в своём дурацком балахоне с капюшоном, вечно растянутом, но с той же неуловимой тоской в глазах. Он подлетел ко мне, широко распахнул руки и с размаху обнял.
— Ты наконец-то вернулся к учёбе? — я засмеялась, не успев даже пошутить о его пропаже.
— Да, миледи, — сказал он почти торжественно, а потом добавил шёпотом, — ну, маман сказала — или обратно в кампус, или в армию. Я выбрал меньшее зло.
Я усмехнулась, но в тот момент случайно бросила взгляд через плечо. Арес. Он всё ещё стоял у байка — точнее, стоял до того, как увидел, как Патрик прижимает меня к себе. Его губы чуть дрогнули, как будто он хотел что-то сказать, но передумал. Он завёл байк с громким рывком и сорвался прочь, шины оставили тонкий след на асфальте.
Ревность. Его самая яркая, самая болезненная черта.
— Он не любит делиться, да? — заметил Патрик с тем же чуть натянутым тоном, как будто между словами он боролся с самим собой.
— Ты же знаешь Ареса.
— Да, к сожалению.
Его голос был мягким, но с лёгкой горечью.
— Он не знает, что мне пришлось сделать, чтобы меня не выгнали. Как мать билась за меня. Что я всё это время просто... не мог. Я не мог видеть вас вместе. Это выжигало.
Я ничего не ответила. Мы всё ещё дружили, но уже не так. Не так часто. Без тех посиделок до утра, без смеха на кухне и без ночных звонков "без повода".Патрик словно начал привыкать. Или просто притворяться.Он всё чаще избегал мест, где появлялись мы с Аресом — особенно гонки. Он делал вид, что Ареса не существует, словно вычеркнул его из кадра.
Но... он всё ещё приходил ко мне. Лазил в окно, как в детстве. Правда теперь — сначала писал, звонил, спрашивал, одна ли я. Не потому, что стеснялся, а потому, что не мог видеть нас вместе. Он всё ещё страдал — я это чувствовала каждой клеткой — но учился прятать это под улыбками и старыми шутками.
А я... я всё равно ценила его. Просто уже по-другому.Целый день Патрик был рядом. Не навязчиво, нет — наоборот, почти по-старому.
То приобнимал за плечи, когда мы переходили из корпуса в корпус, то мимолётно касался руки, когда смеялся над какой-то своей дурацкой шуткой. И всё это — как прежде, но с лёгкой новой интонацией.
Иногда мне даже казалось, что всё вернулось: его искренний смех, тот взгляд, в котором было столько тепла и боли одновременно... И всё же я чувствовала — что-то изменилось. Патрик всё ещё был мне близок, но теперь между нами стояла тень. Не Арес. А воспоминания о том, что было до него.К концу дня я уже чуть не засыпала на последней паре, когда в аудиторию с порога залетела Эйприл. Громко, как всегда, будто и не было у неё пропущенных лекций.
— О, ты всё-таки явилась? — я повернулась и прищурилась на неё.
— А ничего, что ты пропустила три пары?
— Ничего, — отмахнулась она с ухмылкой, кидая сумку на первую свободную парту.
— Зато успела на последнюю. Мы с Эрни целый день переездом занимались.
— Вы съехались?! — мои глаза распахнулись шире.
— Ты серьёзно, Эйприл?!
— Абсолютно. — она села рядом и закатила глаза, — Ему понадобилось сто лет, чтобы сделать первый шаг, и ещё сто — чтобы решиться на переезд.
Я улыбнулась от всей души. Она выглядела усталой, но счастливой. Я действительно была рада за них.
— Я горжусь тобой, бунтарка. Теперь ты почти взрослая.
— Почти? — фыркнула она. — Сейчас кофе выпью — и снова в детство.
Мы переглянулись и засмеялись. А за спиной я всё ещё чувствовала взгляд Патрика — он не отводил глаз.
Вечер опустился быстро, тёплый и пахнущий морем.
Я стояла у выхода из кампуса, глядя на экран телефона. Третий вызов — и всё без ответа.
— Арес, ты где... — пробормотала я себе под нос, опуская руку. Он никогда не игнорировал мои звонки. Никогда. Это тревожило.
— Отменён? — раздался знакомый голос за спиной. Я обернулась — Патрик. Улыбался, но глаза — как всегда — выдавали больше.
— Твой принц не приехал, я вижу.Подвезти?
— Патрик, — вздохнула я, но без злости. — Ну отвези.
Он тут же оживился, словно только и ждал моего выхода.
— Миледи, прошу, — торжественно произнёс Патрик и изобразил грациозный поклон, будто на нём не джинсы и кеды, а камзол и шпага. Его жест сопровождался хитрой улыбкой, а взгляд скользнул к байку, стоявшему чуть в стороне.
Он сиял в вечернем свете — новый, блестящий, с хромированными деталями и кожаными вставками. Видно было, что Патрик гордится этим конём не меньше, чем самим фактом, что он может похвастаться им передо мной.
Он подбежал к байку, запрыгнул в седло с таким видом, будто садится на трон, и обернулся ко мне.
— Раз уж он тебя продинамил, — предоставь это удовольствие мне, — сказал он, хлопнув по сиденью позади себя.
Я закатила глаза, но уселась за ним.
— Если разобьемся, винить буду тебя.
— Разобьёмся — умрём красиво. — рассмеялся он и завёл мотор.
И в этом смехе — как и во всей этой ситуации — всё было слишком просто, слишком знакомо...
Но внутри меня нарастала тревога.
Почему Арес не отвечает?.
Мы подъехали к дому — день выдался странным, тревожным, но я старалась не подавать виду.Патрик аккуратно припарковал байк возле тротуара, а я спрыгнула с него, стряхнув волосы с плеча.
— Если хочешь, можешь зайти на ужин, — сказала я, бросив на него взгляд. — Мама скучает по тебе.
Он рассмеялся, дернув плечом.
— С удовольствием. Всё ради миссис Роуз и её коронного лосося.
Мы зашли в дом, и мама тут же выскочила из кухни, завидев его.
— Патрик! — воскликнула она и обняла его с такой теплотой, словно он был её сыном.
— Ты давно не заходил! Будешь лосось с пюре? Только приготовила.
— Конечно буду, миссис Роуз, вы же знаете — я не откажусь. — Патрик улыбнулся широко, как в те самые дни, когда был у нас почти каждый вечер.
В этот момент из кабинета вышел отец. Он нес чашку с кофе и, увидев Патрика, просиял.
— Патрик, дорогой! — шагнул к нему и крепко обнял, хлопнув по спине, как своего.
— Ты заходи почаще. Ты положительно влияешь на мою дочь.
Я чуть прикусила губу, едва сдерживая реакцию. Это был тонкий, почти колючий укол в адрес Ареса, и мы оба это знали.
Но Патрик, как всегда, отыграл идеально — вежливо, спокойно, не глядя в мою сторону.
А где-то внутри у меня сжалось.Потому что Арес всё ещё не звонил.Во время ужина я сидела за столом, ковыряя вилкой в рыбе и почти не слыша, о чём говорят. Я снова и снова смотрела в экран телефона.
"Ты где, Арес?" — уже десятое сообщение без ответа.Никаких новых уведомлений. Только пустой, упрямо молчащий экран.
— Ари, убери телефон, — сухо сказал отец, отпивая вино.
Я вздохнула и хотела уже что-то сказать, но мама мягко вмешалась, стараясь сгладить напряжение:
— Дорогой, ну она, наверное, пишет Аресу... Может, и он к нам присоединится? Я бы на него лосося побольше сделала.
В этот момент Патрик, сидевший напротив, на секунду застыл, а потом поджал губы, отвёл взгляд и уткнулся в салфетку.
Отец же, наоборот, сразу напрягся.
— Нет, Роуз. — холодно произнёс он. — Этот хамоватый байкер не будет сидеть с нами за одним столом.
— Папа! — Я резко повернулась к нему, глядя в упор. — Он мой парень. Хватит к нему так относиться.
Отец посмотрел на меня с недовольной снисходительностью:
— Я буду. Потому что он портит тебя. Он даже рядом не стоит с тем, кто достоин тебя.
Я больше не стала сдерживаться.
Отложила вилку на тарелку с глухим звоном, резко встала, не сказав ни слова, и ушла наверх. Дверь хлопнула за моей спиной.
Я села на кровать, пытаясь дышать ровно, чтобы не расплакаться. Арес молчит. Отец будто намеренно добивает. И вишенка на торте — Патрик за этим столом.
Прошло всего пару минут — и в дверь постучали.
— Ари, это я, — раздался знакомый голос.
Патрик.
Патрик сел рядом, немного откинувшись назад, опираясь на ладони. Посмотрел на меня сбоку — с той своей мягкой, немного усталой улыбкой, которой я когда-то доверяла безоговорочно.
— Абсурд, — сказал он, качая головой. — Я сейчас буду тебя успокаивать по поводу Ареса... но. Я уверен, что твой отец рано или поздно примет его.
Я вздохнула, уставившись в пол:
— Я уверена, что нет. Он до сих пор не принял меня такой, какая я есть. А Арес для него — просто мишень.
Патрик усмехнулся, почти по-доброму:
— Не слушай его. Твой отец всегда был слишком строг. Особенно к тебе.
Он потянулся и обнял меня за плечи, как раньше, когда всё было проще, спокойнее.
— Спасибо за ужин, миледи. — тихо сказал он, прижимаясь губами к моему виску.
Я даже не успела ответить, как он уже встал и подошёл к окну, как в старые времена.
— Патрик снова? — с улыбкой бросила я, зная, что он сейчас исчезнет как призрак.
Он обернулся, с той самой дерзкой улыбкой:
— Да. Я слишком редко стал это делать... Уже скучаю.
А потом — раз, и он снова вылез через окно, прыгнул на землю и, не оглядываясь, побежал в свой дом напротив.Как будто время отмотало назад — и я снова была той самой девчонкой, что смотрела ему вслед с замиранием сердца... но уже с другой жизнью.
Телефон зазвонил неожиданно, и я, всё ещё сидя у окна, сразу схватила его, увидев имя на экране.
— Арес?! Наконец-то! Ты куда пропал?!
На том конце раздался его хрипловатый голос с легкой насмешкой:
— Принцесса... смотрю, ты и одного вечера без меня не можешь?
— Арес, не смешно, — резко оборвала я. — Я переживала.
Он вздохнул.
— Извини. Элли устроила настоящий погром. Позвала друзей, они выпили полшкафа моего дорогого виски, потом... кто-то наблевал на ковер, и я всё это убирал. Телефон потерял среди всего этого хаоса, но точно знал, что твой "друг" Патрик не упустит шанс доставить тебя до дома. Всё хорошо у тебя?
Я выдохнула.
— Да. Всё нормально.
На секунду повисла тишина. А потом он произнёс:
— Я люблю тебя.
Мир замер. Он никогда прежде не говорил этого.
Я застыла, сердце забилось громко, как в первый раз.
— И я тебя, Арес, — наконец прошептала я. Тихо, но с полной уверенностью.
Он помолчал и снова заговорил:
— Спи крепко, принцесса. Завтра утром заеду.
Связь оборвалась, а я ещё долго сидела в темноте, держась за телефон и чувствуя, как эти три слова разливаются теплом внутри.