Принцесса
Визг мотора разрезал ночную тишину, будто пульсирующий крик свободы. Байк Патрика мчался по ночным улицам Майами, унося нас прочь от шума гонок, прочь от слов Ареса, прочь от всего.
Дорога блестела в отражении неона, а ветер срывал мои волосы из-под шлема. Сердце билось в унисон с мотором — быстро, громко, будто гонка всё ещё не закончилась.
Когда мы остановились у моего дома, я скинула шлем, рассмеялась, тяжело выдыхая:
— Патрик, ты меня напугал до смерти!
Он улыбнулся, стряхивая волосы со лба:
— Я этого и добивался. Видишь, как я хорошо управляю своим чёрным конём, миледи?
— Вижу, — ответила я, усмехнувшись, — но теперь у тебя ещё одно задание.
Я посмотрела на своё окно, тихо светящееся на втором этаже.
— Ты должен помочь мне туда забраться.
Он медленно ухмыльнулся, уже зная, что это будет не в первый раз:
— У меня есть выбор?
— Нет, сэр. — Я усмехнулась, — И ты это прекрасно знаешь.
Он вздохнул с театральным страданием:
— Вот так всегда. Сперва гонки, потом штурм крепостей. Жизнь с тобой — одно приключение.
— Жду, когда ты наконец купишь верёвочную лестницу, Патрик. Или ты просто обожаешь трогать меня, когда помогаешь лезть наверх?
Он широко усмехнулся, не ответил, но глаза сказали больше любых слов.А я сделала вид, что не замечаю.Патрик обнял меня за талию, крепко, но осторожно, и, сдерживая своё смущение, поднял так, чтобы я смогла зацепиться за подоконник. Я быстро подтянулась и забралась в комнату, ловко, будто делала это каждый день. Он тут же запрыгнул следом, легко, как кошка, и уже через секунду оказался почти вплотную ко мне. Его дыхание обжигало, а в глазах сверкала искра, которая всегда появлялась, когда он был особенно серьезен.
— Ты же теперь будешь ездить и поддерживать меня на гонках? — спросил он тихо, но в его голосе звучала надежда.
Я посмотрела ему прямо в глаза. Глубокие и голубые. Он стоял так близко, что можно было сосчитать каждую веснушку на его щеке.
— А у меня есть выбор?
Он усмехнулся, наклонился чуть ближе:
— Нет, миледи.
И, прежде чем я успела что-то сказать, Патрик резко отступил назад, подмигнул и, как всегда, с привычной лёгкостью выпрыгнул через окно.
Я подошла к краю, выглянула вслед. Он шел к байку, не оборачиваясь, но перед тем как надеть шлем, всё же тихо бросил:
— До завтра.
Я долго ещё смотрела в темноту, где растворялись его шаги.
***********************************************
Утро ворвалось в мою комнату вместе с мамой, как ураган.
— Ари! Ты проспала! — воскликнула она, распахивая дверь. — Девять ноль девять! Отец в ярости! Быстро вставай!
Я подскочила с кровати, сердце застучало в груди. Девять?! Чёрт. Всё болело после ночной гонки и прыжков в окно, но времени жаловаться не было. Я умылась ледяной водой, наскоро оделась — белая футболка, джинсы, волны — и, пока спешно натягивала кроссовки, на автомате позвонила Патрику.
Он ответил сонно:
— Да?..
— Чёрт, Патрик! Мы проспали! Отец сейчас убьёт меня!
Голос его тут же оживился:
— Не убьёт. Дай мне пять минут.
— Пять минут! Поторопись!
Я отбросила телефон и вылетела из комнаты. Стоило мне спуститься по лестнице, как в гостиной меня встретил взгляд ледяной, как арктический ветер. Отец стоял в костюме, с чашкой кофе в руке, и щурился так, что я почувствовала себя первокурсницей на защите диплома.Я уже открыла рот, чтобы хоть как-то оправдаться, как вдруг распахнулась входная дверь. В неё с размаху влетел Патрик, всё ещё в мятой футболке и с волосами, торчащими в разные стороны, но с самой искренней и невозмутимой улыбкой на лице.
— Доброе утро, мистер... — он на секунду запнулся, будто специально делая паузу для драматизма, — ...Харпер. Это из-за меня. Я виноват.
Мама, стоявшая у кухонного шкафа, подняла бровь в удивлении. Отец прищурился ещё сильнее, уже оценивающе. А Патрик продолжил, не теряя ни капли уверенности:
— Мы... Ну... Я всю ночь писал работу по экономике. Ари помогала мне. Даже не думал, что она настолько умна — честно.
Я тут же пнула его локтем в бок, чуть сдерживая смех. Он шикнул сквозь зубы, с трудом сохранив невинное выражение лица.
Отец посмотрел на нас, будто взвешивал каждое слово. Потом наконец произнёс, сухо и холодно:
— Я надеюсь, вы оба понимаете, что учеба — не повод для оправданий. Но если уж вы и правда занимались, тогда я ожидаю увидеть результат. Особенно от тебя, Ария. В твою учебу вложены большие деньги. Я надеюсь, ты оправдаешь ожидания.
Я кивнула, прикусив губу, а Патрик только добавил, играя в свою роль до конца:
— Не переживайте, сэр. Я лично прослежу.
Отец кивнул. Не то одобрительно, не то сдержанно. И ушёл в кабинет, захлопнув за собой дверь.
Я выдохнула. Мама усмехнулась и, проходя мимо Патрика, шепнула:
— Хорошо держишь удар. В следующий раз не забудь будильник.
Патрик, довольный собой, повернулся ко мне:
— Ну, что я тебе говорил? Не убьёт.
— Патрик... — я покачала головой, не зная, то ли ругать его, то ли смеяться.
— Дай мне пять минут, — сказал Патрик, отбегая к двери. — Переоденусь и отвезу тебя.
— Да иди уже, — махнула я рукой с полуулыбкой.
Он выбежал, хлопнув дверью, а я, всё ещё в лёгком напряжении, прошла на кухню и налила себе чашку кофе. Горячий аромат немного успокоил нервы, но стоило мне сделать глоток, как рядом появилась мама.
Она молча посмотрела на меня. В её взгляде не было ярости, как у отца, но... что-то куда острее — спокойное, проницательное.
— Милая... — сказала она тихо. — Отец поверил. Я — нет.
Я посмотрела на неё и лишь кивнула. Без слов. Она знала. Я знала, что она знает. Но она молча развернулась и ушла, будто этим кивком мы заключили молчаливое перемирие.
Прошло не больше пяти минут, когда с улицы донёсся визг мотора. Я подскочила, схватила рюкзак и выбежала на крыльцо. У дома стоял Патрик на байке, уже переодетый, в тёмной футболке и с привычной дерзкой ухмылкой на лице.
— Ну что, опаздываем, миледи? — спросил он, подавая мне шлем.
Я села за ним, усмехнулась и сказала:
— Ты самый лучший друг на свете, Патрик.
— Знаю, — отозвался он и прибавил газу. Байк сорвался с места, и мы помчались по утренним улицам, прочь от напряжения, отцовского взгляда и маминых догадок. Только мы, ветер и немного свободы.
Я сидела на лекции по эконометрике, едва удерживая глаза открытыми. Цифры, графики, регрессии — всё сливалось в единый туман. Преподаватель что-то увлечённо писал на доске, а я машинально делала пометки, не особо вдумываясь в суть.
— Ну как ты? — прошептала Эйприл, наклонившись ко мне.
— Слишком сонная, чтобы думать, — пробормотала я, устало потерев виски.
Она хихикнула и добавила:
— В пятницу вечером мы все собираемся у Эрни. Ты же придёшь?
— Кто «все»? — спросила я, с подозрением глядя на неё.
— Патрик, Джеймс, Лукас...
— ...и Арес? — перебила я, приподняв бровь.
— И Арес, — призналась она и тут же добавила, — не переживай, на таких сборах он обычно тихо пьёт виски в углу. Поверь, у него слишком много своих проблем, чтобы задирать тебя.
Я закатила глаза, но не сказала ничего.
— Ну же, приходи? Я не хочу снова быть там единственной девушкой.
Я вздохнула, закусила губу, а потом сдалась:
— Только ради тебя и Патрика.
Эйприл довольно улыбнулась и вернулась к записям, а я снова уставилась на доску, молясь, чтобы пара закончилась быстрее.
Вся неделя прошла довольно сумбурно. Первая неделя в университете — будто марафон без финишной черты. Я таскалась с одной лекции на другую, вечно уставшая, вечно с ощущением, что нахожусь не на своём месте. Вокруг — кипящая студенческая жизнь, новые лица, амбиции, конкуренция. А внутри — пустота и странное чувство отчуждения.
Мне не было интересно. Ни преподаватели, ни предметы, ни люди рядом. Я не понимала, нравится мне всё это или нет. Скорее — нет. Потому что не я выбрала этот путь.
Выбрал отец.
Он был категоричен: престижный университет, серьёзное образование, уверенное будущее. Он выбрал за меня, будто это нормально. А я... я всегда мечтала совсем о другом. Маленький, уютный цветочный магазин, как у бабушки. Я могла часами сидеть с ней в окружении лавандовых горшков, розовых бутонов, мелких ромашек. Помню, как она говорила: "Цветы — это дыхание души, Ари." А потом улыбалась и брала меня за руку.
Пять лет назад бабушка умерла. А вместе с ней ушло то тепло, которое я чувствовала рядом. Я пообещала себе тогда, что когда-нибудь всё равно исполню её мечту — нашу мечту. Но отец считал, что цветы — это пустая трата времени. Он хотел «серьёзности», «успеха», «реализации».
Поэтому я училась. Потому что иначе — дома был бы ад.И вот наступила пятница. Наконец-то. День, когда можно выдохнуть, хотя бы на несколько часов притвориться, что всё в порядке. День, когда я могла немного приблизиться к себе, хотя бы в мыслях.
Я смотрела в окно, сквозь шумные кампусные аллеи, и тихо шептала внутри:Бабушка, я всё ещё помню. И когда-нибудь, правда, обязательно... буду как ты.
Я открыла шкаф, провела пальцами по вешалкам, в поисках чего-то особенного. Настроение просило дерзости, уверенности. Взгляд упал на чёрное платье в обтяжку — длинное, струящееся, с провокационным вырезом на ноге. Оно будто шептало: «Носи меня».
Я надела его, чувствуя, как ткань мягко облегает тело, подчеркивая изгибы. Добавила чёрные туфли на высоком каблуке — изящные и немного вызывающие. Волосы уложила в лёгкие волны, слегка небрежно, но идеально. На запястье, за ушами — мой любимый парфюм с нотами жасмина и белых цветов. Он всегда напоминал мне бабушку и дарил ощущение уверенности.
И, конечно же, стоило только мне встать перед зеркалом, как послышался... стук в окно.
Я резко обернулась.
— Серьёзно?.. — пробормотала я и подошла открыть.
Патрик, как всегда, завалился внутрь с видом человека, спасшегося от конца света. Он театрально схватился за сердце и, глядя на меня, выдал:
— О господи, Ари, ты такая красивая, что я, кажется, официально ослеп.
Я закатила глаза, схватила подушку и метнула в него:
— Клоун! — крикнула я, смеясь.
Он увернулся с грацией пантеры, схватил подушку и прижал к груди, будто она его защищает от слишком яркой красоты.
— Это моё спасательное средство от твоей убийственной внешности, — подмигнул он, — иначе я не вынесу этот вечер.
Я покачала головой, но уголки губ уже не скрывали улыбку. Он всегда знал, как разрядить любое напряжение — своим глупым юмором, искренними реакциями и той самой, особенной теплотой, которую я всё ещё упрямо называла «дружбой».
Патрик рухнул на мою кровать, закинул руки за голову и лениво протянул:
— Если ты готова, миледи, мы можем выезжать. Байк уже заскучал без тебя.
Я села рядом, потом легла рядом с ним, уставившись в потолок, и тихо сказала:
— Я не уверена, что готова.
Он тут же повернул голову в мою сторону, подняв бровь:
— Почему?! Ари, я, между прочим, с горем пополам затащил тебя в свою тусовку. Это свершение века! Что может мешать?
Я вздохнула и чуть нахмурилась:
— Арес. У него... аура козла. Честно.
Патрик тут же расхохотался — этот искренний, заразительный смех, от которого на миг забываются все тревоги.
— Аура козла?! — выдохнул он, вытирая слезу смеха. — Боже, Ари, ты хоть понимаешь, что теперь я не смогу смотреть на него, не представляя его с рожками и копытами?
Я тоже засмеялась, но быстро добавила:
— Я серьёзно. Он раздражает меня с первой секунды. Такой наглый, самодовольный...
Патрик всё ещё улыбался, но уже тише, мягче:
— Да, он сложный. Но он не так прост, как кажется. Просто не спеши судить. И если он будет грубить — я рядом, ты знаешь.
Я взглянула на него и кивнула, и в этот момент всё внутри стало немного спокойнее.
Мы, наконец, спустились вниз — я поправляла волосы, Патрик шел с довольной ухмылкой, как будто сделал что-то героическое. В прихожей нас тут же встретила мама, скрестив руки на груди.
— Снова через окно? — прищурившись, произнесла она, глядя прямо на Патрика.
Он остановился, выпрямился, будто перед допросом, и, как всегда, включил своего обаятельного клоуна:
— Миссис Роуз, я просто не хотел вас беспокоить.
Мама закатила глаза, но уголки её губ всё-таки дрогнули.
— Если ты в следующий раз грохнешься с крыши, не жди, что кто-то будет тебя оттуда соскребать, — буркнула она, уже отворачиваясь к кухне.Мои пионы , думаешь я не догадалась ?!
— Просите — театрально поклонился он ей вслед.
Я хихикнула и толкнула его в плечо:
— Ты неисправим.
Он посмотрел на меня, хитро улыбаясь:
— Именно поэтому ты меня и держишь рядом.
Мы вышли на улицу, и Патрик, как всегда, галантно подал мне шлем. Я села за ним, обхватив его за талию, и байк ожил низким рокотом, как будто знал, что впереди ночь, полная чего-то особенного.Город начинал мерцать в огнях. Мы мчались по улицам Майами, вдоль пальм, подсвеченных неоновыми вывесками. Тёплый ветер трепал мои волосы, в ушах шумела скорость, а сердце билось в такт с вибрацией под коленями. Всё казалось нереальным — улицы, яркие как в кино, море где-то вдалеке блестело под луной, окна высоток отражали небо и движение.
Патрик, как всегда, управлял байком уверенно, с лёгкой лихостью, будто играл на инструменте, который знал наизусть. Иногда он поворачивал голову, чтобы убедиться, что мне хорошо, и я видела в его взгляде ту самую искру — заботу, игру, привычную нежность, которой я не давала значения.
Минут через двадцать мы свернули с основной дороги, переехали небольшой мост и остановились у большого дома — светлый фасад, широкая лестница, освещённый двор. Перед входом уже стояли несколько знакомых байков, и, судя по музыке, доносившейся изнутри, тусовка уже началась.
— Приехали, миледи, — усмехнулся Патрик, обернувшись ко мне. — Надеюсь, ты готова окунуться в безумие.
— С тобой по-другому не бывает, — улыбнулась я, снимая шлем.
Как только мы вошли в дом, атмосфера тут же накрыла меня с головой — мягкий свет, музыка, перемешанная с шумом голосов, запах еды и сладкого вина. Кто-то смеялся, кто-то обсуждал что-то жарко у лестницы, в комнате витала лёгкая дымка, пропитанная вечерним безумием.
— Ария! — раздался знакомый голос, и прежде чем я успела что-то ответить, Эйприл подхватила меня под локоть, как вихрь. — Пойдём, ты срочно мне нужна.
Я только глянула на Патрика — он махнул мне рукой и уже направился к Эрни и Лукасу, а меня утащили на кухню. Там, в уютном полумраке, на столе уже стояли закуски, вино плескалось в бокалах, а Эйприл ловко налила мне один, протянув:
— Срочно. Вот, держи.
Я взяла бокал, не успев даже открыть рот, как она закатила глаза и выпалила:
— Слава богу ты пришла! Я тут схожу с ума — Эрни с Лукасом весь вечер обсуждают какие-то чёртовы запчасти, тормозные диски, сцепление... серьёзно! Я будто на уроке механики!
— Ну ты ж знала, куда ввязалась, — усмехнулась я, отпивая вино. Оно оказалось лёгким, чуть терпким, с нотками вишни.
— Да знала. Но, блин, хоть бы иногда говорили о чём-то, кроме своих железных коней. Я в платье, на каблуках, вообще-то! — она фыркнула и налегла на виноград. — Поэтому — спасибо, что спасла меня.
Я рассмеялась и чокнулась с ней бокалом.
— Ну что, девичник на кухне объявляется открытым?
— О, сто процентов. Пока эти гонщики в моторном экстазе, мы устроим своё шоу.
Мы с Эйприл сидели на высокой кухонной стойке, болтая и смеясь над всем подряд — от странной прически одной из девчонок в зале до того, как Лукас пару дней назад пытался заменить масло и уронил канистру прямо себе на кроссовки. Бокалы с вином постепенно опустели, щеки слегка разгорелись от алкоголя и смеха.
— Нет, серьёзно, если он ещё раз скажет «карбюратор» — я просто... — Эйприл закатила глаза и махнула рукой, едва не расплескав остатки вина.
И вдруг — шаги. Тяжёлые, уверенные.
Мы обе повернулись в сторону двери, и вот он — Арес. Его тень легла на пол, будто вместе с ним в кухню вошло нечто гораздо большее, чем просто человек. Он был в чёрной футболке, капли воды на ключице — видимо, недавно умывался или облил себя на жаре. В руке у него оказался бокал, он бесшумно открыл бутылку виски, плеснул себе и поднял взгляд.
И, конечно же, этот взгляд был направлен на меня.Холодный. Насмешливый. Пронзительный.
— Как мило, — хмыкнул он, глядя, как я держу бокал. — Принцесса наконец осмелилась пить вино без маминого разрешения?
Я приподняла бровь, но не ответила сразу. Эйприл резко дёрнулась, будто готовилась его отругать, но я её остановила жестом.
— А ты всё время такой остроумный или только когда входишь в комнату с женщинами?
Арес слегка усмехнулся, поднёс бокал к губам, сделал глоток, не отрывая от меня взгляда.
— Только когда рядом те, кто этого заслуживает, принцесса. — Он подчеркнул слово, словно пробуя его на вкус. — Надо же, как быстро ты влилась в компанию. Уже выглядишь почти своей.
— А ты всё ещё выглядишь чужим, несмотря на то, что, по слухам, ты тут главный, — парировала я, слегка наклонив голову.
Между нами на долю секунды зависло напряжение, будто воздух стал гуще. Он усмехнулся уголком губ, но в глазах его что-то мелькнуло — не просто раздражение. Что-то другое. Интерес?
Эйприл шумно выдохнула:
— Ладно, хватит дуэлей. Кто-нибудь, налейте мне ещё вина, а то от вашего флирта уже хочется пить.
— Это не флирт, — выпалила я сразу.
Арес лишь тихо хмыкнул, поставив свой бокал на стойку и уходя обратно в темноту дома, бросив через плечо:
— Конечно, нет. Ты ведь совсем не в моём вкусе. Или... пока не в моём.
Я сжала бокал чуть сильнее. Эйприл прикусила губу, пытаясь не рассмеяться:
— Ария... по-моему, ты ему понравилась.
— По-моему, он просто заноза в одном месте.
Но почему тогда сердце стучало чуть быстрее?
Мы с Эйприл хохотали, не разбирая уже, над чем. Красное вино мягко кружилось в голове, всё казалось лёгким, немного размытым — почти как в сне. Она подлила ещё, мы чокнулись и выпили до дна.
— Ещё одна капля — и я начну петь, — пробормотала я, обнимая Эйприл за плечи.
— Тогда мы с тобой запишем альбом, — хихикнула она, и, обнявшись, мы ввалилась обратно в зал, где уже собралась большая часть компании.
Эйприл тут же сорвалась с места и прыгнула в объятия Эрни, как будто не виделись сто лет. Он её подхватил, рассмеялся, за её спиной подмигнул мне.
— Чёрт, систер, — раздался знакомый голос, и Патрик подскочил к нам, держась за голову. — Ты чего так накидалась? Если отец тебя спалит — меня похоронят первым!
— Тогда выпьем за тебя, мученик, — пропела Эйприл, уже не пытаясь выглядеть трезвой.
Я рассмеялась, пошатываясь, пошла дальше вглубь комнаты, пока не почувствовала, как сильная рука обвила меня за талию. Пахло знакомыми духами Патрика и чем-то теплым, уютным.
— Миледи, вы тоже перебрали, — театрально произнёс он, прижимаясь ближе, чтобы не дать мне оступиться.
Я махнула рукой, отгоняя его заботу:
— Я абсолютно трезва, сэр. Почти.
Но тут... я его увидела.
В углу комнаты, в полутени, прислонившись к стене, стоял Арес. Всё тот же тёмный взгляд. Бокал виски в руке. Он медленно пил, наблюдая за мной — неотрывно, будто читал что-то под кожей.
Мой пьяный мозг, не думая, выстрелил первым:
— Ты всё ещё охраняешь стену или просто боишься смешаться с народом?
Он не сдвинулся с места. Только уголок его рта чуть дёрнулся.
— Наблюдать за пьяненькими малолетками — моё новое хобби.
— Ну да, конечно. Ты ведь только сверху умеешь смотреть, да? С пьедестала. С мотоцикла. Или с эго, которое размером с этот дом?
В комнате воцарилась секундная тишина. Кто-то хмыкнул, кто-то фыркнул. Патрик даже чуть напрягся, но Арес лишь спокойно сделал глоток и, не отводя от меня взгляда, ответил:
— Не переживай, детка. Мне нравится твой характер — особенно когда ты слегка пьяна и честнее обычного.
Я не выдержала и отвернулась первая, чувствуя, как в щеках пульсирует кровь.
— Урод, — пробормотала я себе под нос.
А в груди — непонятный жар, будто мне бросили вызов, от которого невозможно отказаться.
Я резко вырвалась из объятий Патрика — слишком всё было, слишком шумно, слишком много мыслей, эмоций, и... он. Арес. Его взгляд прожигал меня сквозь музыку и хмель.
Он сделал шаг вперёд, в руке — почти пустой бокал, глаза — как темное пламя.
— Ты слишком юна и глупа, — произнёс он с ледяной насмешкой. — И пить не умеешь.
Я хотела что-то сказать, но он уже осушил стакан до дна, подошёл почти вплотную, так что я ощутила запах его виски, кожи и злости.
— Таких, как ты, я обычно просто трахал.
Вы на большее не способны, принцесса.
У меня перехватило дыхание. Словно удар под дых. В глазах потемнело.
— Арес! — раздался голос Патрика.
Он тут же оказался рядом, встал между нами, лицо было перекошено от ярости.
— Не смей говорить с ней так. Осади.
Арес лишь усмехнулся, подняв руки в притворной невинности:
— Ладно, ладно. До встречи на гонках, юнец.
С этими словами он взял в руки свою кожаную куртку, накинул её на плечо и, не оглянувшись, вышел, словно не бросил только что в лицо нож.В комнате повисло тяжелое молчание. Лукас, заметив, как сжались кулаки Патрика, тут же подошёл ближе и поднял руки, стараясь разрядить атмосферу:
— Ребят... Давайте лучше выпьем? Серьёзно, не обращайте на него внимания. У него сейчас сложное время.
— Сложное? — спросила я, голос всё ещё дрожал.
Лукас кивнул, понизив голос:
— Годовщина. Его младший брат... погиб. В гонке. Несколько лет назад. Вот он и... нервничает. Но сейчас не об этом.
Он попытался перевести разговор на другие темы, влить в нас снова вино, музыку, смех.
А я осталась стоять. Немая. Горло сжало, как от жара, и одновременно от холода. Его слова — жёсткие, грубые, омерзительные — впились в память, словно занозы.
Зачем он так? Почему со мной?
Что я сделала, чтобы заслужить такую ненависть?..И почему эта боль не исчезала, а только росла где-то глубоко внутри — вместе с каким-то непонятным интересом к тому, кто её причинил?