Глава 7
Мушки пыли плавали в солнечной дорожке. Хальпарен ушел - кажется, еще ночью, осторожно затворилась дверь. Я смотала лозу с руки и осмотрела ладонь. Жить было можно.
- Магистр? – стуча, позвали со двора. - Лили у Вас? А-
Рома отодвинулся вместе с дверью, высунулся из-за нее и нарочно постучал опять. Петя вытянул его за шиворот на порог. Оба выглядели жутко помотанными.
- Он принес меня сюда и сразу ушел, - просто пояснила я.
- Что произошло?
Пришлось запускать их внутрь, ставить чайник и рассказывать все, как было. Слушать их охи, ругань и угрозы расправы при встрече с дежурным, несмотря на нейтральность, а потом спрашивать про Валеру.
- Он попытался вылететь из Нави и застрял на границе, - сказал Рома. – Прям так и висел за воротами на листе, дернуться не мог. Влетел и влип в плющ, как муха в паутину. Вроде как почуял кого-то, но мы все осмотрели – пусто.
- Шизеет братец, - заключил Петя, собирая кружки в раковину.
Новый стук прервал разговор.
- Лили, Вы проснулись?
Викторианская вежливость Хальпарена иногда поражала даже мою королевскую, тьфу ее к пятерке, кровь. Он обращался ко мне на «Вы» только при посторонних, значит знал, мог услышать, что на кухне гости, понимал, что те не вошли бы, не разбудив, и все равно решил постучать в свою же собственную избушку.
Братья вскочили с мест, я пошла открывать.
- Мы пришли удостовериться, что с ней все о'кей, - сразу начал оправдываться Рома.
- С Валерой все норм? – сразу сменил тему Петя.
- Могу отдать, - сразу обрадовал Хальпарен. – Кузя не против, а наследие бывшего магистра Вам дорого, полагаю.
Конопатый нос аж сморщился от счастья. Я же промолчала. После ночного рандеву «пернатая камера» в доме – всего лишь одна из замен валерьянке для его несчастного давления. Прокормить еще одно зверье мы бы смогли.
- Да ну, нести еще.
- Не стоит переживать, он уже у вас на кухне. Я проведу, ночью в спальне произошли некоторые неурядицы.
Вместе с Ромой, который «до вечера был совершенно свободен», мы добрались к избушке. Осколки на полу блестели серебром без единой красной капли, впрочем, уже и от серебра выворачивало как от экзорцизма. Хотя лучше бы и в правду кто-то провел процедурку-другую, спину бы размяла. Хальпарен тут же попросил меня найти и покормить Кузю, а заодно и Валеру, и всех, кто вдруг набрел за ночь. Парням наказал поднимать на место шкаф, а сам потянул лозу под осколки.
Валера, взъерошенный и заметно недовольный, что ему запретили орать, пыжился в углу на печи, немо открывая рот каждый раз, как Кузя или Котик смели двинуться с места. Я выскребла из кастрюли остатки Петиной каши и поставила по плошке Кузе и Валере. Котик тут же влезла в опустевшую кастрюлю и стала там хозяйничать. Решив, что дитё не вешается, так пусть себе тешиться, я нагнулась к отражению в этой самой кастрюле, оценила обстановку, не оценила гнездо для Валеры на голове, стянула с раковины кусок ткани и попыталась собрать кудри в хвост. Сегодня у навьих должен был состояться бал, а мытье головы так и не состоялось. Обычно к этому времени все вактаре уезжают, чтобы не мешать, но в этот раз сделали исключение. Более того, представители иностранных Братств еще не совсем разъехались по домам, а значит лес ждал уйму новых гостей. Петя сказал, что им наверняка интересно взглянуть на наш кусок зоны, что случается редко, а нам «типа» выгодно чего-то продать, да к кому-то подлизаться. Сюда же приурочили день рождения старшего магистра, как бы тот не кривился, протестуя.
Мимо пробежали Братья, сказали, что надо принести воды и помыть пол. Следом вышел Хальпарен, приостановился, поглядев на мои жалкие попытки завязать хотя бы узелок, предложил помочь.
– Умеете?
– Учился, – поморщился тот. – Мать учила.
– Мама? – удивилась я.
– Да, – Хальпарен нахмурился, пригнулся взглянуть с моего ракурса, взял прядь от уха и отвел к затылку. – Давно, еще в Швеции. Хотя крепостное право тогда еще не отменили и иметь пару-тройку слуг в доме требовалось просто из приличия, она все равно настаивала, чтобы я, и никто другой заплетал ей косу. Говорила, пригодится. А я все не понимал, на что оно мне. Дочек обычно учат.
– Меня родители не учили. Ну, – спохватилась я. – Они ж меня не воспитывали. Я их вообще не знаю. Только потом А... ой, нельзя же, ну, папа разрешал попробовать. Если Р... да елки! Короче, если его попросят. И потом...
Я замялась. А что потом? Кто? Забыла. Но кого-то же заплетала. Кого?
– Ну вот и пригодилось выходит, – продолжил Хальпарен. Из рукава тихонько потянулась лоза, завязываясь бантиком на волосах. – У нее локоны светлые-светлые были. Почти белые. Ну да так у многих, один я... Хотя свои я никогда не трогал.
– А можно Вас заплести?
– В следующий раз. О, прошу тебя, не делай такие глаза. Однажды придет день, когда мне не придется бежать по делам.
Дел у него было и в правду слишком много, чтобы вести занятия для меня и Пети, которого так никому под опеку и не передали. И хотя сам Петя мастером никого больше не называл, ворчать тоже перестал и про Елисея, по крайней мере в присутствии кого-либо кроме друзей, не заикался. Пару раз, как и сегодня, просил Рому погадать, стоит ли ему уже требовать повышения и менять паспорт подмастерья на мастерский. Карты же, как и баллы в этом паспорте, уверяли, что совсем скоро время к этому подведет.
Что время точно подвело неожиданно скоро, так это вечер, а вместе с ним и гостей у ворот Мольвактена. Приехали и иностранцы с приема, и некоторые вактаре нашего отдела Братства, кто занят не был. Мы заметили их, пока собирали грибы, и сразу побежали в избушку переодеться, пока к работе не припахали. Вэксты в сторожевых избушках вели себя, пусть дружелюбно, но из кожи вон нервно, проверяя каждого пришедшего и выстраивая их в очередь ожидать провожатого до главной площади – считать новые скелеты на ветках лесу этой ночью не хотелось. Хальпарен запретил.
Пока примеряла платье – Азар подарил его, стоило упомянуть, что мне понравилась картинка с Персефоной, - и рисовала макияж, мальчики уже ушли. Я показала отражению язык и выбежала в ночь. Никакой Гавриил показаться не посмел. Только Кузя свалился со шкафа.
Белый шелк почти светился во тьме. У реки, словно в ответ, тоже заблестело. Жевжик с Баей плыл на лодке, нос которой украшал небольшой череп с мерцающей свечей внутри. Вокруг них вились блуждающие огоньки, сопровождая. Со стороны Дремучей, возвышаясь над деревьями, медленно ступало что-то большое. На тропу передо мной выскочил Межевик, поздоровался, покатился дальше. Все двигались в сторону рынка, на звуки музыки и шум толпы.
Площадь походила на витражный фонарик с черными узорами кованной огранки. За ветки повсюду зацепили кучу колокольчиков. Эти же колокольчики висели на главном дубе, где ими звенели специально отобранные вэксты. Между гостями сновали светлячки. Где-то играли в камушки – навьи крутили плошки с камнем только под одной. Иногда кто-то жульничал и съедал камень, благо - не игроков. Кто-то носился в догонялки. Самые ответственные и трудолюбивые продолжали торговать кристаллами, грибами, ножами и дымовыми бусинами. У самого же дуба кружили хороводы в несколько колец. Русалки, вклинившись вместе со всеми в каждый из кругов, пели, смеясь и повизгивая:
Каго любіш - не забудзеш,
Каго любіш - не забудзься,
А на гары царкоўка. [1]
Есть они тоже никого не собирались, плясать и петь было куда веселее. Огромное волосатое существо, пришедшее из Дремучей, возвышалось над нами на четырех длинных тонких ногах и довольно покачивало рогатой головой с привязанными шарами, шумно шуршащими и стучащими в такт музыке. Еще пара подобных существ виднелась в тумане неподалеку, мелодично мыча. Возможно, им просто нравился праздник, а Хальпарен разрешил прийти.
Сам Хальпарен разговаривал с Ягой.
- Здравствуйте, матушка, - подскочила я.
- Здравствуй, дочка, - стукнула помелом та, - ой, а что ж у тебя с косой? На-ка вот, - стянула с черенка белую шелковую ленточку и протянула, - переплетешь, этой красотой, - а затем наклонилась к нам, понизив голос. - Граф, я так тебе скажу, зря приходят гости, чую-чую скоро тут будут кровь да кости. Тьфу вот, чтобы не проклясть, но во тьме Дремучей Лихо разевает пасть, холод жжет колючий.
Хальпарен молча перевязал мне ленточку вместо лозы, кивнул. Я подтянула косичку к себе, разглядывая тонкий бантик, длинные усо-хвостики которого перемешались с кудрями, и так же тихо спросила:
– Константин ничего не передавал?
– Все спокойно.
– Зря Вы его хальсбанд не одолжили опять. Он бы у кого другого взял. Я Ваш в Прави видела, спрашивала, можно ли забрать. Не разрешили.
– Не беспокойся. Способностей лешего мне хватит, чтобы защитить тебя и остальных. Главное, что твой меч на месте. Это ты нарисовала? – прищурился он, рассматривая макияж.
– Да, в интернете нашла, – ответила я, подставив ладони под подбородок. Затем склонила голову набок и поинтересовалась: – Красиво?
– Желающих потанцевать наберется...
– Тогда смою прямо тут, – сморщилась я. – Не люблю я эти танцы. Не умею.
– Без дождя не получается?
– Да ну Вас. Это другое. Просто там одна, а тут люди. Ну то есть нелюди, но все равно. Наступлю кому на лапу или хвост. Понимаете?
– Если проблема только с танцем, могу научить.
– В чем подвох?
– В том, – вскинув брови, вздохнул Хальпарен, – что учить буду я, – а заметив ироничную ухмылку, пожал плечами. – Кто будет главным?
– Вы. Я ж ничего не умею.
– Многим главам это не мешает. Что ж, – поднялся, – ты как-то напомнила мне о важности правильного диалога. Танец – тот же диалог. Важно слышать партнера. И сперва – приветствие.
Убрав одну руку за спину, он, склонившись, мудреным вывертом, достойным рунного жеста, подал вторую. Я отвесила книксен, укрыла пальцами холодную ладонь с той уверенностью, с которой не коснулась бы и игрушечного хомяка, и с легким вызовом заглянула в золотые глаза. Сам предложил. Еще непонятно, кто кому попался.
– Все я тебе показать не сумею, – продолжал Хальпарен, выпрямляясь, – однако бессмертной классике обучу.
Предыдущая песня выдохлась. Миг, и ей на смену пришла медленная мелодия. Сперва донеслось задумчивое посвистывание, словно маленький соловей, потерявшись в чаще, испуганно и неуверенно звал на помощь. В ответ этим капелькам нот лес протяжно вздохнул до скрипа и по коже мурашками прокатилась мычащая колыбельная с мягкими уколами колокольчиков. Эхо непривычно тягуче и долго оставалось повисеть в воздухе, сглаживая острые переливы.
Русалки плавно закружились бледным туманом, иногда замирая со вскинутыми руками, и почти сразу бросались кружить дальше, точно мираж, что появляется и расплавляется дрожащей пеленой, стоит только присмотреться к нему получше.
– Бессмертная классика будет учить меня бессмертной классике? – спросила я, стараясь не наступить ему на ногу. Тот на миг отвернул голову в сторону, а затем покачал ей, улыбаясь.
– И кто научил тебя задавать вопросы?
– Бессмертные классики. А кто научил Ва-ай!
Я все-таки оступилась, но Хальпарен подхватил, склонившись.
– Научил меня...?
– Учить.
– Смерть и авангард, полагаю.
Он вернул меня на ноги и, взяв за одну руку, покружил, словно возвращал планету на орбиту. Светлячки беспокойными звездами подлетели поиграть у его рогов, мельтеша и опускаясь отдохнуть. В смазанных миражах русалок, тумана и огоньков мелькали и другие силуэты танцующих, но все так далеко, словно бы совсем в другом мире, там, за пеленой. Мы плавно ступали в такт мелодии, подошвы тонули во мху, а я - в осторожных волнах движений. Казалось, в этих золотых глазах на моем месте была хрустальная птичка, которой одними кончиками пальцев нужно расправить крылья.
– Можно и так, – Хальпарен приостановился, взмахом откинул полы плаща, опустился на колено, вновь словил мою руку и приподнял ее над головой. – В таком случае – обходят по кругу. Попробуй.
Мне вдруг стало смешно. Не то, чтобы от глупости или какой-то шутки, а просто. Я посмотрела на мастера, улыбнулась, слегка поджала плечи.
– Класс?
– Рабочий, – кивнул он, опершись свободной ладонью о колено. – только теперь, кажется, не встану.
Теперь было можно посмеяться, что я себе и позволила, потащив его за собой, будто это и вправду могло помочь подняться.
- Браво-браво! – похлопали откуда-то сбоку. Это был один из тех вактаре с приема в Братстве. Помнить бы еще, какой. - Полагаю можно поднять тост за праздник, а?
- Рад, что Вы довольны, - проговорил Хальпарен, одним взглядом исподлобья прибавив: «в кои-то веки». Мы отошли к одной из палаток, что вздыхала сладким дымом. Под навесом кипел котел, который то и дело срывался помешать пухлый навий. Увидев нас, он тут же встрепенулся и вытащил из-под лавки три потертых черепа с залепленными глиной горлышками, похоже, что человеческих, которые тут же наполнились и задышали паром. Пить можно было хоть из носа, хоть из глаз, но, чтобы не сильно облиться, лучше изо рта.
- Брось-брось, - запротестовал гость, стоило Хальпарену протянуть листья в оплату, - у тебя день рождения, позволь угостить. Сколько это тебе уже минуло, до трех сотен не дошел? – он сунул в растопыренную лапу тройку монет, возможно, знавших Цезаря. После чего чокнулся с нами и отхлебнул, - О, да, у вас тут ам... вель-мы прьи-го-жа? Ха, да, все очень милые, не каждой зоне так везет.
- Мастер старался, - вложив веса достаточно, чтобы прибить, улыбнулась я. Если Хальпарен кого-то презирает – я его тоже презираю. Хотя презирает он почти всех. Но выпить со всеми можно, особенно, если угощают. Особенно, если глинтвейном из граната. Впервые пробую гранат.
- Оно и видно, - улыбнулись мне в ответ. - Кстати, о видимом и невидимках. Не знаете ли где можно найти кого-нибудь из видящих? Я давно раздумывал о том, чтобы наладить торговлю водами рек. Знаете ли, Смородина – одно, а Стикс может статься – совсем другое. Надо бы это исследовать, а заодно посоветоваться, насколько такая идея, кхм-кхм, разумна.
- Гранаты навьим понравились, - покивал Хальпарен, рассматривая свой череп. – Думаю, и от воды не откажутся.
- Не вижу разницы, - заявили у макушки. Я подняла голову и встретилась взглядом с Ухом. Сиаре коснулся переносицы: - Вижу тебя, Сестра. И тебя, лесной граф. И тебя, один из друзей. Мы там видимся, - показал он в сторону. – Можно там смотреть. Там много видно.
Гость тут же махнул нам черепом и поспешил к компании видящих у очередной палатки с напитками. Но Хальпарена это не расслабило. Веселая полька у дуба взвизгнула, завершившись, и уступила место новой песне.
Чорна птушка, чорна птушка
Што ж ты в'ешься нада мной? [1]
- Почему ты зовешь ее Сестрой? – спросил он, понизив голос и отставляя напиток на прилавок.
- Потому что она мне Сестра. Точнее, станет однажды, я вижу наперёд.
- Не станет, - вышло резко. Молчание, спокойней: - Уж поверьте, я все контролирую.
- Станет, - покачал головой Ух, и глаза его засияли синевой ярче прежнего. - В одном из исходов. А ты не увидишь.
- Я скорее дам Нави пасть, чем-
- Этого тоже не миновать. В одном из исходов.
- О чем он, мастер? – встряла я, попытавшись разрядить обстановку. Глаза сиаре почти полыхали, хотя говорил он спокойно, почти сонно. Глаза Хальпарена же темнели, а голос будто приложили к точильному камню.
- Есть ли хороший исход? – спросил он, будто произнося заговор.
- Они все хороши. Так Начальство...
- Есть ли хороший исход, посмотри на меня.
Ух замолчал, растопырив ушки. Радужка его шла кругом, как вода от ложки в бурлящем котле.
- Послушайте её просьбу, - пробормотал он, не глядя ни на кого из нас. - Не отходите.
- Ты знал об этом всем и раньше, не так ли?
Синева померкла. Ух поморгал.
- Я знаю все, - пожал плечами он, странно оглядываясь. - Вам стоило бы поговорить со мной, а не с Жевжиком.
И вдруг, точно вспомнив о чем-то, пошел прочь, не попрощавшись. Я подала Хальпарену его череп.
- О чем он говорил?
- Ни о чём, - тот и сам как очнулся, кивнул, глотнул. - Выпил лишнего.
Мне захотелось его треснуть.
- Мастер, а улыбнитесь?
- Вылетит черный ворон? – усмехнулся он.
- На инсульт проверяю, - я отобрала череп назад, оставила в палатке, подхватила Хальпарена под локоть и потянула за собой, куда-нибудь подальше от лишних ушей. – Не пили бы лишнего, помнили бы, что Вам сказано было слушать мою просьбу. Вот, прошу, расскажите, о чем шла речь. В конце концов это меня касается. Я тоже хочу что-то контролировать.
Тот скривился, но, помотав головой, будто разминая шею, а не оглядываясь, все-таки пригнулся ко мне, шепнув:
- Сказал, есть шанс, что Среброглазый добьётся своего и ты станешь старшей. Но я сделаю все, чтобы этого не допустить.
- Подождите, Среброглазый хочет сделать из меня вроде новой Метатрон?
- Мы же говорили об этом тогда при старших.
- Я блестяще тупая. И вообще, Вы сказали воды принести. Только он не так сказал. Он сказал, что я буду ему Сестрой. Это к чему?
- Блестяще, - кивнул Хальпарен. Махнул пальцем на череп, с разрешения взял, отпил. - Про сиаре я тебе рассказывал.
- Окно было важнее, - я села на камень у канавы стала болтать ногами в воде. - И уснула потом.
- Очень интересно рассказывал, похоже.
Да, не то слово. Это было вечером следующего дня после нападения богинки. Хальпарен пришёл к нам, несмотря на раны, заработанные, как тот изволил рассказать только недавно, в драке с Пущевиком. На нем без прикрытия плаща красовалась новая белая блуза. А из-под неё светила перевязка. Ароматы смолы перебили спирт и бинты. Он отказался сесть на кровати, расположившись у стола так вальяжно, как только мог, отложил костыль и взялся пояснять за видящих. Периодически что-то рисовал, но чаще переводил дух.
Чтобы не пялиться на него, я стала пялиться на окно, где Кузя за день нашего отсутствия вставил новое стекло.
- Сиаре – это вэксты, - пояснил он снова, опускаясь на землю рядом. – Но если вэксты являются существами Яви, которые мутировали под влиянием разорванного листа, то сиаре – мутировавшие под влиянием листа существа Прави.
- Старшие?
- Да. Но такое случается исключительно редко, за листом в Прави мы следим тщательней, да и пуфалунов на нем нет, чтобы выскакивать.
- А, - я нахмурилась, чтобы казаться сосредоточенной, а не тревожной, - с моими такое может случиться?
- Не должно. У них ведь есть ты. К тому же струны старших все-таки сильнее струн явьих. Не переживай, - он коснулся кончика моего носа. - Если вдруг – я за ними присмотрю.
- За Вами бы кто присмотрел. Впрочем, кто-то уже смотрит.
Жевжик махал нам веслом. Вздохнув, Хальпарен отошел, украв мой глинтвейн насовсем. Не желая социализироваться, я пошла искать мальчиков.
Нашлись они у палатки, где Рома пытался купить замшелый и залепленный грибами посох в его рост, а Петя его изо всех сил отговаривал.
- Чуть нашла вас, - выдохнула я. - Тебе, Ром, кстати привет передавали. Это ты в дом потащишь?
– Ага, - довольно улыбнулся он, когда торговец все-таки взялся заматывать покупку в мятую бумагу, - а то там завелись анекдоты – придется их травить. А это штука страшная, вот смотри. Приходит как-то в Навь...
– Ром, у тебя есть знакомый оператор? Хочу, чтобы он приезжал каждый раз, когда ты появляешься около меня, а я могла в камеру поворачиваться и молча смотреть пару секунд. Привет тебе передавали, говорю.
– Ну сейчас появилась ты. А кто передавал? Ай, ну, какая вещь, все-таки, а! – он тут же отдал бумагу назад и стукнул посохом о землю.
– Да там девочка, - я попыталась припомнить, где еще мы могли с ней видеться, - ну ходила с нами как-то на Купалье. И как-то кидала в чат шутку про грибы и грибников: «или я их, или они меня». Ну, темненькая такая...
– Где это ты ее увидела? – перебил Рома, отчего-то резко посерьезнев.
– Да проходила, налетели друг на дружку на рынке. Только усталая была какая-то. Ты бы спросил, вдруг у нее что-то случилось.
– Случилось, - мальчики переглянулись с какой-то почти агрессивной настороженностью. - Случилось то, что ты, Ли, ошиблась, наверное.
– Чего это?
Петя посмотрел на меня.
– Она умерла полгода назад, - тихо произнес он. - На лист ушла. Загрызли.
- Как загрызли?
- Зубами. Она, типа, подругу спасала. Говорят, типа, собой пожертвовала. Не шути лучше так, короче.
- Да я и... - лучше промолчи, знаешь, чего стоят разговоры? – Грустно, - громко, заглушая голос, сменила я тему, - наверное, тем, ради кого была эта жертва.
- Не думаю, что там, типа, есть время, типа, думать, - Петя натянул рукава до костяшек и раздраженно потер нос. - Когда мастер жизнью жертвует, чтобы тебя спасти, он, типа, не думает, а, типа, будет ли потом тебе грустно. Он просто жертвует, типа, и все.
- Жертвует, чтобы самому потом не страдать, - кивнул Рома, и мне показалось, что мы думаем об одном и том же. - Петь, ты болеешь что-ли?
Тот поморщился и молча мотнул головой, выбрасывая пустой флакон того же зелья, что пил Хальпарен, простудившись. Достал второй флакон, стал дергать пробку.
- Но мы же не знаем, что там после смерти, - продолжила я, увернувшись от посоха, которым Рома резко взмахнул, распугивая народ. - А вдруг тебя вот так поднимут, как сейчас?
- Для инопланетянина ты как-то маловато удивляешься происходящему вокруг, - усмехнулся он. – Трупы полезли, а тебе все равно. Хотя вроде пропали опять. Мастер вон, ничего не рассказывал.
- Я читала и смотрела исследования тройки. Ты, если посмотришь и почитаешь, как живут в Китае, а потом приедешь в Шанхай, вряд ли будешь очень сильно удивляться. На трупы есть трын-трава, вроде, и вообще. Петь, ты правда много выпил.
- Я сам знаю, сколько мне надо, лады? – сморщился он, пряча третий флакон, но тут же взмахнул руками. - Эй!
На голову нам посыпалась сухая листва. Следом с дерева упал Межевик, подскочил, и схватил меня за подол платья.
- Трывога! – заорал он, дергая ткань. - Трывога! – и тут же резко бросился бежать, расталкивая всех вокруг. - Упыры нападаюць!
- Откуда у нас упыри? – удивился было Рома. Но тут лицо его исказилось.
Сперва показалось, что мы стоим на сцене театра или цирка. Концерт закончился, и зрители всем скопом рвутся дарить цветы. Только цветов у них не было, как и спектакля, как и зрителей все это время. Но они бежали. Бледные, тощие, покалеченные и грязные. Точно пауки или поломанные куклы марионетки. Они выбирались из тьмы, как если бы пасту выдавливали из-за деревьев, с верещанием, сопением и кашлем.
Недоуменный гул волной скатился в шипение и ругань. Гости со стуком роняли напитки и покупки, вскидывая жесты на формулы. Огнями гирлянды вокруг загорелись амулеты. Миг – и пир обратился лихорадкой.
Сверху полетели шары, с прискоками разбиваясь о землю и рассыпая камни. Существа Дремучей резкими прыжками понеслись к Смородине, ломая и откидывая огромными ногами попадавшиеся деревья. Особенно смелые или попросту обозленные навьи цеплялись за эти деревья и принимались катить их прямо в толпу, сбивая мертвецов с ног. Кто-то хватал ветки и кидался в атаку, кто-то срывал цепи колокольчиков и махал ими, отбиваясь. Мертвецы карабкались по стволам, домикам, падали в канавы и махали руками оттуда. По рукам этим хлестали вспышки, отрывая от тел, разбрызгивая гниль. И руки летели, падали, коченели. А потом вдруг оживали и ползли сами, хватая бегущих за ноги. Яга сметала их помелом, как целый рой муравьев и все шептала себе под нос, отчего рой то и дело сносило ветром. Рома, выставив посох, крутился волчком и молотил всех, кто попадался. Петя, как заведенный, швырялся однообразными алыми брызгами в белесые пасти, будто сканировал товары на ленте. Целыми сериями цветных хлопков стреляли вактаре шведского Братства. Активировав ожерелья хальсбандов, они укладывали подбегающих стопками и тела рассыпались в прах. Я носилась между ними, подбрасывая к чужим рунам свои. Взрывы вспучили воздух, ослепляя. А чище площадь не становилась.
В этой мешанине выделился Жевжик. Тот замер около дуба, приподняв весло, и что-то быстро говорил. С боков к нему уже подползали тела. Бая скинула ветку с верхушки, но промахнулась. «А сыходзь да спакою!» - рявкнул он и с силой всадил весло в землю. Та содрогнулась, повалив с ног. На миг шум боя присмирел и в миг этот успел пробиться крик: «Бяжыце!»
Заново вскипела суматоха. Хальпарен зеленым вихрем метался по площади, пытаясь отбиваться, защищать остальных и одновременно пинать героев с поля боя в лес, к побегу. От кромки деревьев, острыми иглами прошивая толпу, влетали подоспевшие вактаре из Братства, и тоже ловили, кого могли, таща прочь. Меня подхватили под локоть. Я послушно рванула следом, но тут же сбоку прыгнул ошалевший мертвец. Мы кубарем покатились по земле. Тот оказался надо мной, разинул пасть и получил хальсбандом в подбородок, а коленом в пах. Кто-то сверху стянул с меня тело, и взгляд зацепился за рунный пояс вдалеке. Взмах – стволы охватило зеленым, свет куполом накрыл площадь и вырвался за ее пределы, разрезая тьму.
Грохот прокатился по лесу. Ветер сквозняком стянулся к центру, к подолу зеленого плаща. Что-то свистнуло и прищелкнуло, будто вернувшись. Хальпарен вздрогнул – под кожей от рук, к шее и в голову хлестнула изумрудная волна, – замер, точно прислушиваясь, и вдруг, ослабев, покачнулся.
– Мастер!
Я бросилась к нему, отбиваясь от каждого, кто пытался стащить меня назад. Паника прямо-таки подбивала подошвы, смазанные картинки снов кружились тошнотворным хороводом, заливали глаза слезами. Почти здесь, и-
- Бяжы!
Жевжик схватил меня на руки, подняв над землей и сам побежал прочь к лесу. Я заверещала, брыкаясь и кусаясь. Там мастер. Он упал. Упал. А если. Помогите. Помогите ему. Помогите кто-нибудь. Пустите. Пустите меня. Там мастер. Мастер. Пусти! Пусти!
На нас прыгнула холодная туша. Меня выронили. Мир покатился куда-то вверх. Я кубарем полетела с холма. Скачок. Скачок и - раз!
Холодная вода с оглушительным плеском обхватила меня. Бултыхаясь и отбиваясь уже от нее, я ударилась рукой о что-то твердое, тут же вцепилась в это что-то ногтями и попыталась словить. В этом чем-то, оказалось дупло. Я подтянулась за него и выкарабкалась на поваленное дерево. Крутой берег был пуст, если не считать рваной дорожки земли от моего падения. Но стоило вздохнуть, как из-за корня показалась безглазая морда.
- Постой, ты-ты-ы же не хочешь мне зла, да? – пробормотала я ласково, пытаясь нащупать на груди хальсбанд. - Ты просто голоден? – не нашла, только веревка. - Или боишься? – нашла, на спину отбросило. - Нет-нет-нет, - он взобрался на ствол, - постой, ты же хороший. Ай!
Мы снова упали в воду. Я ударила его хальсбандом. Тот пнул меня в сторону. Голова ударилась об острое. Боль отдала в нос. И стало темно.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. «Царкоўка» народная песня.
2. «Черный ворон» народная песня.