Глава 6
Я сидела на полу перед шкафом и, вглядываясь в исцарапанное зеркало на внутренней стороне дверцы, выводила на щеках цветы-веснушки. Белый карандаш немного крошился и сыпался на волосы. С зеленым вот таких проблем не было, и даже получилось нарисовать стрелки в виде крыльев стрекозы.
Одомашненную долгими стараниями тишину в лице, или лучше сказать морде, спящего Кузи спугнул топот ботинок по порогу. Кот спрыгнул с подоконника и затрусил к дверям, разгоняя пылинки пушистым хвостом. От нового шума – звона упавших куда-то ключей, – дрогнула рука, и лепесток ромашки растянулся к уголку губ, которые пришлось поджать, чтобы не проклясть гостя на смертные муки.
– Есть кто живой? – позвал Петя под шорох целлофана.
– Пока да, – ответила я, подбирая косметику с пола.
В комнату сунулась конопатая физиономия. Рыжие брови сползли к переносице.
– Это че? Папуасский синдром?
– Это называется макияж, и ты его испортил, – пожаловалась я ватному диску.
Петя промямлил что-то про девчонок, втащил рюкзак, а затем пакет продуктов и предложил чаю.
– Расскажешь заодно, – говорил он, выдвигая ящики тумб, – чего тут, типа... – отыскал маленькую коробочку и подошел к камину, – происходит-с-с-с...
Ругань получилась не слишком изысканной, но способной отвлечь домового от пакета. Тот зашипел, отступая, свалился с тумбы, юркнул под кровать и монотонно заворчал, подражая видавшему виды мопеду.
– Что опять?
– С-спички кончились, – выдавил Петя, швырнув коробок в камин. Похлопал себя по карманам и, посматривая в окно, на пустой двор, спросил: – Ты ж не куришь еще?
– Бросила триста лет тому назад, – отозвалась я, выпроваживая Кузю за дверь – успокаиваться тот не хотел. – Могу только Котика позвать.
– А жаба, типа, слабовольная?
– Жаба, ти-па, дрессированная. Смотри, – я открыла шкаф нараспашку, отошла к камину и пощелкала пальцами. – Котик! Кот! Стража!
Та вывалилась на пол и послушно заковыляла ко мне. Затем уселась у ног и уставилась на хозяйку.
– Умничка! – похвалила я и тут же, пока она не нашла себе новое занятие, ткнула в сторону очага, скомандовав: – А теперь, Котик, плюй!
Та сглотнула, открыла пасть, зажмурилась и изо всех сил трескуче чихнула. Огонь вспышкой хлестнул дрова, поджег солому. Из зеленых ноздрей мелкими облачками выскочил пар. Жаба моргнула, лизнула глаз и уставилась на меня. В кармане нашелся засохший мухомор, который мог бы пойти на кулон, но в итоге сошел за похвалу старательной зажигалке. Зажигалка осталась довольна.
– Дрессированный чмух... – протянул Петя так, словно пополнял запасы ругани. – Может, она, типа, и выскочек вместо нас ловить научится? Ну, типа, охотиться, а потом шкурки на коврик выплевывать?
– Не, мы так пока не умеем, – сказала я, уже сунув нос в пакет с продуктами. – О! Сахарок! Это ты здорово придумал. Молодец.
– Э! – воскликнул «молодец», обернувшись на меня. – Куда?
– Мастеру, – бросила я и покинула избушку под трагичный взгляд Пети, провожавшего кислой миной свою купленную на кровно заработанные денежки пачку сахара.
Хальпарена в избушке не оказалось. Не нашелся он и на площадке. На рынке все были жутко заняты. Сиаре всем скопом прибыли на рынок выбирать новые котлы. Плетеные берестяные корзины с черникой, кувшины с какой-то темной жижей и дым курений окропили тропинки синими пятнами. Ступить было попросту негде, местные сосредоточенно болтали на каких-то своих наречиях, пытаясь объясниться без особых попыток понять. Внимательно перебиралась каждая ягодка, пускай для этого и требовалось перекрыть проход. Споткнувшись в очередной раз об очередную череду не череды, но расставленных товаров, я свалилась на спину какой-то девушки. На извинение она не отреагировала, помочь мне тоже не смогла, и в целом выглядела как-то жутко устало, будто ее год как мучают бессонница, голод, мировая печаль и совесть за известное ей одной.
- Сестренка, все в порядке? – уточнила я на всякий случай, хотя выяснять ничего совершенно не хотела – хотелось мне доставить сахар.
– Все мы в какой-то мере в беспорядке, - задумчиво пробормотала она, глядя куда-то в сторону огромного дуба в центре площади. – Все мы скоро будем. Роме привет, – махнула она, уходя.
У Смородины его тоже не видели, правда, подсказали, что граф, мол, любит у пруда одного, что за тремя соснами, пни просиживать. Помотавшись еще немного по лесу, тропа наконец вывела куда надо.
Хальпарен занял сваленное у самой воды бревно. Глаза прикрыты, в руках – жестяная чашка. На мое приветствие он лишь учтиво кивнул.
– Я Вам... фу-ух...ща... сахар принесла.
Хальпарен приподнял веки и уставился на мятый пакет, который я победно выставила вперед, точно олимпийский факел.
– И ты для этого весь Мольвактен оббежала?
– Ну Вы же не любите горькое, а тут Петя как раз купил, а Вы как раз кофеек вот. Это же кофеек?
– Fika [1], – поправил он. Впрочем, послушав многозначительное «м-м», согласился: – Кофеек, – затем подумал еще немного и добавил: – Присоединяться можно.
– А чего Вас дома никогда нет?
– Предпочитаю свободу глухим стенам. Я в них насиделся довольно в свое время.
– Понимаю. Ну, то есть, я же не всегда со старшими жила. Неважно...
Он кивнул и промолчал.
Пруд был прудом, это так; но была еще и русалка, домом которой он служил. Каждый, у кого есть пара глаз, мог видеть пруд, но не мог видеть русалку – разве что случайно. Со страшной ночи прошло два дня. Вчера Рафаэль передал, что наконец вызнал у Рагуил где Гавриил спрятал, а выражаясь лучше, оставил на хранение до лучших времен, хальсбанд Ингрид. Тот, разумеется всем назло, был у Вельзевул. Помню, как пришлось выйти из Нави в Явь, чтобы словить сигнал, и бродить по обычному лесу. Здесь, у старого, неизвестному никому кроме наших кострища, которое, похоже, жгли годами с появления интернета, уже сидела пара человек. Кто восполнял потребность в цивилизации и листал ленту, кто заскочил пройти ежедневные задания в игре, кто еще только пытался дотянуться до сети, махая куцым верхушкам сосен. Из дома звонили по видеосвязи, и было видно, как на фоне Хаед рухнул на рояль, когда объявили, что доставать ключ придется ему. Пока Азар избивал того нотной папкой, Михаил добавил, что несмотря на мастерство и харизму брата, появился шанс, что вскоре поднимется суета.
- Рау, конечно, болтать не любит, - говорил он, спасая свой чай с края стола – нотная папка пролетела мимо, - но доложить о расспросах второй дежурной может. До Сребреника она сейчас не достучится, понятное дело, но стоит ускориться.
Сегодня утром его достали. В этот раз на опушке никого не было и битвы на фоне не наблюдалось – только начищенный блестящий рояль под кружевной салфеточкой, которую за время рассказа Азар раздраженно стаскивал, а Хаед порядочно возвращал на место, вплоть до тех пор, пока бедняжка не улетела в окно.
***
В одном из залов Прави Седой, Брюнетка и Взъерошенный играли в нарды. Последний был невероятно доволен – недавно Хаед отдал ему украденную, по его словам, у Азара чудную бутылочку дорого-богато выдержанного. Алая полусладкая жидкость лениво полизывала стенки стакана партию за партией.
Как вдруг отказалась течь в рот. Стекло похолодело. Взъерошенный оторвался от доски и уставился на вино. То покрылось ледяной коркой.
- Кто это сделал? – чуть не задохнувшись от возмущения зашипел он.
Седой даже не поднял головы.
- Если хочешь сжульничать – иди сразу в задницу.
- Стакан тебе в задницу! – под звон стекла у стены заорал Взъерошенный. Лед, кстати, уцелел. - Что с жижей сделал?
- Ты больной? – сморщилась Брюнетка. - Это физически невозможно.
- Я тебе щас вмажу физически! А ну иди-иди!
Но тут его стянули за шиворот.
- Так, хватит, - Седой дыхнул ему в морду дымом.
- Ты с ней заодно?!
- Что ни день, то ор и вопли. Любимые коллеги, - бархатно промурлыкали за колоннами.
Вельзевул тогда как раз вернулась в Правь и застала, в общем-то, привычную картину. Картина замерла и стала рисовать покорную невинность.
- Простите, мы тише травы-воды-огня и труб.
Впрочем, она уже ушла. Взъерошенный, дождавшись, вмазал доской по лбу Седого. Позже его видели высмаркивающим нарды.
Вельзевул махнула шалью и огромные врата ее зала отворились.
- Хаед?
Алые волосы огоньком сверкнули на свету.
- О, вот мы где! – развел он руками. - Я жду уже сколько, - вскочил с кресла, схватил со стола оставленный мундштук и услужливо поднес. - Хотел поболтать по поводу камертона. Будем ли мы настраивать струны? Что там по плану?
- Мы обсуждали это с Гавриилом, - отвечала она, прикуривая. – Как только ты понадобишься – призовем.
- Да, конечно, это все более чем понятно. Просто я думал ускорить процесс, проявить инициативу, так сказать.
- Прояви немного уважения к моему спокойствию – сгинь. Азар?
- Хаед, - тот почти театрально замер на пороге и тут же подошел, словил друга за локоть, стащил в сторону, - ты где ходишь? Там у Кристалла какофония – коридоры на встряску.
Новые врата, из кованных терний, впустили всех троих к Кристаллу. Его сияние помаргивало, жужжание дребезжало по стенам. Хаед тут же вскинул руки точно над самой высокой клавиатурой органа. Напряженные пальцы скользнули по воздуху. Струна проявилась и заструилась дрожащим кольцом по комнате. Кисти били ее, точно ставя аккорды, и трепет успокаивался. Мерцание сглаживалось, а звук, как белье после стирки, от встряски становился все ровней.
Вельзевул все это время со всем вниманием наблюдала за манипуляциями. А по их окончании цокнула языком.
- Хаед, - начала она вкрадчиво, - если с Кристаллом что-то случится. Может, на самом деле нужно было тебя Азаром сменить?
Второй сразу сморщился, машинально потирая ребра:
- Не начинайте. Бывает. Это я так, чтобы не рассла-
- Хорошо, закончу, - неожиданно жестко обрезала она. - Почему здесь Рафаэль и Михаил?
«-Бля-лся» - закончил в голове Азар. В этой же голове Хаед матерился как мог.
- В гости что ли? – ляпнул он.
- Какие гости? Тут вам двор проходной или что? И к кому в гости? Ну, Рафаэль я еще понять могу. Михаил к кому намылился?
- Ко мне, быть можно, - нервы на лице сами собой складывались широким оскалом.
- Что-то случилось, - взял наконец запланированный курс Азар. - Мы сейчас с ними поговорим.
- При мне поговорите, - отрезала Вельзевул, кинув взгляд на потолок. - Они вышли.
- Тем бол-
Договорить, естественно не дали. Обоих черным вихрем пихнуло на морской берег.
- Михаил и Рафаил, по какому поводу вы приходили во вторичную Правь?
- Искали брата, - на лице Рафаэля трепетало самое неподдельное беспокойство и горе. – Его давно не видно, подумали, может, он у вас.
- Зачем он вам? Что-то произошло?
- К сожалению, но мы исправили, - Михаил был не менее убедителен. – Мертвецы, - пояснил он на вопросительную мысль. – В последнее время с ними проблемы. Но, полагаю, это под твоим контролем. Если и брат в курсе – все хорошо. Ему я доверяю, ты же знаешь.
Впрочем, его уже не слушали.
- Почему разум закрыт? – направление взгляда Вельзевул и так понять было трудновато, так сильно радужка сливалась со зрачками. Теперь же он потерялся совсем в поисках чужих и, возможно, своих мыслей.
- Я беспокоюсь, - Рафаэль задумчиво потирал висок. – Сама знаешь, мне в беспокойстве лучше держаться на замке.
- Тебе вопросов не задашь, - она устало склонила голову набок. - Остальные?
Азар остался при выражении, которое у него получалось лучше всего – непроницаемое раздражение. У Хаеда в отрепетированном нашлась ухмылочка.
- Мало ли о чем я думаю, - он облизнул зубы, нарочно глянув на Михаила.
- Открыли.
- Расскажешь еще, - чуть более нервно, за что сам себя возненавидел, снова попытался отвертеться Хаед.
- Открыли.
Зеленые глаза встретились с голубыми, а затем поглядели матом в черные. Его же, возможно, и передали вперемешку с остальными, незаметно подмороженными мыслями. Хаед стянул губы в трубочку, еще немного покривлялся, а затем тоже поглядел на Вельзевул. И почти сразу скривился под мимолетным приступом. Та цокнула языком, назвав его не очень вежливо, но хорошо оплачиваемо.
- Если я узнаю, что вы четверо устроили некую аферу, всех во Вненаходимость выкину, Начальство мне свидетель.
Оставшись наедине, старшие переглянулись по кругу. А затем по тому же кругу начали ржать. Кто истерично, кто с облегчением, кто, едва сдерживаясь, кто, заливаясь. Позже, вернувшись в квартиру, они зажгли камин и несколько часов кормили его своими записками. Обсуждать что-либо вслух или даже ментально казалось опасным. Даже пепел Рафаэль потом собрал и бросил в море, только так успокоившись.
***
В общем, как мне объяснили, Рафаэль развлекся с напитком Взъерошенного, чем создал суету, которая задержала Вельзевул. Пока та ходила посмотреть, в чем там дело, Хаед у нее в зале уже нашел хальсбанд и поменял его на обычный металл для кулонов, который взял у Константина. Тем временем, Михаил отправился к Кристаллу и осторожно надломил одну из струн, чтобы создать легкую помеху. После чего подал Азару знак и поспешил к брату. Азар же пришел выручить Хаеда. Когда же прижали к стенке, единственное что оставалось всем четверым – думать, о чем угодно, кроме их маленькой аферы.
Теперь нужен был день-другой, чтобы сделать ключ. За этим обратились к Лорду. Константин буквально перед приездом Пети передал от него письмо для Хальпарена – видимо, их поколению на опушку выходить не нравилось. Разумеется, я его прочитала. Не разумеется, но правда – по просьбе адресата, вслух, потому что сегодня ему все было лень. Сквозь попытки расшифровать среднеанглийский мы вычислили, что Лорд действительно отправился в место, которое он называл Лавка. В конце извинялся, что не сможет прибыть на осенние гулянья, но обещал отпраздновать при встрече.
На немой вопрос Хальпарен покривился.
– То, что я который год не отдам душу листам. Он все никак не может перестроиться на новый календарь, и продолжает поздравлять меня раньше нужного. Впрочем, мне это на руку – пока все заняты зачисткой, не остается времени на лишнюю суету.
– Приятно узнать о Вашем дне рождения.
- Не люблю его. Утомил, - Хальпарен покрутил чашку, гуща размазалась по стенкам силуэтом то ли ножа, то ли огненного языка. - Для тебя важно?
- Ваш да, своего я не знаю.
- Начало весны звучит подходяще, - предложил он. А на вскинутые брови чуть пожал плечами: - Тебе идет.
На практиках мы учились рунам. Площадку бросили, уступив ее другим подмастерьям, вместо нее предпочитая каждый раз менять место, чтобы не привыкать. Вечером сидели у Яги.
– Хотел показать тебе кое-что, - Хальпарен выудил из-за печи разделочную доску и уложил ее на кухонный стол. - Обычно начинающих такому не учат. Однако должен признать, твоя выдумка тогда на листе заставила меня пересмотреть твои способности.
– Вы меня хвалите? – прищурилась я. Одного раза мне было мало. Тот закатил глаза.
– Хвалю. Ты умница, и я доволен.
– Тогда и я довольна.
– Тогда довольно. Взгляни сюда, - он небрежно махнул пальцами по доске, словно вытирая невидимое пятнышко. - Что наблюдаем?
– Узел, – нахмурилась я. Пятнышко проявилось небольшим рисунком, не слишком похожим на известный мне футарк.
– Это сигил, – пояснил Хальпарен. – Связка рун. Вместе они работают сильнее и могут дать любопытные эффекты. Впрочем, работать с ними тяжелее. Особенно учитывая твои проблемы с заполнением завитков, - вместо ножа он выудил из кувшина на подоконнике острое перо и протянул. - Попытаешься?
– Вы же пересмотрели мои способности, - я потянулась через стол, вытащила у него из нагрудного кармана бутылочку с кровью и, как ни в чем не бывало, макнула перо. - Если будете хвалить, то и разберусь.
В ответ он внезапно вскинул брови и обеспокоенно указал мне на воротник.
– Что тут такое?
Я опустила голову и тут же получила пальцем под нос.
– О, – кратко махнул рукой Хальпарен, поднимаясь из-за стола, чтобы выпустить из комнаты Баю, – всего лишь излишки хитрости. Не стоит волноваться.
С тех пор на такое не ведусь. А вот сигилы мы разобрали.
***
По легенде, древней, как сама Навь, и передаваемой из поколения в поколение в виде невинной песенки:
Храбрым станет тот,
Кто три раза в год
В самый жуткий час
Косит трын-траву!
Решив, что сердца нам не надо, а мозгов не дадут, Хальпарен вытянул меня в полночь под трепет осин и по-осеннему рассыпчатую листву дубов.
– Раньше, – говорил он, скользя сквозь туманную синеву куда-то, куда требовалось, – подмастерья почти не сидели в стенах Братства. Все познавалось в полях. Мало того, купить бутылочки, травы и прочую мишуру было попросту негде. Повезет, если встретиться некто из коллег и продаст по цене, стыдной для понятий скромности и честности. А так, все вручную. Конкретно трын-траву, чье научное название я сейчас, к превеликому сожалению, забыл, открыл один старший, не будем поминать имен, в облике совы, что в песне и запечатлели. Навьи ее, как и всякое, что растет, собирают, но я предпочитаю срезать лично.
– Так сильнее эффект?
– Так веселее и поэтичнее. Осторожно.
Хлюпанье трясины обронило шепоток. Из-под косм камыша, мха и веток проблеснули две алых ягоды глаз. В тот же миг руку лизнуло что-то скользкое. Липкая лента лозы обвила лезвие моего ножа на поясе. Хальпарен приобнял меня за плечо и, отвечая на пристальный взгляд, коснулся переносицы. Тянуть мгновенно перестали.
– Ему тоже нужно железо? – тихонько уточнила я.
– Ему нужна уверенность, что ты не срежешь лишнего.
– А путь срезать будет не лишним? Далеко там еще?
Хальпарен прищурился, осматривая туман.
– Видишь поляну?
– Нет.
– Я тоже не вижу. И в отличие от суслика, ее там нет. Как увидишь, так и недалеко будет, – немного помолчал, пополняя запасы учтивости, и спросил мягче: – Ты устала?
– От Вас или от ходьбы?
– От жизни и самой себя, – поправил он. Дождался пока пожму плечами, пригнулся и подхватил меня на руки. – Советую держаться крепко.
Я вцепилась в плащ.
– Уроните в трясину – обижусь.
– Зачем же? Специально брошу.
– Тогда я с Вами не разговариваю.
– Тогда не держись. Будешь слушать лекцию. Итак, трава. Открыли ее во времена чумы, когда трупов было столько, что закапывать некому. А для нас, просвещенных, проблем и того больше. Души. Превеликое множество призраков разбрелось по земле без особого желания посетить Правь. Несмотря на усердную работу старших, дело не клеилось, а известные на тот момент руны и инструменты лоргов срабатывали через раз, если не подводили вовсе. Все-таки неупокои в такие времена больно раздражённые. Но как-то раз, одна вактаре, спасаясь от погони целого полчища мертвецов, вбежала в часовню. Окруженная, она не нашла ничего лучше, чем ударить хальсбандом себе в солнечное сплетение, между прочим, делать так очень не советую, повезет, если переживешь всплеск, но вот лечить разрыв грудной клетки – вещь невероятно неприятная, поверь мне, я знаю, тебе такой опыт не нужен. Но вот будучи опытной достаточно, чтобы остаться без мастерских уз, ей ничего другого не оставалось, кроме как надорвать собственные струны на узле. Взрыв этот стер в прах ее преследователей, и с тем же успехом стены часовни. Одна пыль, пыль призрачная, пыль в которую превращаются духи, смешалась с другой, пылью нам привычной, пылью кирпичей и побелки, и осела на изрытую почву, где кровь смешалась со святой водой. Луна сменилась солнцем и на опустевшей поляне показались необычные ростки. Те, кто верит этой легенде, говорят, что название «трын-трава» произошло от звука рвущихся струн. Иные утверждают, что слово пришло из других языков, среди которых иврит, наречие сиаре и что-то еще, что я даже запоминать не стал. Что запомнить нужно, так то, что дым этой травы потусторонних отпугивает, а самых слабых и вовсе дематериализует. В Братстве ее всегда полно, даже лорги не брезгуют скупить тройку-пару, но и с собой носить не помешает. Так мне будет спокойней. Осторожно.
Пока он говорил, темнота расступалась. Щеку погладил лунный луч. Хальпарен остановился, опустил меня на ноги. Круглая арка древесных стволов встречала нас как открытые врата. В качестве забора вокруг поляны блестело чернью ровное кольцо стоящей воды. Сизый и невероятно густой туман тянулся от нее, сочась сквозь сочные завитки той самой травы. Длинные, по локоть мне ростки крутились не хуже моих волос, цеплялись за плащ и тонко пахли ладаном.
– Попробуй, пожалуйста, посмотрю, так ли режешь.
– Вы это все прям помните? Всю эту историю, с чумой? – удивилась я. Резать нужно было наискосок. Каждый раз, покидая стебель, отросток на секунду разворачивался и тут же скручивался назад аккуратной спиралью. Из-под лезвия пушистыми зеленоватыми искрами сыпались светлячки, в суматохе натыкаясь на одежду, сияя в волосах.
Золото блеснуло в мою сторону. Впрочем, тут же потухло.
– Да, – совершенно серьезно растянул он, – динозавра домашнего так подкармливал. То в четырнадцатом веке было, дорогая.
– А динозавры в двадцатом. Я видела, с ними фильмы снимали.
– А потом увезли в космос, утаптывать Марс для асфальта, – поддержал Хальпарен, поправив рукоять моего ножа.
– Не. В девяностых их закопали для шутки.
Лезвие приблизилось к очередному пучку. С аппетитным хрустом срезались стебли, сок холодный и сладко-пахучий брызгал на руки. Туман проминался под руками, тек за взмахами плащей. Светлячки садились Хальпарену на рога, а тот шутил, мол, быть ему теперь Люсией. Иногда я тянулась снять их, а потом опускала на траву или сдувала в воздух, как пух одуванчиков.
Когда вдруг к нам подкрался шорох. Кто-то рыкнул. Из зарослей глядели желтые глаза.
– Люты? Што здарылася?
Заворчали опять. Волчьему наречию Хальпарен меня еще не учил. Посмеялся, мол, сперва стоит дозубрить остальные, хотя со шведским, по-моему, выходило уже интэ ила. Или как там?
Пауза. Кивок.
– Про бабушку с гусями рассказывал? – мой голос из уважения спустился в шепот.
– Про Одина с друзьями пересказывал.
– В деле замешана пернатая камера, – сообразила я. – Сокол наш? Валера?
Хальпарен снова кивнул.
– Его на время в избушку около ворот принесли, а он как-то, по словам Лютого, забеспокоился нехорошо, но никто не понимает, отчего. Полагаю, стоит помучить Петра небольшим интервью. Пойдем? – протянул мне руку. – Найдем его. Как считаешь, – спросил он нарочито задумчиво, – долго с ним разговаривать стоит?
– Долго Вы молчать умеете, а говорить уже, кому как повезет.
– А тебе, по-твоему, как повезло?
– Ж-жуть как! Главное, чтобы у Вас голова не заболела.
Стоило только подумать о головной боли, как о ней тут же позаботились. Скрипяще-визжащее многоруко-многоногое чучело вскочило на арку, свалилось с нее в воду, выкарабкалось в траву и под фейерверки светлячков и туманного дыма понеслось к нам. Волк недовольно отбежал в сторону от нас и замер, наблюдая. Замерли и мы, только разок переглянувшись, когда чучело – два комка при одном венике, прикатилось прямо под подошвы.
- Граф! – гавкнул Межевик, снова хватая за шкирку бедного вэкста. – Этот вшивый плешь того самого, пернатого выпустил!
– Я-а-го таго-о, - завыл вэкст, кусаясь и брыкаясь в попытках высвободиться, - пагуляць выпусціў. На кружочак лiтаральна! Каб не галасіў. Толькі не вяртаецца нешта. Можа, пабіўся недзе, згубіўся, забіўся?
Я подорвалась было оттащить его, но тут около носа пролетели ветки, а волк стянул меня за рукав.
– Куда гуляти? – надрывался Межевик, избивая несчастного березовым веником. - Куда, шмель тебя в задницу, гуляти?! Я тебе покажу, куницу в дупло, гуляти!
– Tyst! [2] – цыкнул Хальпарен, выхватил веник, отдал мне и осторожно подхватил вэкста за плечо. – Пан, сябар мой, гайда мы з Вамі гарбаты пап'ём ды пагутарым з ранку. За Валеру не хвалюйцеся – зараз збяру чаляднікоў ды схопім. Ну, гатуйце гарбатнік, а я правяду сваю чалядніцу.
Речи эти на минуту успокоили навьих, но стоило нам обернуться к тропе, как позади из травы послышался отчетливый шлепок и прискуливающее ворчание. Кое-кто закатил глаза - закатить очередной скандал кое-кому не позволял статус лесного графа.
Петя еще не спал. На плечах его собирало капли с волос алое махровое полотенце. Похоже, ждал очередь в душ.
– Здрасьте, – кивнул он. – Я Вам нужен?
– Петр, – начал Хальпарен, проходя в избушку, переступая через брошенную швабру, минуя полный воды таз с цветочками для Котика и в целом старательно игнорируя наше уникальное понимание порядка, – скажите, приходилось ли Вам работать с соколом покойного мастера?
– С Валерой, типа? – тот почесал веснушки на подбородке. – Ну, было дело. А че там? Поконкретнее.
– Упоминал ли Елисей, что его могло заставить беспокоиться?
На звуки разговора из-под раковины выползла Котик. Петя потер нос.
– Орет, типа?
– Переживает, – гнул свое Хальпарен. Котик приковыляла к его ноге, лизнула сапог. Я быстренько подняла ее на руки.
– Ну, вообще, типа, этого дятла мастер малым у кладбища подобрал. Кто-то даже говорил, что мертвым, но я, типа, в этот бред верить не дурак. Ну, и то ли натренировал он его за годы, когда, типа, помните, мертвецов много поднималось. То ли сам он по себе такой крутой, что на кладбище полежал. Кладбище не абы какое, типа, а то, которое возле Нави, у часовни. Ну, короче научился он духов распознавать. И каждый раз, когда духов видит или чует, или как птицы там че замечают, ну короче, он, типа, орет. Духа чует и орет. Полезно, типа, говорят, было. Мини-аварийка.
Мы переглянулись. Хальпарен кивнул.
– В таком случае, не вижу причин откладывать осмотр. Есть подозрение, что он ушел на листы или того хуже – отправился без присмотра в Явь. Лили, трава при Вас, заприте дверь и можете быть свободны до утра. Здесь Вы в безопасности. Это я гарантирую, - тут он осторожно почесал Котика по спине, ткнул ее в нос. - Доброй ночи.
И исчез в ночи под зев двери. Петя состроил гримасу и развел руками – «всё!».
– О как. Сам свои пальцы в розетку сунул, ну! Ой-й, - он закрыл дверь, спихнув носком сор с порога, - иди сейчас, ищи то, не знаю, что.
– Странно, неужели Елисей мастеру ничего про Валерку не рассказывал?
– Да тот, походу, ему в принципе, типа, мало что доверял, - поморщился он, оглядывая комнату. Выудил из кастрюли сумку, нашел в раковине фонарик. - Ну, типа, как помню, так все его подальше от Братства держал. Может, и не объяснял ничего.
– А чего Валерка на мастера кричал? – я отложила траву на место фонарика, открыла кран, чтобы стебли мылись заодно с чашками, чайный налет на которых ушел бы только за пенсией. Здесь же оставила Котика, а сама взобралась на печку, погладить Кузю. - Было однажды в лаборантской. Он же леший, а не нежить всякая.
– Ты щас сказала: «Он же петух, а не птица», – фыркнул Петя, запихивая в сапог дополнительный нож. – Кто еще? Дух леса, типа. Хоть и наполовину. Тебе лучше знать, я сам, типа, не шарю, на какую из половин. Вродь, мать человеком была, если мастер не выдумывал, как всегда.
– Хорошо быть духом.
– Это еще почему?
– Ну как, – я стянула с печки сохнувшую скатерть и накинула на голову. – Ходишь такой, сквозь стены, плаваешь...
– И тут тебя ка-ак запылесосят!
– А пусть попробуют!
Не успел никто среагировать, как сумка оказалась у меня. Я побежала прочь, вспрыгнула на стул, перескочила на стол, взмахнув скатертью, точно огромными крыльями, схватилась за балку потолка, перелетела на тумбу у подоконника в углу. Петя несся за мной, раскидывая чашки, вещи, свалился на пол, подобрал веник и принялся мести мою скатерть.
- Сги-инь, нечистая сила!
– Ай, - я словила прутья, меняя их на сумку. - Сдаюсь!
– И правильно, - кивнул Петя, помогая мне слезть. - Это ж наказание. Представь жить и жить, и не мочь даже, типа, умереть, когда хочется.
- А тебе прямо-таки каждый день хочется. По расписанию.
- Нет, но иногда это нужно. Пожертвовать собой ради кого-то, к примеру. А как ты пожертвуешь, если предложить нечего? Чай, кстати, будешь допивать? – он поднял крышку чайничка, проверяя не зародилась ли там новая цивилизация. - Я б, типа, на собойку взял. Лист их знает, сколько торчать.
– Умрёшь – домой не приходи, – отозвалась я, уходя в спальню.
Там разложила траву, стала резать стебли, срывать лишние листики. Где-то в шкафу должны были остаться пустые кувшины или вроде того. Я потянула дверцу, машинально глянула в зеркало, поздоровалась с Гавриилом, взяла банку, вытряхнула из нее какой-то сор, отошла к окну. Инструменты лежали на месте, за окном ничего не изменилось, да и банка совсем не отличалась от других ей подобных литровых банок. Разве только без варенья или компота, отчего, понятно, грустно, но не странно. А что-то смущало. Я нахмурила брови. Остановилась. Обернулась.
Гавриил смотрел на меня. Пришлось пару раз моргнуть. Он продолжил смотреть.
– Все нормально? – спросила я.
– Не знаю, – ответил он. – Ты мне скажи.
– Я боюсь сказать что-то очень нехорошее.
Это точно был он. Только в зеркале. Глядел на меня вместо отражения так, будто зашел на чай и теперь терпеливо ожидал пока хозяева опомнятся и принесут блинов со сметаной.
– Не того ты боишься.
– Ты издеваешься?
– А надо?
– Предупреждать надо.
– Сигнальные ракеты выпускать?
– Гавриил, это точно ты? – я правда хотела себя ущипнуть, а лучше ударить головой о стену. - Что за муха тебя покусала?
– Я вот тоже задаюсь некоторыми вопросами, Жертва Ради Человеческого Блага, - он совсем перестал моргать, дышать, выражать хоть какие-то эмоции и менять тон голоса. - Почему не ушла, как я тебе сказал?
- Ой, извини, - истерика уже почесывала нервы, - подумала, мне все приснилось.
- И никогда-то тебе не хотелось, чтобы сны стали явью, - тут могла бы просочиться издевка, но почти психопатическая монотонность победила.
- Яви и без моих снов достается, если тебе там из зеркала не видно. Заставил мертвецов по городу бегать, решил и меня по лесу в ночи потаскать? Чудно! Каблуки только на тапках подобью. Но если ты думал, что я уйду, ничего не сказав мастеру и опекунам, то иди и учись думать заново. Поверь, мыслительный процесс неплохо разогревает тот морозильник, который ты себе в грудь запихал.
Гавриил все смотрел на меня. На лице отразилось что-то похожее на жалость. Похожее только в том случае, если вы знали о подобной эмоции исключительно из описаний в учебнике по психологии, а теперь угадываете ее по сотне блекло напечатанных картинок.
– Ты же не веришь в самом деле, что они тебя любят?
– Я не верю. Я знаю.
– Откуда? – эмоция снова пропала, как удаленная фотография. - Из их слов? Разве не бросят они тебя, как только ты перестанешь приносить пользу? Как только Начальство укажет им другую задачу? Как только появится повод? Разве пришлось бы тебе вытягивать из них разрешение называть их-
– Разве, пришлось бы тебе манипулировать-
– А граф? Разве ударил бы он тебя по затылку, будь ты ему и в самом деле-
– Это было давно, легонько и за дело. Он извинился и больше-
– Разве остался бы он с тобой, если бы ты не назвала его мастером?
Выиграл. Здесь я не могла оставаться спокойной. Здесь мне понадобился вздох. Вздох, который напомнил мне, что в таких ситуациях лучше бить в лицо. Пока фигурально.
– Зачем ты это говоришь?
– Я хочу защитить тебя, Жертва Ради Человеческого Блага. Защитить и помочь тебе. Хочу спасти тебя от них и дать шанс на новую жизнь.
– Не надо мне такую жизнь. Я их люблю. И они. А вот ты меня, похоже, нет, раз продолжаешь называть... так.
Вот здесь я была спокойна. Если что-то и дал мне прошлый год, так это твердо закрепившуюся уверенность в том, какой жизни, где и с кем мне действительно хотелось. Здесь никто не мог меня поколебать. А вот отражение прошло легкой волной. Гавриил убедился, что ни молчание, ни взгляд больше не берут, приблизился к краю разделяющей нас границы и примирительно протянул руку.
- Лилия, - позвал он. Далось ему это будто бы труднее. И я наконец догадалась почему – Хальпарен мог услышать. Хальпарен, Рафаэль, Азар, все они могли подключиться к нашему разговору, почувствовать на струнах. Даже теперь пришлось выкручиваться. – Дорогая, послушай. Все что я пытаюсь донести это, насколько опасно сейчас для тебя в лесу. Просто пойдем со мной. Нам правда есть что обсудить и мне бы не хотелось, чтобы нас прерывали или кто-то давил на твое решение.
- Мы одни. Только ты и я. Может, расскажешь что-нибудь? Зачем мертвецов поднял? Метатрон среди них нет.
- Это как посмотреть. Раз ты все знаешь, один вопрос, как ощущения?
- Ни страха, ни эйфории. Не стоит деньги до похорон считать.
- Это уже происходит. Память долгое время заменяла мне незаменимое, но даже вечному приходит конец. Однажды этот конец настигнет и всех, кого ты любишь, хотим мы того или нет. Ничего нового обо мне ты не узнаешь, но ответь хоть самой себе, не лучше ли наконец расстаться с тем, кем ты была? Тем, с чем тебе приходилось быть? Почему бы не забыть эту грязь, эту слабость, и не переродиться?
- Те, кому не нравится то, кем я была, не заслуживают ту, кем я стану.
Отражение снова дернула рябь. Гавриил уплыл вглубь.
– Глупо.
Зеркало лопнуло. С бурлящим звоном осколки слетели с дверцы и рассыпались по полу. Следом из дрогнувших рук выскользнула и банка.
Сверху зашипели. Взъерошенный Кузя сидел на балке под потолком и бешено пялился прямо на меня.
Я моргнула. Он нет. Я сжала хальсбанд. Он дернулся и, точно огромный пушистый паук, покарабкался по стене на шкаф. Я шагнула назад, наступила на изогнутый осколок, поскользнулась, схватилась за дверцу и рухнула.
Одежда пластами легла на меня, сверху придавило, точно гробовой крышкой. Над головой, послышался хруст, звон и верещание. И тут же тишина.
С трудом мне удалось приподнять стенку и выползти наружу. Лампа почему-то потухла, свечу сдуло порывом. В кромешной тьме поблескивал только пол. Десятки стекол. А из них сотни белесых глаз. Глядели, перемигиваясь. Глядели в потолок. И вдруг все разом на меня.
На самое близкое из них упала вязкая капля. Кровь потекла по радужкам, точно расходилась по цельному зеркалу. Алый смешался с белым, как плоть пожирают черви. Пол побагровел темными брызгами-пятнами, будто шкаф раздавил собой огромного зверя. Зверь. Рядом, прижатый к доскам верхней полкой торчал огромный серый клок. К горлу подступила рвота.
Я рванула из дома, не разбирая дороги, натыкаясь на стены, стволы, кусты, коряги, чуть не падая, цепляясь за траву, паутину, подгоняемая тупой паникой, не видя перед собой ничего, кроме расцарапанного сучьями мрака. Бежала, между кашлем на всхлипе хватая воздух. Бежала, пока нога не ступила в воду.
С шумным всплеском меня окатило холодом. Чернила до боли надавили на нос, сжали грудь, помутили обзор. Длинные тонкие стебли попались в кулаки, но стоило их потянуть, как они тонули следом. Плотные плоские листья скрыли собой небо. Озеро огромным одеялом проминалось под попытками выплыть. А толку?
Тут запястья обвили необычно теплые нити лозы. Словили щиколотки, талию. Я попыталась выпутаться, но они будто бы потащили наверх. Миг – и вот уже пара крепких рук подхватила под спиной и уложила на траву.
– Лили?
Меня скрутило судорогой и кашлем. Я перевалилась на колени, стала тереть лицо, убирать волосы. От прикосновений ладони на губах остался соленый привкус.
- Herregud, ты ранена? Что произошло?
Получилось только помотать головой. Глаза опять стало щипать.
– Можно взглянуть? – в поле зрения подали ладонь. – Напугалась?
Обосралась. Нет, не так. Вообще буква ю, мастер, каждый день у меня поедание стекла, шкафное придавливание и садист в зеркале - девчачьи штучки. С волос сочились ручьи, пришлось их отжимать. Ручьи стали красными. Наверное, все-таки надо было отреагировать на рану, но сил не осталось. Я опустила руки. Посидела. Повернула раненную Хальпарену. Тот молча принял. Только спросил:
– Не больно?
Больно-не-больно. Стоило бы мне прекратить заострять внимание на такой глупости.
– Среброглазый зеркало разбил.
«Погода, кстати дождливая, а еще в магазин надо бы зайти, а то хлеба нет». Примерно тем же тоном сообщила я.
– Он в Нави?
«Молока захватить?».
– Он был в отражении. А за ним тьма такая, на Правь не похоже.
- Вненаходимость скорее, - согласился Хальпарен. На ладони его блеснули часы. С земли поднялась пряжа лозы, оплетая мою кисть, пряча царапину. Ободок тем временем загорелся, а стрелки встали. – Константин? – синий сменился алым. - Передайте всему Братству, чтобы закрыли или спрятали зеркала. Кто может – рисует блок.
- Отражающие поверхности? – спросил искаженный голос из-под циферблата. Секунда раздумий.
- Нет. Только стекло с серебристым покрытием. Благодарю.
- И я не знаю, что там с Кузей, - вспомнила я, схватив зеленый рукав. – Возможно, он, - тут пришлось сглотнуть. Но Хальпарен покачал головой.
- Если дом на месте, то и Кузя в порядке. В противном случае, его бы стерло в прах, а мне бы доложили. Константин, сообщите по окончании.
Ободок почернел. Хальпарен выудил из-за пазухи мелкий кинжал и с болезненным, но тихим «тс» отрезал лозу от земли.
- Снова морочил голову? – спросил он, завязывая отростки в маленький бантик.
- Говорил, что вы все меня не любите. Это ведь не так, да?
Тот выдержал мой взгляд. Вздохнул.
– Как ты думаешь?
Я уронила голову ему на грудь. Плащ подтянулся на ноги, прохладная рука осторожно опустилась на кудри, укрывая. Во мраке пруда золотыми ошметками блестели звезды. В траве вокруг зелеными лампочками мигали светлячки.
Примечания:
1. inte illa – неплохо (швед.)
2. Тихо! (швед)
Перевод с беларуского:
- Лютый? Что случилось?
- Я- е - го того - о, - завыл Векст, кусаясь и брыкаясь в попытках освободиться, - погулять выпустил. На кружочек буквально! Чтобы не кричал. Только не возвращается что-то. Может, побился где-то, потерялся, убился?
- Мой друг, давайте мы с вами чаю попьем и пообщаемся с утра. За Валеру не переживайте - сейчас соберу подмастерьев и схватим. Ну, готовьте чайник, а я проведу свою подмастерье.