Глава 2
В холодильнике остался только один сырок. Что не только до жути обидно, но и странно. Привычки уничтожать что-либо в пищу за старшими не водилось, еду они только приносили. Поджав губы и грозно сощурившись, я уставилась на Котика. Жаба на подозрения не отреагировала – как сидела в раковине, так и глазом не дернула.
Тут за спиной зашуршало. Из гостиной, сминая блестящую зеленую обертку вышел Азар.
- Ты!
- Я.
- Ты съел мой сырок!
- Тебе привиделось, - отмахнулся он. Фантик стал сминаться сам, потихоньку загораясь. От руки старшего потянулась ниточка дыма. - Тревожно мне. Ешь, что осталось, - на ладони как раз остался только пепел, который, впрочем, тут же испарился. Азар налил себе стакан воды и, опершись о край тумбы, спросил, как ни в чем не бывало: - Как здоровье бабайки? Или на кого тебя вчера вытянули.
- Никакой там не бабайка, - заявила я. Хлопнула дверцей холодильника, подсела к опекуну, чтобы открыл-таки единственный выживший сырок, и принялась объяснять: - Там целая стая злыдней. Ну, три штуки. Как те, что у нас в Мольвактене, в избушке жили и кашу ели, как Кузя, а каша вкусная, кстати, Петя хорошо делает, вот они и едят, а я вот не умею пока так, только если такие, в пакетиках, как ты приносил, и то не так вкусно, а вкусно, только если варенье добавить, кстати, сырок с вареньем был хороший, ты такой еще купи, а они, мастер слово сказал, потешные, лохматые такие и визжат, только там уже навьи, а тут уже выскочки, так сидели на кухне, за мусоркой и в буфете буянили, ну, не сразу буянили, а когда меня не было, и когда я уже чистить стала, так они шу-шу, как в мультике было, помнишь, я когда, после вчера, или когда там было, ну, короче, в общем, я их словила, а они еще веника бояться, а там еще дома веника не было, а я их р-раз! Так заморозила, обнулила, сижу вся в крови из бутылочки – большая попалась, а мастер еще, когда шли туда, говорит, не надо, ты уже и так можешь, а я все равно решила, ну лучше же – вон, какие руки красные были. Выходим, а тут дождь пошел и... Эй! Я кому рассказываю?
Азар листал список контактов в телефоне и даже не смотрел в мою сторону.
- Мда-да-да. Секунду, - сказал он, прижимая трубку к уху. – Нужно передать только и.
«Если ты захочешь обо всем мне рассказать – ветер знает, где меня искать» - запели с подоконника. Я выудила из-за штор телефон и покрутила в пальцах. Азар скривился, как смертник на электрическом стуле, и едва не заскулил.
- Ты ж мой утренний лучик... Рафи-Рафи-Рафи... потом замучат твари... на связи нет! Конечно, на связи нет с вашей... - бормотал он, исхаживая комнату. Как вдруг остановился и уставился на меня, будто вспомнил, что у него вообще-то есть ребенок. – Ли!
- Почему сам не сходишь? – перехватила его мысль я. – Вы же, вроде, не враждуете. Не похоже не то.
- Да, но без приглашения не пустят. Для пространства вредно и так далее. А ты – вактаре. Прогнать тебя они права не имеют. Ну, Ли, по-человечески прошу.
В глазах бездомной, одноногой и хромой при этом собаки не набралось бы столько мольбы и отчаяния, сколько было в этих острых изумрудах. Иногда мне казалось, что старшие в моменты разлуки теряют не только телепатическую связь, но и остатки разума. «По-человечески»! А что ему оставалось? Иначе-то влиять запрещено.
Я сунула мобильник в карман. Не хотелось бы снова слушать «Лестницу».
- А как идти? Тоже под трамвай?
Трамваи на ту сторону Прави не возили. Дороги туда не замусорили даже благими намерениями, но некоторые тропки для членов Братства остались.
Ехать на транспорте все равно пришлось. А потом еще идти пешком. Шли мы в основном молча – переживания Азар дома не оставил и мысленно накручивал нервы на веретено несчастного телефона, который пару раз едва не вылетел на асфальт.
У ворот кладбища я не выдержала и спросила, почему нельзя было зайти в ближайшую церквушку. В ответ мне пришел бесцветный шепот в подсознании о том, что не хотелось бы тревожить людей.
Что бы там не бурчал Петя, на погосте тоже весело. Однажды со мной почти подружилась ворона, а вот играть в прятки никто не захотел. Понравилось рассматривать портреты, эпитафии и картинки, налепленные или выцарапанные на камнях и стенах. Взять хотя бы крылатый череп. Первый раз он показался мне похожим на мотылька, случайно прилипшего к серой обшарпанности, но Рафаэль объяснил, что это просто символ путешествия души в иные слои реальности. Или иногда напоминание о скороползучести жизни, как летающие песочные часы. И зачем мертвым часы, тем более пернатые? Интересно, бывают ли из-за них воздушные аварии? Или пробки? Вряд ли у душ есть радары.
Миновав с десяток могил разной степени древности, дорожка вывела нас к небольшому костелу. Здесь старший наконец пришёл в себя, велел подождать пару минут и без лишней возни с замком просочился сквозь высокую дверь.
К пошарпанной стене преклонился выломанный с прежнего места деревянный крест. Сероватая статуя какой-то женщины с грустью смотрела на нас сверху вниз.
- Вот так вот. Эксплуатируют, – глубокомысленно прокомментировала я и, опершись спиной о перекладину распятия, заглянула в каменное лицо под платком. – И не скучно Вам тут?
В этот раз ответом мне была тишина. Сперва. А затем в районе кустов послышалось скребущее «шу-шу-шу».
Это «шу-шу-шу» не походило на женский голос. Я отвернулась от статуи и огляделась. Кладбище было пусто. По крайней мере, за погрызенным потертостью ворсом оград, венков и памятников едва ли угадывался хоть один живой силуэт. Так, тень на тропке между парой усыпальниц. Правда, законы физики указали бы ей другое место для падения, ну да кто мы такие, чтобы спорить с тенью?
И все же кто-то отозвался. Кто-то, кому скучно и кого хорошо бы пожалеть.
- Прошу прощения? Вы что-то...
- Ты с кем разговариваешь?
Азар стоял на пороге костела, придерживая дверь.
- Сначала с ней. Потом с ними, - я махнула в сторону огорода крестов.
- Они не слышат, - бросил старший, не уточняя, имел он ввиду женщину, живых, мертвых или всех разом, а затем кивнул мне: - Идем.
Мы прошли по туннелю белой дорожки-позвоночника между рядами стройных ребер-скамей. На смену терпким ароматам морозного воздуха и гниющих листьев нос забил запах мокрого бетона и старого дерева. Белоснежность обрывалась плесневело-болотным ковром, что точно платок укрыл скромную парочку ступеней. На эдаком возвышении блестел неожиданной чистотой укрытый скатертью стол, края-плечи которого как бы уравновешивали две толстые желтые свечки. По бокам, точно пара постовых сторожили две золотые статуи мужчин. Впрочем, ни один из них так и не шевельнулся, ни когда Азар поднялся к ним, ни даже когда он чиркнул пальцами по фитилям, заставляя те загореться.
- Учила что-нибудь про стихию огня с Хальпареном? – спросил он, отряхивая руку.
- Ну, им можно вибрации подчища-ать, - Азар стянул меня за рукав, поставил посередине зала. – В целом, как очищение работает. Иногда как сигнал, з-з... - подумав, подтащил поближе к столу, - ...знак. Например, чтобы с кем-то пообщаться. И, - повернуть голову тоже не дал, - да все-все! Стою, говорю! Мог бы и сказать просто. Короче ты понял.
- Что-то вроде того, - тот сошел назад на пол, критично оглядывая постановку. - Если надо будет в будущем выйти самой – следи, чтобы с двух сторон от тебя что-то да горело. Вот еще что, - стянул с шеи шелковый палантин и протянул его мне вместе с телефоном. – Отдашь это все и беги назад. Буду ждать где-нибудь тут.
- А ты не видел, кто тут кроме нас был? – спросила я, распихивая передачки по карманам.
- Много кто, - прилетело в ответ уже со спины. - Кладбища – те еще толпосборники. Все, - позади скрипнула скамья, должно быть, сел. - Давай, активировала амулет, зажмурилась и бон вояж.
Нежелание раздражать итак нервного опекуна запихнуло переживания в котомку будущего. Пальцы нащупали хальсбанд. Крохотная рукоять повернулась.
Заметка.
Всегда жмуриться перед тем, как сделать что-то сверхъестественное.
Именно перед, чему бы там кто не учил. Я не особо любила фотографироваться, но, в реальности со вспышками такой силы, запретила бы съемку на законодательном уровне. Мир будто сделал снимок в очень темной комнате. В ушах зазвенело. Глаза сами спрятались за веками, наверное, чтобы пересмотреть идею дальнейшей службы. Решение вышло в мою пользу.
Свет понемногу разошелся на цвета и оттенки теней. Показались контуры зала, колон, уходящих в непостижимую зрением высь. Пустынное поле под кровом перламутрового тумана простиралось насколько хватало воображения, ни одной стрелочкой не указав возможные варианты вымощенных смыслом путей.
Звон тоже понемногу затихал, растворяясь в едва различимом шорохе трепета крыльев и ускользающем эхе моего дыхания.
Но и в этом изящном полотне созвучий нашлось место непонятному пушистому узелку мягко хлопающего шума и будто бы сотни голосов, ругавшихся на слабо-понятной мне помеси наречий. Этот комок оседлал секунды и с их течением подплывал все ближе, ударяясь о колонны и отращивая на пол пастельные тени.
- Lo shelat, quo to chreiázetai aftó o Gavriel?
- Lo haesek sheli. Mou eípan est te et halsband adducere.
Беспорядочные пятна понемногу стеклись в две вытянутые фигуры и будто бы двинулись в мою сторону. Я коснулась прохладного мрамора и подалась чуть вперед.
- Во имя Начальства! - восклицал теперь мужской, но сдобренный по-мальчишечьи вскинутыми, искристыми и почти горделивыми интонациями голос. – Я полководец, а не ювелир. Еще бумаги с ними прикажи разбирать, как в старые-нейтральные.
- Белый разобрал самостоятельно, - отвечал ему строгий, почти чеканный в своей невозмутимости, но уже женский. – Если необходим совет...
- Совет обойду, дражайшая, не-обходим сейчас только братец.
В голове звякнуло. Они знают Рафаэля, а значит найдут и где он может быть. Я было зашагала навстречу, но тут из теней выросли их обладатели.
Как-то раз зимой мы читали сказку про Снежную королеву. Книжка попалась с картинками, такими хорошими, что казалось, сотвори кто каплю чуда, и герои вылезут на свободу, займут нашу квартиру и даже вскоре заработают на оплату своей части коммунальных услуг. Впрочем, Правь с давних пор славилась у людей ловкой невидалью без мошенничества, так что удивляться ожившей Ледяной Деве в ее коридорах было бы странно. Суховатое лицо не смягчали даже золотистые лучи волос, передние пряди которых закололи к затылку, только точнее подчеркивая точеный перламутр черт. Не знаю, собиралась ли она жить со мной в комнате по соседству, но бояться ее не планировала. В конце концов, зеркало я могла только принести, а вот разбивать - уже на совести старших.
В противоположность спутнице, «полководец, а не ювелир» по энергии и жестикуляции сошел бы за колоритного итальянца. Темные волосы щекотали плечи, лезли спрятать резкие соболиные брови и до кипучего живой взгляд ястребино-колких глаз, отчего то и дело нетерпеливо откидывались назад. Он шел чуть впереди, стуча каблуками высоких сапог, по блеску смеющих соревноваться только с, возможно, недавно полыхавшим мечом, сейчас лениво крутившемся в его руках, и лишь шутливо отмахивался, возвращая клинок в подмигивающие золотом ножны:
- Не гуди, Рау, помилуй, не по тому соскучился.
Тут он словил меня за плечи, отодвигая в сторону с пути:
- У-опс, прости, круви 1, мы спешим. А нет, погоди, не прощай, - так и не выпустив плеч, вдруг повернул меня к себе, глянул на медальон, посмотрел в глаза, чуть сменившись в лице: - Вы из Братства?
- Я к папе на работу.
- Кому?
- Папе. Ну, Рафаэлю. Я подопечная его. И Азара. Знаете?
Старший закинул голову назад.
- Ай! Вот они узы, «на сколько можно судить», - выдал он, возвращая череп ровно на ось. - Я все пропустил. Тогда! - хлопнул меня по плечам, развернул на этот раз по направлению их пути, и повел вперед. - Пойдем с нами, тоже будешь рассказывать. Тебя как нарекли?
- Лили, а Вас? И это, - решила продолжить прежде, чем меня уведут не пойми куда, - не знаете, случайно, куда тут идти, чтобы кого-то найти? Он телефон забыл, надо передать.
- Михаил, - отозвался тот, не слишком реагируя, на мои попытки замедлить ход, - но ты зови другом. А были бы людьми, стал бы крестным. Таких обычно на роль и берут. А это, - он кивнул на коллегу, - Разиэль 4.
- Рагуил 3, - исправила она, приспустив веки.
- От друзей секретов не держат, - бросил Михаил, чему-то усмехнувшись. - Ась? Я за него, - отозвался он кому-то, будто бы около себя. Глаза его помутились, бровь вскочила вверх. - А вот мы уже и, та-ра-рам, гляну зал, да, минута и будем. А ну-ка сюда.
Впереди туман осеребрился лучистой дымкой. Колонны разошлись, выпуская нас на площадку, из которой в доступную лишь воображению высь вырастали виражи бесконечных белоснежно-невидимых лестниц. Ошметки облаков обволакивали осколки ступеней, но степенно расступались перед просторными рамами окон, сквозь синеву стекла которых сияли кристаллы сонных звезд.
Михаил повел по одной из них наверх, развернул меня за угол в новый коридор, наконец отпустил одну руку, толкнул больше похожую на пласт зеркала створку двери и кинул приветствие пистолетом двух пальцев от виска.
Присутствовавших было только двое. Мой опекун как всегда, игнорируя стоявший здесь же зеркально-прозрачный стул, сидел на краю стеклянного стола – единственным здесь, к сожалению, деталям интерьера, материализованным моему сознанию, с таким видом, будто к окружающему миру и всему в нем происходящему он не имел ровным счетом никакого отношения. В то время как его коллега, незнакомый мне, на первый взгляд молоденький, но довольно побито нервозный старший крутился вокруг подвешенного в воздухе кулона, посекундно то кидая в его сторону сверкающий вниманием прищур, то внося какие-то заметки в крученную скатерть бумаги. При виде нас тот кратко выдохнул и опустил свиток.
- Ну наконец.
- Как-то ты слишком счастлив меня видеть, - заметил Михаил. Брови снова полетели на лоб, но тут же упали, нахмурившись. - Не порядок. Ах, братец! – без передышки воскликнул он. Писчий захлопнул челюсть на место. - Тут дети твои без присмотра бегают, - мне снова, точно выбили пыль с одежды. - В каких облаках ты витаешь?
- Не выше, чем мне положено, - ответил Рафаэль, просияв обворожительной улыбкой.
- Уф! Заберешь иголочку назад или могу оставить?
- Ты сядешь или тебя пришило? – не выдержала Рагуил.
- Скорее прикололо. Забыл, что тут режим. Итак, ускорились.
Он вывернул стул к себе опустился и, блеснув сапогами, закинул ноги на стол. Рафаэль, все еще слегка улыбаясь, вышел ко мне и вывел назад в коридор, затворив дверь.
- Привет, солнце. Тебя Ази послал?
- Да, вот, - я протянула телефон и палантин, - передать просил.
- Лили.
На перекресте путей стоял Гавриил. Я перевела взгляд на Рафаэля.
- Зовет что ли?
Тот повел плечом.
- Сбегай. Ничего страшного, не бойся.
Любят они это приговаривать. Конечно, ничего. Особенно, если ты этих ребят на протяжении тысячелетий видишь. Привык уже. Да и когда я там кого боялась? Придумал ерунду какую-то. Пара раз не считается.
Гавриил соизволил дождаться пока высокоуважаемый представитель Братства вактаре нехотя прокружится на пятках и доскачет до него, и повел по коридору, минуя лестницы, уходящие в безэтажную пустоту, арки, будто бы никуда больше и не ведущие, и вскоре завернул в небольшую и пустоватую до прохладного безразличного эха комнату. Дверь за спиной неслышно затворилась.
Я посмотрела на Гавриила снизу-вверх. Тот едва уловимо кивнул в сторону. Там, над парой призрачных табуретов, парила шахматная доска. Вместо темных клеток здесь сверкали квадратные зеркала.
- Играешь?
- Учили, - поморщилась я.
Он поманил меня ближе, опустился на край стеклянного сиденья. Пальцы прошлись по головам зеркальных фигур, замерли над одной из пешек, сжали ей горло.
- Что делает эта?
- Сначала скачет, как лягушонок, - моя пешка, простая перламутровая, перемахнула через две клетки сразу, - потом черепахой ползает, а в итоге орлом оборачивается, ну, если до края доберется.
- А для чего ей туда добираться? – придушенную пленницу опустили на линию вперед.
- Корону напялить и, - я подвинула королеву по диагонали, оставив в приятном одиночестве у пограничной линии цифр, - стать свободнее.
- Разве статус дарует свободу?
- Власть он точно предоставляет.
- Но даже коронованные фигуры не ходят самостоятельно. Что-то ими движет, - горбатого коня погладили по щетинистой гриве, подхватили в воздух и вывели лениво пастись на светлом поле. - Кто-то.
За все это время в зеркала не упало ни капли серебра. Гавриил сидел, полуприкрыв ничего в общем-то не замечающие глаза. Сидел в ожидании чего-то. Сидел, едва не засыпая от скуки. Хоть ты задыхайся от обиды и от жалости, хоть падай колени у края обрыва, хоть катись с этого самого обрыва, куда нравится. Он оставался безразличен. Ну погляди на меня хотя бы сейчас. Я ведь не боюсь, и я тебе нужна, только не знаю зачем. Не могу понять. Проще поверить, чем понять. Но ему не слепая. Думай. Что ты хочешь сказать? Что вам всем вообще?
- То есть, - пробормотала я, хмурясь так, словно это помогло бы собрать мозги в кучу, - выгоднее быть за пределами доски?
Просьбу услышали, взгляды пересеклись. Улыбки не последовало, только выдох через ноздри, вроде смешка.
- Умница, - одними губами поощрил он. - Но видишь ли, даже на шаги игрока так или иначе что-то влияет. Например, - сдержанный жест в мою сторону, - его напарник.
- Что же теперь? Избавиться от напарника?
- Ни в коем случае. Иначе игры попросту не будет. Вопрос в том, что случиться, когда партия подойдет к концу.
- Кто-то победит, а кто-то.
- Да. Таковы правила. Но можно ли сделать так, чтобы выиграли все?
- И пусть никто не уйдет обиженный, - фыркнула я. – Не хотите проигрывать - не начинайте игру.
Гавриил коротко качнул головой.
- Игра уже идет.
- Тогда надо в корне менять правила. Но это будут уже не шахматы. И, - губы на миг сомкнулись, то ли уловив суть, то ли захватив крючок. Чем бы то не оказалось, закончить прежним тоном уже не получалось, и голос спустился в осторожный шепот: - Будет ли это. Хорошо весьма?
Выпад не произвел видимого впечатления, старший без особого интереса подтолкнул пешку еще на один шаг и как бы между прочим, бесстрастно спросил:
- А если сыграть в ничью?
- А смысл тогда от игры?
Гавриил снова посмотрел на меня.
- Хорошо, - и добавил: - Очень хорошо, - а затем указал взглядом на выход. – Думаю, тебе пора.
Когда дверь за спиной затворилась, я закатила глаза. Думает, вы посмотрите.
Хорошо. Что хорошо-то? Что хорошо? Очень хорошо. Мину умную состроил и довольный. А объяснять никто ничего не будет, ведь вырасту - пойму. Ну, правда, прожить оно надо примерно до пары тысячелетий, но кому твои проблемы интересны. А Начальство с ним! Вот, кстати, с ним ли? Или это он с. А мы что? Мы?
Рафаэль дожидался меня в зале. Я подскочила к нему, раскачиваясь на носках.
- Наговорились?
- Мучить тебя не будет, - улыбнулся он, а затем кивнул в сторону двери: - Договорились?
- Тут ничего не обещаю, - отозвалась я, скосив глаза. Поджала губы. Ткнула его пальчиком в руку. - Ты назад не скоро?
- Разреши мне тоже ничего не обещать. Присмотри за ним. Он, - складки шёлковой блузы колыхнулись вслед мягкому движению плеча, - правда старается.
- Рафаэль! - Михаил явился за его спиной, размахивая тем самым кулоном, точно лассо. Свободную же ладонь нарочно витиевато протянул вперед, точно передавая что-то крохотное. – Я иголку вернуть. У меня, говорят, уже есть одна не там, где надо.
- Благодарю, дома потанцуем, - сказал тот, сделал вид, будто прячет что-то в карман, наконец пожимая руку. - Как дела?
- Могло быть хуже, если бы не помощь лучшего в мире работника с проклятой, да простит Начальство меня бедового, бумажной волокитой Братства, благодарю всеми струнами и их вибрациями, - ладонь теперь легла на грудь, опущенную в шутливом полупоклоне. – Жаль с медальоном так легко не отделаться. Есть перерыв рассказать-намекнуть-поведать, как вы с... - он вдруг замолчал, пристально вглядываясь в лицо брата, и осторожно, почти шёпотом спросил: - Вы с Азаром что... поссорились?
- Что? – Рафаэля точно толкнули под солнечное сплетение, сбив дыхание. - Ни в коем случае! С чего ты, он что-то, Лили?
Он повернулся ко мне с видом готовности к смене Земных полюсов. Но Михаил уже сменил курс.
- А что тогда, Рыжий покусал?
- С ним виделись, - согласился он, на этот раз едва ли не готовясь проверить брату температуру, - но. Миш, что происходит?
- Ага, и что конкретно я пропустил?
- Брат, объяснись, прошу тебя, мне очень страшно.
Михаил указал пальцем куда-то в район шеи.
- Нити времени не добавилось с нашей последней встречи. Вообще.
- Это невозможно, - Рафаэль коснулся палантина, будто бы проверяя его наличие. Глаза то и дело подергивались мутным туманом, через миг снова сверкая голубым. – Лили, он в порядке?
- Когда уходила был, как всегда. Бледный и нервный.
- Я должен позвонить. Прошу прощения.
Он почти буквально, хотя крыльев у старших почему-то не видно, что Рафаэль, впрочем, неплохо компенсировал невесомым шагом, отлетел от нас, набирая номер. Михаил поднял брови, глянул на меня, вскинул их еще раз и, опершись плечом о стену, спросил:
- Тогда к тебе. С ранаре билась?
- А ругаться не будете?
- Только если проиграла.
- Тогда хвалите.
- А подробнее?
Я прищурилась, оглядела его с головы до ног. Затем вздернула нос и кивнула на меч.
- А можно помахаться?
- Уронишь.
- Зачем? Специально сломаю.
Сначала прилетел подзатыльник, но макушку тут же по-свойски потрепали. Михаил звякнул металлом и протянул мне ножны. На запястье сверкнул накрученный кулон. Сейчас его можно было разглядеть поближе, чего мне, правда, делать не стоило. Потрепанный шнур с подпеченной чернью расплавленного пятна на серебристой подвеске в виде тонкой охотничьей стрелы почесывал рукав непривычно чужой одежды без капли зеленого оттенка. А казалось, она осталась на дне листа. Впрочем, паника – способный иллюзионист.
- А тебе разве Рафаэль подраться не разрешал? - спросил он, наблюдая за моими попытками вытащить оружие на свободу, не кувыркнувшись через прогиб. - У них клинки дома ещё со времен разбора шляхты лежат.
- А мне его разрешение не очень-то и нужно, - соврала я. - А тебе стоило бы спросить, если с Братством ссориться не хочешь. Это, - кончик меча указал на хальсбанд, - мастера вещь.
- Вернем, как нюансы разберем. Ты им ранаре освободила, так?
Он слушал непривычно спокойно, так ни разу и не перебив. Разве что брови то и дело взлетали к челке, сползались к переносице или дергались под разрядами эмоций. Под конец рассказа покивал, подумал, зачем-то поблагодарил. Меч и ножны вернулись к хозяину. Прозвучали вежливые надежды на скорую встречу. И вот его силуэт уже маячил на ступенях.
Я поджала губы. Что-то мелкое, противно царапающее, как не срезанная с футболки этикетка, не давало спокойно развернутся на поиски выхода.
- Михаил! – тот приостановился, склонив голову набок. Сейчас или никогда. - А я все правильно сделала?
Примечания:
1. Херувимчик – крув (כרוב) плюс уменьшительно-ласкательный суффикс.
2. Разиэль - Тайны Бога (ивр.)
3. Рагуил - Друг Бога (ивр.)
Диалог Рагуил и Михаила не перевожу собственного веселья ради. Но подскажу, что тут намешаны иврит, латынь и греческий.