Глава 4. "Пока камера выключена"
Бум сидел в тёмной гримёрке, не двигаясь. Макияж давно стёрт, сменка валялась на полу. Весь свет — от уличного фонаря, бьющего сквозь жалюзи. Он держал в руке распечатку сцены — признание в любви, кульминация фильма. В ней было всё: вина, страсть, отчаяние, а главное — капитуляция. Его герой должен был сломаться.
Он читал реплики вслух и не мог понять, где кончается роль.
«Ты сломал меня, но я хочу, чтобы ты держал меня дальше».
«Я не знаю, кто я без тебя».
«Сделай с этим что хочешь».
Это были слова, которые он уже чувствовал. Не в фильме. В себе.
— Ты правда думаешь, что он сказал бы это? — спросил Бум на следующий день У, когда они готовились к сцене.
— Кто — он? Или ты?
— Персонаж.
У усмехнулся и подошёл ближе.
— Думаю, он бы сказал. Потому что он уже на дне. У него остался только ты.
Пауза.
— И ты это знаешь. Потому что ты сам так жил.
Бум напрягся.
— Не переходи черту. Это не часть сценария.
— А ты уверен? Ты сам подписался играть в фильме, который разрывает тебя изнутри. Не надо сейчас делать вид, что это всё просто работа.
Он говорил тихо. Не громко, не обвиняюще. Именно так, как умеют говорить люди, которые точно знают, куда надо нажать, чтобы ты усомнился в себе.
— Если ты не хочешь играть эту сцену — просто скажи. Я справлюсь с другим партнёром. Найдут дублёра. Но не ври себе, Бум. Ты тоже хочешь, чтобы это было правдой.
— Что?
— Что я всё ещё думаю о тебе. Что ты для меня не просто сцена. Что это — не игра. Что всё, что я делал — чтобы вернуть тебя. Потому что ты до сих пор смотришь на меня как на того, кто может тебя уничтожить.
Пауза.
— Но, может, ты просто хочешь, чтобы тебя уничтожили.
Бум отвернулся. Всё внутри кипело. Раздражение, страх, возбуждение. Он ненавидел, что У снова держит над ним власть. Что те же фразы, та же интонация, те же прикосновения, что раньше доводили его до бешенства, теперь вызывают дрожь. Он не мог понять, что из этого — правда, а что — манипуляция.
Сцену признания снимали ночью. Локация: заброшенный дом. Дождь лился из подстроенных установок, стены были влажные, холодные. Герой Бума должен был войти, растрёпанный, пьяный, потерянный. Герой У — ждать его в темноте, как якорь, как угроза, как спасение. И Бум должен был сказать то, чего не говорил шесть лет — на экране и вне его.
Они начали с первого дубля. Камера вращалась медленно, подбираясь ближе.
— Почему ты молчал? — шептал У.
— Потому что не хотел снова… тебя.
— А теперь?
— Теперь хочу. Даже если больно. Даже если лжёшь. Даже если снова исчезнешь.
— Скажи это.
— Я… — Бум замер. — Я твой. Всё ещё. Всегда был.
По сценарию — поцелуй. Но У подошёл медленнее. Взял его лицо в ладони. И прошептал не по сценарию:
— Я знал. Я просто ждал, пока ты перестанешь врать себе.
Они не слышали «стоп». Режиссёр не вмешался. Камера продолжала снимать, когда У толкнул Бума к стене, целовал, как будто голодный. Как будто это не часть сцены — а момент, за который он ждал годы.
Когда дубль закончился, Бум стоял, прижимаясь к холодной штукатурке. Он не чувствовал ног. Не знал, кто он. Не понимал, были ли эти слова из сценария. Или они снова играют без текста.
На следующий день он не пришёл на площадку. Режиссёр звонил, ассистенты стучались в номер. У прислал сообщение:
«Если боишься — значит, всё по-настоящему. Не исчезай. Слабость — это часть роли. И тебя.»
Бум выключил телефон.
Он лежал на кровати в гостинице, вспоминая их школьные сцены, первый спектакль, первый случайный поцелуй за кулисами, когда никто не смотрел. Он вспомнил, как тогда ночью не спал до рассвета, не зная, радоваться или бояться.
Он вспоминал, как У всегда знал, что сказать, чтобы поколебать уверенность. Как доводил до грани. А потом вытягивал назад, будто спасал. Как будто был нужен.
Это и был настоящий газ. Он обволакивал. Тепло. Опасно. Не сразу понятно.
На следующий день Бум вернулся.
У стоял на площадке, обсуждая свет с оператором. Он заметил Бума, и на лице появилась привычная полуулыбка:
— Я знал, что ты не уйдёшь. Ты никогда не уходишь полностью.
Бум подошёл, встал прямо.
— Скажи мне одно. Всё это — правда?
У чуть склонил голову.
— А ты сам ещё можешь отличить правду от текста?
— Я не знаю.
— Тогда скажу тебе, как актёру: правда — то, что ты чувствуешь в кадре. Всё остальное — не имеет значения.
И он пошёл вперёд, мимо, но рука скользнула по спине Бума, оставляя невидимую метку.
В ту ночь Бум записал в своём блокноте:
Я не знаю, где заканчиваюсь я и начинается он. Он умеет разрушать — красиво, мягко, незаметно. Я чувствую, что исчезаю, когда рядом с ним. Но, может, я этого и хочу.
И если он держит меня — я позволяю.